* * *
Счастливчик Антон отбыл утром восвояси, а его место занял одиннадцатилетний очкарик Ромка. С этого момента я негласно перестал считаться "новеньким"; во всяком случае, мой статус определенно сразу изменился с его появлением.
Едва увидев его, вернувшись со школьных занятий (он в одиночестве, – если не брать во внимание Богдана с ногой в гипсе, который лишь по крайней необходимости покидал собственную кровать, – сидел на стуле у игрового уголка, углубившись в какую-то книгу, и с первого же взгляда напомнил мне серьезного, умненького Знайку из произведений Николая Носова; прекрасно иллюстрированное издание "Незнайка на Луне", по которому в наши дни снят полнометражный мультфильм с использованием тех же рисованных типажей, – было в то время одной из моих самых любимых книг), я с большим нетерпением начал ожидать его ночного "крещения".
И я, поверьте, был далеко не одинок в своем злоумышленном ожидании: потеха сулила выйти куда интереснее, чем минувшим вечером. Во-первых: парень был гораздо старше меня, а значит, его реакция вызывала еще больше любопытства у остальных членов "чахоточного племени". Во-вторых – и, пожалуй, самое важное: он должен был занять место Антона прямо под тем самым окном, где… ну, сечёте?
Я настолько был захвачен предстоящим испытанием и сгорал от нетерпения, что сам решил постоять "на шухере" в дверях палаты после ужина, пока наши опытные специалисты решали "технические вопросы" по организации этого чертовски важного мероприятия. А Тарас с Хорьком удерживали "новенького" в длинном коридоре под каким-то надуманным предлогом. И, похоже, не слишком успешно, поскольку мальчишка явно что-то почуял за их, говоря по правде, бездарным фарсом. Так что мое участие было вовсе нелишне, и я исполнился внутренней гордости от собственной значимости. Удивительно, но еще какие-то сутки назад…
Затем настало время отбоя, и Андрей сказал:
– Рома… или как тебя там, ты веришь в привидения?
* * *
Нет, он не верил – ровно до того момента, как штора над его головой заскользила, издавая зловещее шуршание и обнажая темное окно, а я испытал мгновенное deja vu.
Теперь-то он верил. Наверное, мы все немного поверили, – Ромка побледнел так, что сам стал похож на маленькое очкастое привидение. Секунду или две он сидел неподвижно. И вдруг завыл. От его воя у меня мурашки поползли по коже. А затем нырнул с головой под одеяло (он, похоже, настолько оказался испуган собственной переменой мировоззрения – что привидения, хе-хе, все-таки существуют, – что даже не сообразил попросту убежать от окна). И заорал:
– Инга! И-инга! И-икк!..
Мы так и не узнали, что или кого он имел в виду. Позже я думал, возможно, Инга была его старшей сестрой, а может, ее и вовсе не существовало.
– А, черт! – вскочил Андрей, глядя на дверь палаты. – Сейчас прибегут… Да заткнись ты, ради Бога!
Вскоре вокруг кровати новенького образовалась маленькая толпа. Тот продолжал издавать скулящее "Инга! И-икк! Инга!" и, кажется, это обещало затянуться надолго, возможно, даже до утра.
Игорь попытался добраться до очкарика через одеяло, но тому как-то удавалось держать оборону. В конце концов, к Игорю подключился Андрей, – старшие пацаны были обеспокоены заметно больше остальных, ведь им светил влёт по первое число.
Одному Ренату было как всегда наплевать; он даже не двинулся с места и наблюдал за происходящим с иронической полуулыбкой, закинув руки за голову.
Наконец Ромку кое-как удалось извлечь наружу (кто-то уже догадался включить маленький светильник казенного вида, висевший на стене рядом с игровым уголком); он все еще твердил "И-инга, Инга", но теперь немного тише.
– Мы просто пошутили, – сказал Андрей. – Понял? – и показал нитку, привязанную к шторе: – Вот что это было. Никаких привидений.
Ромка снова нацепил на нос свалившиеся очки, но озирался вокруг так, словно не мог взять в толк, как здесь очутился.
– Нитка, ясно? – повторил Андрей, глядя на него с растущей тревогой. – Нитка…
– И-инга? – спросил очкарик.
– Блядь! – закатил глаза Игорь.
– Во дает! – встрял Хорек, таращась на впавшего в прострацию Ромку со всеми симптомами нездорового любопытства. – Он рехнулся!
– Здрыстни! – пихнул его Андрей. Хорек обиженно отошел от кровати. – А лучше пойди глянь, как там эти.
