Атланы, хоть и не представляя, о ком идет речь, тем не менее усердно закрутили головами в поисках хоть кого-то, кто мог бы соответствовать их представлению об отряжском скальде. Но никого даже отдаленно похожего на седого длиннобородого старика с двуручным мечом в одной руке и кантеле в другой поблизости не обнаружилось. Единственный седобородый старик – маг-хранитель Адалет – спал в это время сном упившегося младенца в обществе своих коллег под заботливым крылом горного Змея: борьба с Пожирателем Душ – дело не пустяковое, и сил ни на что другое не оставляла. Второй Змей и два демона, утомленные не меньше своих коллег по волшебному кругу, мирно прикорнули рядышком. Но ни кантеле, ни мечей даже близко от них не было.
Новая идея посетила Амн-аль-Хасса, и он, подобрав оборванные полы бурнуса, отправился в обход вокруг спящих: может, хитроумный бард пристроился где-нибудь там, вдали от шума и суеты, и если не дрыхнет, то сочиняет очередную балладу по случаю, ибо случай без баллады подобен безалкогольной водке, как сказал премудрый Бруно из Багинота.
Но ни за могучей кучкой, ни слева от нее, ни справа Кириана не оказалось тоже.
Увидев растерянную физиономию возвращавшегося калифа, Эссельте, бледная и встревоженная, с обрывком менестрелевой рубахи, залихватским тюрбаном намотанным вокруг головы, кинулась на поиски сама, расталкивая воинов и то и дело выкрикивая имя миннезингера. Через несколько секунд, сбиваясь с ног собственных и время от времени сбивая других, пропажу искали уже все. И даже Змиулания, пробужденная от дремы, приоткрыла один глаз из шести и обозрела им окрестности на предмет потерявшихся на ровном месте пиитов – хотя бы одного.
Пиитов, как она отчего-то и предполагала, в окрестностях не нашлось, но зато обнаружилось нечто маленькое и холодное под ее сложенным крылом. Крыло удивленно приподнялось, утомленный взор Змеи встретился с крошечными глазками жабы… и все остальные очи моментально распахнулись, как створки ставней поутру.
– Ты человек?!
Жаба потупилась, и если бы анатомия позволяла, втянула бы голову в плечи.
– Что там? – шестое чувство волоком подтащило взбудораженную принцессу к Змее.
– Тут какая-то мерзкая магия… – нахмурилась Змиулания.
– Где?! – уловив лишь слова, но не их причину, Сенька с мечом в руке была тут как тут.
– Вот, – змеиное крыло осторожно выковыряло из-под змеиного же бока забившийся туда бурый комочек и предъявило на всеобщее обозрение и опознание.
– Откуда здесь лягуша? – недоуменно моргнула Сенька и тут же нашла единственно возможное объяснение. – А может, это Гаурдак?! А ну-ка мы его, гадину, сейчас… – острие царевниного меча подплыло к остолбеневшему земноводному. Оно схватилось лапками за грудь и хлопнулось в обморок – бледным пузечком и оранжевыми подгорловыми пятнышками к небу.
Не как разжалованный полубог-полудемон, но как простой человек.
Жаба…
Человек…
Жаба…
Человек…
Жаба…
Словно…
Недоброе подозрение вспыхнуло в душе принцессы, она расширила глаза и затрясла головой, отказываясь признать его реальность, в панике глянула на подругу – и в ее недоверчивом взгляде нашла подтверждение своим самым ужасным страхам.
– Не может быть… – белая, как все меловые копи Гвента, одними губами прошептала Эссельте.
– Киря?.. – растерянно вытянулось лицо Серафимы.
– Где Киря? – резко сменил курс пробегавший мимо отряг.
– Вот!.. – трясущимся пальцем гвентянка указала на слабо подрыгивающую лапками жабу, лежавшую на крыле Змиулании, словно на предметном столе натуралиста.
– Это такая шутка? – сдвинул рыжие брови конунг.
