* * *
Ну вот и пережил приключение.
Взяли меня на сплав по Ухте - река в Карелии, но не уступит Памиру - "пятерка". При этом твердили, какое это необычайное везение и честь, что новичка взяли сразу на Ухту. Я в Лосеве поднатаскался и начал воображать, но тут сразу понял свое место. Вся Ухта - пятерка, но главное: Киверовский порог. Слив - семь метров! Водопад, а не слив.
Подошли и стали думать: проходить или обнести?! Всего нас - три байдарки-двойки. Две сразу решили обносить, а мы думали. Вернее, думал Сашка Вергунов, мой капитан, потому что у меня голоса не было. А я смотрел вниз, в котел. Страшно. И мыслишка: если Сашка решит обносить, я отступлю как бы нехотя, как бы не по своей воле. Не я струшу, а он.
Мне и правда хотелось проходить, хотя и очень страшно. Иначе все теряло смысл. Что толку в маршруте, если перед главным препятствием оробели?
Сашка изрек приговор:
- Ладно, испытаем свое счастье.
Это точно: кроме умения, на Киверовском еще и счастье нужно. Тут не раз и умелые гробились.
Под водопадом вода всегда вспенена, байдарку не держит, значит, сразу провалимся. А выход под углом в девяносто градусов, и нужно обязательно успеть сделать поворот под водой: иначе такой прижим, что костей не соберешь.
Спустили байдарку. Весело! Лихорадочное веселье. Ребята все внизу: вылавливать в случае чего. Толкнулись, попали в струю - и понесло. Мы не гребли: сразу установили весла в положение для гребка на поворот - и как судорогой свело. Мысль одна: как провалимся, сразу гребок, и вложить в этот гребок все, если хотим жить.
Перед сливом вода гладкая, как стекло, несется, а на поверхности ни рябинки. Вылетели - и зависли на миг. Нос всегда зависает над крутым сливом. Миг, а казалось долго. Все обострено, все чувства: каждую мельчайшую черточку видел, каждый натек смолы на коре, каждую сосновую иголку, камешки, корни подмытые. Краски - ярчайшие! Внизу адский котел. И тоже каждый пузырек различаешь отдельно, каждый завиток воды. Ни раньше, ни потом такой яркости и четкости! До боли, как галлюцинация. Это не объяснить, это надо пережить - как с женщиной.
Миг - и ухнули. Тоже удивительно, только по-другому. Невесомость! Всю жизнь гирями к земле прикован, а тут сбросил. Ухнули, а мысль одна: гребок! Темнота, вода выкручивает руки, голову рвет назад. Гребок! Тоже надо почувствовать: как все силы, силы, которых и не подозревал в себе, - в один гребок! С хрипом, с болью, с отчаянием - а счастье. Потому что счастье всегда на пределе страсти.
Гребок - и чувствую: повернули!! Удивительно: в самой толще воды, а повернули, словно мы подводная лодка.
Выскочили наверх, дышим. Снова краски, но не напряженные, как перед сливом, а веселые, лубочные. А мы не останавливаясь летим вниз по каньону. Вокруг кипит, прыгаем между камней, но после Кивера - детская игра. Летим, орем песни. И самое смешное: на выходе из каньона пропоролись. Там дальше озеро, мы вылетели - и медленно, торжественно пошли ко дну.
Безрассудно, могли гробануться, обидно так рано - все логично. Но не пошел бы, не было бы у меня этого мига, и не орал бы потом песни, торжествуя победу.
* * *
Уверенности после Кивера я преисполнился: как же, прошелся рядом со смертью - и ничего. Ну что ж, гордиться имею полное право: испытал себя, не струсил.
Но все-таки… Но все-таки что-то в этом ненастоящее. Потому что двигала нами не необходимость. Настоящее приключение, когда нет выбора. Гнались бы мы за кем-нибудь, проходили изыскательский маршрут - словом, делали бы дело. А так - увлекательная игра. Когда мы с Андреем ловили Живодера - это было настоящее, хотя без внешних эффектов, а тут ненастоящее, прыгни мы хоть с водопадов Виктории.