– Ладно, – тот поплелся к двери и, высунув сперва голову, шмыгнул за нее. Не даром он был похож на настоящего хорька.
Ко мне подошел Тарас.
– Ты когда-нибудь видел такое? – он кивнул в сторону новенького.
Я покачал головой.
– Нет. Но, кажется, знаю, что с ним. Это называется "шок". Я где-то слышал, что так бывает, если сильно испугать. А еще можно остаться заикой на всю жизнь.
– Да? – Тарас задумался с трудным выражением на лице. Пока он молчал, до нас продолжали долетать позывные планеты Земля на спутник "Привидение-1" с кодовым ключом "Инга", правда, все тише и реже. Даже я испытал заметное облегчение.
И вдруг парень завопил с новой силой, да так, что мы все подпрыгнули, будто получили легкий разряд тока под задницы.
Я перебрался в ноги кровати, чтобы узнать, в чем дело. Но ничего особенного не заметил. Ромка по-прежнему сидел на одеяле, никто его и пальцем не тронул, – уверен, никому бы это и в голову не пришло, после всего случившегося. Только его взгляд, пожалуй, стал уже более осмысленным. Судя по всему, он начинал медленно возвращаться в родную и понятную реальность. Андрею с Игорем наконец удалось что-то донести до его внимания; они продолжали терпеливо убеждать его, вновь и вновь демонстрируя привязанную к шторе нитку.
Тут Тарас заметил, что Хорек долго не возвращается.
– Это плохо, – сказал он. – Если те две что-то услышали…
Он имел в виду медсестер. В нашем детском отделении санатория все они были молодыми, все примерно от двадцати до двадцати пяти лет, насколько я могу теперь судить. Тарас вкратце посвятил меня, что сестры дежурят в три смены, сменяясь попарно каждые сутки в восемь утра, и как раз сегодня была очередь наиболее… как сказать? Строгих? Нет, скорее, злых. Назовем их "стервами".
Хорек все не возвращался.
– Наверное, они его сцапали и сейчас допрашивают, – предположил Тарас. Меня зацепило это его допрашивают, словно мы находились не в детском санатории, а в концлагере для неполнолетних. Я внезапно испытал прилив какой-то деятельной потребности и, вскочив с кровати, подошел к двери, чтобы выглянуть в коридор (определенно, я здесь осваивался быстрее, чем сам от себя ожидал).
По пути к двери я успел мельком глянуть на приходящего в себя Ромку; Андрей с Игорем продолжали о чем-то его увещевать вполголоса. Окончательно они успокоились лишь через несколько дней, когда тот совсем прекратил заикаться. Может, они и были иногда не прочь над кем-то зло подшутить или влепить тумака, но, в общем-то, они не были плохими ребятами (традиция "крещения" новеньких "ниткой и шторой" после этой ночи возродилась вновь только за их уходом).
Длинный коридор был пуст, безмолвен и освещен по-ночному, то есть половиной ламп в круглых матово-белых плафонах, свисающих с потолка на длинных ножках. Вдоль него шли двери остальных палат, столовой, кабинета главврача и подсобки; в противоположном его торце справа находился туалет (я решил, если меня кто-то зажопит снаружи, сделаю вид, будто направляюсь именно туда, – обычно это срабатывало безотказно), а слева – и тут я наконец заметил Хорька – дверь сестринской.
Хорек стоял, согнувшись перед ней, и заглядывал в замочную скважину. Я, находясь на другом конце коридора, увидел, что по периметру двери просачивается свет. Через минуту Хорек отвернулся и, улыбаясь до ушей, пошагал в моем направлении, так, словно ему не терпелось поделиться с остальными любопытными новостями.
– Пронесло? – спросил Андрей, когда тот вернулся в палату.
– Угу, – кивнул Хорек. – Одна, ну та, что, бля, с лошадиными зубами, наверное, опять ушла во взрослый корпус. А другая… – он захихикал и внезапно покраснел, как вареный рак.
– Что другая?
– С водителем… они там ибуца, – сообщил он с радостно-испуганным видом.
– И ты все это время торчал под дверью, вместо того чтобы раньше… – начал Андрей.
– Как это – ибуца? – спросил я.
– Смотри-ка, не знает! – восторженно завопил Хорек.
– Да не "ибуца", – устало проговорил Игорь и внес редакторскую правку.
Не то чтобы я раньше не слышал этого слова где-нибудь на улице или, может, в компании друзей брата, просто не особо обращал внимание, и уж подавно не знал, что оно означает. Это нынешние дети могут запросто пройти телевизионный курс сексуального ликбеза раньше, чем научаться писать собственное имя. Одному Богу известно, что при этом творится у них в голове. Но тогда все было иначе; не уверен, что правильнее, – но иначе.
