- Это тебе за сестру и за отца!
Труп упал прямо к ее ногам. Иноземцева спокойно перешагнула через него и встала на низеньком крылечке в тень. Из дома на выстрелы выскочили двое азербайджанцев. Навскидку, практически не целясь, Анна выстрелила и в них. Один скатился по лестнице с воем, держась за простреленное колено. Другой с визгом катался по крыльцу, ухватившись руками между ног. Сказав раненым, что пристрелит, если дернутся, Анна вошла в дом. Обошла комнаты, но там никого не оказалось. Так же спокойно перешагнув через раненых и труп, она пошла к телефонной будке и снова позвонила мужу. Рассказав обо всем попросила найти адвоката и положила трубку раньше, чем он успел хоть что–то сказать. Пошла в милицию. По дороге швырнула пистолет в открытый канализационный люк. В пять утра разбудила спящих милиционеров. Устало попросила:
- Отведите меня в камеру. У дома Мансурова лежит труп, а на крыльце двое раненых. Это сделала я. Но больше я ничего вам не скажу без адвоката.
Сон с лейтенанта мгновенно слетел. Он схватил телефонную трубку и начал названивать начальству домой и в больницу. До приезда капитана Коломенцева пытался задавать Анне вопросы, но она молчала. Молчала и при начальнике милиции. Коломенцев не добился от нее ни слова и в конце концов отправил в камеру. Едва опустившись на жесткие нары и укрывшись тоненьким одеяльцем, Анна мгновенно погрузилась в черный, без сновидений, сон. Ее не смогли разбудить ни в девять утра, ни в полдень.
Не доезжая до Копейково, Иноземцева выслала вперед разведку. Парни вскоре вернулись вместе с местным жителем. Мужик объяснил:
- А черных в деревне нет со вчерашнего вечера. Куда–то укатили на трех машинах, а потом не появлялись.
Анна показала ему пленных:
- Эти?
- Они и есть.
- Тогда поехали в деревню.
Местного посадили в одну из машин и колонна двинулась дальше. Из каждого дома начали выходить люди. Они шли в центр деревни, к магазину. Когда колонна подъехала, там уже образовалась толпа. А народ все шел и шел. Пришли и старые и молодые. Иноземцева вышла из машины, поздоровалась:
- Здравствуйте, соседи!
Ближние к ней люди ответили на приветствие. Анна поднялась на верхнюю ступеньку крылечка у магазина, чтобы всех видеть и заговорила:
- Люди! Я из соседнего района. Зовут меня Иноземцева Анна Николаевна.
По толпе пошел гул: "Хозяйка Района! Сама пожаловала!" Но Анна снова заговорила и гомон стих:
- Думаю, здесь ни для кого не секрет, что происходит в нашем районе. Мы выгнали с его территории всех лиц кавказской национальности. Вчера вечером с территории вашего района они предприняли попытку проникнуть к нам. Это не удалось и взяли мы их без единого выстрела. Я привезла их сюда, на ваш суд, хотя и не всех. Троих я отправила к нам в райцентр. Они "отличились" у нас: на их совести вымогательства и изнасилование, драки и хулиганство. Оставшихся я привезла к вам, про них ни я, ни мои люди ничего не знаем. Судите их сами. Хватит терпеть! Ведь и в вашем районе милиция у них на прикорме. Сейчас их приведут сюда. Если есть среди них невиновные, я прошу вас - отпустите их с миром.
Толпа загудела при виде приближающихся кавказцев. Многие из пленных шли опустив головы. Руки им развязали и поставили на верхней ступеньке у магазина. Иноземцева спустилась вниз, стояла среди сельчан в толпе и разговаривала с людьми. Это обстоятельство, как заметил Светлов, сильно нервировало Горина. Тот бегал, как заведенный вокруг кучки людей, окруживших Анну Николаевну. Павел поймал Юрия за плечо:
- Ты чего такой?
Тот повернул голову:
- А если среди них купленный есть? Ведь ее же прирежут в толпе. Покушения уже были.
Павел рассудительно сказал:
- Не думаю. При всех не решатся, не все же купленные. Но на всякий случай давай вместе следить.
Они протолкались через толпу и встали рядом с Иноземцевой. Из толпы степенно вышел мужик лет сорока. Ткнул в одного из кавказцев пальцем и рассказал:
- У нас с бабой в прошлом году морковь хорошо уродилась. Ну моя, само собой, решила на рынок съездить в город. Продать излишки. Сама знаешь, Анна Николаевна, как сейчас деньги выдают. Этот пришел к нам вечером и сказал, чтоб мы ему морковь продали, он–де в городе палатку держит. Цену дал смехотворную и мы отказались. Он что–то пробормотал по–своему и ушел. Он в деревне с одной бабенкой долго жил и мы не думали ни о чем плохом. Баба моя с зятем поговорила, у того машина. Витька обещал приехать и баба собралась. Морковь в мешки поклали и на лужок перед домом вытащили, чтоб побыстрей погрузить. А этот ирод по всей моркови на грузовике проехал. Два мешка загубил. Баба неделю ревела…
Иноземцева выслушала внимательно весь рассказ. Подумала и спросила толпу:
- Есть еще претензии к этому человеку?
Оказалось, что в деревне есть еще шесть человек несговорчивых, с которыми кавказец поступил примерно также: одним порубил капусту топором, другим полил бензином предназначенную для продажи картошку. Были и такие, кто, испугавшись, сдавал ему овощи за бесценок. Они тоже говорили о своей обиде. Старенькая бабулька, подойдя к Иноземцевой вплотную, сказала:
- А у меня они жили нынче целую неделю. Дом–то большой у меня. Хозяйничали, как в собственном дому. Грязи натащили, а мне теперь и не убраться по–хорошему. Раньше, подмету маленько и снова у меня чисто, а теперь, как в хлеву. А этот безбожник икону стащил. Пусть возвращает, она мне еще от матушки досталась.
Анна быстрехонько сообразила, что заниматься женскими делами на Кавказе позором считается, но сказала:
- Они вам, бабушка, сегодня весь дом вымоют. И икону он тебе вернет. Или заплатит хорошо.
В толпе сразу же загудели:
- Тогда и нам пусть платит за разбой!
Иноземцева подняла руки:
- Я согласна с вами. - повернулась к кавказцу, - Все слышал? Плати людям.
Тот ответил:
- Денег здесь нет столько. Они у меня в городе. Я согласен заплатить, если потом отпустят. Только пусть полы не заставляют мыть.
- Условия сейчас ставишь не ты, а они. Полы вы вымоете, чтобы в следующий раз ты сто раз подумал, прежде чем в чужой дом врываться. И икону вернешь!
- Икону не могу.
- Почему?
- Она уже продана.
- Выкупишь!
- Но я уже не куплю ее за ту цену, за какую продал!
- Это твои проблемы.
Кавказец подумал: "Ничего я вам платить не буду. Как только выпустите, так и исчезну". Анна, как будто читая его мысли сказала:
- Тогда пиши письмо кому–нибудь из своих в городе, пусть присылают выкуп и икону. После передачи денег и иконки тебя отпустят. А пока поработаешь в деревне на тех, кого ты обидел ни за что.
Толпа довольно загудела, а кавказец заметно сник. Остальные заволновались. Иноземцева снова заговорила:
- Люди! Есть среди них еще виноватые?
От толпы отделилось сразу несколько человек. Загомонили разом:
- Настоящих–то злодеев здесь нет! Где Мансур? Где чернож… с длинным носом?
Анна опять подняла руки:
- Мансуров сбежал, бросив свое войско. Прямо в грязную канаву сиганул и сейчас находится где–то в лесу. Будьте осторожны, он вооружен. А те трое, о которых вы говорите, у нас в камере сидят. У меня к ним особые счеты. Я их шесть лет искала.
К облегчению Павла кровопролития не произошло. К остальным кавказцам претензий у людей не было. Старушка, у которой они жили, указала рукой на молодого парня на ступеньках и заступилась:
- Доченька, отпусти его по–хорошему. Он часто со мной разговаривал. Уважительный паренек! И когда готовили, всегда мне горяченького приносил.