Ничего не скажу плохого про водный туризм. Буду сплавляться и дальше. И красиво, и волнует, и силы свои познаешь. Но не утишить им внутреннее смятение, не наполнить пустую жизнь. Нужно настоящее.
* * *
Все-таки в результате моих рассуждений о личности инстинкт самосохранения у меня притупился. Вчера неожиданно нащупал у себя узел под мышкой - опухоль?! Обычно люди в таких случаях покрываются холодным потом и, не замечая ничего вокруг, мчатся к врачу. А я решил: будь что будет. То есть была минута растерянности и страха, но именно минута, ну пусть пять. Потом взял себя в руки, сказал себе: глупо поднимать панику, скорее всего ерунда какая-нибудь, а если настоящий рак, то это уже метастазы, и что тогда за жизнь: бесконечные лечения, постепенно все равно попадешь в инвалиды. Но главное не что я решил, а как отнесся: практически спокойно. Через полчаса уже думал о другом. Вряд ли мне бы поверили, если бы рассказал.
Постановил: больше под мышкой не щупать - забыть и точка!
* * *
Ужасно любят на всяких сборищах говорить о здоровье. Каждый о своем. С упоением и интимными подробностями.
Как нужно себя любить, чтобы в деталях повествовать о своей отрыжке, своей изжоге, своих камнях, своих почках, своем мочевом пузыре.
* * *
Вечером нечего было делать, не с кем пойти даже в кино. Наде не звоню, больше никого нет. Вдруг вспомнил об Андрее, о его дворе, о Живодере. Сразу решил: пойду, узнаю, как там. Андрей встретил очень деловито:
- Слушай, дядя Сережа, возьми себе собаку!
Я растерялся:
- Зачем мне?
- Не тебе: ей нужно. Хорошая собака, овчарка почти чистая. У нее хозяин умер, одинокий, куда ей деваться? Соседи из квартиры выгнали.
- Чего ж ты не взял?
- Мне вторую папа не разрешает: у нас боксерша.
- Чего ж ты свою боксершу на Живодера не напустил?
- Скажешь! Лучше пусть меня режут, чем ее спускать: потом не распутаешься! Папа рассказывал: вор залез в магазин, там сторожевая овчарка, - порвала, конечно. Так вор подал иск за травму. Понял ситуацию, дядя Сережа?
Я подивился рассудительности двенадцатилетнего мальчишки.
- Я тебе объясняю, дядя Сережа, чтобы ты свою не спускал. Звать Музой. Возьмешь значит? Сейчас приведу.
Надо было отказаться сразу. Но я растерялся, что-то промямлил - и явилась Муза.
- Васькины предки три дня держать согласились. Завтра бы выгнали.
Муза посмотрела мне в глаза. И я уже не мог ее не взять. Потому что она мне поверила.
Ну что ж, мне сейчас и нужно собаку. Совсем по Бунину:
Затоплю я камин, буду пить.
Хорошо бы собаку купить…
Только что не пью всерьез.
* * *
Все-таки настырные эти любители животных. Вот и юный Андрей. Помог ему в одном, сделал, так сказать, доброе дело, и он уже сразу требует от меня и второго, и третьего. Именно требует - не просит.
* * *
Муза читает мои мысли. Часто возьмет досада: вставать из-за нее приходится раньше, гулять, кормить - невольно подумаешь: "На кой черт? Зачем связался? Отдам куда-нибудь!" - Она сразу подходит, кладет голову на колено и смотрит умоляюще. Жест явно означает: "Не отдавай, пожалуйста!" - потому что когда у меня нет таких мыслей, она голову на колено не кладет.
* * *
У нас с Валечкой симпатия: разговаривая, мы оба непроизвольно улыбаемся, делаем друг другу мелкие одолжения - вроде того что занимаем очередь в столовой. Когда я заикнулся, что у меня теперь собака и что не представляю, куда ее деть на время отпуска - еще не скоро, но все равно нужно думать: на маму рассчитывать нельзя, мама отмежевалась сразу - Валечка тотчас предложила подержать у себя. Так во всем. Кажется, чего бы лучше? Ухаживать всерьез, отбить от мужа! Но нет, не могу.
