У Вардии умер её очередной муж. "Уж не чёрная ли я вдова? - горько смеялась она. - Приношу несчастье мужчинам, которые меня любят". А любили её в жизни многие, и каждый раз она выходила замуж. "Но уже хватит, пора старой ассирийке думать не о мужчинах, а о дочерях и внуках", - решила Вардия и переехала к младшей дочери, которая только что рассталась с Закхеем. "Лилите я не нужна, а тебе я многое напортила в жизни, а сейчас помогу!" - сказала она Семирамиде. Та уже успела забыть про времена, когда мать выбила в Москве квартиру, позволяла ей сидеть дома с ребёнком, не работая и не думая, откуда что берётся. Сейчас в её восприятии она была несчастной больной женщиной, которая сама нуждается в помощи. Однако очень скоро дочь поняла, что она, со всем её опытом рыночной торговли и умением "из рубля сделать сто", всего лишь ребёнок перед своей матерью.
Конец восьмидесятых годов двадцатого века позволил многим предприимчивым людям в Советском Союзе заняться бизнесом. Правил никаких не было, риск был велик. Состояния внезапно появлялись и так же стремительно и бесследно исчезали. Но мать и дочь начали общий бизнес: стали возить краску для волос из Польши. В это время они быстро разбогатели. Торговля шла бойко, и вскоре они возили фурами не только краску, но и другие товары.
Купили несколько домов. Ездили с личными водителями. Жили на широкую ногу, брали долги под проценты, хотя могли бы где-то сэкономить. У Семирамиды стали появляться барские замашки, а мать её одёргивала:
- Нет, дочка, поверь моему жизненному опыту: богатство приходит и уходит. Легче тем, у кого жизнь ровная, без взлётов, нет у них и очень уж болезненных падений!
- Так она же скучная, такая жизнь! - смеясь отвечала Семирамида, которую богатство, неожиданно свалившееся ей на голову, пьянило не хуже вина.
- Я бы предпочла поскучать, чем веселиться в Мордовии, - грустно сказала Вардия.
- Ну, к чему такие мысли! Все будет хорошо, жизнь коротка, нам нужно успеть повеселиться! - возражала ей дочь.
- Не надо слишком веселиться, а то не пришлось бы слишком горько потом плакать! - покачала головой мать, зная, что её слова пока не будут услышаны.
А между тем родственники, раньше не желавшие о них и слышать, стали все чаще появляться, говоря о том, как любят их. Даже Вардгес, который раньше не хотел их знать, стал к ним приходить все чаще. Первый раз, придя, он обнял мать и бабушку, заплакал, сказал, что просит у них прощения за то, что избегал общения с ними.
- Мне нет оправдания! - сказал он. - Простите меня!
И Вардия, и Семирамида, которым он целовал руки, тут же растаяли. Они были уже опытными женщинами, и, конечно, чувствовали фальшь, но ведь верить всегда хочется в то, во что хочется. А им хотелось верить, что их мальчик нашёл в себе силы преодолеть то, что внушала ему Лилита. Он приходил со смиренным видом, кротко глядя в глаза то Вардии, то Семирамиде, говорил, что тётя Лилита описывала ему их совсем не такими, какие они на самом деле.
- Я горжусь, что я твой сын, - говорил он матери, а бабушке цветасто объяснял, какой гордостью его сердце переполняется от сознания, что он её внук.
На его глазах были слезы: как ему не верить, что он искренен в своих словах? Лишь через несколько встреч Вардгес начал рассказывать о своих жизненных трудностях, которые его преследуют; как ужасно тяжело с ними бороться.
- Но я же не могу просить у женщин, зарабатывающих все своим трудом! - заявлял он так уверенно, что усомниться в его искренности казалось кощунством. - Вы для меня пример того, как нужно жить и работать, глядя на который я и сам смогу сделать многое: ведь я мужчина, значит, должен уметь больше. Если только трудности, которые сейчас меня преследуют, не погубят меня совсем; ведь, как говорил Ницше, все, что нас не убивает - делает нас сильнее.
