- Ты чего это? - мать отшатнулась в испуге, - что это у тебя здесь? Где грудь?
- Мам, в следующий раз расскажу, - Мартина уворачивалась, пытаясь скрыть слезы.
- Больна что ли? Почему раньше молчала?
- Потом, завтра.
- Сейчас скажи, серьезное что-нибудь?
- Нет, пустяки, завтра поговорим.
- С утра приходи, как проснешься.
- Хорошо, утром:, - и, не заботясь больше ни о чем, кинулась вниз по ступенькам.
У подъезда постояла немного, успокоила дыхание и пошла прочь. Наступила глубокая ночь, а она все шла и шла, не останавливаясь, не оглядываясь по сторонам. Казалось, давно должна была подойти к дому, но знакомая улочка, куда обычно сворачивала, чтобы сократить путь, не попадалась. Справа тянулся длинный бетонный забор, а слева грустные пятиэтажки. На небе ни звездочки, облаками затянуло, низко, рядом с крышами чуть оттаяло: луна тщится пробить себе путь. Ночная прохлада спустилась на землю и потянуло сыростью. Мартина ни о чем больше не беспокоилась, просто шла, куда глаза глядят.
-: Открой, Нин, Христом Богом прошу, - отлетело от стены эхо.
Уличный фонарь вырвал одинокого неопрятного мужчину, что ломился в какую-то дверь. Она махнула ему на прощание и, вдруг подпрыгнув, полетела. Словно крылья за спиной выросли, сильные, тренированные. Она увидела, как, потеряв ориентир, оступилось ее тело и некрасиво упало в канаву рядом с забором. Головой на край камня. Подскочил мужик, потянул за руку, но, почесав в затылке, отошел на цыпочках к фонарю.
Мартина, все еще не веря в освобождение от ненавистной плоти, приманку для идиотов, отчаянно кружилась рядом. Но быстро встрепенулась и понеслась дальше от нелепой ночной сцены. В последний миг, соблазненная мыслью еще раз оглянуться на свою жизнь, подлетела к дому и впорхнула в открытое настежь окно. Промчалась по комнате и притормозила у подоконника. Безжизненные, бездыханные вещи захламили пространство. Она поразилась, что раньше не замечала нагромождения этих существ, соседство с которыми может погубить даже самый сильный дух. "Как я не задохнулась здесь?! Склеп для мертвецов! Ни единой мысли, ни воли к свободе! Мертвым оставляю мертвое! Распорядитесь по своему разумению, Вы, мертвые!" И, уже спеша к неизведанным берегам обретенной мудрости, засмеялась возбужденно и радостно.
Смех ее подхватили и мгновенно переложили на музыку небесные арфы. Грандиозный, торжественный оркестр праздновал победу!
- Свободна, свободна! - дирижировала Мартина золотым смычкам, - Ах, Боги, даже если вы все умрете в один день, я и тогда не покину благословенный источник мгновений!
Пролетая мрачные, одинокие кафе, смеялась над фиолетовыми руками, подающими напитки на изящных серебряных блюдцах.
- Вам хорошо знакома тоска и скука. На обратном пути приготовьте элексир, что окрасит небо в пурпурный цвет! А сейчас в путь!:
- Толик! - вдруг дико закричала, внезапно увидев его, ползущего к вершине горы.
От неожиданности тот прилип всей грудью к камням. Пальцы, стертые в кровь и жалкое истомленное тело.
- Мартина, - он беспомощно закрутил головой в поисках ее.
- Тише, Толик, я здесь, рядом: смотри вверх, не оборачивайся, - Мартина испугалась, вспомнив, что он боится высоты.
- Так вот ты какой, - растерялась она, словно поняв и объяв его единым взмахом, - вот почему бегал от меня, ото всех:
- Что со мной, Мартина? - завопил он, - почему не вижу тебя?
- Увидишь, обещаю, просто ты ослеп от ноши, которую взвалил на себя.
Там, на вершине, прозреешь. А сейчас будь осторожней. Я не смогу тебе помочь, если сорвешься.
