Через несколько дней Хадя вновь встретила Русика. Он подошёл к ней и поздоровался так, словно знал её очень давно, а потом каждый раз подходил к ней, встречаясь в институтских коридорах и заговаривая как с хорошей знакомой.
И Хадя научилась отвечать ему с шутливой приветливостью, скрывая за ней своё первое большое чувство, которое с каждым днём всё более в ней нарастало. Она познакомила Русика с Марьяшей, и они втроём весело болтали, встречаясь всё чаще и чаще.
Между ними установились дружеские отношения, что вовсе не мешало Хаде вздрагивать при одном упоминании имени Русика, не говоря уже о его участившихся появлениях.
Некоторое время спустя Русик сообщил, что ему предстоит уехать из Махачкалы на довольно длительный срок – начинаются сборы, а потом и соревнования, из-за этого ярким пламенем горит его дипломная работа, к которой он ещё даже не приступал.
– Поезжай и ни о чём не беспокойся, – сказала ему Хадя. – Я сама займусь твоей дипломной!
– Вот здорово! – обрадовался Русик. – Ты меня очень выручишь! Но мне, правда, как-то неловко.
– Да ладно! – сказала Хадя. – Мы же друзья, а друзья на то и нужны, чтобы помогать!
– Я так тебе благодарен! – воскликнул Русик с очаровательной непосредственностью, благодаря которой девчонки влюблялись в него с первого взгляда.
Он уехал, а Хадя с присущей ей энергией взялась за написание его дипломной работы. Через некоторое время она получила от Русика письмо, где он подробно описывал свою спортивную жизнь и вновь благодарил Хадю за помощь. Письмо перечитывалось девушкой бессчётное количество раз, в одиночку и вместе с Марьяшей, а дни, остававшиеся до приезда Русика, отмечались девушкой в заветном календарике.
Время, как ей казалось, тянулось бесконечно долго, а когда он, наконец, приехал, Хадиному счастью не было предела. Девушка радостно кружилась по комнате, с упоением повторяя: "Он здесь! Он здесь!".
Дипломная была давно готова, и когда пришёл срок защиты, то экзаменационная комиссия безоговорочно оценила её на "отлично". Довольный и счастливый Русик, сказав Хаде: "Это твоя пятёрка, а не моя!", вновь отбыл на очередные сборы, обещав девушке непременно написать ей оттуда.
* * *
Хадина жизнь превратилась отныне в нетерпеливое ожидание. Она считала дни, остававшиеся до приезда Русика, и то, что он не писал ей, относила к его занятости на сборах.
– Не пишет, и не надо! – говорила Хадя Марьяше. – Я, например, терпеть не могу писать письма! Тем более что скоро он уже и сам приедет. Господи, неужели я его увижу! Скорее бы настал этот день!
Этот день, когда, по Хадиным расчётам, Русик должен был вернуться в Махачкалу, уже давно прошёл, а парень всё не объявлялся. Хадя терялась в догадках, не зная, чем объяснить такое его длительное отсутствие.
Всё чаще в поле её зрения стал возникать Карим. За короткий промежуток времени он успел по настоянию родителей жениться на своей двоюродной сестре и тут же развестись.
– Хадька, да он по-прежнему влюблён в тебя без памяти! – сказала Марьяша, заметив, что Карим под любыми предлогами пытается приблизиться к её подруге.
– Да ну его! – отмахивалась Хадя.
– Почему ты так говоришь? Он, по-моему, неплохой парень!
– Не в моём вкусе! – отрезала Хадя. – Пусть лучше не тратит зря время! Ты-то знаешь, кто у меня в сердце!
– Знаю, знаю! – говорила Марьяша. – Да только где он, этот твой игрок? На каком поле гоняет свой мяч?
Помрачневшая Хадя ничего не ответила, и Марьяша, заметив перемену в её настроении, расстроилась сама. Она горячо любила подругу и страстно желала видеть её счастливой, но странное поведение Русика наводило её на мысли, которые она боялась открыть Хаде.