Так что он ничего не просил, а женщины, чувствовавшие свою вину перед ним, сами стремились что-то ему дать. Сначала немного, потом больше, а затем он и сам стал просить, после и требовать, забыв свои недавние слова о том, что всего добьётся сам… Лёгкие деньги не пошли Вардгесу впрок - он пристрастился к наркотикам. В итоге влип в историю, ему грозило от шести до пятнадцати лет заключения. Опытная в таких делах Вардия кому надо дала взятку - приговорили к трём годам. И она три года содержала целый лагерь, чтобы внуку её там было комфортно… Вардгеса выпустили, мать и дочь подумали, что теперь у них все наладится. И тут подскочил доллар, а многие долги были в долларах. Отдавать пришлось уже совсем другую сумму. В это же самое время Вардия, несмотря на трудности, дала взаймы без процентов три тысячи долларов одному приезжему молодому ассирийцу. Когда же пришло время отдавать долг, он исчез… Во времена расцвета семейного бизнеса мать с дочерью купили несколько домов и коммуналку. Чтобы отдать долги, пришлось дома продать, осталась одна коммуналка. И в этот момент после долгого отсутствия появился Закхей. Он сказал, что проигрался в автоматах, его убьют, если он не отдаст долг. Семирамида с горечью посмотрела на того, кто совсем ещё недавно так её любил, что она была готова ответить ему взаимностью. Теперь перед ней был больной человек, которому игра была дороже женщины, которую он любил больше всего на свете, дороже их дочерей.
- Я помогу тебе, - сказала Семирамида. - Но ты должен понимать, что я отдаю тебе все, что у меня есть, в память о том, как ты меня любил. У нас вместе ничего уже не получится. Но ты сам для себя, в память о той любви, которая когда-то жила в твоём сердце, найди, наконец, в себе силы измениться и стать человеком, а не игроманом!
Она продала последнюю коммуналку, отдала ему деньги, чтобы его не убили. Он долги отдал, опять проигрался и уехал на Украину. Но Семирамида все же не жалела, что отдала последнее, что у неё было, человеку, который её когда-то любил. Вардия тоже её не ругала. "Может ты и права, - грустно сказала она. - Но вот как мы с тобой будем теперь жить? И главное - как будут жить твои бедняжки дочки?"
Возвращение в подвал
Мать и дочь, оставшись ни с чем, сняли домик неподалёку от нахичеванского рынка. Стали торговать бижутерией. Резкая смена социального статуса привела к тому, что они быстро стали опускаться все ниже. Родня от них отвернулась, а первый - Вардгес: без денег они были ему не нужны. Он не испытывал ни малейшей благодарности за то, что бабушка и мать сделали для него. Более того, он обвинил их в том, что попал в заключение, заявив, что это их неправедно нажитые деньги и дурная наследственность оказали на него такое разрушительное влияние.
Семирамида пила все больше: на рынке - кофе с коньяком, в котором кофе уже почти не было, а дома - водку перед зеркалом. Отражение давало иллюзию, что она пьёт не одна, а, значит, не алкоголичка.
Она не знала, как поправить своё положение. Ассирийка и так была большой фантазёркой, а алкоголь придавал её фантазиям болезненный характер. Где-то она услышала, что можно продать свою почку. Недолго думая, дала объявление в несколько газет о том, что хочет произвести такую сделку. "Ну, что ты за дура! - ругала её мать. - Как ты будешь жить без почки? Да и кому твоя пропитая почка нужна?"
- Нет, - хитро улыбаясь, ответила ей дочь. В одной руке у неё был налитый по рубчик гранёный стакан с водкой, в другой - долька лимона. Она смотрелась в зеркало, находя, что очень недурна…
- Что нет?
- Ты не права! Её купят, и мы поправим наши дела! И никакая она не пропитая! У нас все получится, мы опять заживём!
- Глупенькая ты моя, - заплакала Вардия и обняла дочь. - До чего же ты дошла!
Покупателей не нашлось, а вот репортёры начали приходить вереницей. Сначала статьи были в местной прессе, потом и в московской. Лишь некоторое время спустя Семирамида поняла, что над ней смеются…
Они ещё недавно были богатыми, а сейчас стали бомжами. Только у Вардии был паспорт с пропиской - её фиктивно прописала одна пожалевшая её малознакомая женщина, чтобы она могла получать пенсию.
Семирамида заявила матери:
- Мы очень многим с тобой помогали. Поэтому помогут и нам!
- Кто - родственники, которые и знаться с нами не хотят? - горько усмехнулась Вардия.
- Нет, не родственники! - хитро улыбнулась дочь и залпом выпила полстакана водки. - Сейчас появился интернет, я напишу там обращение, и мы очень скоро не будем знать, куда девать деньги!
Сначала она обратилась к ассирийцам всего мира с просьбой помочь, но никто не прислал даже рубля. Затем было обращение к людям всего мира с тем же результатом. Над тем, где именно размещено её обращение, сколько людей его прочитало, посещает ли кто-то вообще этот сайт, женщина не задумывалась. Она считала, что раз в интернете написано, то, значит, все люди мира об их беде знают. "Никому мы не нужны!" - с горечью заявила она матери.
Вардия, мыслившая более реально, чем её дочь, обратилась к главе ассирийской диаспоры Ростова-на-Дону. Он дал семьсот рублей из своих личных средств, но положения это спасти не могло. "Мне стыдно за мой народ, мне стыдно, что я ассирийка!" - пронзительно кричала Семирамида, узнав о том, каким оказался итог хлопот её матери. "Ладно, хоть это дал!" - грустно усмехнулась та, не питавшая, в отличие от дочери, никаких иллюзий по отношению к жизни. Нечем было платить за съёмный дом, пришлось идти в подвал, в котором они когда-то жили. Тридцать лет уже прошло, как мать и дочь покинули его, а теперь в нем пришлось жить и дочерям Семирамиды, которая все больше пила и все меньше верила кому бы то ни было. Подвал был пустой, сырой и холодный.
Ростов-на-Дону - большой южный город всего в ста километрах от Украины. В нем всегда много приезжих, среди местных жителей - люди разных национальностей. В самом центре Ростова, в родной для Семирамиды Нахичевани, бывшей когда-то самостоятельным городом, на месте, где стояла статуя императрицы Екатерины, теперь возвышается памятник Карлу Марксу. По замыслу устанавливавших его творцов новой социалистической реальности, создатель марксистского учения должен был осенять собой город, являясь своего рода религиозным символом отказавшейся от религии страны.
В Нахичевани и сейчас много старых домов, признанных памятниками архитектуры. Некоторые из них стоят пустыми с заколоченными окнами.
Сегодня бытовые условия, в которых живут люди в России, в основном изменились в лучшую сторону по сравнению с концом прошлого века. Уже сложно представить себе, что целую семью может обрадовать возможность жить в полуподвальчике. Но есть такие семьи и сегодня, а что говорить про рубеж второго и третьего тысячелетий, когда в России много людей из-за своей наивности и неумения жить в условиях дикого капитализма потеряли права на жильё!
…Заселились они в него самовольно, не спросив ни у кого разрешения. Семирамида рассудила так, что раз они в нем раньше жили, а сейчас там никто не живёт, то у них все законные права на него. А Вардия, усмехаясь наивности дочери, думала, что если спросить, то не разрешат, а так хоть можно будет пожить, пока не выгонят.
Осень в этом году была промозгла. Дождь лил постоянно, холодный ветер пронизывал насквозь. Старое жильё ассириек не спасало от холода; они со страхом думали, как будут жить там зимой.
Продавец часов
На рынке, где торговала ассирийка, недалеко от её места, работал мужчина, который продавал часы. Они познакомились и иногда подолгу беседовали. Он был верующим и рассказывал о вещах, которые Семирамиде были тогда непонятны. Говорил о том, что если попросить о чем-то Господа с верой, то Он, пусть не сразу, но обязательно поможет. Это казалось ей чем-то, никак с ней не связанным. Она пила уже до потери сознания. Ей надоело бороться, будущее страшило. А новый друг продолжал рассказывать. Говорил о святых и их подвигах, и что Бог не гнушается падшими людьми, что все происходящее случается не без Его воли; говорил о свободе выбора, определяющем судьбу человека.
- Если попросить Господа с верой, то Он поможет, обязательно поможет! - уверенно говорил мужчина.
- Кому здесь можно помочь! - горько воскликнула пьяная ассирийка. - Её нет, той, кому помочь было можно! То, что есть…
Она заплакала, и сквозь слезы пробормотала:
- В детстве я все мечтала о сказочной царице, имя которой ношу, что буду такой же прекрасной, как она… И вот во что превратилась…
- Перед Богом ты так же прекрасна, как прекрасна в твоих глазах сказочная царица, имя которой ты носишь, и даже ещё прекраснее, - ответил ей продавец часов.
Семирамида горько усмехнулась и спросила:
- Скажи, я вот не пойму: кому может понравиться пьяная женщина? Да никому! Но ты бросаешь свой товар, садишься со мной рядом и говоришь о Боге. Зачем это нужно тебе?
- Ничего в этом мире не происходит случайно. Наверное, эти разговоры необходимы.
- Кому? Я же сама гублю себя! - со слезами на глазах воскликнула женщина. - Наверное, и Богу противно на меня смотреть!
- Нет. Он же знает, что просто так никто себя не губит. Обратись к Нему с верой, и ты получишь помощь!
- Как поверить в то, что не видишь? Как говорить с Тем, Кто не осязаем?
Ответа на эти вопросы женщина не захотела услышать; разговор и так отнял у неё очень много сил.
Но ответ на эти вопросы неожиданно пришёл. У Семирамиды появилась ещё одна знакомая - живущая в миру монахиня. Она тоже много с ней разговаривала, приносила духовную литературу.
- В твоих книгах очень много и понятно написано, какой Господь и что Он сделал для нашего спасения, - сказала ей как-то ассирийка. - Продавец часов не смог мне это объяснить…
- Зато он заставил тебя задуматься над этими вопросами.
Однажды монахиня принесла толстую старинную книгу. "Житие и чудеса Св. Николая Чудотворца и слава его в России", - прочитала Семирамида на обложке и по привычке взглянула на год издания: 1899.
- Я когда-то любила читать, - сказала она. - Но это очень большая книга, всю мне её не осилить. Знаешь, у меня раньше была дурная привычка: открыть книгу и примерить на своё будущее то, что откроется.
- Действительно, дурная! - воскликнула подруга. - Это до добра не доводит!
- Как видишь, не довело уже, хотя не думаю, что это главное, из-за чего я стала такой, - с горькой усмешкой сказала ассирийка.
- Но ты, надеюсь, не хочешь на святой книге гадать?
- Нет, я просто прочитаю страничку для душевной пользы, - ответила Семирамида, и было непонятно, что же она думает на самом деле.
Она начала читать на пятьсот девяносто девятой странице, затем прочитала и то, что было на шестисотой. Хотя дореволюционная орфография немного её сбивала, содержание прочитанного показалось очень интересным:
"Сын Томского жителя Ивана Момотова, ещё отрок, Василий в течение трёх месяцев так страдал "от мученья бесовского", что лишился ума, памяти и всей телесной крепости, не был в состоянии ни двигаться, ни владеть своими членами и лежал совершенно расслабленный. Сколько ни призывал отец врачей к сыну, ни один из них не помог больному в этих его муках, пока, наконец, не посетил страдающего чудесный помощник - Святитель Николай. Лежал однажды этот отрок полуживой от болезни, и вот явился ему наяву муж благолепный, в архиерейской одежде, с белой сияющей бородой, подошёл к постели больного и сказал ему: "встань". - "Не могу, господи мой, встать, отвечал отрок, потому что совершенно не имею крепости телесной." Тогда старец взял его за руку и поднял, говоря: "Мною, рабом Своим, повелевает тебе Владыка мой Христос встать с этого одра и быть здоровым". В полном уже сознании в ответ на это отрок воскликнул: "Какую благодарность я воздам тебе, господи мой, за такое твоё милостивое посещение меня?!" Старец сказал ему: "Сейчас встань, иди в соборную церковь и пой благодарственный молебен за своё исцеление Богу, в Троице славимому, Пресвятой Богородице и Святителю Николаю Чудотворцу, пред его образом, что в соборной церкви, на правой стороне, в приделе его, где обыкновенно стоят воеводы, и попроси священников освятить воду; воды же этой возьми из колодезя, что у рва глубокого. Если все это исполнишь, то благодатию Христовой от болезни совершенно освободишься". Тотчас отрок отправился к отцу и рассказал ему о всем явлении. Услышав обо всем и увидевши сына неожиданно вставшим и почти здоровым, отец немедленно поспешил с сыном в церковь - исполнить все повеленное Чудотворцем, и с радостью и хвалой милостивому Угоднику возвратился домой с отроком, совершенно разумным и здоровым".
- Наверное, это очень важная книга, но у меня сейчас нет сил читать дальше, - сказала она, закончив чтение…
Они с монахиней часто вместе ездили в Иверский монастырь. Семирамида не раз пыталась бросить пить, обращалась и к экстрасенсам, теперь же решила молиться.
Однажды на службе в Иверском монастыре она закрыла глаза и оказалась на каком-то пустыре. Вокруг было все бело; она что-то кому-то говорила, просила обо всех родных. Потом открыла глаза - вокруг опять служба, все поют, молятся… То, что случилось на службе, беспокоило ассирийку, и она решила рассказать об этом своему верующему другу. Но тот, хотя читал духовную литературу, не знал о том, что такое алкогольные психозы.
- Это Матерь Божия допустила тебя рассказать Ей о том, что гнетёт твою душу, - сказал он.
- А как рассказать?
- Если не знаешь молитв, то говори своими словами то, что хочешь сказать, о чем хочешь попросить. Это и есть сердечная молитва. Она идёт от сердца, а не от разума. Если ты будешь верить, что тебе помогут, то тебе обязательно помогут, а если не верить, то лучше и не начинать просить. По вере и даётся…
Это был период, в который она или пила, или молилась… Днём пила кофе с коньяком, а ночью садилась на постели и своими словами обращалась ко всем, о ком рассказывали ей монахиня и продавец часов, а потом и к умершим родственникам, чтобы и они ей помогли…
Однажды на рынке Семирамида случайно заметила Карине. Обида на подругу, которая её предала, тут же пронзила все её существо. Ассирийка залпом выпила чашку кофе с коньяком, в которой коньяка было в три раза больше, чем кофе, и пронзительно закричала:
- Ах ты, лживая ослица с сердцем крысы! Как носит тебя земля, отродье змеи!
Карине вздрогнула, присмотрелась и, узнав свою бывшую подругу, с деланой любезностью сказала:
- Семирамида, что с тобой, дорогая? Я чуть было не подумала, что это какая-то котиха здесь кричит!
- Котиха? Ах ты падаль! Да, выпила я немного кофе с коньяком! - закричала ассирийка, которая выпила в этот день в общей сложности уже почти бутылку коньяка и чашку кофе, но считавшая, что она не пьяница, потому что пьёт кофе, в который просто добавляет немного коньяка, чтобы укрепить силы.
- Да, время оказалось жестоко к тебе, - с притворной грустью сказала Карине, с удовольствием отметив про себя, что она-то сохранилась очень даже ничего.
- Сейчас я к тебе окажусь жестокой, - злобно сказала Семирамида, глаза которой налились кровью.
Армянка не на шутку испугалась. Но тут подоспел продавец часов, он всегда умел успокоить ассирийку, и Карине удалось уйти.
- Зачем ты меня остановил? - горько спросила своего друга больная женщина.
- А что изменилось бы, если бы ты что-то плохое ей сейчас сделала? Тебе бы стало легче?