Смотрящие вверх (сборник) - Владимир Исаев 9 стр.


– Не, мужики, я зашился. Мне нельзя пить, – Григорич как-то стеснительно заёрзал на лавке.

Я впервые разглядел его: абсолютно седой мужик, лет сорока, коренастый, с вызовом такой – настоящий хлебороб, как сказал бы министр сельского хозяйства.

– А чё так? – Владик поставил стакан на стол. – Если не секрет, конечно.

– Да какой уж тут секрет, – Григорич встал. – Пил я, мужики, так, что чертям тошно было. Долго пил, жёстко. Всем доставалось: жене, соседям да и детям… иногда. Только под Новый год попал в аварию: пьяный был в хлам. Младший-то сын – так и умер, не приходя в сознание, в больнице… Я же – вот он – перед вами… Хоть и не виноват был – тракторист уснул и не уступил дорогу, – так кому от этого легче?… После всех разборов и больнички поехал и зашился… Лучше сдохну теперь – но пить не буду… Такая, в общем, песня…

– Да, синьку может победить только ещё большее горе… или смерть. По-другому не получится, – я решил присыпать философией мрачную речь агронома.

Возникла неудобная пауза.

– Ладно, давай за Колябу, – Миша встал и выпил залпом полстакана. За ним, как по команде, выпили все остальные, кроме Григорича.

– А где обед? – агроном огляделся вокруг. – Я ж привозил. Маруся готовила вроде.

Владик неуверенно встал из-за стола:

– Пошли покажу, – он взял Григорича за руку. – Привезли, конечно… порадовали гостей.

Все поднялись из-за стола в бесконечно сотый раз.

– Вот это ты предлагаешь нам есть? – Владик махнул ногой, указывая на куски вермишели и кости.

– Ух ты! А это что ещё за такое? – Григорич нагнулся, чтобы рассмотреть поближе. – Я ж в долг на кошаре двух баранов взял: одного для вас, другого – для трактористов. Ах ты, Маруся… мать едрит!

Он повернулся к нам:

– Мужики, я, конечно, разберусь, но и вы поймите: у нас люди три года не получают зарплату. И долгов у нас около двадцати миллионов. Сейчас везде так, у крестьян… Вы же сами видите, что с нами да и с вами делают… Во что превращают… А Манька, видимо, решила, что денег у вас и так хватит: как-никак, летуны – и мужикам нашим мяса-то и напилила. А то последние калеки разбегутся – с кем хлеб выращивать прикажете? С министрами и мэрами? Ай, да что я опять завожусь… – он повернулся и пошёл к машине. – А вермишель мы только в этом году начали выпускать. Наверное, что-то с технологией не так. Скажу, чтобы картохи пожарила в следующий раз. Нечего судьбу испытывать.

Уже садясь в потрёпанную "Ниву", подозвал меня:

– Вова, там две кровати свободные – ложитесь, будьте как дома. И не нажирайтесь, вы ж всё-таки наука, – он хлопнул дверью и уехал.

Я стоял и смотрел на уезжающую машину, но уже не матерился – всё получилось, хотя и не совсем приятным образом.

V

– Вообще, вам не кажется странным, господа: Коляна водка сгубила, а мы его поминаем ею же? – Владик полулежал на лавке и пытался поймать рукой двоившееся сало.

– Как умеем, так и поминаем, – пробурчал Миша и упал головой на стол.

Стояла тихая ночь, и только тучи комаров летали, кусали, пили и умирали от редких хлопков людей – одним словом, действовали вовсю; человек же вокруг был унылым и пьяным.

Я хоть и криво, но с достоинством двинулся к белоснежным простыням. Спать за столом мне никогда не нравилось. По храпу водителя я безошибочно нашёл комнату отдыха и рухнул на свободную кровать. Проснуться мне помогли всё те же комары. Облепив руки и лицо, они упивались моей беспомощностью. Размахивая руками, я сел на кровать: остальные койки были пусты – значит, летуны уже брызгают ядами черепашку, а водила где-то бродит в ожидании. Надо переодеваться, и в путь!

Настроение было нормальным: всё-таки кровать – это намного лучше, чем на полу в уазике. А всё остальное – поправимо за счёт бесцветной жидкости.