Анна улыбнулась:
- Ну, раз уж вы за него просите, он и будет курьером! А остальных распределите по домам тех, кого они обижали. Пока выкуп не придет, пусть помогают вам по хозяйству. Но глядите, люди, чтобы они не сбежали.
Иноземцева повернулась к молодому парню:
- Ты отправишься с письмами в город. Передашь их своим соплеменникам, пусть готовят выкуп. Надумают выкинуть что–нибудь типа освободительного налета и я, собственноручно, тех двух и вот этого, - Анна кивнула в сторону сникшего кавказца, - расстреляю. Понял?
Парень кивнул.
Судебный процесс прошел для Анны, как в тумане. Она ничего не помнила и не осознавала. Лишь приговор заставил ее собраться с мыслями. Она увидела встревоженное лицо мужа в первом ряду, расстроенное лицо матери. Ее удивило, почему нет отца. Но уже на другой день она поняла это. Анну должны были везти в тюрьму и идя к машине, с заведенными за спину руками, она увидела их всех: мать, сестер, Андрея с сыном, свекра со свекровью и отца в инвалидной коляске. Она дико закричала, отшвырнула конвоира в сторону и кинулась к родным:
- Отец!
Конвоиры скрутили ее и забросили в УАЗик, как куклу. Анна через зарешеченное окно увидела плачущих родных и крик мужа:
- Мы будем ждать тебя!
Уже в тюрьме Анна не один раз прокрутила в памяти судебный процесс, удивляясь, что там даже не упоминалось об избиении ее отца, о том, что по вине черных он стал инвалидом. Она сидела за швейной машинкой, снова и снова вспоминая зал суда. Ясно видела перед собой угрожающее лицо Ашота Мансурова в зале и торжествующие лица остальных кавказцев. Анна поклялась разобраться во всем, когда выйдет на свободу.
Нравы в бараках были суровые, но к ней никто не приставал после того, как она избила Коронку. Эта сорокапятилетняя мужеподобная баба в первый же день попыталась "наехать" на Анну и подчинить себе. Но Иноземцева отделала ее табуреткой и безразлично поглядев на корчившееся на полу тело, устало сказала столпившимся женщинам:
- Запомните раз и навсегда: ко мне не приставать! Навалитесь скопом, лучше сразу убейте, потому что потом я вас поодиночке переловлю.
С этого дня Анну старались не задевать. Даже поправившаяся после побоев Коронка поглядывала на нее с уважением. Надзирательницы узнали о швейном таланте Иноземцевой и освободили ее от пошива рабочих спецовок. Анна шила теперь только для тюремной обслуги. Даже жена начальника тюрьмы не брезговала обратиться к ней. Вера Алексеевна приносила модные журналы и заключенная шила для нее платья не хуже фирменных. Иноземцева понравилась ей своим спокойствием, умной и связной речью. Она начала расспрашивать Анну о том, как та попала в тюрьму и женщина рассказала все. Кокарева упросила мужа показать ей дело Иноземцевой и помогла Анне добиться свидания с Андреем и матерью. Побеседовала с ними и получила подтверждение словам заключенной. Подробно рассказала все мужу. Привыкший относиться спокойно ко всему, Борис Игоревич на этот раз был здорово удивлен и обещал жене, при малейшем удобном случае, отпустить Иноземцеву на свободу. Как только правительство объявило амнистию он тут же вписал фамилию Анны в приказ. Вместо пяти лет, она отсидела в тюрьме три года и была освобождена досрочно за примерное поведение.
Анна вернулась домой ранней весной. Снег еще не полностью сошел с полей. Веселые шумливые ручейки бежали повсюду. Она вышла из вагона и зажмурилась от яркого солнца, а когда открыла их вновь - рядом стоял муж. Андрей протянул руки и она, как девчонка, кинулась ему на шею. За время ее отсутствия вышла замуж младшая сестренка и незадолго до возвращения, умерла бабушка Аня. Анна попросила мужа заехать на кладбище. Долго стояла у свежей могилки, а по щекам текли слезы. Андрей подошел и обнял ее за плечи:
- Она постоянно говорила о тебе и благословила перед смертью. Баба Аня не винила тебя за убийство. Она проклинала тех, из–за кого все произошло.
