- Да вы никак уже пьяны? О! Народец пошел, до гроба-то хоть доползете? Еше три этажа, - передо мной выросла все та же ветхая старушка, оттерла меня от двери и прильнула к ней сама, заковыряла ключом, - нет, это никогда не закончится! Так-то жить мож-н-о-о-о! Все на пьяную голову: и родят и мрут.
Я, держась за перила, стала подниматься дальше, вверх по ступеням, ближе к голосам, положив для себя уж точно оставить цветы и, не говоря ни слова, удалиться.
Разумеется, я не удалилась. В квартиру, как и говорила старушка, не так-то просто было попасть. Народ толпился уже на подступах к этажу. Лица все были незнакомые. На меня никто не обратил внимания. Все тянули головы кверху в сторону двери. Туда только что втащили гроб. Я кое-как протиснулась следом.
Посреди комнаты на стуле стояла бритая наголо девица, затянутая в щегольские лайковые штаны. Гроб поставили на стол, рядом с ней. Он был заколочен. Чудно сознавать, что ты лежишь под крышкой. Руки на груди сложены крестом. Интересно, в джинсах или нет?
Девица держала какие-то листки и готовилась к речи. Вокруг все нервничали, переговаривались, курили. Цветов я и впрямь нигде не увидела, как впрочем, не было приличествующих этому моменту поминальной водки и зашторенных черным зеркал.
Наконец девица обвела всех строгим испытующим взглядом:
- Товарищи, попрошу соблюдать тишину. Хочу напомнить, зачем мы сюда собрались. Товарищ Мухамедьяров, перестаньте крутиться, выпить вам никто сейчас не даст, так что садитесь и повернитесь ко мне, то есть к усопшей. В задних рядах дайте отмашку, если плохо слышно.
- Итак, - было в ее манере говорить что-то значительное, чему не хотелось противиться, - ушла из жизни наша подруга, наш боевой друг. Я буду говорить о ней в мужском роде. Мне так удобнее и к тому же сейчас это не имеет принципиального значения, - она выразительно посмотрела на гроб, - и вообще, что значит применительно к сегодняшней геополитической ситуации уж совсем архаичное деление на мужчин и женщин, вот вы, например, товарищ Мухамедьяров, вы уверены, что вполне соответствуете представлению Господа о мужчинах? Не знаете? А я знаю. Не соответствуете.
- Позвольте, - с опозданием заворочался Мухамедьяров.
- Не позволю, этак мы неизвестно куда зайдем!
- Да уж и так черт знает куда зашли, дальше некуда, - подал голос мужчина с сильной лысиной, - ни пожрать толком, ни поспать, сколько еще ждать?
Девица очень строго посмотрела на всех, сглотнула слюну и продолжила:
- Да, наш боевой товарищ умер при странных и трагических обстоятельствах, на первый взгляд случайных. Но только на первый взгляд. Я долго просматривала его бумаги и все, что осталось, и пришла к выводу, что к смерти он начал готовиться давно и основательно. Я располагаю многими фактами. Скажите, кто из вас написал завещание?
- Это что, допрос? Так я вам и сказала! - вперед вышла невысокого роста очень ладная женщина лет 40, - по какому праву? я протестую! Я во многих партиях состою, за меня есть кому заступиться.
- И я протестую, почему водки не несут, - встрял, наконец, Мухамедьяров.
- Товарищи, дайте дослушать! Продолжайте, пожалуйста, интересно же. А за водкой давно гонцов послали, вот-вот вернутся, - раздалось несколько раздраженных голосов из прихожей.
Девица секунду покопалась в бумагах и выдернула один листок.
- Вот, послушайте! Это отрывок из дневника усопшей. Запись сделана в начале прошлого лета.
Она забегала глазами по листку.
- Вот!