Я вышел во двор, взял из машины сумку и вернулся. Достал рабочую форму – ходить по полям, ребята, в белой рубашке не получалось. Жена ругалась сильно, понимаете. Я снял трико, почему-то всё обляпанное вермишелью, и аккуратно кинул в угол – потом заберу.

Вдруг я заметил что-то чёрное на правой ноге: то ли грязь, то ли комок шерсти, у самой кромки семейных трусов. Машинально провёл рукой – комок начал медленно шевелиться и расправлять кривые, уродливые лапы. Они как-то неуклюже помахали мне – типа привет, Вова, и всё такое.

– Клещ, – прохрипел я.

Сразу вспомнились новости по телевизору, где рассказывалось, что в этом году в нашем районе уже была пара-тройка случаев со смертельным исходом. Утренний энтузиазм испарился, а заменило его мрачное понимание происходящего:

– Вот так, наверное, и приходит смерть, – я сидел и смотрел на чёрную жопу насекомого, торчавшую головой у меня в ноге. – Тихо и ночью, пока ты спишь. А потом смотришь: всё уже сделано за тебя – осталось только красиво умереть.

– Тебя как звать, придурок? – я подёргал насекомое, и оно опять помахало мне всеми лапами сразу.

– Интересно, в этом тоже алкоголь виноват? – вспомнив вчерашний разговор, задал я себе риторический вопрос.

– Ты с кем там базаришь? – в проёме показался водитель. – Поехали уже в село. Рабочие, наверное, ждут. А то у них и так праздник сегодня – Первомай же, до обеда бы хоть удержать в поле, – он подошёл ближе. – Это что у тебя?! – его глаза округлились. – А-а-а-а-а! Клещ!

Петя с криком вылетел из комнаты и начал срывать с себя одежду. Он крутился как юла, осматривая каждый сантиметр своего тела. Запрыгнув в уазик, достал пустое ведро и куда-то скрылся.

Нашёл я его возле колодца: он мылил себя и смывал водой, опять мылился и смывал. Я же сидел рядом и тупо смотрел на происходящее.

– Ладно, хватит тебе. Всех клещей смыл уже, не переживай, – я встал и пошёл к машине.

Петя схватил полотенце и начал энергично вытираться.

– Вов, надо масло срочно! Я сейчас налью стакан – у меня есть! Клеща срочно надо убить! – Петя уже летел к машине.

Я сел за стол. Летуны немного прибрались, оставив самое необходимое: пиво и хлеб. Спирт выпили – канистра уныло валялась возле вермишели. Ну, после вчерашнего там вряд ли много осталось, не жалко.

– Петя, сало захвати! – я полез в картонный ящик. Пива было довольно много. Это радовало, но не сильно. Плеснув в большой пластмассовый стакан почти до краёв – выпил, но вкуса не почувствовал. Странно. Это страх, страх перед тем, что наверняка всё уже свершилось и счёт пошёл на дни.

– Да как же это так! – его руки дрожали: стакан ходил ходуном, и масло летело во все стороны весёлыми чёрными густыми каплями. – Давай снимай штаны! Ща будем заливать маслом – сдохнет сразу! У нас масло отличное! Русская отработка – слона убьёт, не то что насекомого.

– Убийство насекомого уже ничего не решит: всё, что у него было для меня, он мне залил, – я снял штаны и начал спичкой капать вокруг клеща. – Что делать будем?

– По-хорошему, домой надо срочно, – Петя замялся. – Но тут такое дело: я с бензином уже поработал – поделимся потом; да и командировочные просадили уже. Если вернёмся без образцов – не оценят подвига.

– Нет, домой нельзя, – я понимал ход его мыслей. – Да вроде и температуры нет. Хотя это не показатель. В течение трёх дней может проявиться.

Я опять наполнил до краёв:

– Так, бери пару-тройку пива и стакан. Поедем в село за рабочими, заодно поищем какой-нибудь медпункт. Как-то же люди здесь лечатся?

VI

Через полчаса мы подъехали к конторе: вокруг стояла гробовая тишина. Первомай, или Праздник весны и труда (наверное, интересно отдыхать в праздник труда), плавно переходил в День Победы, и, как мы узнали от уборщицы, на работу люди выйдут не раньше одиннадцатого числа. Сегодня же было только первое. Но двое мужиков с лопатами, выделенных нам в помощь, всё-таки дожидались на лавочке.

