- Боря, ты здесь нужный человек, - с уважением произнес Леня, - насчет тебя даже из Москвы звонят. Ничего не поделаешь: надо - значит надо!
- Леня! - взволнованно воскликнул Боря, взяв портфель. - А пещеру мы обязательно откроем! Ребята, будете в Москве - звоните в любое время. Как хочется свою пещеру открыть, - мечтательным голосом протянул он. - Вот визитки, - полез Боря в карман, - там и домашний, и рабочий телефон. Только не забывайте своего Друга!
- Боря! - вскричали мы. - Какой разговор! Мы еще столько вместе пещер откроем!
- МИНИСТР НАВОДНЕНИЙ И ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЙ… - прочитал я на визитке. - Ни черта себе!
Боря протянул нам руку, и мы с Леней по-лакейски пожали ее.
- До свидания, Борис Николаевич, - с изменившимися лицами прощались мы. - До свидания…
- Ребята, что с вами?! - оторопел Боря. Он вдруг выдернул у нас из рук визитки и разорвал их в клочья. - Я сам вас найду!
- До свидания, Борис Николаевич… - бубнили мы.
- А еще друзья называются! - закричал Боря со слезами на глазах, бросаясь к двери. - Вместе пещеры собирались открывать.
Он стоял, уткнувшись головой в дверь, но мы не двигались с места. Тогда Боря щелкнул замком, рванул на себя дверь и с грохотом ее захлопнул.
Мы с Леней посмотрели на клочки визитки и, не сговариваясь, подошли к окну.
Возле гостиницы, как на параде, стояли черные блестящие машины. Мы видели, как вышел Боря, окруженный свитой, и как он долго молча стоял перед распахнутой дверцей машины, не решаясь сесть в нее.
"Чего мы вдруг испугались? - думал я. - Чего испугался Ленька, который сотни раз рисковал жизнью в своих пещерах и скалах? Мне-то чего бояться?"
Ленька, встретившись с друзьями, в тот же день улетел в Пицунду. Ни он не зашел ко мне проститься, ни я к нему.
"Вот это жизнь, - вспомнились Борины слова, - а здесь…"
* * *
Весь следующий день я пролежал на краю финансовой пропасти, с пустым желудком и зверским аппетитом. До приезда Витюшки оставалось три дня.
"Главное, чтобы было хорошее настроение, - бубнил я себе, - иначе с голоду помрешь. У нас, конечно, не такая кухня, к которой вы привыкли, - не мог я отвязаться от слов администратора гостиницы. - Знала бы она нашу кухню".
Терять солидность и клянчить у горничных рублишко не хотелось, все-таки единственный в мире не должен быть побирушкой, к тому же теперь вся гостиница знает, что и с самим министром наводнений и землетрясений - вась-вась.
Пришлось бежать на заделку в бодром и привычном состоянии духа и тела. Без проблем снял точку и принялся за дело.
Внезапно мне вспомнился пикник, на который нас пригласили, когда мы работали в Карамельске. Левшин встречался с дамой, у которой дочка училась в пятом классе. Иногда оставался ночевать у нее и оттуда приносил что-нибудь вкусненькое.
- Готовься, - сказал он мне однажды. - В воскресенье - пикник. У моей крошки не уместился в холодильнике кролик, будем его есть на берегу реки. Я пообещал, что познакомлю ее дочь с нашим лилипутом.
Женек долго не соглашался, но жареный кролик и домашние яства перебороли его всегдашний страх перед незнакомыми людьми, к тому же он шел с нами.
Наташа, дама Витюшки, лет тридцати, была с дочерью Катей и с подружкой, которую, по настоянию Левшина, она пригласила для меня. Мы познакомились и представили Пухарчука. Он был в своем парадном костюмчике и при огромной бабочке в горошек.
Как мы его ни уговаривали одеться попроще, Женек не согласился. Он шел на пикник и поэтому оделся, как считал нужным.
- Евгений Иванович, - представил Левшин Женька, который, как маленький медвежонок, пыжился и старался держаться посолидней. - Наш главный артист Куралесинской филармонии, лауреат международных иллюзионных конкурсов.
- Евгений Иванович, - тянул Женек, пожимая всем руку.
Маленькая рыженькая Катенька в белом платьице, и тоже в горошек, влюбленными глазами смотрела на Пухарчука, кружилась возле него и боялась к нему подойти" Мы пришли на речку, разожгли костер. Дамы достали марочное вино, жареные куски кролика, котлеты, колбасу - словом, все то, чего мы лишены на гастролях. Витюшка балагурил, смешил публику, и разведенные женщины безудержно смеялись над всем на свете. Они мечтали хоть на время забыться от тех однообразных и серых дней без, любви и домашнего уюта.
Я подыгрывал Левшину, желая понравиться Леночке, жгучей брюнетке с застенчивыми серыми глазами.
Евгений Иванович сидел на пне и держал марку. Катенька не отходила от Пухарчука. Она все время пыталась обратить на себя его внимание, но Женек тоном строгого учителя одергивал ее и делал замечания.
Наконец, все было готово. Мы бросились к столу. Почетное место, где не было дыма, отвели важному лауреату международных иллюзионных конкурсов.
Мускат, жареный кролик, Витюшка - и скоро компании, расположившиеся с нами, смотрели с тоской в глазах на изнемогающих от смеха молодых людей. Один Евгений Иванович, которому до чертиков хотелось поржать, кусал губки, поправлял бабочку и крепился, чтобы не рассмеяться над проделками Левшина.
Детвора, пришедшая со взрослыми, уже объединилась в ватагу, и Катенька, сбегав несколько раз к ним, успела со всеми познакомиться. И сейчас, подбежав к нам, схватила кусок булки и понеслась назад к своим маленьким друзьям. На булку человек десять малышей решили ловить рыбу. Они гурьбой насаживали на крючок белый мякиш и уже несколько раз забрасывали удочку, но никак не могли забросить, чтобы крючок за что-нибудь не зацепился.
- Кто ж так забрасывает! - пронзительно закричал Евгений Иванович, который все это время с горящими глазами следил за тем, как малыши возились с огромным удильником. - Дай покажу! - сорвался он с места.
Пухарчук, окруженный детьми, начал им объяснять, как нужно забрасывать. Все с радостными криками тут же признали в нем главаря и спешили познакомиться с Женьком.
- Мишка-а! - вскоре носился по берегу реки с огромным удильником наперевес Евгений Иванович, окруженный возбужденными и орущими малышами. - Чер-вя-я! Давай быстрее, здесь будем пробовать!
- Женек! - кричали дети. - А вот здесь глубоко! Нот здесь!
Родители подходили к нашему костру и, когда узнавали от Витюшки, кто был заводилой их детей, приглашали к своему шалашу, но все почему-то оказывались возле нашего.
Внезапно берег реки огласился ужасным пронзительным воплем, который был тут же подхвачен десятками детских голосов.
- А-а! - орал Евгений Иванович с восторженным лицом и сбившейся бабочкой в горошек. - А-а!
- Тащи-и! - визжали дети, прыгая возле своего кумира. - Дава-а-й!
- А-а-а! - на самой высокой ноте повис Пухарчук, размахивая удилищем, на котором трепыхалась, исполняя сложнейшие пируэты, огромная пучеглазая жаба.
- Во-о какая! - вопил Женек, подбегая со своей оравой к нашему пикнику. - Какая здоровущая!
От солидности и важности Евгения Ивановича ни-и фига не осталось, только одна огромная, как его жертва, бабочка, повисшая у него на плече.
Родители таращили глаза, и какой-то модный папа спросил:
- Евгений Иванович, а вам во Франции не приходилось есть лягушек? - и добавил дрожащим голосом: - Как… они?
Но Пухарчук плевать хотел на Францию, он был родом из России, и не таких бивали… Дети с Женьком вновь устремились к реке. О Франции разговор продолжил Витюшка.
Катенька влюбилась в Евгения Ивановича насмерть. Когда мы прощались, Наташка еле оторвала ее, ревущую, от Пухарчука. Женек на следующий день купил себе спиннинг и мечтал о новом пикнике, который из-за Лев-шина уже не состоялся.
Дети всегда находили в Женьке друга, когда взрослые не мешали им в этом.
Еще не было такой гостиницы, где бы мы не встречали какой-нибудь бродячий коллектив лабухов. Но когда приезжал цыганский ансамбль, на гостиницу натягивали огромный шатер, запускали туда собак, кошек, еще черт знает каких зверушек, сносили в шатер всю домашнюю утварь и, куда бы ты ни пошел, - везде натыкался на орущих и танцующих цыганят. Администрация хваталась за голову и молила Бога, чтобы все кончилось благополучно. Командированные засыпали только под утро: концерты у цыган заканчивались поздно, и бесенята носились по этажам с барабанами, с криками и просто стуча в дверь колотушками, выбивая что-то очень похожее на музыку. Это продолжалось всю ночь, пока не ложились спать взрослые. Днем цыганки бродили по гостинице, не обращая ни на кого внимания, независимые и растрепанные, слонялись мужики с кольцами в ушах, озабоченные и всегда с голодными глазами, а цыганята, уважавшие только сцену, на которой родились, вообще плевать хотели на все на свете, когда встречались с Женьком на перекрестке гастролей.
Это был уже не ужас, а дурдом на колесах. Рогатки, пистолеты, сабли и барабаны: ледовые побоища перерастали в Куликовскую битву, которая сменялась катаклизмом, где были замешаны все жильцы гостиницы. Без особого указания Пухарчука не съедался ни один украденный бублик, не совершалось ни одного нападения, он был здесь и царь и бог.
Жители города Танцульска до сих пор с содроганием вспоминают факельное шествие, когда Женек залез на девятый этаж гостиницы по пожарной лестнице, за ним забрались цыганята, а снимать их пришлось уже с помощью пожарной команды.
Закулисный тогда поклялся тут же заменить Пухарчука на более достойного лилипута, но все оставалось по-прежнему.
Почему- то я подумал еще об операции, до которой Женьку осталось всего полгода…
"Он не решится, - поймал я себя на этой мысли. - Но почему? Почему? Я бы решился?"