- Я справлюсь?
- Похоже на то.
- Ты выше меня, Мартина?
- Не выше и не ниже, я - другая! Ты же выбрал дорогу, по которой редко кто ходит, разве что дикие звери, но они не тронут тебя, потому что они - это ты. Ты в теле и духе. Ты - тело и дух!
- Хочу с тобой!
- Я твоя, Толик, надо только вдохнуть побольше воздуха в легкие.
- Какой дорогой идешь ты?
- Дорогой смерти. Я прошла ее, и я свободна.
- Свободна от чего?
- От обетов, Толик, от обещаний жить. Я больше не вьючная лошадь! Я - есть любовь! Ничего, кроме любви!
VI
Море страдало, выбрасывая волны далеко на берег. Пляжи опустели. Поднялся буйный ветер - вот, вот разразится гроза. Вольно на сердце в такую погоду!
С презрением смотрела Лиданька сверху на больные страхи маленьких людей перед стихией.
- Хочу вас всех, сразу, - кричала она морю и черному небу.
Лиданька жила весело. Всей душой привязавшись к самшитовому деревцу, каждое утро, просыпаясь, бежала поздороваться с ним. Она соорудила из его веточек небольшой гребень и подолгу, присев рядышком, расчесывала волосы, пересказывая деревцу сны. Во сне Лиданька непременно с кем-то сражалась, то с Галькой за мужика, то в очереди, чтоб пошевеливались, то насмерть дралась с соседкой по комнате, то кидалась чем-нибудь тяжелым в Толика или Мартину. Просыпалась возбужденной и утоляла жажду только вблизи деревца. Оно, похоже, также признало в Лиданьке подругу. Всё в ней было мило ему, особенно, когда та, самозабвенно предавалась вслух воспоминаниям о жизни внизу.
- Сынок вздумал меня дурить, нет, ты скажи! И эта, Галька-то, тоже Бог весть что с собой вытворила! Итак на чёрта была похожа! А сейчас? Разве можно людям на глаза показаться, на смех поднимут в таком виде.
С каждым днем Лиданька распоясывалась все больше и больше, чувствуя себя полноправной хозяйкой. Даже в походке, во внешности её появилась королевская усталость и снисходительность к окружающим вещам. Запросто карабкалась на самые крутые холмы поорать от души в небо, пихала в стороны цветы, мешавшие ходьбе, ругалась на птиц, что будили ни свет, ни заря.
- Ладно бы красиво, да складно пели, а то галдят, точно сороки!
Однажды утром Лиданька примостилась рядом с деревцем чем-то обеспокоенная. Раскинула волосы по плечам и застыла с гребнем в руке. Долго смотрела в одну точку, а потом сообщила.
- Не знаю, верить или нет. По дороге сюда Аполло встретила. За камнем сидел, казалось, будто за мной следит. Молодой, красивый. Кликнула, но он убежал.
Деревце затряслось в беззвучном смехе.
- Весело? - усмехнулась она, - Он! Точно! Не могла ошибиться. Колени полные и гладкие, как у женщины. Тело налитое, словно спелая дыня:
Деревце повалилось на бок со смеху. Пригнувшись, как бы невзначай заглянуло Лиданьке под юбку. Та шутливо оттолкнула его.
- Пень старый, а туда же.
Самшитик, увернувшись от шлепка, опять полез под юбку. Лиданька, наблюдая, как тревожится ткань, наподобие легкой ширмы, скрывшей таинство, прикинула: "Не убудет от меня! Где еще такое увидит?" Раскрылась навстречу с особым удовольствием. Деревце, сплетя ветви кольцом, тут же проскочило внутрь. Лиданька и охнуть не успела. Сотрясаемая могучей силой, лишилась дара речи. А через час, когда заговорила вновь, только и смогла вымолвить: "Уф!" Лежа в траве, осатанев от блаженства, поглаживала блеклые цветочки на сухоньких веточках. Соображала и немного сердилась: "Друг называется!", но в целом осталась довольна.
