Как и многие – в моём кругу – я неплохо ориентировался в обстановке и понимал, к чему всё катится. Так что к моменту Х я был почти готов: почти, потому что кто же мог предсказать масштаб будущей делёжки? Как в том анекдоте про ядерные испытания: рассчитывали на двадцать килотонн, а бабахнуло на мегатонну. И осколочки-то далеко полетели, так что не всё теперь достать и вернуть обратно можно. И тот, кто вовремя подсуетился и собрал хоть немного – несмотря на сильное заражение и даже возможность летального исхода – теперь очень даже неплохо себя чувствует. А лучевую болезнь – не во всех, правда, стадиях – и подлечить можно, благо есть на что.
Ну, по поводу взрывников я не буду долго распространяться: не всё здесь так просто и однозначно. Ведь на самом-то деле испытание уже давно готовилось, и даже кое-кто – за пару десятилетий до того – тоже был не прочь бабахнуть: силёнок только вот не хватило, да и помешали бедолаге: не все ещё правильно оценивали ситуацию. Обстановка в мире, то да сё. Зато к следующему повороту в течении уже очень основательно всё подготовлено было: и чтобы заряда хватило, и запал не подкачал, и шнурок имел подходящие кондиции. Так что если бы кто и захотел помешать взрыву, то, право, его бы просто не поняли: а могли бы и по стенкам размазать; в случае необходимости, разумеется.
Вы, надеюсь, понимаете, что организаторы фейерверка и рассчитывали в первую очередь на его плоды: логичное и, можно сказать, естественное желание. Только к тому времени о готовящемся испытании и другие уже знали: наиболее осведомлённые и понимающие, разумеется. Да и кто бы смог уследить за утечкой информации: когда готовится такое, то совершенно невозможно спрятать все концы. А через жён и любовниц можно много чего выяснить, что и сам хозяин, возможно, не до конца понимает.
Так что к назначенному часу вокруг предполагаемого эпицентра уже была настоящая толпа: шум, давка, крики! – и как обычно, испытание тоже прошло не вполне гладко: то ли шнурок оказался б.у., то ли запал не наивысшего качества. И когда наконец рвануло, то некоторым очень даже не повезло: кому руку оторвало, кому ногу, а кое-кому и голову, а самых нетерпеливых и до сих пор найти не могут: испарились они и развеялись, хотя неудачи на этом не кончились, и под занавес обнаружилось ещё кое-что неприятное: оказывается, за данным мероприятием давно уже была организована слежка.
И организовали её как раз те, кто был для взрывников наиболее неприятен и опасен: неофициальные структуры. Вас удивляет такое название? Вы хотели бы ясности и чистоты? Где ж вы их сейчас достанете: когда крёстный отец и президент одно и то же лицо, то неизвестно ещё, как следует к нему обращаться: он и обидеться может, и не приведи вас бог встать у него на дороге: судьба тех развеянных при испытании покажется почти счастьем и удачей по сравнению с грядущими неприятностями. Надеюсь, с этим вы согласны? Ну и замечательно: а то иногда тяжело становится объяснять почти элементарные вещи.
Что же касается моего личного во всём этом деле участия, то надо признать: несколько я припозднился. И когда я наконец достиг Клондайка, почти всё уже было разобрано. Тем более что дело уже двигалось к тому, чтобы неофициальные структуры над этим Клондайком свой контроль установили. И всем непрошеным гостям – вроде меня – было очень даже непросто хоть что-то там найти и после этого – миновав все заслоны и засады – выбраться оттуда: в целости и сохранности.