Время шло, Русик не появлялся, и Хадя почти перестала говорить о нём, хотя Марьяша видела, что она мучается. Как-то утром, по обыкновению придя с соседками на пляж, она проходила мимо расположенных в ряд тентов и под одним из них вдруг увидела Русика. Он сидел на песке, а незнакомая девушка, загорелая и длинноволосая, лежала, положив голову ему на колени, и Русик игриво водил пальцем по линии её обнажённого живота.
Потрясённая увиденным, Марьяша застыла на месте. Спохватившись, она быстро прошла мимо, боясь, что парень её увидит, и одновременно желая этого.
"Ну и подлец же! – с негодованием думала девушка. – Хорошо устроился! Использовал мою подругу и исчез, а теперь прохлаждается с какой-то…"
Остаток дня Марьяша провела в мучительных сомнениях: рассказать Хаде об увиденном или нет, и наконец решила, что лучше ничего не говорить.
Она долго крепилась, но, когда подруга стала в очередной раз искать оправдания длительному отсутствию Русика, она не выдержала:
– Да не заболел он ни черта! Здоров, как бык, и на море ходит, да ещё не один!
– Что ты хочешь этим сказать? – подозрительно спросила Хадя.
– То, что сказала. Я видела его на пляже с какой-то девицей, и они очень хорошо проводили время в обществе друг друга!
Хадино лицо покрылось мертвенной бледностью и застыло, утратив всякое выражение и превратившись в маску. Перепуганная Марьяша кляла себя за несдержанность, но было уже поздно.
Несколько минут прошли в гнетущем молчании, а затем Хадя спросила:
– И давно?
Голос девушки, обычно звонкий и жизнерадостный, теперь звучал безжизненно и глухо, словно доносился из далёкого тоннеля.
– Что давно? – не поняла Марьяша.
– Давно ты их видела?
– Две недели назад, – еле слышно произнесла Марьяша.
– И ты молчала всё это время?!
Несмотря на возникшую неловкость, Марьяша обрадовалась, что в Хадином голосе появились хоть какие-то эмоции.
– Н-ну, да… я не могла…
– Что значит не могла?! Ты обязана была сказать мне об этом! Я, как дура, жду, что он вот-вот появится, а он… а ты…
Тут девушка разразилась такими рыданиями, что Марьяша, не выдержав, бросилась обнимать подругу, рыдая вместе с ней.
Через некоторое время рыдания стихли, и Хадя, в последний раз судорожно всхлипнув, сказала:
– Всё! С этого дня он для меня умер! Не хочу даже имя его слышать!
Глава 15
Марьяша спустилась на первый этаж главного университетского корпуса. В просторном вестибюле она остановилась недалеко от входной двери, ожидая Хадю. Та сражалась сейчас в одной из аудиторий за первенство в студенческом турнире по шахматам.
– Марьяш, привет! – услышала она чей-то голос и, повернув голову, увидела перед собой Заиру Мансурову, бывшую свою одноклассницу, учившуюся сейчас на инфаке. Рядом с Заирой стоял светловолосый юноша, рослый и довольно симпатичный, и неотрывно смотрел на Марьяшу, чем её сильно смутил.
– Знакомьтесь, – сказала Заира. – Это Саид, учится на строительном. А это Марьяша!
– Очень приятно, – сказала Марьяша и опустила глаза, чтобы не встречаться с пристальным взглядом серых глаз юноши.
– И мне очень приятно, – произнёс тот негромко.
Заира собралась что-то добавить, но в этот момент появилась Хадя и радостно сообщила подруге, что выиграла.
– Поздравляю! – обрадовалась Марьяша и, повернувшись к Заире, сказала: – Нам надо идти… Пока!
Как всегда, зелёная, тенистая улица Советская была полна людей. В основном это были студенты. Занятия в университете закончились, и молодёжь парами и группами возвращалась домой или в общежитие. Некоторые прямо из университета направлялись в расположенный рядом кинотеатр "Октябрь", на ходу перекусывая пирожными и предвкушая просмотр нового фильма.