- Ладно, чего уж там, давай мириться! Скажи, если в другой раз захочешь, - она потрепала деревце по макушке, - не насильничай, не люблю этого.
Деревце лихо и радостно зашумело.
- Хоть и глубоко живешь, но понять людей не можешь, - Лиданьке не понравилась его беззаботность. В ней она усмотрела неблагодарность и, своего рода, заносчивость от легкой победы.
С этих пор, однако, не проходило и дня, чтобы не открывала для себя что-то новенькое. К примеру, заметила, что ночью деревья, влажные от росы, не такие величественные, как днем. Скинув маски, входят хозяевами в общую спальную и предаются неслыханным излишествам. Появление Лиданьки оживило их сексуальную жизнь, принятая на "ура", стала вроде верховной жрицы. Себя называла не иначе, как "Похитительница грез". Чтобы не бегать в кромешной тьме, ругаясь с камнями, которые холодными ежами расползались по тропинкам, соорудила гамак и поселилась в спальной. Днем, укрытая осоловевшей от ночных бдений листвой, крепко спала. Своего прежнего друга, самшитовое деревце, обходила стороной и, поглядывая издали, как возмущено оно ее отсутствием, злорадно усмехалась.
- Так тебе и надо!
- Непременно посвятить в наше братство. Не сомневаюсь, в душе ты уверена, что мы промышляем позорным ремеслом, - будто невзначай обмолвился старинный ротанг и назначил ночь.
Лиданька напоминала похотливую валькирию. Ее потащили на задворки и тщательно вымыли в сколоченной специально для этого лохани из молодого клена. Затем натерли неизвестной травой с кислым и неприятным запахом и листьями коки. Особенно старались между ног, так что передвигаться самостоятельно после этого она не могла. На собрание ее доставила старая, скрипучая карета, и, не смотря на то, что была глубокая ночь, Лиданька не расставалась с легким пальмовым опахалом, прячась в его тени: "Неудачное освещение, - злилась на луну, - всему придает иссиня-стальной блеск". Деревья закружили хоровод под аккомпанемент тягостной и горестной песни, которая возникла ниоткуда и исчезала в никуда. Натертый клитор походил на член. Размеры его ужасали. Лиданька упала на колени и покатилась по траве, по-царски складывая руки и вопя, что было силы: "Возьмите мое тело, возьмите всю меня без остатка!" Песня внезапно умолкла, и степенные деревья в восхищении от разнузданности человека яростно кинулись на него. Лиданька верещала, как резанная, пихая в себя, что попадалось под руку. Все шло в ход: корни и разлапистые ветви, шишки, пестики и упавшие листья, огромные грибные опухоли и даже стредних размеров стволики. Как нельзя кстати пришелся и выросший клитор. Он легко и непринужденно подавался в любую точку в отчаянии захапать и завладеть всем. Жадность Лиданьки не знала границ - первым пал родедендрон: оплакивая потухшие бутоны, отполз подальше, а следом, утратив силу, сдались и все остальные. Луна засмеялась и поменяла окраску. Начался тропический ливень, неслыханный для здешних мест.
- Говорила вам, что я - Похитительница грез! Не верили? Теперь смотрите сами! - в прыжке выпрямилась Лиданька.
У ног появилось красивое блюдо, на котором расположились чудесные вещицы - кольца и браслеты, цепи и колье, крошечные шкатулки и амулеты: На том месте, где стоял самшитовый друг, чернела свежевырытая яма. Через секунду ее поглотила вода.
- Батюшки мои, кого хороним, - хохотала Лиданька, - к чему эти мелкие жертвы? Приму единственную жертву - вашу общую волю к жизни! На меньшее не соглашусь!
Она подлетела к тису, в стволе которого было выдолблено огромное дупло, ловко вскарабкалась и устроилась на ночлег.
- Волю к жизни, запомнили? К утру что б все было готово!
- Ты гружена семенем многих из нас, - дрогнул корой тис, и муравьи прыснули из щели - кто примется в тебе?
Лиданька с силой треснула по стенке.
- Молчи лучше, без тебя разберусь! Спать хочу!
Ливень продолжался три дня. Изредка открывая глаза, Лиданька видела безрадостную картину. Деревья, вобрав в себя гекатонны воды, не двигались с места, будто пораженные неизвестной болезнью.
На четвертые сутки выглянуло солнце. День обещался быть жарким. Оправившись ото сна, Лиданька пошла гулять по развороченным просторам. Около камня вновь увидела Аполло. На этот раз он стоял во весь рост, преградив путь. Лиданька хмыкнула.
- Чего надо?
- Подрочишь мне?
Она опешила. Но тут же трезво рассудила: "Почему нет? Кто не мечтает о здоровом, резвом хуе?" Аполло ей нравился, и то что он стоял перед ней, не стесняясь своей наготы, восприняла, как приглашение к игре.
- У Богов свои причуды, догоняй! - крикнула и бросилась в рощу. Краем глаза увидела, что он помчался за ней вприпрыжку, хуй весело подпрыгивает. Лиданька бежала быстрее рыси, не разбирая дороги, путаясь мыслями, где остановиться, где меньше глаз и шорохов. Везде глаза и шорохи.
- Отчего, - думала она, - всегда намеренно нерасторопная в таких делах, мчусь от своего счастья сейчас? Надо остановиться! Это уже не похоже на игру, он рассердится.
Задохнувшись, обхватила лавр и без сил повисла на ветках. Аполло упал рядом.
- Аполло, - заговорила Лиданька, отдышавшись, - хочу в траве с тобой лежать и наблюдать звезды, наблюдать иные планеты, что проносятся в суетливом движении над нашими головами.
Замерла, обалдев от собственных речей.
- Подрочишь мне? - во второй раз не выдержал Аполло.
Будто холодным душем обдало. Лиданька протрезвела в миг и неожиданно для себя снова подумала, что подрочить молодой и горячий хуй никогда не поздно, а сейчас надо бежать. Бросившись наутек, поняла, что совершает непоправимую ошибку. Но злой рок гнал все дальше и дальше. Аполло скакал следом с хуем наперевес.
Опять лежали рядом, и Лиданька молила небо снизойти на нее, но стоило потянуться к хую, чтобы заученным движением исполнить божественную просьбу, как тут же неведомая сила поднимала на ноги, направляла прочь. Уже солнце спускалось в морскую раковину, и вечерние тени восходили на трон, а Лиданька и Аполло носились наперекор судьбе. Лиданька плакала навзрыд, кусала в кровь непослушные руки, однажды попыталась дотянуться даже ногой до чресел Аполло, но и тогда была обращена в бегство.
"Что тебе стоит, - с ненавистью смотрела вверх, - сделать меня любовницей того, о ком и мечтать не смела!": И опять бежала, и вновь изнеможденно падала, вскакивала и в лихорадке прокладывала путь, чтобы снова упасть, зыравшись в траву в дикой истерии.
Аполло вконец разозлился.
- Стоять тебе на одном месте! На то моя божественная воля! Быть тебе не любовницей моей, но неподвижным деревом!
Лиданька упала на колени и взмолилась.
- Уму непостижимо. Сжалься Аполло! Не подрочить, так дай отсосу!
- Я выбираю дорогу к наслаждению, я! - стоял тот на своем.
- Аполло, дорогой, - хитро, как к старинному другу, обратилась Лиданька, сооблазняя иной, не менее приятной перспективой - отсосу с оттяжкой, медл:
- Я не пересматриваю решений! - прервал он резко.
И, игнорируя лиданькино заманчивое предложение, заговорил дальше.
- Спору нет, ты многих свела с ума, и многие бросили в тебя драгоценные капли в надежде на твой правильный выбор. Но они ошиблись - решать буду я! Ты хотела бы стать рядом с тисом? Но зачем ему такая жена?! Ты вообще не жена, а назойливая маленькая муха:
- Подожди, Аполло, - испугалась Лиданька сурового наказания, - сейчас ты обижен и сердит, а значит все, что ни сделаешь, обернется против тебя.
