– Набрасываю на него такую же сеть, как они на нас во дворце, – ответил волшебник, прикусил язык, сплюнул, выругался, одарил отряга грозным взглядом и начал всё с начала.
Минут через десять с четвертой попытки заклинание было наложено надлежащим образом, и чародей, вздохнув так, словно кули с мукой таскал всё утро, опустился на ковер.
– Смирительная рубашка готова! – с чувством глубокого удовлетворения проговорил волшебник, упрятывая шпаргалку обратно. – Теперь он у меня чихнуть не сможет без разрешения, не то, что самоубиться!
Словно в подтверждение его слов, ренегат странно запыхтел и вытаращил глаза.
– Будь здоров! – добродушно пожелал маг.
Но пожелание его, похоже, сбываться не торопилось. Скорее, наоборот: сопение Анчара становилось с каждой секундой все более рваным и шумным, а глаза вытаращивались так, словно их что-то выталкивало изнутри.
– Да он задыхается!!! – первой поняла принцесса, метнулась к пленнику, захлопотала, расстегивая воротник, но от качественного обездвиживающего заклинания простым распусканием шнуровки было не избавиться.
– Притворяется, гад? – неуверенно предположил Агафон, но бледность атлана, быстро переходящая в синеву, и кулачки Эссельте, обрушившиеся на его спину, убедили мага в обратном.
– Абра-кадабра-гейт! – торопливо выкрикнул он, и лишенный магической опоры Анчар повалился набок, хрипя и хватая ртом воздух, точно хотел надышаться на десять лет вперед.
– Ну ты даешь!.. – покачала головой Сенька. – "Как они на нас во дворце…" Да спаси-упаси бы они на нас так…
Агафон оскорбленно насупился.
– Как могу, так и накладываю!.. Я вам, между прочим, боевой маг, а не психотерапевт!
– Ничего, волхв. Терапевтов психов много, а ты у нас такой один, – утешая, похлопал его по плечу конунг. – Так покараулим. Руками. Без магии. Ты ее на что полезное прибереги.
– Ну ладно… – дал себя уговорить чародей и опустился на ковер рядом с сипящим и кашляющим ренегатом. – Руками так руками.
– А связать бы я его всё же как-нибудь бы придумал… Или привязать к чему-нибудь… или к кому-нибудь… – заметил конунг.
– Кстати, про привязку! – встрепенулся волшебник. – Вроде, где-то должно быть одно чрезвычайно действенное заклинание! Олаф, стой смирно! Сейчас я нашего союзничка к тебе прикручу!
– Нет!!!
– А чего это сразу "нет"?! Ты даже не спросил… – начал возмущаться Агафон, но не закончил. Масдай шевельнул кистями, указывая направо, и возгласил:
– Вижу ровную площадку! Привал делать будем?
– Привал?.. – задумалась принцесса.
– Привал надо бы… – помялся калиф.
– Но мы торопимся! – воскликнул Иван.
– Ничего, поспешай с промедлением… и привалом… как говорил Карто-Бито, а за ним Граненыч… Масдай, давай на свою площадку, в самый раз, – вздохнул Агафон. – Война войной, а скромные человеческие потребности…
Ковер, не говоря ни слова, устремился к высмотренному пятачку, и через несколько минут его команда рассеялась по плоской, словно срезанной, вершине горы, собирая сухую траву для костерка. Иванушка остался охранять ренегата и вытряхивать из сумок запасы продуктов.
Анчар сидел на голой земле, навалившись спиной на камень и откинув голову. Если бы не нервно сжимавшие раненое плечо пальцы, можно было подумать, что он задремал.
– Хорошо, что нас теперь восемь… – пробормотал Иван, раскладывая сухой паек путешественников на салфетке. – Каравай просто делить стало…
Нож со скрипом вошел в хлеб, засохший до твердости камня, дошел до середины и застрял.
– …п-почти… – уточнил Иванушка, безуспешно силясь высвободить лезвие.
– Я… не буду… – прошептал за его спиной атлан.
