Чем больше Андрей пил, тем сильнее становилось его разочарование, а когда одна парочка - Лена и Сергей из финансового отдела, присела рядом и принялась флиртовать, он буквально вышел из себя. Ну что они развели здесь сопли? "А какое кино тебе нравится, а кто твой любимый автор"? Какая херня! И так ясно, что один хочет засадить, а другая раздвинуть ноги, так чего же вы ждете? Идите в квартиру и вперед! Утоните в оргазменных стонах, а не занимайтесь безделицей! Что за идиотизм выяснять все друг про друга, и так понятно, что дело закончится постелью. Примитивные человеческие отбросы! В "Господствующей искренности" все было по–другому. Если человек хотел, он откровенно говорил об этом, а его партнерша либо соглашалась, либо, что было редкостью, отказывалась. И все, никакой лишней болтовни и лицемерия!
Направив на парочку свой злобный взор, Андрей произнес:
- Ну что же это за кобель, который сучке лишь уши драит болтовней за место случки?
- Слышь, пацан, ты чего совсем на голову больной? - возмутился молодой ухажер.
- Давай, она уже готова. Упустишь шанс - найдет другого. Поинтереснее.
- Перестань, Андрей, - сказала Лена. - Что ты такое говоришь? Как тебе не стыдно!
- Ох, извините, дорогая, я оскорбил ваш честный нрав, ведь прежде чем раздвинуть ноги вам нужно выполнить весь план. Сначала ресторан, киношка, затем иная канитель и только лишь пройдя все это, вы приглашаете в постель.
- Да я тебе сейчас рожу набью! - крикнул Сергей, вскакивая с места.
- Так что же ждешь, вперед и с песней, но коль дерешься, как кадришь, то я боюсь и две минуты против меня не простоишь!
Лена лишь с большим трудом убедила Сергея не устраивать скандал, а Андрей, вдоволь поглумившись над парочкой, отправился домой.
Но дома ему тоже не суждено было обрести покой. Наташу, его любимую супругу, посетил очередной бзик - она захотела, чтобы Андрей починил разваливающийся стул, место которому на свалке, а еще поискал в интернете дешевые путевки в санаторий. Только этого ему не хватало для полного счастья, ведь сейчас он так нужен своему клубу, своим друзьям. Без него они пропадут, задохнуться в наркотическом дыму и собьются с истинного пути. Они и так подошли к краю слишком близко - Андрей заметил это еще в прошлый раз. Позволить своему детищу свалиться с вершины в пропасть, занимаясь починкой стула и сидением в интернете - найдется ли пытка страшнее? Наплевав на просьбы жены, Андрей уже было начал собираться на пустырь, но Наташа закатила такой скандал, что задрожали окна.
- Ты никуда не пойдешь! - кричала она. - Я не хочу, чтобы ты опять обкурился какой–то дряни или нажрался до поросячьего визга! У тебя есть семья, и ты несешь за нее ответственность. Когда мы в последний раз сидели вместе? Когда о чем–то разговаривали, занимались любовью, в конце концов? Ты вечно витаешь в облаках или проводишь время черт знает где и непонятно с кем! Хватит! Я устала это терпеть!
От этого ора не было никакого спасения. Ну чего от него все хотят? Что им надо? Когда же все отвяжутся, уткнуться носом в свой примитив и забудут о его существовании? Как же надоел этот жалкий мир, где правят бал гнилые человеческие отбросы! Неужели ему придется спасать этих червяков, которые заслуживают лишь быть втоптанными в грязь и навеки забыты? Достойны ли они романа, куда он вложил всю свою душу и весь свой талант? Поймут ли его или со свойственной им придурью отвернуться? И Наташа… Ну что она орет? Почему нельзя развалиться на кровати и заснуть или пойти заняться готовкой? Да что угодно - лишь бы замолчала, лишь бы не приставала с навязчивыми просьбами и не ограничивала свободу. Но супруга не унималась:
- Немедленно разувайся! Я сказала, ты никуда не пойдешь, даже думать об этом забудь!
- Оставь меня в покое, злая ведьма, уж душу всю изрезала ножом, все чувства сапогами истоптала, мечты сожгла каленым утюгом! Я клуб этот создал, и быть там должен - иначе жизнь мне больше не мила, ты не Господь, чтоб, что–то запрещать мне, ты гению прислуживать должна!
- Опомнись! Ты окончательно помешался! Если и дальше будешь вести себя, как псих и продолжишь общаться со своими алкашами и наркоманами, то очень плохо кончишь. Ты рвешься из родного дома на какой–то пустырь, как будто там медом намазано, а я вынуждена все время быть одна, убирать за тобой, гладить, готовить! Какой же ты наглец, Андрей!
Разревевшись, Наташа прислонилась к входной двери. "Я все равно тебя никуда не пущу", - сказала она и направила на Андрея красные от слез глаза.
- Ну хорошо, будь все по–твоему, как скажешь. Я больше спорить не могу - уж нету сил. Пусть человечество гноится продолжает, ведь некому его теперь спасти. Но коли спросят вдруг, когда конец настанет - кто виноват? Отвечу я, что ты! Ведь даже Дьявол, уж на что коварен и тот не смог похоронить весь мир. А ты смогла…
У Андрея действительно практически не осталось сил на споры. Починив стул и найдя в интернете нужную информацию, он отчитался перед Наташей о проделанной работе, и она, обняв его и искренне поблагодарив, отправилась спать. Андрей только этого и ждал. Обрадовавшись, что теперь приставать к нему никто не будет, он извлек из холодильника водку и выпил почти всю бутылку, проклиная последними словами окружающий мир и неблагодарных людей. А перед тем, как лечь на кровать и дождаться следующего дня, такого же глупого и бессмысленного, как и все предыдущие, Андрей взял ручку и на клочке бумаги вывел четверостишие, казавшееся в тот момент самым гениальным и правильным из тех, что он когда–либо написал:
Водка уже не помогает,
Голова, как чугунный колокол.
Что такое счастье я знаю -
Это когда всем ты по хую…
***
Августин попал в свой клуб лишь спустя пять дней, и каково же было его удивление, когда он увидел там более пятидесяти человек. Откуда? Ведь казалось, еще недавно их число с трудом превышало два десятка, а новичков приглашали лишь на конкурсной основе - только лучших, только самых достойных. А разве здесь все достойные? Кто–то уже в стельку пьян, кто–то дрыхнет в темном углу и громко храпит, кто–то раскуривает косяк, а на него, Августина, вообще не обращают внимания. Будто он здесь чужой, случайно затесавшийся в толпу…
Расталкивая людей, Августин бросился на поиски Маврикия. Чем дальше он проходил внутрь помещения, тем более удручающей становилась картина. Не иначе как сам бес сошел на землю и основал здесь временную обитель. Никто не читал стихи, не разыгрывал театральных сценок, не танцевал и не вел философских диспутов. Обезличенная масса человеческих тел лежала на полу, соседствуя с блевотней и пустыми бутылками. Какие–то парни навязчиво лезли к каким–то бабам, а отвратительный спертый воздух лишь усугублял мрачную картину.
Маврикия нигде не было. А может, он и не пришел? Плюнул на все, поняв, что делу конец? Что ж, тогда он сам вмешается! Укажет этим червякам, кто здесь хозяин. Вытащит скот из болота и направит на истинный путь!
Взобравшись на сцену и скинув с нее пивные бутылки, он обвел взглядом толпу и прокричал:
- Одумайтесь, погрязшие в разврате, зачем пришли сюда и кто вы есть! Здесь клуб для гениев, для истинных талантов, на вас же мне противно и смотреть! Стихи где ваши? Творчество? Где души? Повсюду лишь блевотные тела! Не для того я здесь воздвиг обитель, чтоб рухнула, как замок из песка. Среди людей хоть тварями прикиньтесь, хоть мерзким быдлом, хоть куском дерьма, но здесь другая жизнь, другие лица и мир другой - его придумал я!