"На восьмом этаже рассвет наступает около трех. Сначала без солнца и облаков", - так-так-так, это не надо, ага! - "неверной поступью, белое становится голубым, играет на губах Сен-Жермена", - нет, это все не то - "вдали начинается истерическое небо, сон прерван, розовые фламинго", - нет, опять не то, ах, здесь, наконец-то, - "на последней, уже невыносимой ноте я просыпаюсь и долго чудится, что это я и кричу. Но мои, глиной сомкнутые губы, молчат. Наконец, я понимаю - все, что происходит за окном, меня не касается. Мой пьяный корабль сбился с курса".
- Ну, - девица оторвалась от написанного, - как вам это нравится?
- Декаданс сплошной, правда, не без покушения на моду, "голубой", "розовый" - это о пидерах, что ли? - бесцеремонно вступил в разговор мой сосед, мужчина без возраста с отвисшим животом, - я бы их всех передушил, - он с силой ударил кулаком по колену, - суками у нас в зоне работали!
- Вы интересовались у соседей, - громко перебил его рассудительный с виду молодой человек, - во сколько у них наступает рассвет? Сдается мне, что наша "незабвенная" жила по Гринвичу.
- К черту все это. Где завещание? - опять вступила маленькая женщина.
- Милочка моя, сядьте, - прикрикнула лысая девица, - до завещания мы еще доберемся. Внимание! Сейчас я прочитаю другую запись из дневника покойной, сделанную в то же время, что и первая, - она опять побежала глазами по строчкам, на ходу пересказывая прочитанное. - Вначале ничего примечательного - она куда-то едет, в поезде встречается с женщиной и между ними происходит следующий разговор, да, вот отсюда:
"- Да кто вы такая, черт возьми, что вам от меня надо?
- Что надо, что надо, будто сама не знаешь? хватит Ваньку валять, выдра ты желтая и морщинистая, все молодишься, треснуть тебя, что ли как следует, глядишь, память и вернется? Все играешь? Про ставки-то слышала? Почем сама ставишь нынче?
- Самой большой ставкой вчера еще была пизда, - я расхохоталась.
- Ах, ты сволочь! Все проиграла, все! Это хотя бы ты понимаешь?" - и так далее в том же духе, а вот еще:
"Хватаю телефонную трубку, но в ней поселились голоса незнакомых мне людей, попутчица моя вновь вернулась в купе и села рядом. На этот раз в руках она держала серебряную ложечку:
- Сейчас мы посмотрим, умеете ли вы говорить.
Я отодвинула ее руку:
- Что это там, вдали, за река?
- Река-то? - она с удивлением глянула на меня, - известное дело, Стикс!
- Стикс?! - закричала я, - кто просил ехать сюда? я не просила.
- Простое стечение обстоятельств, да что ты так заволновалась? Многие и до тебя приезжали, - из складок платья она вынула китайский потрепанный веер и скрылась за ним. Было слышно, что она с кем-то там перешептывается, и кто-то с ней не соглашается. Фигурка маленькой китаянки на плоских стиснутых палочках веера торопливо зашевелила губами:
- Shit! You have no time! - и тут же сложилась в правильную тонкую линию, кусочек ее чудесного платья нелепо торчал между пальцев моей попутчицы.
Вагон вдруг остановился. Река приблизилась. Совсем рядом, отдавая смрадным и мутным, она несла свои воды. Река, как река. Ничего особенного. Я решительно посмотрела на мою строгую даму. Она расхохоталась и пробормотала что-то типа "ну и проблядушка ты, кого хочешь соблазнишь. Разливай". Сладко потянулась и вышла".
- Это ложь, - не выдержала я, - она не могла такое написать. Я знала покойную, как свои пять пальцев, это вы, вы сами написали, а теперь забавляете нас, только зачем, зачем вы так? - слезы хлынули, я и не пыталась их сдерживать.
- Театр, да и только, ну, девочки, вы даете! - засмеялся сосед с отвисшим животом.
Девица пристально смотрела на меня, как будто впервые заметила:
- Литературным даром, извините, не обладаю, зато владею другой профессией, о которой как-нибудь в другом месте, но вот насчет пяти пальцев, позвольте вам не поверить. Я вижу вас в первый раз, в то время как усопшая постоянно тыкала мне своими друзьями и навязывала каждый день новые знакомства. А насчет писанины - знаете, во сколько мне встали ее литературные откровения? Я не поленилась и все подсчитала, - тут девица опять порылась в стопке и вытащила очередную бумажку, исписанную столбиками цифр, - сумма впечатляет любое, даже самое богатое воображение, не правда ли? Надо сказать, что к своей "литературе" покойная относилась очень серьезно и основательно обставляла ежедневные пошлейшие сюжеты. Выездных сессий, правда, было мало, все "творилось" здесь же, около этого стола.
- Товарищи, кажется, мы отвлеклись, - она опять обращалась ко всем, - приступаю к главному документу, так называемому завещанию.
Но ей не дали договорить. Все вдруг зашумели, бурно обсуждая прочитанное.
- Я знаю бабу, которая ехала с ней в поезде, - весело крикнул молодой человек в дверях, - это Галька. Она держит ночную точку в соседнем доме.
Галька говорила, что покойная часто к ней заходила и допытывалась, что же было дальше, у ней словно память отшибло.
- Ну и что было дальше? Чем дело закончилось? - посыпалось со всех сторон.
- Ничего особенного. Галька рассказывала, как поезд остановился, она полезла купаться и сплавала на тот берег реки и обратно, а покойная просидела все это время около воды в какой-то прострации, но потом призналась, что плавать не умеет. К вечеру все опять сели в поезд и вернулись. Вот и все.
- Девушка, - яростно зашептал Мухамедьяров, - а кто вас пригласил сюда?
- Не знаю, - очень тихо ответила я, но он прочел по губам, понял.
- А может, не сюда пригласили?
Я хотела ответить, но ведущая с раздражением повысила голос.
- Повторяю, покойная не была оригинальна и все украла у де Сада. Прощание у заколоченного гроба, сжечь, пепел по ветру, чтоб и следа не осталось. Но, товарищи мои дорогие, - она потрясла в воздухе листочком с цифрами, - это уже слишком! Мы не на театральных подмостках и не позволим ей, уже мертвой, втянуть нас в очередную авантюру! Мы должны пусть с опозданием, но извлечь хоть какую-то выгоду для себя! Я, товарищи, прости меня Господи, нарушила ее безответственное завещание. С той его частью, где, чтоб и следа не осталось, полностью согласна. Что же касается остального, дам некоторые разъяснения.
Все заметно оживились.
- Во-первых, тело мы уже сожгли!
За этим последовала отвратительная сцена. Многие заплакали, закричали, несколько человек в диком отчаянии бросились на пол.
- Да, сожгли поспешно, даже работники похоронного бюро удивились, - девица посмотрела на меня и, как бы читая мои мысли, подтвердила, что покойная была в джинсах, - когда я получила на руки то, что осталось от нашего боевого товарища и сличила с содержимым других урн, я была потрясена! Пепел был белого цвета и скользил между пальцев словно шелк. Страшно подумать, что было бы, последуй мы обычной процедуре захоронения. Сумасшедшая догадка осенила меня, и я тут же поехала, товарищ Мухамедьяров, не делайте таких страшных глаз, я поехала домой и произвела химический анализ. Товарищи! Да! Это был чистый кокаин!
- Надо же, - с разочарованием протянула маленькая женщина.
- Однако, какая непрозаическая реинкарнация! - мужчина с животом мечтательно завел глаза под веки, - кто бы мог подумать?!
- А вот она подумала, обо всех нас подумала! - Мухамедьяров, расталкивая всех на своем пути, ринулся к гробу, но девица грубо осадила его.
- Ишь ты, какой прыткий! Сначала бодяжить будем, чтоб всем досталось.
Гонцы уже прибыли.
К столу подошел кругленький человек, передал пакет с детской присыпкой и крошечный плакатик с надписью "1 дорожка - 10 рублей", который девица тут же закрепила булавкой на груди.
- Цена низкая, - предупредила девица вопросы, - потому что мы приравняли этот драгоценный подарок к гуманитарной помощи. Итак, товарищи, начинаем!
Двое мужчин отставили девицу вместе со стулом к изголовью гроба и принялись выкорчевывать гвозди из досок.
- А кто будет на раздаче? Я могу, у нас в зоне, - начал было кто-то в первом ряду, но девица тут же крикнула. - У нас в зоне, у вас в зоне, отставить лагерный жаргон! Интеллигентные вроде люди, а ведете себя, как шушера уголовная! На раздаче буду я! И деньги собирать тоже буду я! Вы что думаете? Покойная кому-то другому доверила?
- Это неизвестно, в завещании об этом не говорится ни слова, - сказала полная, очень близорукая женщина, с толстыми линзами в очках.
Она ждала возражений, но девица даже бровью не повела.
Крышку, наконец, сняли. Я встала на цыпочки - внутри было пусто. Девица наклонилась, вынула из нижнего угла кулечек с белым порошком и подняла высоко над головой. Все поднялись, мужчины обнажили головы. Наступила томительная тишина. Я стояла потрясенная и не могла оторвать глаз от кулька. Немой вопрос кружился и едва не срывался с губ: "неужели это все, что осталось?".
Девица, словно отвечая на него, громко заявила.
- Да, товарищи, это все, что осталось, - она задержала дыхание и неожиданно подмигнула мне, - прошу соблюдать очередь, но сперва женщины и дети.
К столу подошла заплаканная девочка, с которой я столкнулась еще прежде в подъезде. Она ткнула свою головку к бритой голове девицы и что-то яростно зашептала на ухо. Девица выпрямилась и ответила: "не беспокойся, сексизма не допущу". Девочка засмеялась и приблизила к лицу тоненькую трубочку. Глубоко вдохнула, с удовольствием закрыла глаза и почти в ту же секунду сползла вниз, больше я уже ее не видела. Следующей в очереди была полная близорукая дама.
Она вышла в центр комнаты, на ходу одергивая вдоль горячих бедер зеленое шерстяное платье.
- В эту предвечную минуту я хочу сделать заявление! Мне не понравились инсинуации какой-то Гальки, выпивохи и предательницы. Я берусь утверждать, что она занимается очернительством. Все вы знаете, что членам нашей организации вменяются в обязанность всего два правила: не иметь настроения и уметь плавать! Вам также хорошо известно, что наш покойный товарищ не только плавал прекрасно, но неоднократно и других на берег доставлял. Не хочу, чтобы правда попиралась за так. Понимаю, вы торопитесь, поэтому стараюсь быть краткой и не задерживать очередь. Товарищи! - она порылась в нагрудном кармашке, достала аккуратно сложенные 10 рублей и протянула девице, - не сочтите за дерзость, но я решила уклониться от предложения вынюхать нашего покойного друга. Я не могу так сразу подчиниться столь оригинальной манере прощания, я христианка, и потом, мое имя, вмешайся в эту историю Интерпол, - она оборвала, и вдруг, гордо вскинув голову, неожиданно закончила.
- Свою дозу я жертвую в пользу своих же товарищей!
- Невероятно! Ура! Ура! - все зааплодировали.
Следом подскочила маленькая женщина и, не сказав ни слова и уже склонившись над своей порцией, неосторожно чихнула. Порошок разлетелся в разные стороны. Она растерянно смотрела перед собой. Все очень рассердились и жадно вдыхали поседевший вдруг воздух.
- Простилась, нечего сказать! - негодовал лысый.
Девица тем временем сделала еще две дорожки на ровной поверхности крышки.
Настала моя очередь. Еще за секунду до этого я твердо решила, что не тронусь с места и не буду участвовать в этом шабаше. В жизни не видела ничего подобного. Все внутри меня плакало, рвалось и протестовало. Каково же было мое удивление, когда я послушно встала, как только взгляд бритоголовой девушки остановился на мне. Словно в каком-то дурмане пересекла комнату и подошла к столу. Только тут обнаружила, что по-прежнему сжимаю в руках цветы.
- Это мне? Дайте, спасибо. Мне давно никто не дарил, - она взяла хризантемы и поднесла к лицу. Я стояла рядом и смотрела на нее. Ноздри ее были белые от кокаина. Впервые я заметила женственность в ее чертах.
Нервные тонкие брови, влажные нарисованные глаза и проникновенный взгляд совсем не вязались с ее грубой и удалой хваткой.
- Вы и белье женское носите? - обратилась она ко мне, - ну, чего же вы ждете?
Я склонилась над крышкой и вдохнула все, что полагалось. В то же мгновение, сердце мое в который раз за сегодняшний день бешено застучало, и кровь прилила к горлу. Необходимо было сказать какие-то слова, но я слушала и слушала, как побежали внутри меня животворящие и радостные силы. Я знала, что это ты, не мертвая, а живая сиянием и богатством наполняешь меня. Я более не имела представления, откуда я родом и чем занимаюсь. Имени у меня тоже не было.
Оно пришло ко мне внезапно, издалека, из глубины души. Я вспомнила, что однажды, когда я была совсем маленькая, меня окликнул на улице старьевщик. Они ходили в то время по нашему незначительному городку.
- Александр, - я не оглянулась, хотя знала, что он обращается ко мне. Я добежала до угла и только тогда повернула голову. Но никого уже не было.
Сейчас я услышала это имя второй раз. Твой голос внутри меня звал - Александр! Я чувствовала, что дрожу. И опять, но уже наяву - Александр, очнись!
Я с трудом различила рядом с плечом бритую голову, влажные нарисованные глаза о чем-то просили и умоляли меня. Я смотрела, но ничего не видела. Должно быть, прошло много времени в полном молчании. Напряжение достигло невыносимого предела. Я готова была уже отказаться от безнадежной попытки проникнуть в тайну прошлого.
И тут словно кто-то пнул меня прямо в сердце. Я вскочила на ноги и огляделась. Очередь тянулась и тянулась к гробу. Деньги беспризорной кучей валялись на полу. Моя спутница крепко держала меня за руку и прижималась ко мне. Я чувствовала ее дыхание на щеке. Ее упругое рельефное тело волновало меня. Я ответила сильным пожатием. - Ты когда-нибудь слышала о древнеегипетском культе Озириса? О магическом слиянии мужского и женского, - заговорила я. - О начале нового пути? - Она замолчала и продолжала тесниться ко мне все сильнее и сильнее.
- Это ты? - я хотела видеть ее глаза, но не могла оторваться от нее, - я никогда бы не узнала тебя, если бы не наш покойный друг.
- Да, он умел делать подарки, - она поцеловала меня в лоб, - хорошо, что ты сегодня весь в белом и нарядном.
Неожиданно красная радуга зажглась над нашими головами, и наши тела уже не принадлежали нам. Я видела, как они, соединяясь, исчезают и тают с каждой купленной дозой. Через мгновение это было уже одно тело.
Тонкое и прозрачное, как папиросная бумага.
Между тем наступили сумерки. Я глянула в окно, вечер был свежим и чистым. Солнце уже село. Узкая улочка, ведущая к дому, опустела. Я потянулась к форточке. холодный ветер ворвался в комнату и, играючи растрепал платье и волосы.
Мухамедьяров говорил прощальные слова.
- Что значит жизнь человека яркого и талантливого, но униженного отсутствием средств к продолжению веселья?! Да! С его артистизмом трудно было сравниться. Да и надо ли? Вечный вопрос. Надо - не надо, быть - не быть, добро - зло, черное - белое, бордовое, темно-красное, вот смотрите.
Я оглянулась.
Он держал в руках початую бутылку портвейна.
- Кто на раздаче? Куда все подевались, сколько еще ждать?
Никто не ответил ему.
Вдруг привычные предметы подернулись дымкой, комната удлинилась и чуточку наклонилась влево. Диваны медленно поползли туда же, увлекая за собой меня. Я, однако ж, удержавшись от падения, присела на краешек. И мягкий розовый вагон нежно тронулся с места. Мелькнули знакомые башни, погас вдалеке последний огонек.