– Как это – не будете? – обернулся лукоморец. – Вы не переживайте, продуктов у нас много, хватит на всех и надолго! Одного хлеба еще десять караваев! И колбаса есть копченая – и вроде, она даже еще не испортилась! А с сыра корочку можно срезать – и ничего заметно не будет!
По лицу атлана пробежала гримаса то ли боли, то ли раздражения. Его здоровая рука медленно сползла на землю и уперлась ладонью в мелкие острые камни, словно это была прибрежная галька.
– Не буду… есть…
Царевич с укором покачал головой.
– В вашем состоянии регулярное питание необходимо. Вам нужны силы. Ведь не собираетесь же вы…
Пораженный необычной мыслью, Иван осекся и потерянно моргнул.
– Погодите… Или вы… вы решили… заморить себя голодом?
Практичная Сенька сейчас бы только хмыкнула и бросила: "Не успеет за четыре дня". Супруг же ее, выбитый из колеи тем, что кто-то даже не под влиянием импульса, но в здравом уме хочет лишить себя жизни, отложил каравай, больше теперь напоминающий пронзенный в бою щит, склонился над ренегатом и заглянул ему в глаза.
– Анчар, мы все здесь уважаем ваше упорство и верность… идее… какая бы она ни была… если вы считаете ее заслуживающей уважения… хотя это и полная человеконенавистническая ерунда… – сбивчиво заговорил он, – …но не понимаем. Правда! Как можно быть верным человеку… существу… которое на здоровую… чистую… холодную… трезвую, то есть… голову… рассудок… Ведь мы все слышали, как Земгоран признался, что он разрушил защитную линию с ведома Гаурдака! Это все равно, как если бы Гаурдак своими руками стер город с лица земли! Ваш город, Анчар! Атланский! И после этого вы остаетесь верны этому монстру?! Вы же не совсем еще пропащий! Вы набросились на вашего сообщника потому, что он обрек на смерть тысячи людей… и я не знаю, кто бы на вашем месте не набросился… и как можно было вообще не разглядеть, с кем имеешь дело… это слепым идиотом надо быть… Но это еще раз доказывает, что вы – нормальный человек, а не чудовище, как ваш хозяин!
– Избавитель… никогда не позволил бы… даже ради освобождения… – морщась и вздрагивая при каждом слове от боли, словно от невероятного физического усилия, не открывая глаз, пробормотал атлан. – Земгоран… обманул… Думал… если скажет… что Избавитель поддержал… Цель… оправдывает… любимая поговорка… Когда дело касалось спасения Белого Света… не знал жалости…
– Зачем Земгорану было вам лгать?! – развел ладони в бессильном жесте увещевания царевич. – Разве он вас боялся? Да поймите вы, что дав разрешение на уничтожение Атланик-сити, Гаурдак показал свое истинное лицо! Какие бы обещания он вам ни надавал раньше, это ложь! Дела – правда!
– И почему бы вашему так называемому Избавителю было не начать спасение Белого Света с сохранения города? – подошла в обнимку с ворохом прошлогодней растительности Эссельте.
– Это Земгоран… Избавитель… не мог… – еле слышно просипел Анчар, уронил голову на грудь и замолк.
– Э-э-эй! Ты живой? – бросил свою ношу и встревоженно зашлепал его по щекам подоспевший Ахмет.
Принцесса тоже кинулась к раненому.
– Бледный… – растерянно доложила она единственный очевидный факт и осторожно дотронулась до повязки на плече. – Кровотечение, может?.. Но вроде, нет…
– Глядите!!! – испуганно вскрикнул Ахмет, и палец его указал на темную лужу под безжизненно обмякшей рукой.
– Что?..
– Кровь?!
– Откуда?..
– Сиххё тебя утащи, Айвен! – яростно воскликнула гвентянка, бросаясь к куче багажа в поисках сумки с перевязочным материалом. – Как ты мог позволить ему вскрыть вены?!
– Я?! – если бы ренегат на его глазах превратился в розового хомячка, лукоморец вряд ли изумился бы больше.
– Он… при тебе… каким-то образом… расковырял камнем всё запястье… – сквозь стиснутые зубы принялась отчитывать товарища Эссельте, лихорадочно накладывая жгут. – И ты не видел…
– Но… я не видел!.. – не заметил, что попытался обратить обвинение в оправдание расстроенный царевич.
