3. Музы никогда не молчат.
Художественно-театральные сезоны. Без бенефиса. Многие решили, что наступил звездный час. И нужно всего-то только зазвездиться. Где? Не важно!
Вопрос вопросов, а какой общественный идеал. И самое интересное, что его никто и не искал, а наоборот, каждый старался, как бы ни наткнуться в темноте дня, потому что идеал может стать большим препятствием в жизни людей. Мелкобуржуазное чувство самоутверждения личности, прежде всего в создании мелкого, а потом крупного капитала. И этот путь от мелкого мошенничества до жульничества в особо крупных размерах в такие периоды один шаг. Общественный идеал вдруг растворился в воздухе до пожизненного срока.
На премьере фильма "Суходола" по повести Ивана Бунина в кинотеатре в один из ноябрьских дней собралась молодежь театральных вузов, нервная, возбужденная, как фанаты футбольного клуба.
Фильм поставлен молодым режиссером с надрывом и тревогой. Из-за режиссерского решения фильм воспринимается нелегко, и не Россия перед тобой, а какая-то средневековая Русь залитая дождем и беспросветной тоской. И в нем нет отражения никакого коллективного идеала. Фильм наполняется экзистенциализмом человеческих переживаний находящихся в зрительном зале.
В том сезоне школьный режиссер представил работу по поэзии "Серебряного века" со школьниками. Они играют брюнеток и блондинок с флиртом, страстью, подростковыми зажимами телодвижений двадцать первого века. У шестнадцатилетних ребят еще движения тела не сцеплены с эмоциями, а эмоции со словами, но через молодость накатывает дуновение весны, которая прорывается сквозь пошлость настоящего времени. И спектакль получился, потому что их природный русский язык соединился с летящим вольным звуком и эмоцией.
После спектакля. Поздравления от родителей детям, и, конечно, режиссеру, как домашнему репетитору, за восхождение их чад на пьедестал славы, а в действительности за вхождение во взрослую жизнь. В молодые годы дано уметь трудиться. Главное не упускать время. Если не найден идеал, то ищите правильного режиссера.
Человек без веры и знаний зверь. Человек без веры глухой, слепой и жестокосердный.
Искусство продвигает теперь не меценатство, а фирмы. Из сообщения прессы чаще пишется, что литературный, музыкальный и артистический свет города собрался, и почтил память юбиляра, где дан фуршет за счет фармацевтической фирмы.
Другой Режиссер смело дебютировал документальным фильмом "Лосев". Черно-белое кино. Дом с глухим двором. На карнизах дома голуби. В комнате пребывает философ Алексей Федорович Лосев автор многостраничного труда "Музыка как предмет логики", где он трактует музыку как форму хаоса. Хаос это игра атомов, который создает высшую форму самоорганизации. Философу девяносто лет, и Бог оставляет его на земле, и его мудрость не утрачивается возрастным склерозом мозга. Он продолжает мыслить: "Я живу, страдаю, это что судьба. Почему? Смерть – это не факт забвения. Когда мир неделим или един, и есть, как благо. Революция, как и война, подавляет личность. Любовь дает развитие личности".
Тогда Режиссер понял, чтобы состояться именно, как художник, нужно уметь сопереживать, плакать, и если этого не проявляется у претендента, то в искусстве такому художнику делать нечего, тем более в режиссерской работе. На вопрос, что важнее для работы режиссера, он отвечал одназначно, что режиссер, как и художник, должен уметь соединить несоединимое в целое.
4. Прикоснуться к вечному.
Искусство для искусства, или наука для науки, порождает подвижничество. Маргиналы и экстрасенсы понятны тем, которые видят ауру друг над другом. Но есть и свобода выбора судьбы. Есть люди, которые любят музыку или, наоборот, не любят музыку, но все одинаково отдают предпочтение чайной церемонии под музыку.
Есть особый род музыкантов – это пианисты. Триста лет назад музыкальный мастер Бартоломео Кристофори в течение десяти лет изобретал молоточковый механизм с извлечением звуков тихо и громко при туше на клавишах клавесина. И у него получилось! Он расширил возможности музыкального звучания фортепиано. Потом появился особый музыкальный инструмент рояль, король музыкальных инструментов в филармонии.
Пианисты всего мира – это, прежде всего, граждане безвизового режима. Для них всегда готов рояль в кустах. Маститый Маэстро с тридцати пяти лет в эмиграции последней волны, возвращается вновь и вновь в Россию, это его профессиональный маршрут, жить там, а играть тут, и он снова удивляет восторженную публику игрой вальсов Шопена. Мог бы играть здесь, но не получается, хотя и там, его тоже не очень принимают за своего кумира. У пианистов нет пророков ни в своем, ни в другом отечестве. За роялем играет утомленный музыкант. Есть увековеченный в памятнике усталый Тургенев от эмиграции и неразделенной любви в сквере на Итальянской улице. Что-то в этом есть общее, они соединяют невозвращенцев прошлого и нынешнего века, которые одни там, а другие еще здесь.
Узкий круг слушателей аплодирует в Филармонии музыке Шопена и исполнителю. Все пианисты идут за кулисы поздравить маэстро с блестящим концертом. Ученик, прослушав сонату си – бемоль минор Шопена, восклицает: "Неужели, мне все это надо выучить?" Выучить и воспроизвести! На это уходит вся жизнь музыканта. Музыкальный звук в руках пианиста, который длится, как мгновение, должен восприниматься слушателями, как вечность, в этом талант музыканта. Вечность рассыпается в мгновениях.
В Филармонии звучит музыка от До Мажор до Фа Минор как разговор вечности с мгновением жизни. Внутренние чувственное сопереживание дает новое развитие способностей личности.
Гениальный пианист Сергей Рахманинов по молодости часто рефлексировал и впадал в апатию. В 1900 году у него наступил приступ хандры, и доктор Даль приступил к гипнозу с формулировкой: "Вы начнете писать концерт. Вы будете работать с полной легкостью. Концерт получится прекрасный". И в благодарность этот второй концерт он посвятил доктору Далю. В последующие два года Сергей Рахманинов завершил сочинения "Сонату для виолончели", кантату "Весна" и двенадцать романсов. Что это было вдохновение, или гипноз.
5. Лицедеи нового века.
В театральном цеху лицедеев учебного театра "На Моховой" в годы миллениума обнаружилась талантливая молодежь, которая под руководством мэтров профессоров академии ставили спектакли в новом прочтении.
Я встретил Мэтра идущего по улице Моховой в марте в синем пальто и с красным шарфом. Он никогда не подражал человеческим типам Достоевского, Чехова, Горького. И всегда умело прочитывал забытую пьесу, как новую. Потом профессор представил на суд публики в небольшом учебном зале по пьесе Шнайдера "Малярия" фарс – спектакль. Наше время, западная страна, переживающая депрессию, как в экономике, так и в психологии одного народа – западных и восточных немцев, братьев по крови, но разных по идеологическим убеждениям. Место действия. Берлин, центральный район. Строительная и лестничная площадки. Где живут искренние непорочные молодые люди. И поэтому понятен язык эмоций, даже когда любовь без проявления Бога. Только малярия не оставляет надолго иммунитета, как и память человека не вакцинируется от напасти, и может снова повториться бесчеловечная история, только на примере другой страны. Театр не учит, а напоминает уроки истории.
Меня удивило прочтение Михаила Зощенко "12 раз луна сверкала" в постановке другого Маэстро, я находился в бессознательном сочувствии к писателю, который говорил, что вас не от той болезни лечат, и в игре спектакля хотелось угадать талант каждого студента.
В те годы класс третьего Преподавателя поставил две версии водевиля "Кто брат, кто сестра или обман за обманом", где играют куклы – актеры и тени, создав иллюзию, что весь мир театр, а люди актеры – куклы, это было своевременно. Были люди, были куклы, были кукловоды. Было кривое зеркало.
Талант режиссера – педагога раскрыть талант актера. Пройдет десять лет, а я так и не нашел их имен на театральных афишах города. Может быть, они играли не то, или не так. Не факт!
Открыт театральный сезон охоты на Антона Чехова. В каждом театре всей страны идет свой прогон чеховского спектакля "Три сестры", в мизансценах используется даже образ "поцелуя" как модель человека. Это надо видеть и слышать, когда поцелуй становится как миг, так и не переросший в страсть у Маши, или поцелуй у Ольги, потерянный и отчаявшийся, или поцелуй Ирины, который хочется принять за чувство, которого у нее нет. Мужской поцелуй воспринимается, как, поминальное, прощай. Поцелуй – это жест? Или режиссерская вольность, или хулиганство, но это искусство, а именно, искусство ради искусства, чтобы показать поцелуй, как жест человеческой натуры.
Дом есть, а счастья нет, да и несчастье счастью не помогает. Сиротская доля в любви непредсказуема. И опять это только игра. Спектакль прежний, а театр другой.
Или другая история на театральной сцене. Вестсайдская история любви и смерти по идее Роббинсона и музыкальном ритме Бернстайма, хореография которых перенесена на нашу сцену, а это другое восприятие жизни, любви и смерти в современной версии Ромео и Джульетты. Изломанные линии танца, ломающие позвонки танцовщиков, не вызывает эмоций, как в цирке, у зрителей. Яркий свет, резкий звук, и не останавливающийся темп танца толпы, которая затаптывает любовь и нежность влюбленных, как цветы, брошенные на тротуар пыльного проспекта большого города.
Хореографию танца спасает актер через боль позвоночника от провала мизансцен других героев-исполнителей. Действо толпы маргиналов, и есть первый план составной, и существенной части спектакля. Цветы Ромео и Джульетте, актерам андеграунда аплодисменты.
Реэволюция не коснулась никоим образом маргиналов, они ушли еще глубже в подполье подземки. И у кошек порой не бывает никаких привязанностей. Наибольшее стремление в жизни к тому, чтобы получилось, а не случилось. Живут же люди!
6. Изломы реэволюции и перестройки.
Так случилось, по странным обстоятельствам девятого декабря девяносто пятого года произошла автомобильная авария на Невском проспекте, погиб Виталий Савицкий депутат Государственной Думы. Он был активным общественным деятелем по религиозным делам на тот момент истории. Он был истинным политиком, который отказался от собственного блага ради других. Он пришел изменить мир. Православный. Интеллектуал, ученый, эрудит. Ввязался в идейную борьбу за возрождение духовных основ общества. За свободу совести и вероисповедания. За короткую жизнь он прошел все уровни духовного развития личности.
За него просит милостыню Сергей Дмитриевич.
"Он новомученик двадцать первого века, уж поверьте мне, я его знал, он и церковь возродил в больнице, прошло двадцать пять лет, а это многого стоит. И упокоен он в Александро-Невской лавре, вы помолитесь за него от меня, говорите, что не знаете его, а меня знаете, и видите, я инвалид с детства, мое место в инвалидной коляске, а я за него молюсь, прекрасный был человек", – с такими словами отец Сергей провожает меня до порога своего дома.
На Никольском кладбище в июне идет дождь, потом выглянуло солнце из-за туч. Тихо. Замерло тишиной. Пруд. Кресты и памятники кому по чину, кому по заслугам, кому по мирской славе. В Церквушке батюшка проводит молебен. Стоят послушники в молитве. Для кого есть вера, для того есть и Бог.
Полыхнула Святая Русь войнами, разрухой, дефолтами, монетизацией, приватизацией, катастрофами и терактами. Но вот Русь встает с колен. Помолилась, перекрестилась, и встает.
Жизнь меняется. И всем, кажется, что Интернет вот-вот приблизит каждого к всемирному взаимопониманию, и наступит мир во всем мире. Только голуби Мира в Интернет не залетают.
Троицкий собор в ремонте. Голуби. Люди заходят в церковь, ставя свечки в пожертвование. И молитвой пытаются сохранить мир. Когда ценят жизнь, тогда появляются герои. Если цели в жизни нет, то и героев нет. Кто есть от Бога? Каждый!
В девяносто пятом году в декабре не стало литератора Василия Троегубова, трагически оборвалась его жизнь на Литейном проспекте. Он шел по улице и…
Потом вышел пятый номер альманаха "Фарватер", где был некролог по Василию Ивановичу. Там была опубликована его повесть, где герой заканчивает счеты с жизнью самоубийством, который попал сначала под сокращение штатов в конструкторском бюро, потом получал пособие по безработице, далее искал работу, и стал пьянствовать. В жизни Василий Иванович был оптимистичнее своих литературных героев. Легко декламировал стихи из отечественных поэтов Есенина, Маяковского и Твардовского. Свое писательство не афишировал, подписываясь псевдонимом Иваном Клюжевым. Маринисты простились с поэтом – капитаном, со словами по названию его повести "Пусть тебе снятся корабли".
Писатель – маринист по писательскому цеху высказал простые слова, как будет теперь его не хватать этому городу, где каналов, рек и речек больше, чем магистральных проспектов, и где в водницкой форме прошла почти вся его жизнь: на причалах и теплоходах и в институте водном! В дни рыночного беспредела он осуществил издание литературного альманаха "Фарватер", и он остается одним из ярких подвижников двадцать первого века!
7. Писатель читателю.
В реэволюцию оживилась книгоиздательская деятельность среди лиц, не имеющих никакого интереса кроме наживы. Технические писатели наводнили книжный рынок литературой эротического содержания с переложением древних мифов на современный лад. Эротическое искусство быстро исчерпалась своей бесплодностью мифов.
Литературный успех стал измеряться не столько потраченным временем на создание шедевра, сколько финансовыми доходами от продажи макулатуры.
Музыкант развивает слух, художник раскрывает зрение, ученый будит мысли в человеке. Литератор призван раскрывать изнутри человека, и пробуждать к душевным порывам в поисках человеческого счастья.
Если яблоня не дает плод, то ее распиливают на дрова. Писатель не властен над вчера или завтра, он владеет умами в настоящем времени.
Запомни. Литература афористична в напутствии. Писательский труд – это кабала жизни. Один автор достигает успеха трудом, другой – удачей. Подтасовка не дает счастья. Перемены счастья приносят остроту в жизни. Усердие не по разуму приносит вред. Краткость – душа остроумия. Как ни странно звучит, но друзья Интернета – это похитители времени. Богатому не спится – он хвори боится. Болезни – это проценты за полученные удовольствия. Хуже всех бед, когда денег нет. Никогда не читай книгу, которой не исполнилось более одного года после выхода в свет. Величайший итог жизни это знания, и благородные дела.
Когда писатель приходит в библиотеку на читательскую конференцию, то в конце встречи библиотекарь уже твердо знает, на какой полке будет пылиться книга данного автора. Как напутствовать молодого поэта, который может разделить участь многих неизвестных писателей. Музы поэтов опять в нервном срыве, потому что все лучшие мысли о них остаются только на бумаге в архиве.
Если оказался в зоне повышенной опасности на дороге, то стой и жди до полного спокойствия, а потом совершай маневр. Раз случайность, два случайность и… Только в критическую ситуацию никто не думает наперед. Остановись мгновение. Читателю в наш век не нужна рефлексия девятнадцатого века. Мало кто ходит в библиотеку, где пахнут книги плесенью и пылью, скорее пользователь компьютера забредет в Интернет библиотеку.
Каждый обыватель считает, что очень просто описать событие из своей жизни. Рождение единственный акт в жизни человека, за который он не отвечает. Дальше запрет преодолевается авторской фантазией. Кто ты есть человек на белом свете, поднявшийся над историей жизни, где смерть времени уже внутри жизни.
Общество решает проблемы человека, как "героя нашего времени", или "героя, которому горе от ума", превращая в изгоя, или лишнего человека, если пытается соучаствовать в реэволюции вечности и бессмертия, печали и радости, молодости и тленности.
Это как запретить ещё раз читать "Красное и черное" Стендаля, "Декамерон" Боккаччо, "Доктор Живаго" Пастернака, "На западном фронте без перемен" Ремарка и других… Мера ответственности соответствует мере любви и свободы.
8. Лицензия на ученость.
Наука призвана учить, не обучать какому-нибудь ремеслу, а именно дать новые знания, умения и навыки. Наука пытается создать универсальную теорию "Всего", чтобы объяснить весь мир от атома до черной дыры Вселенной. Только от религии никогда не ждут осмысления об окружающем мире, а ищут в ней скорее утешение от науки.
Так, как нам быть с наукой в период реэволюции. Перестройка науки определяется тезисом шаг вперед, два назад. Да, хотят смены парадигм, но при сохранении кафедр и штатного расписания. Ломать, не строить. А что делать с тезисами написанными пять лет назад, научными статьями, монографиями, где только, что отстаивали перед Ученым советом совокупность новизны и решения поставленных задач. Где хоть и коэффициент полезного действия прежний – шажок вперед, и отскок в сторону, и вот последний путь диссертация с научной новизной отправляется в архив на покой.
Ученый на французском языке означает эрудит, в нашей версии это творческий деятель, который умеет работать с научной литературой, писать тезисы в сборники, статьи в специализированные журналы, иногда монографии. Умеет эрудированно компилировать источники литературы. С соискателем работает научный руководитель, как технический ученый или писатель, который готовит совместный труд для ученой степени. Не будем говорить о грустном, а именно, о человеческих слабостях.
Вхождение в науку. Вот это да! Это первые листы исписанные автором, перечеркнутые руководителем, раскритикованные оппонентами. Тонны балласта отбрасываются на отвалы научных террикоников при оформлении формы диссертации, а, отнюдь, не содержания. Несколько слов будет сказано о диссертанте на фуршете, как об очередном соискателе, который достоин искомой ученой степени с возможным в дальнейшем кадровым ростом. И узаконенное научное звание эрудита, то есть думающего человека в широком смысле слова. Еще сделан шаг в сторону науки для науки, а не ради карьеры. Очень в это верится!
И потом в последний путь, где даже надпись "оставь надежду навсегда" не останавливает претендентов. В суете черных Оппонентов происходит продолжение таинства посвящения в научный сан. Драгоценные диссертации развозят по комиссиям, как дрова, на скрипучей тележке. Часами, неделями, месяцами труды ученых философов в длинном ряду дожидаются своего вердикта от чиновничьей аттестационной комиссии.
В тихой канцелярии делается последний оттиск печати с резолюцией для соискателя, который в одночасье из эрудита становится большим пребольшим ученым. В высших инстанциях науки не бывает реэволюции. Сейчас спросить не у кого, сколько бы лет пришлось ожидать почетного звания и печати на гербовой бумаге, например, бедным философам Аристотелю или Платону. Замечательно, что черновики рукописей не тлеют. Если и происходит замалчивание новых идей, то больше по невежеству некоторых кафедральных работников, которые очень часто восклицают "не может быть?!", что это труд под силу только целому институту.