– Ну, это… черт!.. сношаются… – усиленно зажестикулировал Андрей, пытаясь донести до меня смысл загадочного слова наглядным образом с помощью многократной стыковки указательного пальца одной руки и полусжатой в кулак другой. – Ясно?
Не судите меня слишком строго, но тогда я так ничего и не понял. Прошло еще, может, год или два, прежде чем до меня что-то стало доходить.
На этом инцидент с новеньким был исчерпан, и мы снова улеглись в своих кроватях. Позднее я понял, как всем нам тогда крупно повезло.
Тут вдруг выяснилось, таинственный голос Рената заговорил, и тот повел историю об одном человеке, с которым стряслась большая беда: кто-то сбил на дороге его маленького сына, возвращавшегося из школы, и, видимо, чтобы замести следы, засунул потерявшего сознание мальчика в машину и скрылся в неизвестном направлении, – о чем было известно от нескольких свидетелей. Никто, как назло, не запомнил номера автомобиля, только марку и цвет (ярко-красная "копейка"), – да мало ли в большом городе красных тачек. Объявили розыск, но ясно, все без толку. Короче, никто не мог помочь.
Через неделю после исчезновения мальчика измученный переживаниями отец, гадающий, жив ли сын и что с ним теперь (ну, например, те, кто его сбил на дороге, могли просто выкинуть его тело где-нибудь за городом или закопать в лесу, – уточнил Ренат, хотя явно придумывал свою историю на ходу; дело в том, что его таинственный голос сейчас говорил, а когда это происходило, то подробности всегда приходили сами), встретился со следователем, ведшим дело, чтобы поговорить, не может ли и он подключиться к розыскам или как-то еще принять участие. Следователь сначала ответил, что это совершенно невозможно, но, подумав, вдруг предложил встретиться в тихом баре для какого-то особого разговора. Выглядело так, словно он на что-то решился.
"Есть один способ", – сказал следователь, когда они снова встретились. И поведал, как однажды сам попал в безвыходную ситуацию, и тогда старый друг сделал для него то, что сейчас он собирается сделать для этого человека. И еще добавил, что, занимаясь такой работой, уже много лет сдерживал себя, чтобы не использовать его. Но сейчас решился, потому что – у него тоже был сын, которого сбила машина, когда тот возвращался из школы, только он умер на месте.
Затем он сказал, что есть некто – он не пояснил, кто именно, потому что сам не знал, – способный помочь в особо трудных делах, в любых или почти в любых. Но воспользоваться его услугой можно только один раз, и не больше. Не больше. (Он еще подчеркнул, что рассказать кому-нибудь можно тоже лишь однажды, не то… Правда, следователь не уточнил, что произойдет в обратном случае, поскольку сам так не поступал. В общем, нужно быть очень внимательным, чтобы не потратить эту возможность напрасно – ради незначительной мелочи.) Для этого необходимо в определенном месте оставить зеленым мелом знак – зигзаг типа молнии, – и тогда этот человек (если это вообще был человек) найдет его сам.
Сперва мужчина решил, что следователь просто сильно напился или хочет его разыграть: слишком уж все это звучало не похоже на правду. Ну, например, даже если и существовал кто-то, кто мог найти его сына, то как же он сумеет его разыскать, когда тот оставит какой-то дурацкий знак в каком-то дурацком месте да еще зеленым мелком! Но, глядя на следователя, герой истории Рената засомневался, что тот действительно издевается над ним, и поэтому сдержался. Просто поблагодарил и отправился домой. А ночью, лежа рядом с уснувшей женой – уснувшей по-настоящему впервые за эту кошмарную для них неделю, – все же подумал: разве есть что терять? К тому же, он, возможно, и будет выглядеть дураком, да только кто об этом узнает. О странном разговоре со следователем не было известно даже его жене.
Утром он купил в магазине школьных принадлежностей набор цветных мелков, оставил лишь зеленый, остальное выбросил, и пришел в нужное место (мне это место представилось темной подворотней старого, давно нежилого дома, где по углам даже днем колеблются зловещие жирные тени и тихо подвывает невидимый ветер в мрачной глубине пустых комнат, – хотя в действительности я никогда не видел таких домов). "Вот я и сделал", – думал он, возвращаясь домой. А потом, не смотря на то, что не слишком верил в успех этой затеи, отправил в тот же день жену к родственникам в другой город. Так, на всякий случай.