– Кто это был? – подозрительно спросила Хадя, когда они вышли из здания и неспешно направились к ЦУМу, где, если им повезет, в продаже мог оказаться какой-нибудь домашний халатик из Болгарии или Польши.
– Моя одноклассница, – сказала Марьяша.
– А парень кто?
– Не знаю, какой-то её знакомый…
– Неприятный. – Хадя произнесла это слово, как приговор.
– Почему неприятный? – удивилась Марьяша.
– Не знаю. Мне не понравился, – отрезала Хадя.
На следующий день Марьяша вновь встретила Заиру, и та торжественно сообщила девушке, что вчерашний знакомый ею сильно интересуется.
– Ну и что? – слегка смутившись, ответила Марьяша.
– Как что? Тебе это разве неприятно? Он ведь такой красавчик, ты даже не представляешь, сколько девчонок за ним бегают!
– Ну и пусть бегают, – сказала Марьяша. – Меня это не касается!
Саид, видимо, так не думал, потому что стал вдруг часто появляться в поле её зрения, явно поджидая девушку и заговаривая с ней как с давней знакомой. Это обстоятельство очень не нравилось Хаде, и, едва вдалеке появлялся Саид, как она разражалась гневными репликами, которые Марьяше были отчего-то неприятны.
– Да нет, видно, он неплохой парень! – пыталась она переубедить подругу.
– Ой, оставь, ради Бога! Неплохой! Он мне вообще не нравится, и я на твоём месте близко бы его к себе не подпускала!
– Но мы ведь просто болтаем, и всё! – защищалась Марьяша.
– И болтать тоже не нужно! – категорически отрезала Хадя.
Парень, однако, проявлял настойчивость, даже не думая скрывать, что Марьяша ему нравится, и неизменно оказывался где-то поблизости, спеша подойти к девушке, особенно если рядом не было Хади, чьё лицо при одном его появлении принимало такое свирепое выражение, что нетрудно было догадаться о её отношении к нему.
Так продолжалось месяца три. Саид ни слова не сказал девушке о своих чувствах, хотя они, эти чувства, уже не были ни для кого секретом. Да Марьяша и не ждала объяснений. Она просто принимала его знаки внимания и думала о нём чуть больше, чем ей хотелось бы в том признаться. И вообще, с некоторых пор жизнь её наполнилась радостным предвкушением чего-то прекрасного и волшебного, о чём пишут во всех романах и о чём мечтают все девушки, пребывающие, как она сейчас, в начале своей весны. Она была готова к приходу любви и ждала эту любовь, как ждала и того, кто придёт и одарит её этим необыкновенным чувством.
Глава 16
Имран сидел во главе большого обеденного стола, где когда-то сидел его отец Ансар, и с гордостью посматривал то вправо, то влево, где по обе стороны стола расположились два его отпрыска. Напротив сидела его мать Айша, а жена Фарида, вначале подав еду, лишь потом садилась за стол, при этом то и дело вскакивая и подкладывая что-то в блюда, тарелки и пиалы.
История с Полиной не прошла для Имрана бесследно. Он явно остепенился и уже не исчезал по вечерам из дома. Большей частью он проводил время в своей фотолаборатории либо за инструментом, наигрывая или напевая что-то своим приятным голосом.
Это был один из тех редких дней, когда семья обедала одна, лишь в своём составе. Обычно Имран садился за стол с кем-то из друзей, а мальчики, наскоро пообедав, тут же уносились прочь. Айша же с Фаридой и вовсе ели в одиночку, прежде накормив мужчин.
– Ну, что, студент, как там у тебя дела идут в твоём институте? – обратился Имран к старшему сыну, который поступил в этом году в политех и жил пока у своей тёти Малики.
– Нормально, – ответил Шамиль, наскоро проглотив кусок мяса и едва не поперхнувшись.
– Ешь, сынок, спокойно, не торопись! – сказала Фарида.
– Ну, а вообще, ты там успеваешь? – продолжал Имран.
– Вообще да… – пробормотал Шамиль. – Только вот сопромат не очень даётся.
– Сопро… что?
– Сопромат! – повторил Шамиль. – Это такой предмет!