– Здорово, братва! – сказал я как можно веселее.

– Здорово. Это с вами ехать? – мужики недоверчиво посмотрели на меня.

– Да, мы ненадолго.

Самое главное – не говорить, что работа будет долгой по времени и тяжёлой. Это золотое правило из практики психологии общения. Иначе ничего не получится.

– Слышь, а у вас в селе есть какой-нибудь медпункт? – я резко сменил тему, избегая дополнительных и ненужных вопросов о работе.

– Да, есть, только санитарка приезжает из соседнего села, а сейчас праздники. Так что вряд ли и там будет работать. А что надо?

– Да клеща поймал, – в этот момент мне прям себя самого стало жалко.

– Ух ты! Покажи! – мужики побросали лопаты.

– Да он в таком месте, что здесь, в центре села, сразу и не покажешь.

Один из них вдруг затараторил:

– Да приезжали тут… доктор и две девчонки. Буквально недели две назад. На таком же уазике, как у вас. Перед приездом объявление дали, чтобы всю скотину на окраину привели. Сделали уколы и уехали, – они печально смотрели на меня. – Слышь, братан, а больно?

– Не-а, нормально. Пошли. Обед уже скоро, а мы ещё не выезжали, – я встал, и мужики нехотя поплелись за мной.

Темнело. Рабочие, злые как собаки, вернулись с очередного поля с образцами почвы, мы с Петей пришли раньше. Я вытащил пиво:

– Мужики, ну, не в обиду, сам не знал, что так долго получится, – и налил в пол-литровую пластиковую кружку.

Увидев такой разворот событий, мужики сменили гнев на милость, но на всякий случай сказали:

– Поехали в село, командир. Хватит.

Не сказать, что мне и водителю нравилось ковыряться с утра до ночи в земле, просто у нас не было другого выхода. Уже в селе Петя вдруг спросил у мужиков:

– А где водку можно купить, братва?

Мужики оживились:

– Поехали, ща покажем. Только вам не продадут – чужие вы. В последнее время менты дюже драконят… сами понимаете.

– Да не вопрос! Возьми бабки: четыре нам, да себе пузырь возьмёте, – Петя вытащил из кармана сотню и отдал мужикам. – И сдачу не забудьте принести!

Я смотрел на Петю практически в упор и не узнавал. Чтобы водитель! Сам! И такое!

– Что я сейчас услышал?

– Ну, Вова, тебе же сейчас тяжело… да и продезинфицировать надо бы. Сейчас на бригаде выпьем – всё лучше, чем в трезвом уме… будет… – водитель тщательно подбирал слова.

– Ого! – только и мог сказать я.

Наступил глубокий вечер моего первого дня ожидания геморрагической лихорадки. Под навесом собрался консилиум, состоящий из Пети, Владика и Миши. Температуры и недомогания у меня не было. После осмотра моей ноги консилиум однозначно постановил: клещ умер. Ибо по многочисленным наблюдениям ногами-лапами он уже не болтал. (Конечно, умер! Стакан масла на него за день вылили!) Все остальные вопросы решили перенести на завтра. А сейчас мы решили устроить отдых после трудного дня. Для этого нашей компании понадобились четыре бутылки водки с нашей стороны и четыре со стороны лётного состава. Заглянув в кастрюли, мы с удивлением обнаружили жареное мясо и картошку. Жизнь налаживалась! Но посмотрев на ногу, я в этом опять сильно засомневался…

Бывает же такое: смотришь и видишь, как одна часть улучшается, в то время как другая безнадёжно катится к чёртовой матери и тянет за собой всё хорошее.

– Первый тост я хотел бы выпить за здоровье! Причём стоя! – Владик взял стакан и приподнялся.

Мы последовали его примеру, стукнулись и выпили. Пойдёт.

Далее было за друзей, за родителей, за детей и за тех, кого с нами нет.