И мне удалось это! тяжело гружёный, я уже почти достиг дома: я предвкушал будущее наслаждение, и радость уже почти заполнила меня, но тут-то и обнаружилась главная неприятность: оказывается, за мной следовал хвост, и когда я проходил через глухое место, сбылось и реализовалось всё наихудшее: откуда-то из грязных подворотен вылезли несколько мордоворотов и обступили меня со всех сторон. Что я мог сделать? Они бы убили меня, и единственной возможностью было откупиться: отдать им всё, не прося потом ни у кого помощи и поддержки. Да и кто смог бы помочь: когда власть перемещается в подполье, то всё остальное – мелкие побрякушки и пустозвонство, и даже тот, кому вменяется защита порядка и справедливости в обязанность, всего лишь дешёвый паяц в опытных и умелых руках кукловода: он прилежно открывает рот и говорит все нужные и обязательные по должности слова, но ручонками-то его двигают другие, и много раз уже я видел, насколько разительно здесь отличие по сравнению с официально провозглашаемым: когда говоря о порядке, его главный охранитель отпускал преступника и наказывал того, на кого этот преступник указывал пальцем. Прелестная картинка, не правда ли? Я видел ещё прелестнее; однако не хочу добивать вас окончательно: я вижу, вы и так уже несколько напуганы и не вполне верите мне.
Как? Вы хотите продолжения? Ага, вы же любитель детективов. Однако это может напоминать и мазохизм: уж не являетесь ли вы его поклонником? В таком случае сочувствую: нет, по-моему, вещей более неприятных, чем любовь к самоистязанию: человек должен любить себя и заботиться о себе. И уж во всяком случае не причинять себе вреда: даже в моральной области. Так всё-таки вы не отказываетесь? Ну хорошо: но только не сейчас: не забывайте, что я здесь не только на отдыхе, что у меня имеются и кое-какие дела; завтра здесь же в это же время будет удобно? Ну и замечательно: тогда до скорой встречи.
3
Здравствуйте, здравствуйте. Ну и погодка сегодня: совершенно непохоже на то "райское наслаждение", которое представлялось в рекламке одним из главных пунктов программы. Но с богом ведь не заключишь контракта: с обязанностями сторон, форс-мажором и возможной неустойкой: уж здесь даже наша братва бессильна. И потому ей тоже терпеть приходится: полчаса назад я тут позавчерашнего господина видел, с зелёной мордой и тусклым взглядом. Однако на вас, я вижу, качка не производит впечатления; что ж, тем лучше для нас обоих.
Но помимо качки есть ещё неприятность: вы простудиться не боитесь? Нет: вы такой закалённый? А вот я боюсь: еще расчихаюсь, расплывусь как медуза на песке под палящим солнцем; и рассказать вам ничего интересного больше не смогу. Так что: давайте сменим дислокацию? Тем более: здесь недалеко, и даже совсем близко я знаю местечко. А кроме того: сегодня я не так серьезно загружен, и смог бы больше интересного поведать.
Ну что же: проходите, проходите. Это помещение в коридоре за кают-компанией я нашёл почти случайно. Не правда ли, приятная обстановка? Я сильно подозреваю, что оно используется для сугубо личных встреч: когда третий – мужчина или женщина – становится лишним. Какой приятный оттенок у стен: сразу можно почувствовать женский вкус и женскую руку. А широкое мягкое ложе – видите, вон у той стенки – сразу всё объясняет понимающему человеку. Но нам оно, разумеется, ни к чему: я думаю, вон те стульчики нас вполне устроят, и хозяева всего этого богатства не должны быть на нас в обиде.
Тут ведь всё очень даже неплохо оборудовано. Шкафчик справа видите? Это что-то вроде бара. К сожалению, хозяева запирают его, а то мы могли бы и согреться чем-нибудь горячительным. Я подозреваю, что он набит под завязку, и, само собой, не ерундой какой-нибудь. Вряд ли он должен уступать по содержимому местному кабаку – в центральной зоне. А провозить тут контрабанду – вообще самое милое дело. Можно даже всю комнату ценным товаром забить: и попробуй догадайся, что некая часть стенки на самом деле является дверью в новый потаённый мир.
Как я обнаружил её? Я же рассказывал: у меня работа такая, везде рыскать и всё представляющее интерес на заметку брать. Меня даже в детстве "шпионом" называли: это когда у всех были клички и прозвища. И я, кстати, совершенно не возражал: возможно, этот свой главный талант я использовал не до конца, и на службе государства я сделал бы намного больше. Вот только государство всё равно этого не оценит как следовало бы: нынче у него другие заботы.