– А что за предмет? Что это слово означает?
– Сопротивление материалов, папа!
– И как же они сопротивляются? – с иронией осведомился Имран.
– Ну что, я тебе сейчас буду рассказывать, да? – поморщился Шамиль. – Он мне и в институте надоел!
– Оставь мальчика, прошу тебя! Дай ему спокойно поесть! – снова вмешалась Фарида, а Айша, ласково улыбнувшись внуку, спросила:
– Скажи мне, дорогой, где тебе больше нравится – в Буйнакске или в Махачкале?
– Ну-у, дадэй, ты такие интересные вопросы задаёшь… Конечно, в Махачкале!
– Вот как? А почему? – удивилась Айша.
– Ну, потому что там намного веселее, и есть куда пойти, и людей гораздо больше!
– Он имеет в виду девочек! – не вытерпел Арсен.
– При чём здесь девочки? – разозлился его брат. – Просто… там всё интересно!
– И что? Ты теперь не захочешь вернуться в Буйнакск? – с тревогой спросила Айша.
– Не знаю, там видно будет…
– Я тоже, когда поступлю в институт, останусь жить в Махачкале! – заявил Арсен.
– Да? – сказала с обидой Айша. – А как же наш дом? Вы его оставите?
– Ну а что, из-за дома теперь всю жизнь к Буйнакску быть привязанным? – сказал Шамиль.
– Выходит, ты считаешь, что мы все здесь привязаны? – спросил Имран, неприятно задетый словами сына.
– Папа, вы здесь всю свою жизнь прожили, проработали, а нам, может, хочется чего-то другого! – с едва заметной ноткой снисходительности произнёс Шамиль.
– Чего-то другого? – вспылил Имран. – А ну-ка бросьте все эти разговоры, чтобы я больше не слышал таких глупостей!
– Имран, – мягко остановила мужа Фарида. – Ну чего ты злишься! Они же ещё мальчишки! Пусть вырастут, а там видно будет, что и как. В любом случае Махачкала ведь не край света, всего лишь сорок минут езды отсюда!
Насупившийся Имран молча отодвинул тарелку и вышел из-за стола.
Глава 17
Жизнь в доме шла по заведённому распорядку, не нарушаясь ничем особенным, если не считать природной стихии.
Как и всегда, в ней была работа, учёба, практически ежедневные визиты родственников, друзей и соседей.
Изменения коснулись, правда, облика самого дома, который после двух землетрясений подвергся капитальнейшему ремонту. Имран, наняв приехавших из российской глубинки мастеров, изменил внешний и внутренний вид дома и не поскупился на отделку. Теперь на месте увитой со всех сторон виноградными побегами летней беседки, где любили посидеть в дневное и сумеречное время и гости, и хозяева, была отстроена кухня, а комната, прежде служившая столовой, превратилась в спальню Имрана и Фариды. Зал и комната мальчиков оставались на прежнем месте, а вот Айшу пришлось долго уговаривать, чтобы она согласилась перейти в освободившееся помещение, оставив свою похожую на монашескую келью комнату.
Собственно, Айша всего лишь возвратилась туда, где когда-то была их с Ансаром спальня, которую она после его смерти освободила для сына и невестки.
Дом после ремонта заиграл и заблестел новыми красками. Красивые мебельные гарнитуры финского производства, за которыми Имран с Фаридой специально отправились в Москву, украсили их спальню и зал, где из прежней мебели было оставлено лишь пианино.
Новой была и кухня, начиная от мебели и кончая красивыми, современными столовыми приборами из нержавеющего металла, также привезёнными из столицы.
Айша, с трудом привыкавшая ко всем этим переменам, молчала, понимая, что молодые хозяева имеют право создать жилище по своему усмотрению. И всё же память её отчаянно цеплялась за старые, близкие сердцу предметы, неразрывно связанные с самым дорогим для неё временем.
Ей не хватало массивного полированного буфета из чёрного дерева. Его когда-то покупал Ансар, а теперь, пропылившись некоторое время в сарае, он был отдан соседке вместе с другими предметами обихода. Она часто вспоминала и уютную, увитую виноградом беседку, где после наполненного хлопотами дня любил сиживать, покуривая трубку и читая газету, её Ансар. Теперь её переоборудовали в кухонное помещение.