Она не занимает мои мысли, я не мучаюсь, не видя ее. (Ведь все еще твержу себе: "У нас с Надей больше ничего общего!" - и не могу затвердить.) Смотрю на Валечку, нравится она мне, хочется в нее влюбиться - и так обидно, что не получается. Как назвать такое чувство? Дружба? - слишком горячо. Любовь? - слишком прохладно. Иначе не скажешь: симпатия. За маленький рост я ее называю Пони. И цитирую почти из Пушкина:
А в сем Поне́ какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый Понь,
И где опустишь ты копыта?
* * *
Но я все же внутренне уверен, вопреки всем самоуничижениям, что могу сделать что-то сильное, интересное. Но только не в своей фармакологии. То есть в том-то и дело, что она не моя. Занесло течением, а когда оглянулся, уже тридцать три…
* * *
Никогда не поздно…
* * *
Многие с тревожной мнительностью прислушиваются к своему телу, а я - к своей душе. Что хуже?
* * *
Киплинг:
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все потерять и все начать сначала,
Не пожалев о том, что приобрел…
* * *
Идет какой-то месячник или смотр, и нас от дружины послали в рейд вместе с охраной природы. Из института двоих. Капитолина посылала меня с некоторым злорадством: на байдарке плавал, собаку завел - ну так и охраняй, тащись за сто километров, когда все отдыхают. Правда, оказалось, не за сто километров пришлось тащиться, а всего за сорок.
Никогда еще я не был в лесу с охранительной целью. И первое ощущение: зачем? Неужели кто-то способен покуситься? Древний зодчий, я уверен, впервые построивший храм с колоннами, вдохновлялся колоннами вековых деревьев. Даже и в исхоженном пригородном лесу сохраняется ощущение храмовности, святости места. Но святотатцев во все времена бывало немного, они покрывали себя геростратовским позором. Здесь же… Скоро начинаешь замечать, что впору поставить егеря под каждой елкой: срубленное дерево, разоренный муравейник, изуродованный черничник. Такого черничника никогда раньше не видел: торчат ости с редкими случайными листочками. Мне охотно объяснили, что изобретена специальная ягодосборочная машинка: идешь, толкаешь перед собой, стриг-стриг-стриг - и все ягоды в кузове, правда, вместе с листьями. Удобно: не надо наклоняться.
Удручает отсутствие зверья. Птицы есть, хотя не очень много - четвероногих на воле я в жизни никогда не видел. Говорят, есть: и зайцы, и кабаны, и лоси, но они благоразумно стараются не попадаться на глаза. Удивительное дело: охотников - меньшинство, но это наглое меньшинство терроризировало зверей везде, кроме ограниченных заповедников, лишив всех нас, мирное большинство населения, радости общения с непугаными зверями. Человека животные не боятся - тому примером многочисленные дикие поселенцы в самых крупных городах: они боятся человека с ружьем. Естественно было бы устроить наоборот: отвести для охоты ограниченные территории, в остальном же лесу (степи, горах) охоту запретить.
(И это компромисс. Непонятно, зачем нужна охота вообще. Что за странная забава: убивать живое? Особенно несовременно охота выглядит сейчас, когда мы каждый день узнаем удивительные вещи о разуме животных, и представления о четвероногих автоматах, наделенных ограниченным набором рефлексов, безнадежно устарели. Ведь как-то неудобно убивать разумные существа, а?.. Но пусть бы сначала хоть ограничить охотников, пусть хоть компромисс!)
Долго ходили впустую. Осквернители леса куда-то попрятались. Но все же наконец засекли браконьера. Печально, что существуют браконьеры, но все равно, когда засекли, было такое чувство: повезло! Потому что очень обидно слоняться впустую. И началась погоня. По болоту. Мы бежим изо всех сил, он от нас изо всех сил, а дистанция не меняется ни на метр. Ноги уходят почти по колено, после каждого шага боишься, что оставишь в трясине сапог, так что скорость - километра четыре в час. Но бежим. Вот когда я пожалел, что не взял Музу!
(А почему не взял? Лежащая на поверхности причина: боялся спугнуть каких-нибудь зверей и птиц. Но со стыдом подозреваю, что истина в том, что постеснялся ее нечистокровности, побоялся, что скажут: "Привел дворняжку, куда она?")