– Магия? – нервно предположил калиф.
– Не иначе… – почти хором протянули его спутники.
– Жить-то будет? – подбежавший с топорами наперевес конунг брезгливо мотнул подбородком в сторону неподвижной фигуры. Б о льшим преступлением, чем трусость, в глазах отрягов было только самоубийство.
– Надеюсь, что да… – проговорила принцесса, сосредоточенно занимаясь перевязкой.
– Вторая попытка за час, – хмуро констатировал факт Масдай, тоже ничего не заметивший, пока Ахмет не закричал, и от этого еще более мрачный.
– С этим надо что-то делать, – разумно заметил Кириан.
– Может, Агафон поищет еще какое-нибудь заклинание неподвижности? Или попробует еще раз наложить то? – предложил отряг.
– Анчар нам живым нужен, – напомнила ему Серафима.
– Ну или я мог бы давать ему по репе каждый раз, когда он очухиваться будет, – предложил Олаф еще одно решение проблемы.
Все посмотрели на бледного, словно истаявшего за эти часы ренегата, потом на кулаки рыжего воина, и дружно качнули головами.
– Нет.
– Ну тогда сами придумывайте! – насупился конунг.
– За этим смрадным порождением ифрита и гадюки уследить сложнее, чем за черным скорпионом в пустыне безлунной ночью… – сколь цветисто, столь уныло вздохнул калиф. – Он же еще и чародей… И подозреваю я, что в упор смотреть станешь – и то не увидишь, что творит…
– Может, ты его сможешь уговорить? – с надеждой глянул на лукоморца Агафон.
– Именно этим я и занимался… – сконфуженно развел руками Иванушка.
– И каково тогда решение нашей неразрешимой проблемы? – нахмурился Ахмет. – Держать его день и ночь за руки?
– Прятать острые предметы? – пришло в голову принцессе.
– Заткнуть рот кляпом? – предположил бард.
– И время от времени бить… постукивать, то есть… аккуратно… но сильно… по репе! – с энтузиазмом подхватил идею отряг и тут же милосердно внес поправку: – Можно по очереди.
– Иван бил-бил – не добил, Ахмет бил-бил – не добил, Олаф бежал, рукой махнул, ренегат упал… – процитировал старую сказку на новый лад Кириан.
– А вот это – не надо! – вскинулся Масдай.
– А что тогда делать?.. – развел руками Иванушка.
– Связать?.. – пошел на второй круг калиф.
– Заткнуть рот? – припомнил чье-то предложение Агафон.
– Караулить? – пожал плечами царевич.
– Всё и сразу? – решила перестраховаться Эссельте.
– Если ничего больше не измыслим, то так и придется… – вздохнула Сенька.
Анчар пришел в сознание в самый разгар обеда.
– Вот и наш самоубивец вернулся! – приветствовала его насмешливо Серафима, не донеся до рта бутерброд. – От нас так легко не уйдешь!
– Кушать будешь? – обернулся на пленника Ахмет и тут же, не дожидаясь ответа, мотнул головой в сторону Кириана: – Эй! Помоги Наследнику поесть!
Бард могучим усилием сглотнул непрожеванный кусок, отложил хлеб с сыром – колбасы на нем отчего-то не было – и потянулся к наваленным в середине салфетки продуктам.
– Я… не буду… – разлепив спекшиеся губы, просипел ренегат и почувствовал, что перед глазами всё плывет, а голоса доносятся словно волны – то наплывая, странно увеличиваясь в громкости, то откатываясь и почти затухая. Лицо горело. Дышать было трудно. Странно, что в июне в горах стоит такая жара…
– По-моему, у него температура поднялась, – озабоченно нахмурилась принцесса. – Надо дать ему хины. Кириан, принеси мешок!
Бард безропотно отложил компоненты несостоявшегося бутерброда, поднялся и пошел к куче багажа.
– Да побыстрее ты, черепаха сонная! – раздраженно пристукнула кулачком по коленке Эссельте.
Гвентянин прибавил шагу, торопливо выкопал из кучи сумок и кулей замшевый мешочек принцессы и так же быстро вернулся.
– Воды подай, – не поднимая головы от серебряного мерного стаканчика, буркнула принцесса, и Кириан так же молча кинулся выполнять приказ.
Когда всё было готово, Эссельте с деревянной кружкой наперевес при поддержке Олафа и Ахмета двинулась на приступ пациента.
Анчар пробовал обороняться, но по крайней мере половина содержимого кружки оказалось у него сначала во рту, обжигая немыслимой горечью, а потом и в желудке. Гвентянка удовлетворенно кивнула и с решительностью планирующего кампанию полководца заявила:
– Покормим через полчаса, потом летим дальше.
– Но полчаса, не больше, – недовольно покачала головой Серафима.
– Не понимаю, куда ты спешишь, – пожала плечиками Эссельте. – Ведь до даты еще… сколько? Дня три? Четыре? А эта треклятая туча, которая на горизонте, уже совсем близко! Зачем спешить и напрягаться, если можно спокойно добрать точно в срок?
– А если опоздаем? – с сомнением пошевелил кистями Масдай.
– Мы в тебя верим! – улыбнулась ему принцесса. – Ты за это время до города и обратно успеешь слетать десять раз, если захочешь!
– Ну… – польщенно протянул ковер. – Конечно, успею.
– Вот видишь! Ты – чудо науки магии, стрела, без устали несущаяся по Белому Свету, луч солнца во тьме нашего путешествия! – благоговейно погладил его по мохеровой спине Ахмет, поднял глаза и сердито уставился на менестреля. – Чай заварился?
– Да… наверное… ваше величество… – склонил голову музыкант.
– Ну и отчего тогда мы до сих пор сидим без чая, о ходячее недоразумение загадочного Гвента? – мученически воздел очи горе шатт-аль-шейхец.
– Сейчас всё сделаю.
– Мало ты его школишь, о нежный цветок снежного Севера! – с укоризной покачал головой калиф, глядя на принцессу. – Ох, мало… Боюсь, что твоя доброта, сияющая подобно лунному свету на покрытых росой лепестках жасмина, только портит этого лакея.
– Он не лакей, – вздохнула она с таким выражением лица, словно лакейство было для Кириана недостижимой вершиной карьеры. – Он всего лишь обычный музыкантик, и отец навязал его мне только потому, что из придворных в тот момент никого здорового больше не оказалось. Хотя, кажется, я про это уже рассказывала.
– Да, – с достоинством кивнул Ахмет. – Но если бы я знал, что он так неразворотлив и недогадлив, то попросил бы оставить его в Шатт-аль-Шейхе и взял своего слугу.
Эссельте, словно недоумевая, отчего она именно так и не поступила, окинула задумчивым взглядом менестреля, суетливо извлекающего кружки из мешка, и пожала плечами:
– Наверное… он… напоминает мне о доме.
– Не смею в таком случае возражать, о луноликая дочь Гвента, – склонился в галантном полупоклоне калиф. – Если бы бешеный гиперпотам напоминал тебе о доме, я охотно терпел бы даже его!
В этот момент кувшин с водой, в недобрую минуту оказавшийся рядом с ногой Кириана, упал и, выплюнув пробку, разлил своё содержимое по каменистой земле и салфеткам.
– Гиперпотам не был бы таким неуклюжим и бестолковым! – оглушительным басом расхохотался отряг.
Музыкант вздрогнул, словно от пощечины, но не проронил ни слова и продолжил готовиться к чаепитию.
Аристократы, расположившиеся в вальяжных позах вокруг почти догоревшего костерка, улыбались и тихо беседовали, а миннезингер, превратившийся в лакея, молча разливал по кружкам и разносил дымящийся чай.
Агафон, всё это время не спускавший глаз с ренегата, окликнул Эссельте:
– Чаем его попоить можно?
Гвентянка по-профессорски поджала губки.
– Ну если только сладким…
– Киря, еще кружку и сахару насыпь! – приказал чародей.
Менестрель потянулся к худосочному мешочку на импровизированном столе.
– Да он пустой! Другой возьми! – раздраженно приказала Эссельте.
Музыкант порылся в сумке – в одной, в другой – и снова потянулся к почти пустому мешочку.
– Здесь еще есть кое-что, ваше высочество, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд принцессы. – А другого нет. Это… последний.
– Последний?! – капризно оттопырил нижнюю губу калиф и воззрился на принцессу. – Так отчего же эта диковина гвентянского берега не купила еще?! По его вине мы должны пить чай без сахара?!
– Кириан… – терпеливо вздохнула Эссельте.
– Я… забыл… то есть, не знал… ваше высочество…
– Не знаю, как ты еще собственную голову не забыл, – съязвила Серафима, отрываясь от кружки. – Балалайки свои так сложил…
Бард стиснул зубы так, что желваки заиграли, но снова промолчал.
– Ну хорошо. Сыпь из этого. Тогда сам будешь пить без сахара, – махнул рукой Олаф, и бард яростно принялся размешивать твердые белые кубики сахара в горячей воде.
– Сахар для памяти вреден, – ухмыльнулась Сенька.
– А пока мы допиваем, сыграй нам, – приказала Эссельте.
– Что ваше высочество и ваши величества желают услышать? – передавая кружку Агафону, спросил он.
– Ну… что-нибудь классическое, может? – пожал плечами Иванушка.
– О Гвенте? – предложила гвентянка.
– Про войну! – приказал отряг.
– И природу, – выразил желание чародей.
– Не очень длинное, – уточнила Серафима.
– И негромкое, – попросил Иван.
– Но повеселей, – посоветовал Масдай.
– И лиричное, – решила Эссельте.
– Как прикажете, ваше высочество, – отодвинув свой чай, давно остывший и так и не тронутый, менестрель извлек из кучи инструментов лютню, быстро настроил, опустился на землю, откашлялся торопливо и затянул:
– Ныне спою я вам песнь о любви беспримерной,
Той, что в веках остается и сердце тревожит…
– Опя-а-а-ать!!!.. – застонал отряг. – Да забудь ты эту тягомотину! Про сражения, я сказал!
Кириан снова откашлялся, неровно проиграл вступление и грянул:
– Итак, приступим. В славном Гвенте
Конначта собирает рать,
Войска растут по экспоненте,
Соседей надо покарать…
– Слева нас рать, справа нас рать… – передразнила певца Сенька, издевательски наморщив нос. – Сроду таких убогих стихов не слышала… Сам сочинял? Видно… можешь не признаваться. Давай-ка что-нибудь другое хоть, что ли… пиит…
Бард вспыхнул, потупил очи, провел дрожащими пальцами по струнам и начал:
– О Гвент! Священная держава
Крестьян, купцов и рыбаков.
Взгляни налево иль направо…
– Ки-и-иря-а-а-а!!!.. – закатив страдальчески очи под лоб, простонал Агафон. – Ну откуда ты только это старье вытряхиваешь?! Мало того, что ты им мучил нас всю дорогу, так еще и сейчас мозги заливаешь!
Музыка сначала нерешительно убавилась в громкости, потом стихла.
– Можно что-нибудь актуальное сыграть? – мрачно выдавил Иван, глядя под ноги.
– Вот-вот! На злобу дня! Ударить лютней по ренегатству и самозванству! – горячо поддержала его супруга.
– Извольте, ваши высочества, – с каменным лицом поклонился бард, вдохнул, прикрыл глаза и запел:
– Как ныне сбирается демон восстать,
Весь мир уничтожит он вскоре.
Но будет возможность его обуздать,
Ведь все пять наследников в сборе.
Эссельте и Олаф, Иван и Ахмет -
Наследники точно, сомнений здесь нет.
Но пятый наследник, премудрый Анчар,
Глава ренегатовой банды,
Великий искусник магических чар,
Меж них как товар контрабандный.
Не знает никто, где он был много лет,
Печати "наследник" на лбу его нет…
– Погоди, что-то я не понял, ты кому тут дифирамбы поешь? – прищурился и склонил голову набок Агафон.