Утро было плохим. Но это состояние знакомо, главное, что симптомов лихорадки не было. Клещ безжизненно торчал на прежнем месте. Нарушать целостность насекомого категорически нельзя. Вынимать его рекомендовалось (совет врача на плакате, прочитанный мною в поликлинике год назад) только вместе с башкой, которая находилась сейчас в моей ноге. Но для этого нужен был специалист. Можно, конечно, вырезать и ножом, но я предпочёл подождать.

День же прошёл с рабочими и в трудах, с помощью которых мы закончили взятие образцов в этой непростой части земного шара. Оставались формальности: подписать некоторые документы и карты. На завтра мы запланировали отъезд.

Вечером Петя опять совершил маленький подвиг, и у нас на столе появилась водка. То есть то, что через два часа превращало клеща в мелкое недоразумение, а мир – в яркое и полное красками чудо.

Летуны привезли свою часть праздника, и ночная феерия в очередной раз удалась: расположившись там же, под навесом, мы пустились в философские рассуждения и споры.

– Вот мой дед, – Владик даже привстал, как бы подчёркивая всю важность момента, – сидит целый день в кресле, пялится на свою библиотэку и причитает: "Вот раньше поэты и писатели были сплошь бескорыстными и правильными! А сейчас?! Куда катится этот мир?! Что за поколение выросло?! Кому я доверю мозги моего внука?! Вот этим гадостям, которые они пишут?!" Я, пацаны, не выдержал один раз, подошёл к нему и выпалил: "Да одно дело рассуждать о бескорыстии и правильности мысли, сидя в удобном кресле и смотря на расчудесную библиотэку. Другое дело, как Достоевский, катиться к чёрту на каторгу и писать, что по-другому, коли как во Христе, жить невозможно. И ни тому, и ни другому некогда ждать ответа. Не потому, что он кому-то из них нужен, нет! Каждый знает ответ, ибо уже выбрал свой путь и идёт! Просто Достоевскому неважно, что скажет тот – полный здоровья и денег, сидящий в мягком кресле, – он всё равно не поймёт. А сидящему в тёплой, уютной библиотэке – зачем понимать горечь утрат и лишений тяжелобольного заключённого? Самое интересное, дед, в другом: в том, что, встретившись, вы вместе задаёте один и тот же вопрос: "Куда катится общество?… Всё святое превращается в пошлость и обыденность. И мой внук смотрит на все эти проявления. И что откладывается в его голове – непонятно. Приходится с малых лет бороться за его правильность мысли". И только История, повернувшись к ним спиной, улыбаясь во весь рот, говорит: "Господа, люди делятся на две категории – одни катят мир, другие бегут рядом и кричат: куда же катится этот мир?!"

Мы бы так и остались сидеть с открытыми ртами, если бы не Петя:

– Владик, ты это сейчас с кем разговаривал?

Я тихо разлил по стаканам. Мужики переглянулись. Владик молча выпил и пояснил:

– Та дед у меня философ в третьем поколении… и что я мог дома читать, по-вашему, если самое детское и смешное в нашей библиотеке – это Кьеркегор со своим "Страхом и трепетом". Я-то и лётчиком стал им назло, чтобы подальше от философии улететь.

– Но, как мы поняли из монолога, далеко не улетел, – я выдержал паузу насколько мог и дико заржал. Через секунду все лежали вокруг стола, схватившись за животы, и дико гоготали. Собаки сидели возле акации и тоже улыбались.

Утром, подписав документы, решили закинуть удочки: с вечера заморосил дождик – настоящая рыбацкая погода! Но рыбалка, обещанная нам и так широко разрекламированная коллегами по работе, на деле оказалась банальной фикцией. Ибо поймать что-либо в грязной, высохшей луже, громко именуемой озером, нам не удалось. Да и как такового азарта уже не было, зато вдоволь хватало ожидания и мрачного настроения. Мы смотали удочки и вернулись на бригаду.

Под навесом сидели Владик и Миша. Такое впечатление, что они ещё не ложились.

– Всё гуляем… А как же клопы-черепашки? Сожрут ведь урожай! – я подсел к ним и развернул газету с салом.

– Дождь… Отраву смоет… Нельзя сегодня брызгать… Так что, братан, – выходной, – Владик был уже изрядно в хлам. – Ты тоже присаживайся и послушай!

Водитель принёс остатки водки, а Миша достал из ящика последние три бутыля "Балтики".

– Вот Мишаня спрашивает: почему то, что так хотелось раньше, сейчас не только не радует, но даже и противно иногда? – Владик пил водку уже без тостов, просто для поддержания разговора. – Это, господа, время. Всё дело в том, что есть жизнь и время. Время – это как бы измеритель отрезка под банальным названием "жизнь". Так вот жизнь – это не совсем прямой поток. Она, жизнь, в своём продолжении, с помощью нашего Свободного Выбора, настолько часто меняет вектор направления и смысла, что время вдруг превращает её в нить, которая наматывается на клубок, где сердцевина – сам человек. Она петляет и кружится: иногда против, иногда по направлению, но всегда вокруг нас. И порой то, что когда-то вызывало у нас дикий восторг, вдруг становится тусклой обыденностью: сделано огромное количество витков в одном и том же месте – слишком много. Со временем большой слой нити постепенно закрывает от нас красоту и прелесть мира, но в то же время, оставшись в темноте, мы начинаем понимать её смысл и значение.

– На хрен тебе эти клопы-черепашки, Владик? – я пригубил пиво. – Тебе к деду, к отцу надо, на кафедру. Докторские с кандидатскими строчить. А ты тут, в этой дыре, нам про смысл жизни рассказываешь.

– А может, это и есть моё призвание: не профессорам доказывать, что я не осёл, а вот таким, как вы, про смысл жизни и время вещать. – Владик интеллигентно уронил голову на стол и захрапел.

Мы же засобирались домой: на третий день мне, как никогда, хотелось к врачам и санитарам. Инстинкт самосохранения, господа!

VII

Мы практически летели.

Проезжая Новоквашено Новоквашенского района, я вспомнил:

– Петя, ща помедленней. Помнишь, в прошлом году мы ночевали здесь у Юрия Ивановича, в ветлечебнице! Ну как же я забыть-то мог! А ну, давай, следующий поворот и по выгону слева – домик будет! – я подпрыгивал от счастья.

Да как же я мог такое забыть?! Юрий Иванович – начальник районной ветлечебницы! Он точно поможет с клещом!

Петя после продолжительной борьбы с лужами и ямами всё-таки вывернул к невзрачному домику, стоящему посреди заросшего поля. Что-то уж больно много людей и животных вокруг бродило и паслось.

Я вылетел из уазика и через пару секунд уже бежал по белоснежному коридору лечебницы.

– Молодой человек, что вам здесь нужно?! – женщина в белом халате выскочила из боковой двери.

– Мне Юрия Ивановича!

– Да кто вы такой вообще? И почему вы бегаете здесь, как у себя дома?!

– Ох, извините… В прошлом году мы здесь ночевали. Праздник ещё был, мы выпивали немного, – я пытался найти слова и хоть что-то вспомнить из того вечера.

– Подождите… вы – Володя?… Точно – Володя! Вы ещё песни на гитаре пели! – женщина сразу как-то изменилась в лице.

– Ну да… Я с гитарой был… Орал песни – точно… – какое-то смутное воспоминание промелькнуло в голове и сразу же испарилось. – А Юрий Иванович где? Мне он срочно нужен! – я буквально прыгал на месте.

– Ох, как это там было: "И всё идёт по плану-у-у!" – с хрипотцой протянула тётка.

(Ого! Вот это я, видимо, уже невменяемый был.)

– Так где ваш начальник, подруга?!

– Это… мы ж его вчера на пенсию проводили… Сегодня он уже дома, коровам хвосты крутит… наверное… вот, – теперь я понял, почему она такая весёлая: проводы на пенсию продолжались, только без пенсионера. – А ты что-то хотел?

– Да клеща поймал, – я повернулся и пошёл к выходу.

– Стоять! Ты куда?! – она схватила меня за майку.

– Домой.

– Ты в своём уме?! Быстро к доктору! – женщина вцепилась и практически потащила меня на выход. – Ты ж сдохнуть можешь, балбес!

Оказалось, что мобильная лаборатория, о которой когда-то говорили рабочие, сейчас была именно здесь, в этом районе. И стояли они около ветлечебницы: вот почему столько скотины организованно бродило вокруг. Люди в белых халатах делали прививки животным от всякой заразы, в том числе работали и по клещу.

Назад Дальше