Без цели я бы не пробежал по такой топи и ста метров, а тут гнались, не меньше часа. И одна цель, одна страсть: догнать! Весь свет заслонила спина браконьера впереди. И расстояние-то между нами метров тридцать, но не сократить никак!
У него ружье, у нас моральное превосходство. Гнался бы за ним один человек - как знать, мог бы и выстрелить. Я ожидаю от браконьеров худшего. А так страх один: выберется на сухое место и уйдет!
В конце концов он ружье бросил. Но скорости это ему не прибавило. А мужик здоровый. Я всерьез подозреваю, что наше моральное превосходство увеличивало наши силы и сокращало его. Нет, серьезно! Должно же добро когда-нибудь победить окончательно? Должно! А каким образом? Именно таким, что моральное превосходство придает сил. Наконец загнали - он встал. Грязный, мокрый - и не поймешь, пот его заливает или болотная жижа. Но и мы не лучше.
Протокол и все такое. А я смотрел - и ненавидел. Есть такая порода людей - саранча. Дать волю - все сожрет, а что в утробу не лезет - разорит, испоганит и оставит после себя пустыню, свалку.
На этот раз и внешность соответствовала, не то что с Живодером: жадность и тупость в каждой черте - в маленьких глазках, в низком лбе, в чрезмерных челюстях. Увидел бы в кино, сказал бы, что режиссер перестарался, окарикатурил.
И как же мало мы против него можем! Ну протокол. Хорошо, если оштрафуют, а то так и останется пустой бумажкой. Аномалия закона: поймают карманника, укравшего трешку, и карманник сядет, а этот обворовывает всех, крадет у настоящего и будущего - так еще нужно добиваться, чтоб оштрафовали. Кодекс еще отражает устаревшее представление, что природа ничья. А она собственность! Общая наша собственность. И нужно привлекать соответственно.
Может быть, это и есть дело, которым я должен заниматься: не давать расплодиться саранче?
* * *
Еще из репертуара нашей докторши. Мама вызвала ее по поводу сердца (святая наивность: хотела посоветоваться о лечении; ведь бюллетень маме не нужен по случаю пенсии).
Мама рассказывала о приступе, я поправил - мама перепутала и время, и принятые лекарства - мы слегка заспорили. Докторша послушала и сказала с недоумением:
- Вы говорите одно, ваш сын другое - резонанс получается!
Вот ей-богу!
* * *
Мой многообещающий двоюродный братец затащил на шахматный турнир. Карпов, Таль, Смыслов! Понимаю я мало, предвижу только самые явные ходы, но все равно понравилось. Если бы и не знал, все равно по внешности бы догадался, что Карпов - чемпион: он самый элегантный. А некоторые, хотя и сидят на сцене, выглядят словно вышли пить чай на дачной веранде.
Сзади мальчишки разговаривали про автографы: Таль выигрывает сегодня, потому даст охотно; нужно попытаться поймать Карпова, только трудно. И взрослые охотятся тоже. Вот чего не понимаю! Если бы я был с Талем знаком и он бы надписал на память свою книгу или фотографию именно мне - я бы гордился. Но механическая роспись незнакомцу - тут нечто унизительное, род милостыни, которую Слава подает Безвестности. Вообще, роковое разделение: одни на сцене, другие обречены вечно быть в зале. Элита знаменитостей. На "Огоньке" сидят рядом тот же Карпов, Надя Павлова, Плятт, космонавты, Сенкевич, а миллионы в Новый год за столами не разговаривают, не веселятся сами, а смотрят на знаменитостей. (Интересно, а знаменитости в Новый год веселятся или смотрят на себя?) На другой день только и разговоров (на работе очень удобно), как выглядела Зыкина и как был одет Магомаев.
Обидно быть зрителем.
* * *
Удручающе убогая фантазия на прозвища: сократят фамилию - и готово. Карпова турнирная публика зовет Карпом. Вот уж кто не карп - рыба толстая и сонная! Карпова я бы сравнил с небольшим быстрым элегантным зверем: соболем, колонком, куницей.