- А ты? Ты винишь меня за это?
- Нет. И не винил. Наверное, я поступил бы так же. Они к нам приезжали на двух машинах в первый год, угрожали. Требовали денег за совершенное тобой убийство, но я собрал ребят и они больше не появлялись.
Анна задумалась. Годы, проведенные в тюрьме, научили ее многому. И в частности, думать на один шаг вперед. Она поняла, что с Мансуровым у нее никогда не будет покоя. И дело не только в инвалидности отца: кавказец посмел угрожать ее семье и мира теперь не могло быть. Но она ни слова не сказала мужу.
Ванюшка вытянулся и доставал Анне до плеча. Он обрадовался матери и долго сидел, прижавшись к ней, на диване. Она расспрашивала его об успехах в школе и удивлялась его вдумчивым ответам. Сын стал хорошим помощником отцу. Хозяйство по–прежнему было крепким, ничего не развалилось. Андрей за это время приобрел несколько нутрий и развел целую ферму. Выкопал рядом с домом пруд для карасей. В городе построил маленький магазинчик и через него реализовывал продукцию. Анна порадовалась успехам супруга. В их хозяйстве нашли работу многие бывшие колхозники, ставшие безработными после развала колхоза. Бывший председатель Серов работал на нутрячьей ферме и сказал Анне при встрече:
- Если бы не ваше хозяйство, впору было бы по миру идти. Понимаете, Анна Николаевна, государство совсем платить перестало. Пенсии заработанные и те задерживают. Слава Богу, что вы вернулись живой и здоровой!
Впервые ее назвали Анной Николаевной в родной деревне. Это было так не привычно, что Анна растерялась. Вечером все родные собрались за накрытым столом. Помянули добрым словом бабушку Аню, радовались благополучному возвращению Анны и надеялись на лучшее будущее. На сердце Анны "скребли кошки", но она старательно делала вид, что ей тоже весело. Андрей заметил в глазах жены тревогу и не заметно увел ее на терраску. Долго целовал, а потом спросил:
- Что тебя тревожит? Скажи мне, вместе подумаем.
Анна уткнулась лицом ему в грудь и сказала:
- Что–то на душе тяжело стало. Ты не разлюбил меня за это время? Если это так, я не обижусь.
Муж усмехнулся в темноте и притянул к себе еще крепче:
- Дурочка! Я никогда тебя не разлюблю! Ты самое лучшее, что могла подарить жизнь.
- Но я же убийца теперь.
- Никто в деревне не считает тебя убийцей. Наоборот, говорят, что если бы все так поступали, черные бы не распоясались. Ты здесь что–то вроде Жанны Де Арк!
Оба тихонько рассмеялись. Анна подняла вверх пылающее лицо. Андрей наклонился и крепко поцеловал ее:
- Я так соскучился по тебе. Давай убежим ото всех на сеновал, там сена еще много.
Оба рассмеялись и взявшись за руки, сбежали. Иван Андреевич вышел на веранду и увидев две бегущие к сараю фигуры, ухмыльнулся в бороду и вернулся в дом.
Оставив троих вооруженных ребят в Копейково, Анна с остальными вернулась в Демидовку. Павел ехал с ней и Гориным. Все трое молчали. Светлов не выдержал:
- Простите, Анна Николаевна, а с теми азербайджанцами, что отправлены в город, вы что собираетесь делать? Тоже будете требовать выкуп?