Вы говорите: долг? Вот уж чего стараюсь не делать, так это долгов. А то и на счётчике оказаться однажды можно. Вроде одного бывшего знакомого, царство ему небесное. Что же касается лично моих долгов, то я готов признавать только один: перед мамочкой и папочкой. Всё же прочее есть наглая попытка обложить данью: на подконтрольной территории. И что следует делать с подобными притязаниями? Правильно, посылать их подальше.
Как, неужели вы не согласны? Вы меня временами удивляете: такая патриархальность и отсталость, просто диву даёшься. Долг перед слабыми и больными? Я что-то не слишком заметил, чтобы государственные мужи этому делу много внимания отдавали; у них других дел и забот выше крыши и печной трубы: надо же сначала себе дачку отгрохать, потом любимой дочурке или сыночку, далее следует не забыть о грядущей отставке и завести некий счётец в швейцарском – чтобы никто не обнаружил – банке. А уж что останется после всех операций, то можно и на поддержание слабых и больных направить.
Разумеется, иногда дело проходит не столь гладко: и кто-нибудь из наглых газетчиков докапывается-таки либо до дачки, либо до счёта в швейцарском банке. Однако это не слишком страшно: ворон ворону глаз не выклюет; если, конечно, засветившийся по-честному с кем надо делился и не брал на себя лишнего.
Но не всегда, следует признать, товарищ, пардон, господин, оказывается столь честным и порядочным. В этом случае, само собой, принимаются необходимые меры: либо господина с треском отправляют на пенсию – обычно по состоянию здоровья от трудов столь праведных, либо возможен даже худший вариант: для особо обнаглевших и зарвавшихся. А именно: иногда их даже сажают! Для острастки всем прочим и внятного предупреждения: чтобы не брали на себя лишнего и сколько надо кому надо отстёгивали. А вы говорите о долге: странно даже слышать такое.
Есть, правда, ещё одна область: долг перед женщиной. Но я бы назвал его по-другому: добровольным обязательством, что, согласитесь, несколько отличается. А чтобы по-настоящему серьёзно к нему относиться, надо быть очень уж хорошо уверенным: в женщине, разумеется. Однако в последнее время для этого всё меньше и меньше поводов: сексуальная революция, сами понимаете, не может обходиться без жертв. Тем более что не все – на самом деле – себя жертвами ощущают.И ваш покорный слуга, разумеется, в эту компанию тоже входит.
Вы хотите знать, кто же в данном случае жертва? Это то образование, которое раньше называлось семьёй: папа плюс мама энное количество их потомков. Не во всех, правда, случаях, дело и в прошлые времена сводилось к столь простой конструкции: флуктуации и раньше отмечались, однако не в столь заметных объёмах. Например, известны так называемые триады: две женщины и один мужчина, или же наоборот. Но самый распространённый и обычный вариант: мужчина и две, три или четыре женщины. Нечто вроде восточного гарема, только с раздельным проживанием. Однако не для всех допустимо такое, и мужчина в подобных конструкциях, разумеется, должен иметь соответствующие задатки: в материальном и всех прочих смыслах. А иначе слишком дорогим и нерентабельным окажется сооружение, и пара малейших толчков развалит его на части.
Что же касается меня лично, то у меня сложности исключительно материального порядка. Во всех же прочих смыслах – насколько я сам могу судить – никаких противопоказаний не предвидится.
Но, разумеется, есть целая категория людей, для которых наличие такой конструкции просто обязательно: в дополнение к "мерседесу", трёхэтажной вилле и восьмикомнатной квартире в пределах Садового кольца с биде и "джакузи". Одна спутница – для деловых встреч, другая для зарубежных поездок, еще парочка – для светских удовольствий. При этом желательна регулярная и непрерывная ротация: чтоб не создавалось однообразия. И чтобы сосед, меняющий уже пятнадцатую или двадцатую спутницу по счёту, не смог свысока наблюдать и посмеиваться над жалкими патриархальными привычками и устоями.
