Гвардия, подгоняемая не столько командиром, сколько совестью, выступила из коридора и нерешительно заняла позицию в глубоком арьергарде. Три десятка арбалетных болтов дружно уставились в предполагаемого противника и спины своего командования.
– Эта… тварь… – Рододендрон выговорил последнее слово с таким видом, будто выплевывал залетевшую ему в рот муху, – государственный преступник. Цареубийца. Дважды. И ничто не спасет его от расплаты за свои деяния. Ничто. И никто. Ваши величества. Ваши высочества. В том числе.
– Примите мои соболезнования, ваше высочество. Мы понимаем и разделяем ваше горе, – сочувствуя не Тису, но его сыну, мягко склонил голову Иван. – Но этот человек улетает с нами.
– А я сказал нет! – прорычал принц.
– У нас свобода слова, каждый может говорить, что хочет, запретить мы не в силах, да и не хотим, да и незачем, пусть говорят, как говорится, пока не наговорятся, разговор не приговор, уговор не договор, говорят, в Солане кур до я т… – пробормотал Кириан и ткнул локтем в бок Олафа. – Подмогни, я его подниму.
Олаф фыркнул, словно менестрель только что брякнул что-то невероятно смешное, отодвинул Шиповника плечом и сграбастал Анчара подмышку как мешок.
Опешивший от такого нахальства Рододендрон вцепился в локоть отряга, что было сил, но тот раздраженно дернул рукой – и атлан отлетел в сторону, роняя одного из своих волшебников и теряя среди обломков меч.
– Остановите их! – яростно выкрикнул принц, вскакивая на ноги. – Убейте, если надо! Всех!!! Все!!!..
Лиловое заклятье, перележавшее в ладони Вереса и ставшее непредсказуемым, вспыхнуло мутным светом и рванулось к цели. Налетев на щит Агафона, оно рассыпалось по всему залу бешеным фейерверком, обжигая без разбора атланов и гостей. Перепуганный отряд гвардейцев нажал на спусковые крючки, и к искристой метели, бестолково носившейся вокруг, добавилось перекрученное железо арбалетных болтов. Лежащий волшебник ударил в золотистый щит соперника пробивающим заклинанием, наспех преобразованным из защитного, зал на секунду озарился ослепительной вспышкой…
Острые, как бритвы, осколки заносились в воздухе будто стрижи, заставляя броситься на пол и искать убежище под обломками уже обе стороны.
В ближайшие десять минут все три мага нашли гораздо более полезное применение своим способностям, нежели испепеление друг друга: сбивать поштучно верткие пластины, то пикирующие на залегших людей, то взмывающие свечкой к потолку, дело нелегкое.
Когда последний осколок под восторженное улюлюканье испарился в облаке черно-сине-красного дыма, волшебники перевели дух, ухмыляясь друг другу почти как добрые знакомые, но тут же спохватились и насупились воинственно, готовые к обороне и нападению…
Но только если возникнет необходимость.
– Ваше величество?.. – позвал Верес, неуклюже поднимаясь и в поисках указаний отыскивая взглядом Рододендрона.
– Не отпускать их, я сказал!!! – тут как тут, вынырнул из-под разбитого дивана принц.
Шиповник, виновато пожав плечами в сторону Агафона, приподнялся на колено и приготовился к бою. Залегшая гвардия зашевелилась, снова взводя арбалеты.
Агафон закрыл спиной Олафа с ренегатом, отряг вытащил из-за пояса свободной рукой топор, Иван потянул меч из ножен, Ахмет ухватился за свое умопомрачительное оружие…
Невозмутимой – по крайней мере, с виду – оставалась одна Серафима.
– Не отпускать… Убить всех… Кель кошмар… Какие слова… – скрестив руки на груди, меланхолично покачала она головой, приподняла брови точно в крайней степени недоверия – и вдруг взгляд ее стал жестким и хищным, а голос зазвенел, словно сталь. – И твое кровожадное высочество даже не хочет поинтересоваться, зачем нам нужен ренегат? Совсем-совсем не хочет?
И всё замерло.
Рододендрон, всей своей натурой наследственного интригана чуя какой-то подвох, но не понимая, какой, настороженно прищурился и замер.
– Да, хочу, – так же медленно, словно ступая по тонкому льду, проговорил он. – Объясните.
– Прикажи своим людям выйти в коридор, – посоветовала царевна.
– За дурака меня принимаете? – недобро усмехнулся атлан.
– Ваше высочество! – торопливо вклинился в разговор Иванушка, предваряя такой предсказуемый ответ супруги. – Пожалуйста! Прикажите им уйти!
– Или вы рассказываете, зачем он вам нужен, или эта мразь остается здесь – а с ним все те, кто попытается этому помешать! – ощерился принц. – И, кстати, не думайте, что даже если вы наплетете сейчас какую-нибудь чушь, я позволю его увезти! Будьте наготове!
Последние его слова относились к притихшей группе поддержки, и та, заслышав приказ, снова воинственно встрепенулась, заблестела заклинаниями и защелкала предохранителями.
– Ну, я слушаю, – тонко усмехнувшись, приподнял он бровь. – Расскажите мне свою любимую сказочку про Гаурдака, конец Света, Наследников… Нас… Наслед… ни… ко… в…
Сложнейшая вычислительная машина, именуемая мозгом придворного интригана, интуитивно сложила два плюс два и зависла, испугавшись полученного результата.
– Наследник. Да, – кивнула Сенька, краем глаза успевая заметить, как недоуменно запереглядывались гвардейцы и ошеломленно – маги, сведущие в преданиях и традициях королевского двора Дубов немного больше военных. – Умничка принц. Всё правильно угадал. И теперь, как хороший мальчик, ты дашь нам спокойно улететь и заняться своими делами. А если мы вернемся… Вернее, когда мы вернемся… потому что другой вариант нам всем лучше не рассматривать во избежание тяжких нервных расстройств… Ну так вот. Когда мы вернемся, ты уже будешь знать, что тебе делать. Или, по крайней мере, сможешь рассуждать разумно и адекватно. Вот тогда мы и поговорим. А пока давай условимся. Кто сейчас отдаст команду именем короля? Ты или мы?
– Вам… никто не поверит… – нарочно или от волнения, но голос Рододендрона упал до шепота.
– Но сомнения будут заронены, – так же шепотом возразила Серафима. – Слухи пойдут по городу. Затем по стране. Да, кто-то нам не поверит. Но найдутся и более доверчивые. Или те, кому династия Тиса успела встать поперек горла. Есть такие семьи в Атланде? Достаточно ли они влиятельные, как ты считаешь?
Мнение принца читалось на его побагровевшем и исказившемся лице.
Сенька удовлетворенно кивнула.
– Вот поэтому всё хорошенько обдумай до нашего возвращения. А пока – всего наилучшего. А чтобы эти четыре дня тебе было еще о чем подумать, твое скороспелое высочество на грани величия, я скажу тебе, что Дуба Третьего и Дуба Первого убили с ведома и одобрения твоего отца. И Атланик-сити погиб потому, что один из его сообщников-ренегатов – нет, не этот, другой – разрушил линию Кипариса и впустил шептал и горных демонов. И что если бы не наш маг, то мы бы все уже отправились по стопам Дубов и вашего несчастного города. Но это, подозреваю, будет тебя волновать меньше всего.
– Это… ложь… – тускло выдавил принц.
Но по глазам его было видно, что убедить он сейчас пытался исключительно сам себя.
Аккуратно вынырнув из дыры в стене, Масдай неспешно поплыл над дымящейся столицей в сторону гор. Погруженный во тьму дворец быстро и без остатка растворился в ночи, словно его и не было.
Забыв на какое-то время даже про ренегата, антигаурдаковская коалиция рассыпалась по краям ковра и вперилась в густой, как смола в асфальтовом озере, и такой же тяжелый и непроницаемый, мрак.
Тонкому ломтику луны, робко выглядывающему из просвета между мохнатыми тучами, рассеять его в одиночку было не под силу. Огни уличных фонарей погасли или были потушены взрывами, не горел и свет в окнах. Кое-где пожары подсвечивали брюхо ночи мутными оранжевыми пятнами, но темень вокруг делалась от этого только гуще и страшнее. Люди с факелами, словно растревоженные светляки, изредка пробегали по улицам или карабкались через завалы, но ни шума схваток, ни взрывов не было слышно нигде. Только плач и проклятия.
Это одновременно обнадеживало и пугало.
– Найти бы сейчас Конро… – вздохнул Иванушка и покрутил головой, точно и впрямь рассчитывал увидеть бредущего меж руин демона с факелом в руках.
– Или хотя бы Вяза… – продолжил Олаф.
– Если он жив… – меланхолично закончил калиф.
Пассажира Масдая невесело примолкли.
Затишье в городе могло означать лишь одно: горные жители, насытившись разрушениями и убийствами и натешившись местью, ушли. О том, что они могли покинуть город, не найдя больше ни одного целого здания, чтобы уничтожить, и ни одного человека, чтобы растоптать, думать не хотелось.
– Надеюсь, демоны и шепталы убрались домой, а не в поисках новых жертв, – угрюмо озвучила общие опасения царевна.
– Значит, Конро не успел! Или не сумел их уговорить! – прочитав между строк невысказанные мысли, лукоморец яро выступил на защиту старого знакомого. – Он не виноват! И не мог нам лгать! Он не стал бы! Он не такой!..
– Да никто твоего Конро и не обвиняет… пока… – кисло пробормотал Кириан. – Только я бы на его месте, если бы не мог отвечать за результат, в спасители человечества не полез бы. И последний посох из рук занятых таким спасением людей не вырывал.
– Вернемся туда? – с сумасшедшей надеждой встрепенулся волшебник.
– А если Конро уговорил своих соплеменников? И они ушли в горы? – возразила принцесса.
– Тогда не вернемся, – раздраженно буркнул он, насупился и, потеряв интерес к происходящему внизу – вернее, к тому, что они все равно не могли разглядеть – отполз на середину.
Пристроившись рядом с кучей багажа, волшебник поджал ноги по-тамамски, засунул руки в рукава и нахохлился. Конфузливо и безуспешно пытался он себя убедить, что вовсе ему не хотелось, чтобы Конро оказался вруном, и чтобы орды подземной братии двинулись на очередной человеческий город, снимая, таким образом, с него все обязательства. А еще в глубине мятущейся и страдающей души он был отчаянно рад, что люди вообще и Иван в частности не могут читать чужие мысли: такого разочарования в своем светлом образе не перенес бы даже он…
Иванушка тем временем молча подобрался к нему и сел рядом. Всем своим видом, полускрытым тьмой, он излучал ободрение и сочувствие и показывал, что что бы его друг ни подумал про себя или других, он все равно остается его другом, а минутные слабости – кому они чужды?..
Агафон всё понял и пристыженно закусил губу.
И кому после этого еще нужно чтение мыслей?..
– Я верю, что Конро смог уговорить своих, и они ушли к себе домой, – тихо, но твердо проговорил лукоморец. – И ты пожертвовал посохом не напрасно.
– Естественно… чего бы тебе так не говорить… это ж был не твой посох… – дивясь, какие злые духи противоречия и вредности дергают его за язык, неприязненно пробурчал чародей.
Иван растерялся.
– Но… если бы, предположим, я был должен отдать мой меч на благо чего-нибудь хорошего… я бы сделал это не задумываясь! И не жалел бы!
– Это потому, что какой-то дурацкий кусок железа – далеко не то же самое, что артефакт древней магии! – огрызнулся Агафон. – Магия входит в твою плоть и кровь! Она становится частью тебя! И отдать посох для настоящего мага – все равно, что для вас оторвать и оставить непонятно кому свою руку или ногу!
Чародей осекся, посомневался несколько секунд, пришел к выводу, что такому человеку как Иван даже оставить свою голову на правое дело – раз плюнуть и забыть, и угрюмо внес поправку:
– Ну или не ногу… Сердце, предположим. Или душу. Представляешь? Тело ходит, спит, цветочки нюхает, пирожки жрет, по заграницам разъезжает… а внутри пусто, как в гнилой колоде.
Иванушка задумался.
– Но ты же не магии лишился? А всего лишь… прости, если тебя это задевает, я не хотел… но… Это ведь была всего лишь палка! Хоть и очень сильная, полезная и интересная, я согласен!
– Палка!!!.. – гневно фыркнул волшебник, и даже в полумраке было видно, как глаза его яростно сверкнули. – Что б ты понимал!.. Палка… Сам ты – дубина… стоеросовая, причем… Воистину, вашему брату никогда не уразуметь… что такое… когда… никогда… а-а!..
Агафон бессильно взмахнул рукой, словно отгоняя мысль о том, что кто-то не одаренный магией мог понять, какие огни горячего Хела заново вспыхнули сейчас у него в душе, и отвернулся.
– Извини… – растерянно пожал плечами Иван. – Я не знал, что для вас… волшебников… это так болезненно…
– Да что вы вообще о нас знаете… – сумрачно выдавил чародей и снова погрузился в себя как в тихий омут.
Рассвет подкрался незаметно.
Сначала тьма, словно застиранная рубаха, стала исподволь сереть, обнажая еле заметные раньше предметы и лица, открывая землю и смутно очерчивая горы на горизонте. И вдруг как-то внезапно и сразу оказалось, что на улице уже скорее светло, чем темно, и что солнце, пусть пока еще и не видимое, освещает край неба так, словно решило сразу устроить день, минуя замшелые предрассудки вроде утра.
– Ну вот и до рассвета дожили! – загробным голосом провозгласил Кириан, перебирая струны арфы.
– А ты сомневался? – хмыкнул отряг.
– Да нет… – пожал плечами бард. – Просто не надеялся. Уже. Иногда.
– Ничего, скальд! – ободряюще хлопнул его по спине Олаф. – Дадут боги Старкада – и до следующего утра доживем, а там и до второго, и до третьего, и даже до четвертого, а там уж и счет им потеряем, этим утрам!
– Завидую я твоему щенячьему оптимизму, – выдавил Агафон, неохотно оторвавшись от созерцания глубин своей рефлексирующей души.
– Вот увидишь, волхв, всё будет хорошо! – убежденно кивнул конунг, достал из кармана точильный брусок и потянулся за топором.
И настороженно замер.
– Глядите… пятый-то наш, вроде… того…
– Умер?! – подпрыгнула и схватилась за сердце Серафима.
– Наоборот, – ухмыльнулся рыжий воин, ловко вернул брусок на место, вытянул любимый топор… и встретился взглядом с Анчаром.
– С добрым утром, гад рений, – обнажив зубы в приветственной улыбке, проговорил отряг. – Не волнуйся. Ты среди своих. Но предупреждаю сразу: начнешь колдовать – получишь.
Чем и что он получит, у ренегата сомнений не возникло: топор номер двенадцать завис перед его носом весьма и весьма красноречиво.
– Олаф! Начинать разговор с будущим союзником с угроз неприлично! – Иванушка торопливо отвел оружие конунга на расстояние, безопасное для телесного и душевного здоровья атлана.
– Я, конечно, мог бы и сразу кулаком ему в глаз… для приличия исключительно… но ты же еще больше ругаться бы стал, – обиженно буркнул Олаф и топор опустил – но не убрал.
– И не с угроз, а с разъяснения обстановки! – выступила в поддержку друга Серафима. – Сотрудничество должно начинаться с понимания и доверия! И теперь, когда сын Дуба Второго понимает, что церемониться, в случчего, мы с ним не будем, и доверяет нам в этом вопросе, разговор будет проще и приятней!
При упоминании имени покойного короля лицо Анчара исказилось, отражая растерянность, изумление и отчаяние, словно постыдные воспоминания вспыхнули непрошенными в памяти, но быстро приобрело бесстрастное выражение.
– Тис… ошибался… – глухо выдавил он, тут же сморщился от боли, и рука его непроизвольно потянулась к распухшей половине лица. Там, где приложился огромный кулак отряга, сейчас красовался желвак такого же размера, украшенный обширным черно-фиолетовым кровоподтеком.
– Он не мог ошибаться, – мотнул головой Агафон. – Служанка твоей матери подтвердила, что ты – сын старого короля. А значит, пятый Наследник. Хочется тебе этого или нет.
– Отец… офицер… – снова мучительно стараясь уложить максимум информации в минимум слов, просипел Анчар, еле-еле шевеля опухшими губами.
– Семейные тайны, милейший, в Гвенте называют "скелетами в шкафу" именно потому, что они становятся известными в самый неподходящий момент, – поучительно сообщила Эссельте.
– Так что, никуда ты теперь не денешься, – подбодрил атлана конунг с присущей ему тактичностью. – Раньше своего хозяина вытаскивать собирался, а теперь с нами его обратно запихивать будешь!
– Гаурдак для них не хозяин, а Избавитель Белого Света, – дотошно напомнил Кириан.
– Да избавит премудрый Сулейман Белый Свет от таких избавителей! – экспрессивно воздел руки к небу Ахмет.
– Короче, если попытаешься колдовать или удрать, церемониться мы с тобой не станем, – сказал и свое веское слово Агафон. – Ты долетишь с нами до места и будешь участвовать в ритуале, даже если нам придется держать за руки твой труп. Поэтому резких движений совершать не советую. Я сегодня злой.
Черные глаза на скорее грязном, нежели загорелом лице сверкнули враждебно, разбитые губы презрительно скривились, Анчар отвернулся, перекатившись на здоровое плечо, и вдруг, оттолкнувшись ногами от Олафа, метнулся к краю ковра – и за него.
Сенька, оказавшаяся к ренегату ближе всех, дикой кошкой рванулась вдогонку, ухватила исчезающие за бортом Масдая ноги – и под действием инерции и разности масс незамедлительно последовала за ними. Бросок Иванушки обеспечил антигаурдаковской коалиции в перетягивании Серафимы выигрыш: вырвать любимую супругу из его хватки было бы не по силам даже самому Гаурдаку.
Спустя полминуты царевна и атлан были затащены на ковер. Раза в три больше времени потребовалось, чтобы разжать ее сведенные пальцы. Эссельте глянула на проплывавшие под ними скалы и пропасти и нервно поежилась: не успей они ухватить Анчара, для совершения ритуала им не осталось бы даже трупа… Олаф перехватил ее взгляд, нахмурился и предложил, задумчиво оглядывая ссутулившегося посреди Масдая ренегата:
– Связать бы его неплохо было…
– У него раненное плечо! – тут же возразила принцесса.
– Тогда я бы мог врезать ему легонько, чтобы лежал и не дергался, – тут же заметно повеселел и выдвинул другую идею отряг.
– Это бесчеловечно! – возмутился уже лукоморец.
– То неприлично, то бесчеловечно… как девицу на выданье везем… не дышите… не пылите… в глаз не бейте… – недовольно буркнул конунг, но кулак разжал. – Вот прокараулим, сиганет вниз, или еще чего придумает, похуже…
Усмешка на бледном, покрытом горячечными пятнами румянца лице ренегата говорила, что предположения отряга были не так уж далеки от истины.
Серафима зыркнула на пленника и нахохлилась в сторонке. Воины нахмурились. Эссельте, чтобы скрыть неуверенность и волнение, принялась рыться в багаже, разыскивая перевязочный материал. Агафон выудил из рукава шпаргалку и принялся что-то бормотать и водить руками, умудряясь не отрывать взгляда от мелкого корявого почерка на пергаменте.
– Что это ты делаешь? – поинтересовался Олаф.