Когда, проводив ее на поезд, он пришел вечером с вокзала, кто-то уже ждал его, сидя в кресле в гостиной. Большой темный силуэт вырисовывался на фоне окна. Герой Рената так испугался, что даже не догадался включить свет в комнате, а просто застыл в двери, будто его ноги примерзли к полу.
"Ты знаешь условия. Это будет один раз. И не больше, – очень низким голосом сказал ему гость, аж посуда в серванте зазвенела. – Иначе тебе придется заплатить за мою услугу. – Он повернул голову, и мужчина почувствовал всем существом, как гость на него смотрит сквозь темноту. – Твой сын еще жив, утром ты его получишь".
Так и случилось: утром, когда он проснулся, мальчик, раненый и сильно исхудавший, но все же живой, уже лежал в своей комнате. Отец тут же позвонил следователю, чтобы сообщить об этом и поблагодарить за совет. Но тот сделал вид, будто не понимает, о чем речь и как мальчик сумел вернуться домой. Отец растерялся, недоумевая, но вспомнил, как испугался прошлым вечером, когда явился гость, понял, в чем дело, и оставил эту тему.
Слушая историю Рената (он не сказал, есть ли у нее название, но про себя я уже назвал ее "Один раз"), я попутно пытался представить, кем же был тот загадочный гость. И тут вспомнил какого-то Дождевого человека, о котором вчера упоминали ребята. Наверное, мою память пробудила история Рената. Я ведь так и не выяснил, о чем тогда шла речь. Пока не выяснил. Но теперь-то уж точно не забуду. Я даже знал, у кого спросить, – ну, конечно, у Рената, у кого ж еще. Вряд ли кто-то другой мог подойти лучше. Любопытство в то мгновение меня так и распирало. Я твердо решил, что сделаю это при первой же возможности.
– И вот, прошло много лет, – продолжал Ренат, – много чего изменилось в жизни той семьи. Мальчик вырос и уехал учиться далеко от родителей, а его отец… Кстати, сын рассказал, что те люди, которые его сбили, действительно вывезли его в лес, потому что сильно испугались. Понимаете, они думали, что по следам на одежде… ну, и еще по чем-то… их смогут найти. Он оказался не очень сильно ранен, поэтому, когда те уехали, долго бродил по лесу, питаясь ягодами, пока не потерял сознание. А когда открыл глаза, то оказался в своей комнате и не мог вспомнить, как это произошло.
Так вот, его отец со временем связался с плохими людьми. И как-то проигрался одному бандиту в карты – на огромные деньги. Ему дали срок уплатить долг, иначе его убьют. И жену тоже. Только таких больших денег у него все равно не водилось, и взяться им было неоткуда.
Тогда он вспомнил о том, кто когда-то спас его сына, – о том госте. Прошло много времени, и он уже забыл свой страх. И его условие тоже не казалось таким уж важным, как раньше, ведь его, тем более, собирались убить бандиты. Он решил, что это единственный выход. Снова купил зеленый мел, а потом, как и много лет назад, отправил жену к родственникам (ей он так и не рассказал, как на самом деле вернулся домой их сын; он вообще никому об этом никогда не рассказывал), пошел в нужное место, чтобы оставить знак, и стал ждать дома, не включая свет… – Ренат умолк.
Так прошла, наверное, целая минута – в полной тишине, если не считать легкого потрескивания огня в печке.
Наконец кто-то не выдержал:
– Так что же было дальше?
– Ничего, – сказал Ренат. – Это все. Конец.
– Как это – КОНЕЦ?! – вскричали мы в дружном негодовании. Не может быть такого! Невозможно так – чтобы конец! И вообще, что за слово такое дурацкое!
– Эй, прекрати, это нечестно! – все сильнее звучали в палате возмущенные голоса.
– Нет, конец, – с легким смешком ответил наш рассказчик.
– Дальше! Давай дальше! – потребовал я, кажется, даже вскочив на ноги.
Но Ренат был неумолим.
Став значительно старше, я понял, что только такая концовка могла сделать историю вроде "Одного раза" по-настоящему хорошей. А Ренат, к нашему счастью и нашей же неблагодарности, – знал это уже тогда.
Разочарованные и все еще возмущенные (однако, думаю, где-то в глубине понимающие, что Ренат прав, – к тому же это была его история), мы отчалили в осеннюю ночь на своих одиночных каноэ.
Я некоторое время размышлял об услышанной истории, постепенно начавшей переплетаться в моей голове с догадками, кто такой этот Дождевой человек, пока незаметно не потерял берег из виду…
Конец еще одного дня в "Спутнике", очередной жизненной главы, – чтобы утром, пройдя через маленькую смерть ночи, воскреснуть заново с красной строки.