Что вы сказали? Безнравственно? А где ж вы её возьмёте нынче – нравственность? Сколько она нынче стоит – не знаете? А я вот знаю: во вновь напечатанном прейскуранте это не самое дорогое блюдо. И за деньги вам любую индульгенцию отпустят: если, разумеется, хватит средств и не надо будет потом побираться и выпрашивать на пропитание.
Да, я забыл поинтересоваться: а вы сами женаты? Отсутствие кольца и прочих побрякушек ни о чём ведь не говорит: это всё жалкие атавизмы, и только старомодный человек может гордиться ими и предъявлять как вещественное доказательство. В-общем, да? Занятный ответ: показывающий, что вы ещё не окончательно пропали для новой жизни. И на сколько же процентов это в-общем распространяется? На пятьдесят? Я вас понял, и могу только по-хорошему позавидовать: это наилучшее сочетание – пятьдесят процентов кабалы и пятьдесят процентов свободы, много чего дающее и ни к чему особому не обязывающее. И в каком направлении идет развитие? Дальнейшего закабаления? Могу только посочувствовать; однако в конце концов вам самому решать, тут всё слишком выборочно и индивидуально. И вполне возможно, что для вас – на определённый промежуток времени – полная окончательная кабала была бы оптимальным выбором.
Для меня же – как вы, надеюсь, поняли – нет музыки трагичнее и печальнее марша Мендельсона. Какая-то скука и тоска веет от гордых торжественных звуков, и кривится сразу в усмешке рот – в понимании напрасности иллюзий и их скорого конца, и той уже настоящей тоски, которая придёт всему на смену. Вы не задумывались над такими вещами? У меня же это привычка: стоит только о чём-то подумать, и сразу набегает вал мыслей и даёт общую картину: в какую сторону и как скоро это разовьётся, и какие при этом возникнут мысли и настроения, и как я буду относиться к этому через десять лет: и желание делать это почти всегда проходит, и остаётся только лишь холодная пустота.
Вы с подобным не сталкивались? Тогда вы счастливец: вы сможете спать спокойно, даже если завтра состоится ваша казнь, и весь опутанный цепями, вы протащитесь через площадь, заполненную гомонящей толпой в ожидании увлекательного зрелища: палач уже ждёт вас, и все в нетерпении и с животным почти любопытством ждут, когда он положит вас на помост и опустит свою иззубренную секиру на шею очередной жертвы – сколько сразу будет шума и ликования, и никто почти не заметит, как забьётся в истерике и плаче некая женщина, почти старушка, единственная, может быть, противница кровавой забавы; но кто её захочет послушать? Все ведь пришли на зрелище , и никто не захочет из-за столь нелепой помехи отказаться от него или даже отменить окончательно: ведь благодаря ему у некоторых не поднимется рука, чтобы зарезать где-нибудь в тихом месте слабое беззащитное существо, и много очерствелых в злобе сердец вдруг станут немного добрее и не унизят в очередной раз свою старую привычную жертву, которая сможет сделать небольшую передышку и в свою очередь не выместит злобу на том, кто подсуден уже и ей. Так что слава казнённому, и пусть не иссякает их непрерывная череда, позволяющая столь легко и просто разряжать набухшую атмосферу и отводить возможную угрозу!
Вы не понимаете, к чему я всё это? А всё очень просто: небольшой экскурс по социальной психологии вам бы тоже не повредил. Вы ведь – физик? И в лирике не слишком хорошо разбираетесь: я так и понял. Мало кто в ней разбирается по-настоящему: даже среди тех, кто снабжен красным дипломом в данной области или носит гордое звание профессора или доктора наук. И лучше меня вам всё равно никто об этом поведать не сможет.
Но у меня ещё один вопрос к вам имеется: я надеюсь, вы не состоите в какой-нибудь из официальных, но достаточно тайных служб? Не хотелось бы близкого соприкосновения. А ну-ка дайте, я вам хорошенько в глаза погляжу… Ладно, верю. А то сами должны ясно понимать: не поощряют подобные службы разномыслия, и не хотелось бы оказаться в вышеописанной роли: пускай они себе кандидатов в другом месте подыскивают.
Что вы сказали? Я – и на роли простого шута? Вот уж с чем, извините, не согласен: разумеется, я уважительно отношусь к данной ипостаси, однако смею претендовать на большее. Конкретно? Как бы это поточнее выразить. Король Лир? Ну что вы: дураком и слепцом никогда, извините, не был и становиться не собираюсь. И если уж мы пошли по образам, то кое-что я для себя всё-таки присмотрел: как насчёт Гамлета? Вы напрасно смеётесь: разумеется, у меня нет королевства, Офелии и прочего. Однако ещё неизвестно, что сталось бы с уважаемым принцем датским, попади он в нынешние условия: на роль пахана он вряд ли смог бы претендовать, а по-другому нынче на поверхность и не выплывешь: консистенция вокруг такая.
А к чему относится ваше новое хмыканье? Ах, вы насчёт официальных служб? Да вёдь работа у них в этом заключается – родине служить. И при этом требуется выполнять определённый свыше план: желательно с превышением, чтоб никто не смог их нужность и обязательность поставить под сомнение. А то ведь и под зад коленом получить недолго: тогда и столь притягательная кормушка, и прочее пропадут и станут недоступны. Вот они и стараются как могут: и не боги, как известно, нынче горшки обжигают.
А главное в этом деле – определить перечень предполагаемых преступных деяний. Не станешь же крёстному отцу нелепые претензии выдвигать: он и обидеться может. Так что следует поискать в другой области, не столь опасной и чреватой последствиями.
Конечно, иногда и до хозяйства крёстных отцов у наших блюстителей руки доходят: какую-нибудь шестёрку иногда можно и больше того – нужно! – сдать. Это чтоб вокруг не волновались и не тыкали их носом: почему, мол, мышей не ловите? И для такой оказии всегда под рукой приходится иметь пару слабых полудохлых мышат. Однако большие мыши и жирные упитанные крысы могут не беспокоиться: на них подобное не распространяется. Если только они сами в мышеловку сдуру не полезут.
Что же касается главного направления удара, то наилучшим выбором будут концентрированные поиски врага: законспирированного и окопавшегося. Он ведь всегда есть, главное – дать ему верное определение. И каким же образом следует выявлять его? Разумеется, всё очень просто: по отклонениям! Отклонениям от нормы, которую наши выдающиеся учёные мужи давно уже определили и в качестве обязательного эталона куда следует занесли. Вы что же, мне не верите? А напрасно: если вы лично с этим не сталкивались, это означает – скорее всего – только одну вещь: с вами – в смысле отклонений – всё в полном порядке, и бдительное внимание вам не угрожает.
Что же касается истинных врагов любого государства, то у них есть ещё одно общее качество: это всё люди недовольные . Ну не нравится ему – засранцу этакому! – шнобель любимого правителя, или то, например, что правитель маленький и серый замухрышка. А службы уже тут как тут, и сразу же наверх доклад представляют: так мол и так, выявлен ещё один враг нации и государства. И тащат бедолагу в некое ведомство, где с успехом и происходит его качественная трансформация: кривой и длинный шнобель сразу превращается в орлиный и гордый нос – украшение любого настоящего мужчины, а маленький рост воспринимается уже эталоном для подражания, к которому льнут все самые красивые женщины. Вы не замечали такого? А напрасно: это же всё вещи очевидные, только скрытые от гласного обсуждения: ни к чему ведь стаду баранов знать о тех методах, которыми пастух держит его в подчинении: ещё разбегутся в испуге и недоумении, и кого же тогда можно будет стричь во время долгого рабочего сезона? Вот в том-то всё и дело.