– Какая шутка!!! – воздев руки к стремительно светлеющему утром небу, возопила принцесса. – Он превратился!!! Помнишь клятву в пещере? Так вот!!! Не знаю, как, но она сработала! Иначе отчего?!
На крик и драму быстро собрались зрители.
– А… ты уверена, что это именно Кириан? – взволнованно закусил губу лукоморец.
– Уверена!.. – слезы брызнули из глаз Эссельте. – Что нам делать?! Адалет?.. Адалет! Адалет!!!
Но старый маг, равно как и чародеи помоложе, спал беспробудным сном окончательно измотанного, выжатого и обессиленного, нарушить который сейчас не смогло бы и третье пришествие Гаурдака.
– Адалет… Кириашечка… – рыдая, гвентянка сгребла земноводное с подноса-крыла и прижала к груди, щедро орошая коричневую голову потоком слез.
– На вот, заверни, а то бородавки пойдут, – Олаф заботливо оторвал от края рубахи лоскут и протянул ей. На заплаканном личике принцессы отразился такой ответ, он же совет, он же указание направления, куда следовало пойти, завернувшись в тряпочку, самому отрягу, что тот заалел, как майское утро, и спешно бросил тряпку под ноги.
– Сима… что теперь делать?!.. – отчаянно хлюпнула носом гвентянка.
В памяти царевны всплыли некие события двухмесячной давности.
– Ты его любишь? – строго спросила она подругу.
– Д-д-д…н-н-н… то есть, как?
– Как поэта, – сурово ответствовала Сенька.
Эссельте перестала всхлипывать и честно задумалась. И так же честно ответила:
– Нет.
– А как музыканта?
Новый раунд задумчивости.
– Спроси еще что-нибудь?
Царевна покосилась на пришедшую в себя жабу, вздохнула и проговорила:
– Поцеловать сможешь?
– Кого? – растерялась принцесса.
– Его, – кивнула на клятвопреступника Сенька.
В толпе громко гыгыкнули.
Олаф цыкнул страшным голосом, и смех из открытой перешел в сдавленную форму.
– Помнишь, я тебе рассказывала? Как всё началось? – не обращая внимания на реакцию атланов и не вдаваясь в подробности, заговорщицки прищурилась Серафима.
– А-а-а… Ага.
– Ну и?
Эссельте нахмурилась, задумалась на несколько секунд, поджала губы, мимоходом пожалев про выброшенную Олафом тряпку, и решительно чмокнула замершее земноводное в макушку.
Ничего не произошло.
– И как скоро?.. – вопросительно уставилась на подругу гвентянка.
Сенька, так и не дошедшая в свое время до этой части ретро-трансформирующего заклинания, неуверенно пожала плечами.
– Н-ну… по идее, сразу должно сработать.
– И чего не работает? – немного брюзгливо уточнила Эссельте.
– Н-ну… – снова протянула царевна. – Может, ты его не туда поцеловала?
– А куда надо?
– А куда есть?
Показалось им, или передняя часть жабы приобрела красноватый оттенок?
– Ну… – задумчиво протянула царевна. – В спинку? В пузечку? В…
Жаба стала полностью буро-малиновой. Приблизительно в такой же цвет окрасилась и принцесса.
– Да что ты себе про меня позволяешь!.. – взвилась она.
– Ну не хочешь – не целуй, – обиженно повела плечом Серафима. – Это же твой придворный.
– А тебе он что, совсем-совсем не нравился? – в голубых очах Эссельте блеснули хитринки.
– В смысле как? – насторожилась Сенька – и Иван.
– Как поэт, – поспешно проговорила гвентянка. – И как музыкант. И вообще – как товарищ.
– Как товарищ… ну… – автоматически пропустив первые два вопроса, царевна задумалась. – С ним весело было. Иногда. Когда он всех не раздражал. И не подковыривал. И не брюзжал. И не пел. А к чему это ты?
– Ну… может тогда… ты его попробуешь поцеловать?
– Я?.. – растерянно захлопала ресницами Серафима и скосила глаз на супруга. – Ну… исключительно по-товарищески разве…
– Ну да! – подхватила подруга. – По-товарищески!
– Давай сюда, – махнула рукой Сенька и, не дожидаясь пока Эссельте пристроит менестреля поудобнее на ладони, взяла его двумя пальцами за бока, развернула мордочкой к себе и, тщательно прицелившись, коснулась губами его холодных жестких губ.
И опять ничего.
– А еще у него спинка есть, и пузечка, – не удержалась и ехидно напомнила принцесса.
Если бы в руках Сеньки было настоящее земноводное, сейчас оно оказалось бы за шиворотом гвентянки – или за корсажем, что вероятнее.
– Но ты на это не пойдешь, – словно не замечая реакции царевны, невинно округлила глазки Эссельте.
– Это я не пойду?!
Проворные руки Серафимы завертели жабу, выбирая место для следующего поцелуя.
Иванушка, то ли обиженный демонстративным сближением собственной жены не понять с кем, то ли и впрямь осененный идеей, торопливо перехватил бедного менестреля из пальцев супруги.
– Откровенно говоря, я не понял, что за лягушачьи нежности вы тут устроили, – ворчливо произнес он. И на насупленной физиономии его было написано, к кому конкретно обращено замечание.
Корреспондент адрес прочитал правильно и не менее любезно отозвался:
– Вань, у тебя что, склероз? Это же сказка такая есть. Про лягушку-царевну.
– Ну есть, – строго проговорил лукоморец. – Ну и что?
– Точно, склероз… – возвела очи горе Серафима. – Ну там же, чтобы царевну расколдовать, царевич… царевич…
– Вот-вот! – торжествующе изрек Иван. – Именно! Ни с кем он не целовался! А бросил лягушачью шкуру в огонь!
Жаба тонко квакнула, вытаращила глаза и исступленно забилась, пытаясь вырваться.
– Предварительно достав из нее царевну, – строго напомнила Сенька и Кириана отобрала.
– Ну так что мы делать будем?
– Может, Змиулания его поцелует? – раскаиваясь в приступе почти немотивированного садизма, придумал Иван.
– А в кого он после этого превратится?
Люди зачесали в затылках.
– Мне почему-то кажется, что он предпочел бы быть Змеем, – неуверенно проговорила принцесса.
– А мне – что человеком, – хмыкнул Вяз.
Наследники снова задумались.
– Ладно, не будем рисковать, – неохотно решил Олаф. – Оставим как крайнее средство.
– И что теперь?.. – уныло задала вопрос гвентянка, принимая из рук подруги притихшую жабу.
– Подождем, пока очнется премудрый Адалет? – резонно предложил калиф.
Но премудрый Агафон очнулся скорее.
И не успел он выбраться из-под крыла Змиулании, как перед самым его носом на сложенных лодочкой ладонях предстала жаба.
– Вот! – звенящим от переполнявших ее эмоций голосом произнесла Эссельте.
– Спасибо! – почти с такой же гаммой чувств отозвался его премудрие и растроганно прослезился.
Всё таки, как бы ни подначивали, как бы ни посмеивались, но друзья всегда остаются друзьями, что ни говори. И как это трогательно с их стороны – понять, что после титанических трудов боевой чародей проснется голодный как этот самый титан, и на пустом каменном плато умудриться откопать для него что-нибудь пожрать!.. Правда, сколько ни жил он в Шантони, бутербродов с лягушачьими лапками так никогда и не пробовал, но к мысли о том, что это возможно, привык. И теперь, когда в радиусе нескольких километров еды никакой все равно больше не было…
– И что с ней будем делать? – заинтересованно пробормотал он, поворачивая кандидата в завтрак волшебника так и эдак.
– Тебе виднее, – покорно вздохнула принцесса. – Только это не она, а он.
– Ее проблемы, – отстраненно пожал плечами чародей, щелкнул пальцами, и на камнях запылал небольшой костерок. – Кто-нибудь еще хочет кусочек?
– Да ты что!!! – взвизгнула принцесса и вихрем налетела на Агафона, вырывая трясущееся животное из цепких пальцев голодного мага.
– Ты чего? – опешил он. – Я ж всем предлагал!.. Но если тебе жалко…
– Ты собрался его съесть !!! – словно обвиняя волшебника во всех бедах Белого Света, выкрикнула Эссельте.
– Н-ну да, – обиженно прижимая к груди поцарапанные руки, пробурчал чародей. – А если не для этого, то зачем ты мне ее совала?
– Его! Да сколько можно говорить, что ЕГО!!!..
И пока гвентянка рыдала на груди менестреля, Наследники и бойцы Вяза, перебивая друг друга, поведали ошеломленному волшебнику печальную историю новоявленного земноводного.
– Н-да… – дослушав, только и смог развести руками Агафон.
Из рукава выпала шпаргалка.
– О, кстати! – оживился его премудрие.
Жаба задрожала и попыталась удрать, подарив группе поддержки Эссельте несколько азартных минут.
Прошептав над чумазым пергаментом запрос, волшебник погрузился в чтение, хмурясь с каждой изученной строчкой.
– Что, совсем сложно? – сочувственно и очень тихо – так, чтобы никто не услышал – прошептала Серафима.
Разочарованный чародей неопределенно повел плечом.
– Да не то, чтобы сложно… – промычал он. – Там несколько заклинаний дается возможных. На выбор. В принципе, ничего сверхъестественного… Но энергопотребление большое. А меня сейчас максимум на костерок хватает…
– Так что делать? – озабоченно заглянул в глаза волшебнику Ахмет.
Агафон осторожно поскреб заросшую, покрытую ссадинами щеку и хмыкнул:
– Прибегнуть к народным средствам.
– Прибегали, – напомнила Эссельте.
– И об землю шваркали?
– Это еще зачем?! – возмущенно подался вперед Иванушка.
– Ну как – "зачем"… – ворчливо переспросил маг и снова склонился над шпаргалкой. – Вот, пожалуйста. Классика. Проверенная временем. "Грянулся Финист-Ясный Сокол об землю, и превратился в доброго молодца". Правда, нашего сикамбра хоть шваркай, хоть не шваркай – максимум, что получится – Кириан Златоуст… Ну да нет в жизни совершенства, научно доказано. Давайте его сюда, если сами не можете. Хотя с какой высоты оптимальнее – предстоит установить экспериментальным путем.
Принцесса затрясла головой, оттолкнула протянутую руку волшебника и крепче прижала забившегося в панике Кириана к груди.
– Еще поищи, – сурово посоветовал Олаф.
– Ох уж мне это… иметь дело с профанами… – пробурчал сварливо его премудрие, но новую информацию у пергамента затребовал.
– Во, еще есть! – через несколько секунд довольно сообщил он. – "Перекувыркнулся козленок через голову три раза и обернулся мальчиком". Подходит?
Наследники неуверенно переглянулись.
– Подходит…
Подходило, как оказалось, не очень. Чтобы не сказать, что не подходило вообще.
Как ни кувыркали они менестреля – вперед и назад, как ни валяли с боку на бок – для чистоты эксперимента, но не в последнюю очередь потому, что анатомия жабы к каким бы то ни было акробатическим упражнениям не располагала – результатов было ноль.
Через полчаса бесплодных попыток, после которых у измаянного и страдающего хронической морской болезнью Кириана уже не было сил даже на побег, умаявшиеся не меньше барда Наследники во главе с чародеем расселись на земле с таким видом, словно эти тридцать минут вместе с жабой кувыркались и они.
– Ладно. Подождем Адалета, – чуть виновато косясь на Агафона, проговорил Иванушка.
– А чего Адалет… – почти не обидевшись, буркнул маг. – Он тоже как лимон выжатый будет еще неделю…
– А чего Адалет? – раздался за их спинами голос Анчара. – И чем вы тут занимаетесь? Если не секрет? Ваши величества? Высочества?
– Да наплюй ты на титулы… чего как первый раз знакомы… – устало махнула рукой Серафима. – Садись, гостем будешь.