Анна, не глядя на Светлова, тихо ответила:
- Нет. С теми разговор будет другой…
Мрачное выражение ее лица удержало Павла от нового вопроса. В полном молчании они доехали до деревни. Там Иноземцева подъехала к магазину, накупила продуктов и отдала их боевикам. Ребята разожгли на поляне у деревни костер. Откуда–то появился большой котел и в нем вскоре закипела вода. Каша с тушенкой и луком, а потом печеная картошка и травяной чай показались Павлу самой вкусной пищей изо всего, что он пробовал в своей жизни. Иноземцева поела плохо, попила чаю и ушла на край поляны. Присела там на поваленное дерево. Светлов увидел, как она склонилась головой почти к самым коленям. Встал и хотел пойти к женщине, но Горин удержал:
- Не ходи. Пусть побудет немного одна. Анна Николаевна наконец–то нашла тех, кто утопил ее мужа и сына. Попозже подойдешь или она сама придет.
Павел ошарашенно спросил:
- Как это, "утопил"?
- Очень просто. Выбросили из лодки и в сетях запутали.
- И что… Что же милиция? Коломенцев?
- А ничего… Несчастный случай.
- Может действительно несчастный случай?
- Да нет. Видел их тогда местный пьяница. Порецкий от начала до конца все видел. Он и рассказал Анне Николаевне уже после похорон. Трезвый был. И в милиции рассказывал, да только никто ему там не поверил. А через несколько дней и его нашли запутавшимся в сетях. Вот так–то… Анна Николаевна до сих пор дома, в сейфе, хранит показания Порецкого, им самим написанные.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю… Ты Нину Васильевну спроси. Она жена Порецкого. Серега ей первой обо всем, что видел в тот апрельский день, рассказал. Нина Васильевна говорит, что он с той рыбалки трезвым пришел, хотя целая бутылка в кармане была. А ведь конченный алкаш был! Всю неделю до смерти никто его пьяным не видел…
Светлов помолчал, а затем снова спросил:
- Что она с черными сделает?
Горин погрыз стебелек травинки, потом ответил:
- Не знаю. Я бы пристрелил не задумываясь. Ее Ванюшке всего одиннадцать лет было.
Оба замолчали, поглядывая на склоненную женскую фигурку. Наконец Иноземцева встала и подошла к ним:
- Сейчас отдам ребятам распоряжения и поедем домой. Устали, Павел Юрьевич?
- Да нет. Вот интересного много увидел и услышал. Теперь перевариваю.
- Это хорошо.
Анна отошла к боевикам, что–то объяснила им. Трое остались у догоравшего костра, остальные расселись по машинам и поехали в город. В "Джип" Иноземцевой сели еще двое ребят, кроме Горина. Иноземцева развезла ребят по домам, несмотря на их протесты:
- Анна Николаевна, мы дойдем! Да не беспокойтесь вы!
На что женщина отвечала:
- Вы устали, а мне не трудно. Отдыхайте теперь, сил набирайтесь! Нам еще столько предстоит сделать.
Потом они остались в машине вдвоем. Светлов спросил:
- Вы сейчас куда?
Иноземцева вздохнула:
- В милицию. Люди с накопившимися вопросами подойдут, а я должна дать ответ всем. Вот сейчас переоденусь и поеду. Вы со мной или хотите с Коломенцевым поговорить?
- Если вы не возражаете, я хотел бы немного отдохнуть, а потом сам приду в милицию.
Она внимательно взглянула на него:
- Хотите попробовать сбежать?
Светлов усмехнулся:
- Ну нет! Сейчас меня отсюда можно только насильно выгнать. Я хочу разобраться во всем сам. Хочу понять, что же такое заставило людей взяться за оружие в мирное время?
Анна грустно улыбнулась:
- Попробуйте. Может и поймете…
Анна представила Светлова своей домоправительнице и отправилась в милицию. Едва только машина Иноземцевой отъехала от дома, как Павел вскочил с дивана и вышел на кухню. Нина Васильевна что–то помешивала в кастрюльке и обернулась:
- Вы что–то хотели?
- Расскажите мне о хозяйке этого дома. Почему она так ненавидит кавказцев? Я прошу не из праздного любопытства, поверьте! Я хочу понять то, что сейчас происходит!
Павел заглянул в растерянное лицо женщины и попросил:
- Нина Васильевна, пожалуйста, расскажите мне, что видел ваш муж в апрельский день шесть лет назад?
Женщина выключила газ и устало опустилась на стул напротив оперативника: