Юсуп встал, прошёлся несколько раз по комнате, потом снова сел и, вытащив из пачки две сигареты, протянул одну Имрану. Какое-то время оба молча курили, по очереди стряхивая пепел в большую хрустальную пепельницу. Потом Юсуп сказал:
– Скоро Малика придёт с дежурства. Будем ей говорить или как?
– Не знаю… Да она всё равно узнает раньше или позже!
Малика узнала раньше. Взволнованная мать позвонила днём к ней на работу и рассказала об утреннем визите. Малика, обожавшая младшего брата, была тем не менее сейчас сильно рассержена и весь остаток дня злилась и думала о том, как ему теперь выйти из сложившегося положения.
Вернувшись домой и увидев Имрана, Малика подавила в себе порыв кинуться, как обычно, к брату и только сказала:
– С приездом тебя!
Её сдержанность от Имрана не ускользнула, и он понял, что сестра уже знает, скорее всего, от матери. "В нашей семье невозможно ничего скрыть", – подумал Имран, но процесс уже было не остановить.
Пообщавшись недолго с племянниками и едва притронувшись к угощению, он распрощался со всеми, сказав, что хочет успеть вернуться домой засветло. О том, что беспокоило обоих, они с сестрой не обмолвились ни словом, но, когда Имран уехал, Малика спросила мужа:
– Ты в курсе?
– Да, – ответил Юсуп, – и мне это очень не нравится.
– Как ты думаешь, что здесь можно сделать? Ты ведь понимаешь, о разводе не может быть и речи, надо искать какой-то другой выход.
– Мы с Имраном говорили об этом. Выходом здесь может быть только аборт, если, конечно, срок ещё маленький. Он сам растерян, а девушка ничего толком не говорит, только истерики устраивает. Надо найти возможность как-то с ней договориться, другого выхода я не вижу. В конце концов она вполне взрослая и должна была думать головой!
– Может, мне с ней попробовать поговорить? – сказала Малика.
– Наверное, было бы неплохо встретиться с ней или с её матерью. Отца, как я понял, у неё нет, так что поговори-ка лучше ты с ними по-женски! Имран дал мне их адрес.
– Тогда я завтра отпрошусь с работы и сразу же поеду.
– Правильно, и маму заодно поддержишь! А думать будем все вместе!
* * *
Имран сидел перед телевизором. С экрана Леонид Утёсов пел о том, как много на свете хороших девушек и ласковых имён. Расположившаяся рядом Фарида гладила бельё, изредка переводя с него взгляд на экран и обратно. Чуть поодаль сидела в кресле Айша и, держа в руках старые чётки из жёлтого янтаря, медленно перебирала их, глядя на экран и думая о том же, о чём думал сейчас её сын.
Мысли обоих были невесёлыми, с той лишь разницей, что Айша молила Бога о том, чтобы Фарида ни о чём не узнала, а Имран в сотый уже раз прокручивал в уме предстоящий разговор с женой.
Раздавшийся телефонный звонок прервал его мысли, и он, подойдя к аппарату и сняв с рычага трубку, тотчас же почуял недоброе. С другого конца в ухо ему истерично кричала женщина:
– Это Имран? А это Полинина мама! Вы слушаете меня? Так вот, я вам говорю, что завтра и ваша жена, и весь Буйнакск узнают о том, что вы сделали с моей дочкой! Вы поняли?
В трубке уже давно раздавались короткие гудки, а Имран всё стоял, сжимая её в руке в состоянии полного опустошения.
– Кто это звонил? – спросила Фарида, и он вяло ответил:
– Не знаю… Я что-то не понял!
Удивлённая его тоном, жена недоверчиво взглянула на него, но ничего не сказала, а Айша, почувствовав в голосе сына растерянность, стиснула в руке чётки и сказала негромко:
– Наверное, неправильно номер набрали!
Имран плохо спал в эту ночь и всё ворочался с боку на бок. Лёжа рядом с безмятежно спящей Фаридой, он думал о прозвучавшей по телефону угрозе. Завтра… то есть уже сегодня… Мать умоляет не говорить пока Фариде ни о чём, но сколько же можно тянуть? И разве будет лучше, если она узнает обо всём от чужих людей?
Его охватила такая усталость, словно пришлось катить в гору громадные камни, и утром, с трудом поднявшись с постели и не притронувшись к завтраку, он вышел на улицу, чувствуя себя так, будто его вдруг лишили права жить в отцовском доме рядом со своей семьёй.
* * *
Небольшой общий двор, где проживали три или четыре семьи, вмещал главным образом жилища, состоявшие из одной-двух комнат, в одном из которых жила Полина со своей матерью.
Малика нашла цифру три и осторожно постучала в дощатую дверь. Послышалось громкое "Иду!", после чего прошло ещё некоторое время, пока дверь, наконец, отворилась.
– Вы кто? – сонным голосом спросила стоявшая на пороге женщина, весь вид которой говорил о том, что день для неё ещё не начинался. Поверх блёклой ночной сорочки был накинут выцветший байковый халат, голова со спутанными торчащими волосами, казалось, была только что оторвана от подушки.
– Вам кого? – снова спросила женщина, продолжая стоять в дверях и исподлобья разглядывая Малику изучающим взглядом.
– По всей вероятности, я к вам, – ответила Малика, стараясь, чтобы голос не выдавал её волнения. – Если, конечно, вы мама Полины!
– А-а-а, поняла теперь! – В голосе женщины тут же зазвенел металл. – Вы, верно, по поводу нашего с вами дела!
– Может, позволите войти? – сказала Малика, после чего женщина торопливо отпрянула от двери со словами:
– Да, конечно, проходите, не стоять же на пороге! Только уж простите, что не очень-то убрано…
Малика вошла в комнату и огляделась. Несмотря на хозяйкины извинения, внутри было чисто, но помещение всё равно производило впечатление довольно тесного. И не из-за мебели, состоявшей из большого дивана, трюмо и комода, возле которого примостился небольшой круглый стол с тремя деревянными стульями, а из-за невероятного количества лежавших тут и там всевозможных безделушек, кукол, слоников, вазочек и статуэток, а также вырезанных из журналов и развешанных по стенам фотографий известных артистов. На одной стене посреди обилия вырезок висела в рамочке пожелтевшая фотография, по всей вероятности, хозяев этого дома, снятая, когда они ещё пребывали в благословенной поре своей молодости, – белокурой женщины с кокетливой улыбкой на ярких, пухлых губах и мужчины с тяжёлым отёчным лицом, которое Малике отчего-то показалось знакомым. Однако размышлять об этом времени не было, и она лишь скользнула по фотографии взглядом.
– Да вы сядьте, в ногах правды нет, – сказала хозяйка, с заметной нервозностью проводя рукой по плюшевой скатерти на столе.
Малика села и вновь упёрлась взглядом в стоявшую на комоде большую фотографию девушки с распущенными по плечам светлыми волосами и хорошеньким личиком, на котором выделялись пухлые, как у матери, губки и яркая родинка на скуле, смотревшаяся неестественно чёрной на фоне общей девушкиной белокурости. Малика догадалась, что это и есть Полина и что фотография, конечно же, сделана Имраном.
– Итак, с чем вы к нам пожаловали? – насмешливо спросила хозяйка, по-прежнему не сводя с Малики цепкого взгляда.
– Простите, не знаю вашего имени-отчества! Меня зовут Малика, я сестра Имрана…
– Ага, сестрица, значит! Ну что ж, всё одно придётся знакомиться, всё ж таки, считай, почти уже родня! Зовите меня Катерина… Андреевна.
– Очень приятно. Катерина Андреевна, а ваша дочка дома?
– Нет, не дома. Она в такое время на работе бывает.
– Жаль, я хотела бы её видеть, поговорить с ней…
– Так со мною и говорите! Да и чего тут говорить, когда и без разговоров всем всё ясно! Обрюхатил мою девочку, вот теперь пускай и женится!
– Я прекрасно понимаю ваши чувства, Катерина Андреевна, но поймите и вы нас! У Имрана семья…
– Да знаю, слышала уже сто раз! Семья, семья! Чего же он не думал о семье-то, когда к дочке моей лез, а? – В голосе женщины зазвучали визгливые нотки.
– Погодите, давайте поговорим спокойно, – сказала Малика. – Я нисколько не оправдываю своего брата, он, конечно, должен был думать о том, на что идёт, когда связывался с молодой девушкой, но, согласитесь, что и сама Полина проявила… немалое легкомыслие!
– Вы что это хотите сказать, что моя дочка во всём виновата? – истерически вскричала Катерина Андреевна.
– Пожалуйста, не передёргивайте мои слова, – терпеливо, как она всегда говорила с больными, произнесла Малика. – Я не имею в виду легкомыслие вообще, я говорю о том, что она с самого начала знала, что он человек семейный и…
– Ну да, знала, но… он же ей обещал, что разведётся со своей женой!
– Во-первых, он никак не мог ей этого обещать… во всяком случае в начале их… отношений, ну, а во-вторых, вы считаете, что это нормально? Я имею в виду, для вас является нормальным, когда разбивается семья?
– Так, дорогуша, давайте-ка не будем сейчас переходить на всякие другие темы! Я вам решительно говорю, что если он не женится на моей дочери, то я немедленно подам в суд!
– Это ваше право! – холодно произнесла Малика. – Только не забывайте о том, что Полина уже не маленькая девочка, а вполне сформировавшийся, совершеннолетний человек, которого никто и никуда насильно не затаскивал и который так же обязан думать о том, что делает!
При этих словах истеричность Катерины Андреевны явно пошла на убыль. Воспользовавшись её молчанием, Малика так же холодно добавила:
– И знайте, что семью свою он никогда не бросит, как бы вам этого ни хотелось! Я пришла, чтобы поговорить с вами по-человечески, чтобы вместе подумать и вместе решить, как нам быть, а вы… ведёте себя, как… как торговка на базаре!
– Что-о-о? – вскричала женщина. – В моём же доме меня же ещё и оскорбляют! По-вашему, значит, продавцы не люди, так, что ли? Да, и всамделе я всю жизнь продавщицей проработала… Так это ж ведь не значит, что можно приходить и меня тут оскорблять!
– Никто вас не оскорбляет, – сказала Малика, – вы сейчас сами себя заводите и не желаете нормального разговора. Я не знаю вашей дочери, но лучше мне поговорить с ней самой, возможно, она выслушает меня более внимательно!
– Я запрещаю вам это делать! – завопила Катерина Андреевна. – Все разговоры вы будете вести со мною, поняли? Моя дочка ещё маленькая и… ничего не понимает!
– И всё-таки я с ней поговорю! – сказала Малика и вышла поспешно из комнаты, чтобы хозяйка не увидела, как её всю трясёт.
Со двора она выходила, сопровождаемая любопытными взглядами двух женщин, соседок Катерины. Одна из них, глядя ей вслед, сказала:
– Интересно мне знать, чего это здесь понадобилось делать ахмедовской дочке? Я её сразу же узнала, она у нас врачом работала, а после переехала в Махачкалу. Что она здесь забыла, интересно? Я теперь ночью не усну от любопытства!
– Да ладно тебе, Анайка, – ответила соседка. – Чем гадать, что да как, лучше спроси у самой Катьки.
– Как же, спросишь у неё! Кидается на всех, как овчарка! Ты заметила, после Мишкиной смерти она вообще остервенела! Ты вспомни-ка, Барият, как она тебя на прошлой неделе отбрила, когда ты попросила у неё взаймы денег!
– Ну да, было такое, – неохотно признала Барият. – Но, может, и в самом деле не было денег!
– Ага, не было, как же! Если у неё не будет, то у кого тогда будет? Всю жизнь пивом торговала, да и Мишка хорошие деньги домой приносил. Ты что думаешь, диспетчера на автостанции плохо зарабатывают, да? Нету у неё, как же!
Глава 27
Малика вышла на улицу и зашагала в сторону городской поликлиники, моля в душе Бога, чтобы не встретить сейчас никого из буйнакских знакомых.
Несмотря на тревогу и озабоченность, ещё более усилившиеся после разговора с матерью Полины, она, шагая по родному городу и с жадностью вдыхая его чистый, свежий воздух, какого не было и не могло быть в других городах, переполнялась чувством великой к нему любви. Она любовалась городскими скверами, вид которых был издавна ей привычен, но сейчас радовал так, словно она видела их впервые.
Она почувствовала, как беспокойство в душе вдруг уступило место ощущению лёгкости, как если бы ей сказали: не волнуйся, всё будет так, как будет, и никак иначе, и она согласилась с этими словами, ибо невозможно, казалось, с ними не согласиться.
Юсуп любил повторять слова из притчи о великом Соломоне: "И это пройдёт". И теперь голосом мужа они всплыли в её памяти.
Прогулка по городку умиротворила её. И когда Малика подошла к одноэтажному зданию городской поликлиники, где сама принимала когда-то пациентов, на душе у молодой женщины было гораздо спокойнее, чем ещё пару часов назад.
По пути ей неизбежно повстречалось несколько знакомых, и она, не покривив душой, объяснила свой приезд срочными делами.
Она коротко постучала в дверь лаборатории и, приоткрыв её, увидела в комнате двух девушек в белых халатах. В одной из них благодаря фотографии сразу узнала Полину. Вежливо поздоровавшись, Малика обратилась ко второй лаборантке с просьбой оставить их вдвоём.
Девушка удивлённо вскинула брови, но не стала спорить, а вышла в коридор, предупредив Полину, что вернётся ровно через пятнадцать минут.
– Здравствуйте, Полина, – сказала Малика девушке, лицо которой сразу вдруг окрасилось густым румянцем. – Полагаю, вы догадались, кто я!
– Догадалась, – тихо произнесла Полина.
– Тогда вы догадались и о цели моего визита, – мягко продолжала Малика. – Поговорим?
– Давайте, – ответила через силу девушка, опустив глаза.
– Я не буду терзать вас фразами "как вы могли", "о чём вы думали" и так далее. Я только хочу спросить вас: вы сами-то как видите эту ситуацию в перспективе?
– Ну-у… – протянула Полина и тут же замолкла.
– Ну так как же? – по-прежнему мягко сказала Малика.
– Я считаю… он обязан на мне жениться! – почти скороговоркой произнесла девушка.
– Вот как? А то, что он уже женат, это вас никак не смущает?
– Пусть это смущает его самого! – запальчиво воскликнула девушка.
– Да, но ответственность за ситуацию несёте-то вы оба! – сказала Малика, глядя девушке прямо в глаза.
Полина молчала. Даже на расстоянии Малика почувствовала её растерянность и смятение, и её вдруг пронзила необъяснимая жалость к этой девушке, представлявшей сейчас серьёзную угрозу для семьи её брата и бывшей такой же несчастной, как и он.
Нарушив молчание, Малика произнесла:
– Послушай меня, Полина! Ты взрослая девушка и должна видеть эту ситуацию такой, какая она есть. А положение таково, что ты беременна от чужого мужа. Не спорю, он очень, очень виноват… В любом случае, он старше тебя, а значит, должен быть и умнее, и дальновиднее. Я говорила с твоей матерью и сказала ей то же, что говорю сейчас тебе: о его разводе с женой не может быть и речи. Ты это понимаешь?
– Вы видели мою маму? – сказала быстро Полина. – Что она вам сказала?
– То же самое, что и ты! – ответила Малика и неожиданно спросила: – Скажи мне, Полина, какой у тебя срок?
– Ну-у… пока что ещё точно не знаю…
Замешательство, в которое привёл девушку этот вопрос, не укрылось от Малики, и у неё вдруг возникли неясные, смутные подозрения.
– Не знаешь? А ты разве не была у врача? – спросила она.
– Нет, то есть была… В общем, я не хочу об этом говорить… Я буду говорить только с самим Имраном! – нервно воскликнула Полина.
– Видишь ли, я сама врач, и, кроме того, я мать двоих детей. Так что ты можешь говорить со мною вполне откровенно!
– Нет! – Девушка чуть не плакала, и Малика поняла, что дальше продолжать разговор не стоит, тем более что дверь кабинета постоянно отворялась и беседа их то и дело прерывалась расспросами посетителей.
– Я пойду… Не хотела тебя расстраивать, но пришлось, – сказала она и добавила: – Полина, я хочу, чтобы ты меня услышала. Развода мы не допустим! Подумай над этим и сообщи о своём решении. Вот мой номер телефона, позвони, когда сочтёшь нужным. Маму мою дёргать не нужно, она пожилая и нездоровая женщина, и ей достаточно уже всяких переживаний!
С этими словами она вышла из комнаты.
* * *
Фарида снимала высохшее бельё с протянутых во дворе верёвок и, увидев входящую в калитку дома Малику, сильно удивилась.
– Ты как здесь? – обрадованно воскликнула она, крепко обнимая золовку. – Почему так неожиданно?
Между молодыми женщинами с самого первого дня установились тёплые отношения, и Малика, всем сердцем приняв жену брата, нежно и искренне полюбила её, как любила бы свою родную сестру, если бы та у неё была. Они делились друг с другом маленькими секретами и вообще всем, что лежало на сердце, и Айша, глядя на их дружбу, радовалась и благодарила Бога за то, что в лице Фариды послал её дочери близкого и родного по духу человека.
– Так какими судьбами ты к нам попала посреди рабочей недели? – весело спросила Фарида, и сердце Малики сжалось от необходимости скрывать правду.
– Да по работе, своего рода командировка, – ответила Малика, стараясь, чтобы слова её прозвучали как можно беззаботнее. – А как вы тут все поживаете?
– Нормально, слава Богу! – сказала Фарида. – Пойдём в дом! Вот мама обрадуется!
После приветствий и расспросов о делах и здоровье женщины уселись за стол, где за чаем повели обычную беседу о детях, работе и новостях, тухумных и городских. Беззаботно продолжая разговор, Фарида не замечала тревожных взглядов, которыми обменивались между собой Айша с дочерью.
– Ох, мамочка, как же я скучаю по твоей еде! – сказала Малика, отправляя в рот очередной крошечный голубец. – Никто не готовит лучше тебя!
– Ешь, дочка, на здоровье, ты ведь с дороги, наверное, проголодалась!
Едва Фарида вышла зачем-то из комнаты, как Айша с беспокойством обратилась к дочери:
– Ну что, сходила?
– Да, мамочка, сходила, поговорила, всё сказала, теперь будем ждать их решения!
– Как думаешь, что они будут делать дальше?
– Я не знаю, мам, посмотрим. Как я поняла, там всем руководит мать девушки…
– О Аллах, что же будет? Неужели семья моего сына распадётся?!
– Успокойся, мама, будем надеяться, что всё образуется! – сказала Малика.
– Образуется как? Делать ей аборт?! – с отчаянием в голосе воскликнула Айша. – Ведь это же такой грех, дочка!
– Ты думаешь, мне это очень нравится? Я всё-таки в первую очередь мать, а потом уже врач… Да и аборты в нашей стране не приветствуются. Это очень опасно, и могут быть неприятности! Ведь она молодая женщина, и ей ещё рожать… Да, наделал твой сыночек делов! – саркастически сказала Малика.
– Он же ещё совсем молодой… – начала Айша, но дочь её перебила:
– Молодой, как же! Тридцать лет почти уже, двое детей… Пора бы и повзрослеть! Вечно, мама, ты его защищаешь!
– Я не защищаю. Просто вспомнила сейчас, как покойный мой свёкор, Магомед, говорил, что мужчины из ахмедовского рода остепеняются лишь к сорока пяти годам.
– Ну, значит, ещё целых пятнадцать лет бедной Фариде придётся терпеть его художества! – Малика едва успела докончить фразу, как дверь открылась, и Фарида вошла в комнату.
– Ну всё, я поехала! – весело сказала Малика. – С вами хорошо, но надо возвращаться домой.
– Может, всё-таки останешься у нас с ночёвкой? – обратилась к ней Фарида. – Поболтаем с тобою от души! А с утра пораньше и уедешь!
– Не могу, к сожалению! – ответила ей Малика. – Меня Юсуп и дети ждут, а завтра к тому же дежурство суточное, Зумруд попросила заменить её!
– Жаль! – сказала Фарида. – А мне так хотелось с тобой подольше пообщаться! А заодно и на братика твоего пожаловаться!
– А что такое? – насторожилась Малика.