- Ах, ты неисправима даже перед лицом судьбоносных решений!
Лиданька распсиховалась.
- Ты спросил, я вообще кем-нибудь хочу становиться?! Тисом! Ах ты, Господи! Скажи еще самшитик заменить, он раньше всех вас постарался!
Но Аполло не слушал ее. Грозно сведя золотые брови, стоял в раздумьях.
- Ты разгневала меня, не исполнив пустяшной просьбы! А потому быть тебе яблонькой, прозаичной в цветении и зрелости, ветхой, раскачиваемой всеми ветрами мира, и, схватившись за член, в бешенстве затряс им, - будешь стоять вдалеке от всех, чтобы никто, нечаянно прельстившись дешевой, парфюмерной красотой, не вкусил от твоих горьких плодов!
Всю ночь ухал филин, предвестник несчастий. Лиданька стояла насмерть пронизанная страхами, холодом, одиночеством. Раздражали яблоки, что громоздились везде и неприятно тянули к земле. Только к утру, вполне осознав случившееся и, увидев в низеньком кривом деревце себя, рассвирепела.
- Ах, тварь, что удумал!
Обрушила гнев на Аполло, но того и след простыл. Набушевавшись вдоволь, затихла и припомнила яблоньку в деревенском дворе. Всегда тихую и скромную, незатейливо одетую, с блаженным личиком, а ближе к осени беременную, унизительно согбенную в три погибели. Слезы навернулись от жалостной картины.
- Не верю, - плакала Лиданька, мелко волнуясь всем существом, - так глупо кончить. Позволить какому-то проходимцу принизить столь гордую натуру!
Ее бывшие друзья и любовники стояли поодаль, потупив взор и стыдливо пряча свои нарядные одежды от нее. Она еще пуще озлилась, увидев их.
- Не потерплю вас рядом, убирайтесь вон! Придете, когда позову. И ты, тис, изведи всех муравьев, что б духу не было.
Филин, покачавшись на ветке, повис вниз головой, извещая о наступающем рассвете. Огнем окрасилось все вокруг, словно пожар, охвативший землю изнутри, вырвался наружу. И Лиданька зачаровалась. Внизу колыхалось безбрежное море. Волны, смешанные с восходящим солнцем, катились к берегу. Плюхались в песок и скакали брюшками кверху серебряные рыбки. Ни души кругом. Дикая первобытная радость природы! Первый вселенский день! Вдруг взгляд остановился на маленьком отвратительном существе, величиною с точку, которое мелко топталось по краю скалы, карабкаясь к вершине. Лиданька разозлилась: точка омрачала пейзаж, словно бородавка на гладком лице. Широкая ложбина, основанием выходящая к морю, разделяла их. Пепеля взглядом горы, увидела, что точка резко сорвалась и, кувыркаясь в воздухе, полетела вниз.
- Ну, - едко заговорила Лиданька, едва существо приземлилось рядом и склюнуло с земли зернышко, другое, - явился-таки?
Словно кол в землю вонзила.
И Толик очнулся ото сна.
- Что новенького скажешь?
"Откуда этот голос?"
- Не пялься, отвечай на вопрос.
- Ничего новенького, - холодея до кончиков волос, крутился тот по сторонам.
Лиданька без всякого интереса глядела на растрепанное существо.
- Женился?
- Нет.
- Отчего ж?
- Не знаю, - в жалком комочке трудно было узнать покорителя вершин.
"Всегда таким был, ни рыба, ни мясо, - Лиданька скучала, - хуже самшитика. Тот хоть умер во время. А этот? И живет не во время, вряд ли живет вообще, где ж ему сообразить, когда умирать?"
- Не знаешь? А я знаю, - и, чтобы побыстрее завершить пустой разговор, показала розовый, аккуратно срезанный у основания, член.