- Да кто ты такой! - раздались крики. - Не мешай нам!
- Еще вопрос, кто здесь кому мешает! Коль что не нравится - так убирайтесь вон! Кто вдохновил на хаос и распутье? Кто сладко пользует ваш неокрепший ум?
- Маврикий сказал, что мы можем делать то, что нам захочется, - ответил Эль Матадор, с трудом поднимаясь на ноги. - Вот мы и отдыхаем! А если тебе что–то не нравится - уходи. Тебя здесь не было с неделю, так никто особо и не расстроился, а многие вообще не знают, кто такой Августин…Уходи, ты здесь лишний, если не хочешь жить по нашим законам.
Где же это видано! Его гонят из его собственного клуба! И кто? Обкурившаяся шваль, ублюдки, которых он поставил на ноги, которым дал новый смысл жизни! Он хотел повести их за собой, построить на их основе новый мир, а чем они отплатили ему? Всего лишь за неделю его отсутствия, они превратились в толпу, в такую же толпу, которую так хотели победить! Почему же они предпочитают нюхать кокс, а не читать стихи, утопать в блевотине, а не вести беседы о смысле жизни и окружающем обществе? Что за червь поселился в их душах? Как же легко превратились они из интеллигентного кружка в жалкий притон! Невыносимо! Невыносимо терпеть эту боль! Это жгучее чувство унижения… Столько сил вложено, столько сделано и все напрасно?…
Августин набрал в грудь побольше воздуха и принялся читать, нет, выкрикивать стихи. Стихи злые, дерзкие, полные боли и разочарования.
Кто правит крен изъезженных саней,
Кто - в зарослях наук сияет плешью…
Я - свиновод, я развожу свиней,
И не томим отнюдь в престиже брешью!
Что ржёшь, рукой прикрыв щербатый рот?!
Гляди, не надсадись - уже синеешь!
Свинья, когда с ней ласков свиновод, -
Добрей, чем ты вовеки стать сумеешь!
Из общества людей себя изъяв,
Увёл судьбу в свинарник я под руки.
Мне хряк да боров - верные друзья,
Мне свиноматки - нежные подруги.
Их холю и скоблю. Они в ответ
Умильно, с обожанием - "хрю–хрю!" мне.
Я верности зарок, любви обет
В их искренних глазах читаю умных.
Вот так бы вместе жить нам, вековать,
И гладки с нас, как говорится, взятки.
Но стал я неполадки замечать
(Всегда наружу рвутся неполадки!):
Со мною свиньи вертятся винтом,
Служить желают и хвостом виляют.
А отвернусь - подкапывают дом -
Фундамент портя, рыла забавляют.
Ветшает дом, падёт - того гляди,
Не сплю - боюсь, во сне придавит крышей.
"Не свиньи виноваты, погоди! -
Твержу себе, - а - ясно дело! - мыши!
Нельзя! Не может с искренностью глаз
Такое вероломство совмещаться!.."
Сомненья не один десяток раз
Мешали мне в события вмешаться.
Но как ни подступись, как ни копни, -
Самообман - не средство, суть - едина:
Я их кормил, в то время как они
Долбили дом, как судно долбит льдина.
Корил их, убеждал, увещевал -
Напрасно! - Всё наглей, бесстыдней рыла.
И дом, кренясь, на все лады трещал,
И в унисон с душою сердце ныло.
И их приговорив ножом к концу,
Роняя слёзы (свиньи хоть, но жалко!),
За мудростью пошёл я к мудрецу,
И он, уста разверзнув, мне прошамкал:
"Не разнице культур в вину вменять,
Коль в баб не обратит свиней помада! -
Чтоб человеческий язык понять,
Как минимум быть человеком надо!".
Августин читал стихи с чувством, размахивая руками и носясь по сцене. Но когда увидел, что толпа абсолютно равнодушна, он сел и закрыл лицо руками. Хотелось плакать. Он не мог смотреть на то, что творится вокруг, как мир, выпестованный с такой нежностью и любовью, превращается в ничто и умирает на глазах… А толпе, казалось, не было никакого дела до терзаний Августина. Она по–прежнему веселилась, смеялась, пила водку и вдыхала кокс… Кто–то трахался, кто–то с любопытством наблюдал… Мразота. Плебс… Что знают они о жизни? Кем они станут? История забудет их, спишет со счетов, они уйдут, оставив после себя лишь пепелище из пустых бутылок и использованных презервативов. Богатое наследство, ничего не скажешь! Как быстро они испохабили уютное местечко, как вообще быстро люди поганят своим присутствием все, к чему бы не прикоснулись! На них словно с рождения наложено проклятье…Люди, толпа, масса… Чтобы что–то хорошее существовало долго, туда просто нельзя допускать много людей. Пять - десять - и этого достаточно. Иначе индивидуальности превратятся в неуправляемую, безликую толпу - место которой на свалке, рядом с отбросами. А люди и есть отбросы… Бездушные пустышки, шваль… Лучше бы они сами превратились в ничто, а не портили все хорошее, что есть вокруг…
Неожиданно к голове Августина прикоснулась чья–то рука. Он не отреагировал - продолжал сидеть и отрешенно смотреть по сторонам, надеясь, что его оставят в покое. Но нет, куда там! Рука продолжала трепать волосы, затем опустилась на затылок, дотронулась до плеча и тихонько его сжала. Только тогда Августин обернулся и увидел Багиру. Она была так же хороша, как и раньше и выглядела столь же вызывающе.
Она стояла и улыбалась, продолжая нежно гладить Августина, а затем села рядом с ним и обняла за талию.
- Не грусти, - сказала Багира. - Уйдем отсюда.
- Куда? Куда идти - никто не рад мне.
- Я рада. Какое нам дело до этой толпы? Оставим их наедине, а сами тихо выскользнем на свет. Пошли.
- А кто же их спасет, кто даст им веру?
- А оно им надо? Ты их спросил?
- Зачем же спрашивать, ведь ясен же ответ!
- У каждого человека своя вера и спасение тоже свое, а насильно мил не будешь. Пошли же.
И они пошли, взявшись за руки, выскользнув из убогого серого помещения на свежий воздух, а потом долго болтали обо всем на свете, целовались и шептали друг другу нежные слова.
- Стихи твои мне хочется услышать. Ты прочитай - вдруг станет легче жить? - попросил Августин.
- Хорошо, слушай. Я только вчера написала.
День всё списал на усталость:
сыпал стихами, пьяницами…
Шла я, и мне показалось -
взгляды повсюду кровавятся.
Да, на добро стала нищей -
ангел–хранитель уволился,
"Души, - сказал, - есть почище…"
хриплым прокуренным голосом.
Видно, гореть мне немало
после земной репетиции.
Шла я, и мне показалось -
все перевёрнуты лицами.
Смотрят и режут раскосо,
будто не люди, а идолы;
может, не мне они вовсе -
я им сегодня привиделась…
- Как здорово! - только и смог сказать Августин.
- Спасибо.
- Вот только жаль, что в нашем клубе стихи теперь уж больше не в чести. Им смрада подавай и бурных оргий, а все прекрасное осталось вдруг в тени…
- Я же сказала, не переживай по этому поводу. Пройдет время, все уляжется и мы будем собираться там, как раньше.
- Да нет, ведь впереди нас ждет погибель…
- О чем ты, Августин? Почему ты видишь все лишь в черном свете?
- Мой образ разными цветами орошен и белое находит место с черным, но точно знаю я - не совладать нам с этой массою людской притворной. Казалось, ведь Маврикий был мне друг, но предал он и разлетелась чаша. Толпа была далекой и чужой, теперь же почему–то стала нашей…
- Маврикий не виноват. Что он мог сделать, когда люди стали приводить своих друзей, а те своих. Запретить? Выгнать? Как ты себе это представляешь? Тебя нигде не было, и он не знал, как поступить…
- Не знаю я, Багира, извини, не знаю на кого идти с проклятьем! За то, что мир наш светлый растерзал, приговорил безжалостно к распятью. Кто разломал ударом сапога все то, что по крупицам собирали? Кто оскорбил пошлятиной стихи, что по ночам в забвении читали? И что теперь? Решеткой задолбить единственное светлое оконце и вечно умолять, просить и ждать, пока рабы вернут нам наше солнце? Я так устал, Багира, так устал, от бесконечной гонки за надеждой, ведь только кажется - ну вот она, в руках, как все становится еще хужей, чем прежде. Я так устал…
- Ну что ты, милый мой, успокойся, все будет хорошо…Иди ко мне…
Глава 9
В моменты отчаяния и сильнейших депрессий, когда вдохновение для романа не шло, а настроение можно было поднять лишь с помощью водки, Андрей брался за газетные заметки, выдавливая из себя пошловатые истории, которые могут понравится редакторам газеты, а заодно и читателям. Эти мерзкие людишки ведь любят рассказы погорячее. Будет вам и насилие, и инцест, и любая другая гадость - чего ваша вшивая душонка изволит. Главное, бабки платите, чтобы помахать у Наташки под носом. Вот Андрей и писал, не особенно задумываясь над смыслом. Он знал, что непритязательное быдло и так все скушает за милую душу, а еще и облизнется вдобавок. Какой с них спрос? - люди же. Всего лишь люди…
Но сегодня настроение было настолько плохим, что фантазия не работала даже на тему изврата. И в самом деле, про что он только уже не насочинял - и про папу с дочкой и тетю с дядей, даже бабушка и та умудрилась вступить с внуком в противоестественные отношения, а от него хотели еще и еще. Андрей никогда не жаловался на воображение, но он не знал, кто бы еще мог с кем переспать, чтобы редакторы это оценили. Может, перейти на животный мир, где выбор поистине огромен или переключиться на криминальную хронику и выдумать пару жестоких убийств с кровавыми ошметками и мозгами, размазанными по стенке? Люди ведь так любят подобные драмы, особенно часто ими зачитываются в метро…
Боже, с каким примитивизмом приходится иметь дела. Надо выпить… Ну кто же еще может заняться сексом? Кого же еще можно сделать жертвой серийного маньяка или психопата, сбежавшего из лечебницы? Может, старушку, школьницу, беременную женщину? Кого читающая аудитория схавает с большим восторгом, и за кого редакторы отвалят большую сумму? Ведь от этих денег напрямую зависит настроение Наташи, а значит и его, Андрея, спокойствие. Если он сможет выторговать у нее хотя бы неделю на спокойное существование, то этого вполне хватит, чтобы закончить роман. Пусть только попробует пристать с поездкой в магазин или уборкой квартиры - он сунет ей в нос жалкие бумаги и соврет, что занят добычей средств для семьи, а сам незаметно будет продолжать роман, который взорвет литературный мир и навсегда изменит судьбы людей… Надо убить двух зайцев сразу… Но как? Какую кровавую драму описать, как посмаковать жалкий сюжетец, высосать из него всю пошлость и вылить на тупоголовых читателей? Надо выпить… Еще немного… Хотя бы чуточку…
Нет, как же все–таки противно то, чем он сейчас занимается… Вот и бутылка уже наполовину пуста, а легче почему–то не становится. Почему на службе у гениев до сих пор не стоят бездушные пустышки, чей удел - услужение? Раз уж государство не доперло до столь очевидной истины, почему жалкие рабы не проявят инициативу? Неужели не ясно, что одно дело - ползать ниц и лизать ноги мешку жира с галстуком, что зовется боссом и совершенно другое обслуживать истинного таланта, которому обеспечено почетное место в истории! Им же все равно, кому лизать зад - таков удел всех людей. Так почему же к нему до сих пор не выстроилась очередь из добровольных слуг?