"Хорошо хоть цветник оставили!" – ворчливо подумала женщина, глядя из окна новой кухни на яркие, вот-вот готовые распуститься розовые бутоны.
Ещё одно окно выходило прямо в сад, где буйно цвели сейчас деревья, кустарники и грядки. В глубине сада, прямо у бассейна, неугомонный Имран поставил небольшой, симпатичный финский домик из двух комнат с прихожей.
– Это для кого-нибудь из мальчиков, – сказал он. – Ведь должен кто-то из них остаться здесь жить!
Как бы ни печалилась Айша об оставленных в прошлом привычных вещах, забота сына об отцовском доме и связанные с ним планы на будущее безмерно её трогали и радовали.
"Ансар, должно быть, доволен, видя оттуда заботы нашего сына о доме! – не раз думала женщина. – Дай Аллах, чтобы всё было хорошо!"
Под "всё было хорошо" подразумевались мир и спокойствие для семьи. Обращаясь к Богу, Айша в своих молитвах просила лишь этого, уже давно познав на многих жизненных примерах тленную сущность материи.
Ей были неведомы слова древнего Соломона о том, что всё на этой земле преходяще, но, умудренная жизненным опытом и часто погружавшаяся в размышления о бренности бытия, она вывела для себя аксиому, что человеческое счастье есть не что иное, как мир и покой, и, не стремясь навязать своё видение окружающим, она тихо молилась пять раз на дню, прося Всевышнего о таком счастье.
"Прости, о Аллах, неразумных детей моих, ведь они ещё слишком молоды и беспечны!" – просила женщина, слыша доносившиеся из зала звон бокалов и взрывы хохота.
Горячительные напитки, которые, бывало, позволяли себе и её муж Ансар, и её отец Ибрагим-бек, стали привычным делом у дагестанских мужчин, которые, хотя и в меру, пили их на свадьбах и на других торжествах. Редко кто из дагестанцев, находясь в компании, отказывался от бокала вина или рюмки водки, хотя при всём при том общепризнанных выпивох насчитывались единицы.
Айша, боявшаяся Божьего гнева, трепетала от мысли, что её сын, нередко опрокидывавший в компании рюмку-другую, должен будет понести за это справедливое наказание, но в ответ на все материнские увещевания он весело отмахивался:
– Да ладно, мам, не волнуйся ты так! Я ж ничего не делаю плохого, не убиваю, не краду, так что, надеюсь, твой Аллах меня простит за это маленькое прегрешение!
Айша и сама понимала, что сложившийся десятилетиями в их домах порядок гостеприимства не изменить, и ей оставалось лишь смиренно молить Бога о снисхождении.
Глава 18
Гости, в один из дней прибывшие в их дом, были неожиданны. Фарида наводила порядок в комнате мальчиков, когда увидела в окно появившихся во дворе мужчину и двух женщин, лица которых ей были незнакомы. Поспешив им навстречу, женщина приветливо сказала:
– Добрый день!
Незнакомцы, казалось, были слегка растеряны и, ответив смущёнными улыбками, сказали вразнобой:
– Здрасте! Гостей принимаете?
– Принимаем! – ответила Фарида. – Пожалуйста, проходите в дом!
– А вы кто? – спросила её одна из женщин.
– Я? Я Фарида, жена Имрана, – ответила удивлённо Фарида.
– А он сам дома? – осведомился высокий мужчина с красноватым лицом и чёрными, как смоль, волосами.
– Дома, дома, заходите! – радушно произнесла Фарида, почувствовав вдруг, что эти люди имеют к её мужу какое-то отношение.
Обычай не позволял расспрашивать гостей, кто они и откуда, и вышедший на голоса Имран, так же недоумевая про себя, обменялся с мужчиной рукопожатием.
Войдя в дом и расположившись на диване и в креслах, прибывшие переглянулись, и женщина постарше, откашлявшись, произнесла: