* * *
Вынырнул из безвестности Пуля.
Лет пять назад он бывал в нашей компании и отличался патологической скромностью. Я тоже не бог весть как развязен, но рядом с Пулей казался нахальным, как Ноздрев. Пулю роковым образом никто не слушал. Не в смысле "не слушался" - это уж само собой, - но элементарно не выслушивал: стоило ему раскрыть рот и начать что-нибудь рассказывать, тотчас кто-нибудь перебивал - и не со злости: его просто-напросто не слышали, хотя говорил он вполне внятно и достаточно громко. Вообще-то его даже любили - как раз за скромность и особенно за то, что он отличался редкой ныне способностью краснеть по самым неожиданным и невинным поводам. Витька Китаев называл его не очень оригинально Барышней, но не привилось, он остался Пулей, потому что родители имели неосторожность наградить его именем Ипполит. (Что они, Ильфа и Петрова не читали?)
Я перебивал Пулю так же бесцеремонно, как и остальные (мне к тому же нравилось, что есть некто еще скованнее меня), но как-то раз мы остались вдвоем, и Пуля разговорился. Я узнал, что у него есть оригинальные идеи, что он что-то изобретает. Он подвизался в новейшей отрасли науки под названием голография; произнося это слово, Пуля краснел: слово явно казалось ему не совсем приличным.
В довершение несчастный Пуля был влюблен, и, конечно, самым неудачным образом. Его любовь была девицей необычайно красивой, и это, как водится, компенсировало весьма средние умственные способности; звали ее Эллой Точилкиной, а поскольку она училась в медицинском, Витька Китаев весьма удачно переименовал ее в Лушку Лечилкину. Он же за ней и ухаживал более успешно. А Пуля вел себя так, как и подобает классическому робкому влюбленному: таскал без конца цветы, был у нее на побегушках - вплоть до записок тому же Витьке. Жалкая картина. Но может быть, он так создан, что в любви ему и нужно унижение? Может быть, нормальная роль победительного влюбленного его бы не удовлетворила? Эту теорию тоже проповедовал Витька, она служила моральной базой для его шашней с Лушкой Лечилкиной.
Потом Пуля исчез. Говорили, уехал не то в Новосибирск, не то во Владивосток. И Лушка исчезла, тем более что Витька женился, но не на ней.
И вдруг пожалуйста: явился Пуля! Торжествующий, уверенный в себе. Кандидат, пишет докторскую, сделал-таки свое открытие, получил премию, хотя пока и не Ленинскую. Если судить по званиям и регалиям, он всех в нашей компании обогнал.
Привез свое детище: трехминутный голографический фильм. Первый в мире. Зрелище удивительное: абсолютная реальность. В комнате возникает сад, входит девушка, рвет цветы. Можно обойти, заглянуть сбоку, сверху.
С нами Пуля разговаривает снисходительно. Витьку похлопал по плечу:
- Ну как, старик, девочки еще любят?
Я спросил, не слышал ли он про Эллу. (Лушкой при Пуле мы ее никогда не называли.)
- Лушка-то? А ты не знал? Я же на ней сдуру женился. Недавно кое-как избавился. Сказал: уфф!
Наверное, Пуля ничего не забыл, ни одного своего унижения. Хуже того, еще тогда он, должно быть, твердил ночью в подушку: "Погодите, вы еще ахнете! Я еще вам покажу, кто такой Ипполит!" Значит, чтобы уважать себя, ему недостаточно было быть самим собой, ему нужно было свидетельство с печатью, удостоверяющее его значительность и самобытность: открытие, премия, степень. Что ж, такие характеры для общества полезны: открытие-то он сделал нужное!
Пуля сделал открытие, а открытие сделало Пулю. Как принято теперь выражаться: обратная связь.
* * *
Ну а кто не меняется от успеха? Я бы не изменился? Надеюсь, хватило бы вкуса не держаться снисходительно с теми, кем раньше восхищался, но изменился бы, никуда не денешься. И вообще мы хоть немного знаем только самих себя. А начинаем судить - сразу выходит шарж. Только не дружеский.
И что же я совсем не завидую Пуле? Если отбросить регалии - хотя бы за то, что он занят своим делом. Человек на своем месте.
* * *
Я мечтаю о счастливой, захватывающей работе, как юноша мечтает об идеальной любви. Безответный производственный роман.
* * *
А вот у Мужики (все-таки стараюсь не склонять) производственный роман счастливый. Был у них в лаборатории. Завидно.
* * *
Позвонила Надя, позвала на выставку. Шестеро художников, в том числе она. Гораздо лучше остальных пяти, это можно утверждать беспристрастно. Свое лицо! Но я и раньше знал, что она молодец. Ну не судьба ей любить меня - что поделаешь. Наверное, она для этого слишком занята. Не в смысле времени, а в смысле душевного содержания. Если бы я очень старался, надеюсь, она бы в конце концов позволила бы мне любить себя - ей тоже нужно тепло в жизни. Но я хотел быть любимым - на это она не способна: душевные силы тратятся на другое. Согревать не способна.
Во мне уже перегорело. Было грустно, но элегически.
* * *
Все-таки я должен быть Наде благодарен: за честность. Она мною пренебрегала - и делала это открыто. А ведь стоило чуть притвориться - немного внимания, капля нежности, - и я так и остался бы верным псом. Жалкое состояние.
* * *
Муза потерялась. Спустил ее как обычно около Инженерного замка, потом вышли на Садовую, тут бы сразу взять на поводок, но я почему-то не торопился, подошли к трамвайной остановке - и вдруг она вскочила в стоящий трамвай, тотчас закрылись двери, и она укатила. Привыкла с первым хозяином, что ли? Я бросился к памятнику Суворову, где следующая остановка - выскочит, станет меня искать! - нет. На трамвайном кольце - нет. Дома - нет.
Страшно за нее: попадет под машину?! Поймают отловщики для вивария?! И угрызения совести: ведь в какой-то момент почувствовал облегчение - свобода от ранних вставаний, от прогулок три раза в день. Неужели я способен предать ради своего комфорта?!
* * *
У Музы была манера что-нибудь самое вкусное, по ее мнению, кость из супа, например, - принести и положить мне к ногам. Добрая душа! Была манера…
* * *
Не люблю никаких символических и ритуальных действий: бросания монетки в море, присаживания перед дорогой. Когда все же оказываюсь вовлечен - смешно стоять, если все многозначительно сели, - чувствую себя неловко.
И если бы ограничивалось монетками и присаживаниями! Вокруг настоящий ренессанс суеверий! Поминутно слышишь о гороскопах, почти каждый нынче знает, кто он, - Рыба, Телец или Скорпион, и с кем союз для него благоприятен, а с кем нет. При встрече Нового года авторитетно объявляется, какой год наступает: Дракона, или Змеи, или Тигра, и какого, следовательно, цвета платье рекомендуется носить. Говорится не только в шутку, многие верят всерьез, пытаются следовать гороскопическим рекомендациям. Ужасно хочется волшебства, мистики, мифологии, слабым душам иначе скучно и холодно в мире.
Но что смешно: когда-то гороскопы были хотя бы индивидуальны, момент рождения учитывался до минут, равно как и место. В наш век массового производства астрологи тоже перешли на выпуск ширпотреба: всех родившихся на протяжении месяца верстают в одну судьбу. Год значения не имеет, так что на все человечество отпущено двенадцать вариантов судеб. Но проглатывают и это - значит, устраивает.
* * *
В романах предчувствия, сны, видения и прочее всегда так или иначе сбываются, в том числе и у советских авторов, стопроцентных атеистов.
* * *
Муза нашлась. Подобрали добрые люди, нашли меня по номеру на ошейнике. Всего обпрыгала, всего обслюнила!
Я был рад вдвойне: и по-человечески, и назло своей подлости. Интересно, это только у меня на задворках сознания мелькают такие подлые мысли: предать собаку, потому что устал от прогулок, или могут быть у всех, а порядочные люди отличаются тем, что вовремя свою подлость подавляют?
Вслух-то и я ничего не скажу…
* * *
Может быть, со временем деятельность человечества беспредельно разовьется, приобретет межзвездные масштабы, и придется беспокоиться о сохранности Галактики так же, как сейчас начинаем беспокоиться о сохранности Земли.
* * *
Слишком много шума из-за любви. Литература наполнена ею процентов на девяносто. Потому что литература веками создавалась представителями праздных классов: кроме как любовью, им нечем было заполнить жизнь. И в конце концов поколения писателей убедили всех, что любовь - главное содержание жизни. (Еще бы, столько веков непрерывной рекламы!) Плохо, что убедили в этом нас - ведь современная жизнь требует столько душевных сил, что не можем мы тратить их на одну любовь. И это нормально. Но мы-то по-прежнему верим, что любовь всемогуща, всепроникающа! И когда собственная наша любовь гораздо скромнее, считаем, что нам не повезло, только нам, обвиняем наших возлюбленных. Нет, про любовь не скажешь ничего плохого - если только она знает свое место.
* * *
Когда-то я читал рассказ, в котором одна девочка все время спрашивала: "Почему не сейчас?" Рассказ фантастический, и девочка рассуждала так: если в будущем непременно изобретут разные технические чудеса, почему нельзя их изобрести уже сейчас? И не только спрашивала, но сама же и изобретала все что попало. Ею двигала уверенность, что изобретут непременно - вся суть в этом непременно!
Я тоже постоянно задаю себе этот вопрос: почему не сейчас?! Но не о технических чудесах. Об образе жизни, что ли. Ну невозможно же, чтобы будущий Человек, достигнув моральных высот (а если не достигнет, так о чем мечтать?), развлекался убийством беззащитных животных - так почему не сейчас? Невозможно, чтобы Он же одурманивался алкоголем - так почему не сейчас? Раз человечество непременно должно покончить с этими гнусностями - почему не сейчас?!
Говорят о пережитках, о постепенном воспитании, но в какой-то момент нужна революция - так кому совершать ее, как не нам, нации революционной?! Будущего нельзя пассивно ждать, его нужно приближать - так почему не сейчас? Вот взять и изъять все охотничьи ружья - ну кто-то поскучает год или три, а потом ружье просто выйдет из обихода! Или с водкой. Когда приводят в пример крах американского сухого закона, забывают, что у нас невозможны, к счастью, гангстерские синдикаты. А есть другой пример: сухой закон в России во время империалистической войны - психиатрическая статистика отреагировала сразу: почти исчезли алкогольные психозы. Или пример совсем близкий: во время строительства КамАЗа сухой закон в Набережных Челнах. Всего-то дел было - съездить за водкой через Каму, но почти никто не ездил. Другое дело, что сухой закон не уничтожит алкоголизм стопроцентно - будут и самогонщики, будут и политурщики. Но стопроцентных средств вообще нет в природе! Если требовать стопроцентных средств, медицину пришлось бы закрыть тотчас. Прославленные антибиотики излечивают инфекции процентов на восемьдесят - и медицина справедливо делится на эры: эра до антибиотиков, эра антибиотиков! И сухой закон дал бы эффект процентов восемьдесят - и это было бы эрой в жизни нации! А если только покачивать головой, говорить о воспитании да о том, что не водка виновата, а пьяницы - читал тут недавно статью одного писателя! - так и через сто лет ничего не изменится! Нужно действовать!
Так почему не сейчас?!
* * *
Если бы я мог, я бы написал фантастический роман. Герой живет при полном коммунизме, все ему доступно, все дано, но он ничего не может дать взамен, потому что начисто лишен талантов. Работать все-таки нужно, иначе жизнь пуста, и он работает. Но это унизительно, это хуже безделья - делать примитивную работу, с которой легко справятся автоматы!
И особенно унижает собственная никчемность, потому что вокруг одаренные люди!
Пусть бы у него был брат - многосторонний талант. Все брату дается легко - и наука, и спорт, и в музыке он почти профессионал. Рядом с таким братом особенно тяжело. Герой невольно думает: в чем причина? Гены-то у них с братом, по идее, одинаковые!
Как преодолеть последнее и самое безнадежное неравенство - биологическое?
Неужели ситуация безнадежная?
* * *
Обижен не людьми и не обществом - вот в чем трагедия. С людьми можно бороться, общество перестроить. Но что делать тому, кто обижен природой?
* * *
Но вопреки всему, я бы дал моему герою надежду! В один прекрасный день он пришел бы к мысли, что можно тренировать способности, как тренируют мышцы. Ведь способности - это нервная организация, нечто материальное и, следовательно, поддающееся тренировке.
Одни рождаются от природы силачами, другие от рождения хилые, но упорными тренировками - если захотят - становятся сильнее природных силачей. Этим никого не удивишь. То же, что с силами физическими, нужно делать и с силами умственными. Но почему-то не принято.
Вот в чем надежда моего героя. Не знаю, добьется ли он успеха. Но главное то, что он выйдет на дорогу, поставит себе цель: внутренне, нравственно он тем самым сравняется с общепризнанными гениями. Внешняя же слава не должна иметь значения:
Но пораженье от победы
Ты сам не должен отличать.
* * *
Кумиры моей юности и сейчас остаются для меня молодыми: Евтушенко - молодой поэт. Таль - молодой гроссмейстер.
* * *
Мама очень озабочена своим здоровьем и постоянно несется в потоке какого-нибудь модного вида лечения: то это было сосание подсолнечного масла, то изготовление кислородного коктейля. Увлечения сменяются, забывается масло - и торжествуют коктейли, забываются коктейли ради следующего…
Наблюдательный человек может спутать мою идею о воле как секрете молодости с мамиными сменяющимися увлечениями: там и там забота о здоровье. Но в действительности наши подходы прямо противоположны: у нее постоянное ожидание чуда со стороны, у меня - надежда только на себя!
Противоположные-то да, но все-таки и что-то общее, семейное. Может, я иногда потому так по-детски раздражаюсь на маму, что мы на самом-то деле похожи?
* * *
Был в гостях у Мужики.
Занимаются охраной атмосферы, а сами беспощадно курят. Особенно она. Худая, пальцы желтые. Сказала:
- Мы все кончим инфарктами. Хоть сейчас койку абонируй.
Я попытался оптимистически возразить. Она рассмеялась:
- И поделом нам! Потому что всем настроение портим. Людям план выполнять, делить премии, а мы тут некстати со своей атмосферой.
Тогда я заикнулся, что существуют работы менее разрушительные для нервов. Тут уж она разозлилась:
- А кто эту сделает за нас?
Он мягче. У него глаза голубые, но, по-моему, не от природы, а от благоприобретенной святости. К тому же пишет стихи, которые и прочитал, как она ни останавливала:
Сгорел дотла - возрожден из пепла,
Сгнил - исчез, пропал…
Сгорел - так не в гроб, а с ветром по ветлам,
Сгнил - к подошвам липкий припай…
Я не знаток, но все же догадываюсь, что литературные достоинства умеренные. Но запомнились! А сколько профессиональных и прекраснозвучных прожурчали и канули.
И все же к самодеятельным стихам я отношусь подозрительно. И к стихотворцам тоже. Прекрасные чувства - это прекрасно. Но нужно ли их слишком явно демонстрировать? Мне больше нравится ее резкость.
Нет, и он нравится. А насмешки над наивными стихами - это, пожалуй, от зависти.
Они коллекционируют фантастику. Стоят такие книги - и Воннегута, и Брэдбери, и Стругацких - о которых я и не слышал. Если вдуматься, то ничего другого они собирать и не могут. Ведь они как бы послы из будущего в нашем времени. Мы тут суетимся с сегодняшними делами, а они постоянно хватают за руку: "На вас история не кончается, нам после вас жить здесь же!"
"После нас хоть трава не расти!" Это сказано лет сто назад, если не тысячу. И наконец настало время, когда поговорка может осуществиться буквально, если не помешают такие, как эти Мужики.
Зато уж я никому настроения не испорчу. И инфаркт мне не грозит. Но кому я нужен? Кому нужен тот, кто не может сказать с гордостью и злостью:
- А кто это сделает за меня? Кто это сделает за нас?!
* * *
Удручающе много развелось тягучих, занудных песен, симулирующих задушевность. Настоящую задушевную песню написать самое трудное, она должна быть на уровне "Журавлей" - и по словам, и по музыке. Чуть хуже - и сразу дешевка.
* * *
Любовь к Родине, она где-то в самой глубине, в эритроцитах, в костном мозгу - она непроизносима. Если ты русский - ты об этом не твердишь, не бьешь себя в грудь, не думаешь даже, как не думаешь о том, что дышишь. И как можно кричать об этом - в стихах ли, в бессмысленных спорах?