– И никакой это не секрет, – уныло поджала губы Эссельте. – А скорее, трагедия…
И невеселая история миннезингера была пересказана второй раз.
– Где он? – чародей пошарил взглядом по расчищенному испытательному кругу и не нашел героя повествования.
– Э-э-э… вот! – после недолгих, но интенсивных розысков принцесса выудила своего барда из складок юбки: похоже, при виде нового мага, заинтересовавшегося его судьбой, у бедного Кириана открылось второе дыхание.
– Можно посмотреть? – нерешительно протянул раскрытую ладонь атлан.
– Смотри, – с ревнивым подозрением разрешил Агафон.
Атлан посадил на узкую ладонь жертву неосмотрительно данной клятвы и сочувственно покачал головой.
– Надо же… А с виду – обычная горлянка.
– Обычная… кто? – не понял Ахмет.
– Горлянка, – терпеливо повторил Анчар. – Жаба. Живет в горах среди камней, где повлажнее, питается насекомыми, а называется так, потому что в брачный период под горлом у них надуваются мешки – у самцов синие, а у самочек… оран…же…вы…е…
Ярко-апельсиновые пятна под горлом Кириана нервно запульсировали.
– Так теперь он еще и?.. – сочувственно взметнулись брови Иванушки.
– И какая разница? – хмуро буркнул Олаф.
– Какая?.. – задумалась на несколько секунд Серафима и высказала единственно верное предположение: – Огромная?
– В смысле? – нахмурился отряг.
– В смысле – целуй! – Сенька сцапала земноводное с ладони Анчара и сунула под нос конунгу. А еще через несколько секунд миннезингер – грязный, растрепанный и алый от пережитых испытаний и бушующих эмоций – растянулся во все свои метр семьдесят в красной пыли.
Носом, быстро исчезающими оранжевыми пятнами и пузечком вниз.
А через два часа очнулся и его премудрие Адалет – ничуть не отдохнувший, замерзший и голодный, как десять Агафонов, и поэтому злой, как такое же количество Гаурдаков. Но пасмурное настроение его посветлело, стоило лишь нежному аромату жареного мяса коснуться его обоняния: Змеи время зря не теряли. При виде же туш горных баранов, истекающих соками и жиром на импровизированных вертелах-пиках над синеватым волшебным огнем, веселое расположение духа вернулось к нему окончательно, и даже торжественная речь, посвященная окончательному уничтожению тысячелетней угрозы Белому Свету, уложилась всего в три коротких, но емких предложения.
После обильного завтрака отряд победителей разделился: Змеи, торжествующе трубя, взяли курс на родную пещеру, Наследники, их товарищи и маг-хранитель погрузились на Масдая, а демоны и атланы под предводительством Вяза приготовились отправиться в долгий пеший путь под землей.
– Эй, слушайте, погодите!.. – спохватился Агафон, когда уже были сказаны прощальные слова и взяты обещания заходить в гости и просто заглядывать, если придется пролетать мимо. – Чего-то я сразу не подумал… А как вы вообще сюда попали?!
– Так же, как и уйдем – под горами, – недоуменно повел могучими плечами Конро – словно оползень прогрохотал.
– Нет, вы-то понятно, но люди же не должны были… потому что башня Кипариса… барьер… и… – встревоженно хмурясь, взмахнул руками чародей и, словно через силу, выдавил самое заветное и самое болезненное слово: – Посох…
– Не волнуйся, человек Агафон, – поспешил успокоить его Туалатин. – Это очень хороший барьер. Если бы ты только знал, на какую глубину нам пришлось опуститься, чтобы обойти его!..
– За ту минуту, что мы его обходили, у нас чуть подметки не сгорели! – словно демонстрируя знак доблести или редкостный экспонат, рябой матрос задрал ногу подошвой сапога вверх, и все узрели ее обугленную кожу. – Во!
– Словно по углям прогулялся, Жасмин, – хмыкнул Вяз и с одобрением добавил: – У меня почти такая же. Только хуже. Пальцы каждый камушек чувствуют, как босиком иду. Еще пару минут – и поджарились бы не подметки, а ноги.