Дальше думать было страшно. Я подошел к огромному детскому садику "Ах, Мальвина". Пробежал первый этаж - никого. Второй этаж - никого. И вдруг откуда-то до меня донесся приглушенный детский смех. Вскоре я стоял возле музыкального зала и пытался понять, что же там происходит? Малыши вместе с воспитательницами сидели на скамеечках, а напротив них бесились двое переодетых мужиков с раскрашенными рожами. Один что-то шпарил на пианино, но даже мне, абсолютно лишенному слуха, и то было ясно, что посади меня вместо него…
Другой шарлатан в колпаке звездочета подпрыгивал вверх, быстро перебирая ногами в воздухе, и гнусавым голосом выкрикивал:
- Я три ночи не спал! Я устал! Мне бы заснуть, отдохнуть…
Потом он пробежался с дурацкими ужимками по залу, несколько раз перекувырнулся и затих, распластавшись возле орущих и визжащих от радости детей.
- Но только я лег! - трагично каркнул он. - Композитор в это время ударил негнущимся пальцем куда-то в область низкого звучания, наверно, претендуя на нечто таинственное.
- Звонок! Звонок! Звонок! - вскочил звездочет. Кто говорит?
- Носорог… - зажав пальцами нос, прогудел композитор, - ох, ох, ох…
Я с тоской смотрел, как отнимают мой хлеб народные артисты, которые не были подвластны ни одной филармонии мира, чью бурную деятельность пресечь было невозможно. Они откуда-то доставали билеты тысячелетней давности и гастролировали по всему Союзу с концертами. Билеты были очень дешевые, и заведующие без всяких сомнений отдавали деньги артистам из народа, которые скармливали детям свои собственные сказки, трактовали по-своему классиков, выдавали на-гора пикантные частушки для воспитателей, пели, плясали - словом, демонстрировали все то, чем так богато и удивительно самобытное народное творчество.
Народные артисты, как саранча, как смерч, проносились по детским садикам, и после них заведующие вообще отказывались разговаривать с администраторами филармоний.
Я продолжал смотреть на самозванцев, когда они уже вместе с детьми начали скандировать:
- Уточки заквакали…
- Ква, ква, ква! - хором орал детский садик вместе с воспитателями.
- Ква, ква, ква! - прыгал звездочет, изображая лягушку.
"Надо пресекать, - подумал я, - иначе сорвут гастроли".
Я позвонил в милицию и заорал:
- Вы что там, спите, что ли? Детский садик "Ах, Мальвину" грабят, а вы даже рогом не шевелите! Совсем и своей Мухоморовке бдительность потеряли! Срочно выезжайте и проверьте документы на право проведения спектаклей у самозванцев.
Я стоял за углом и смотрел, как к месту ограбления подъехала милицейская машина.
"Ква, ква" - передразнил я звездочета, когда их вместе с композитором сажали в машину.
Пролетел первый день заделки. Несколько раз просыпался ночью от оглушительной пустоты в желудке.
"А если Левшин не приедет? Господи, хоть бы кто усыновил на пару дней… ведь помру…"
Но я выживал, с трудом и мучительно. Воровал хлеб в школьных столовых, и когда школьники на перемене кричали мне: "Здравствуйте, дядя Мойдодыр!", я подходил к ним и спрашивал елейным голосом: "Ну как, вкусный пирожок? Хочешь фокус покажу? Сейчас пирожок подпрыгнет и без всяких веревочек, лесочек - исчезнет!"
Они наперебой совали мне бутерброды и ватрушки, которые тут же под оглушительный хохот бесследно исчезали в моем чреве.
- Еще, еще! - прыгали вокруг меня откормленные дети. - А мой?
- Давай твой! - выхватывал я ветчину. Утром кое-как перебивался в школе, а днем вопил в детском садике дурным голосом:
- Как вкусно пахнет! Детство вспомнить, что ли? Дайте-ка манной каши единственному в мире черному администратору.
В мухоморовской гостинице "Медовый месяц" вечерами я устраивал пиршества. Раскладывал на столе украденные в школе корки хлеба, солил и запивал водой из крана.
"А Боря сейчас супчик из черепашьих хвостов берляет, - ломал я зубы об огрызок коржика. - Министр наводнений и землетрясений… такого друга потерял. Эх, горяченького бы…"
* * *
Детские садики для любого администратора - это изюминка, если до тебя еще не обгрызли. Никаких проблем с заделкой в портовом городе Мухоморовке у меня не возникло, если, конечно, не считать интернатов, из которых выбить наличные деньги… все равно что продать зимой тележку снега.
Когда я зашел в интернат, мне вдруг вспомнились гастроли в Иркутске. Такое же старое массивное здание, вместо окон - бойницы, стены, поросшие мхом…
- Интернат… - только успел прочитать, как из двери вышел пожилой, представительный, хорошо одетый мужчина и внимательно посмотрел на меня строгим взглядом.
- Извините, директор у себя? - спросил я его от "фонаря".
- Слушаю вас, - ответил он. - Что вы хотели?
Через несколько минут директор угорал от смеха.
- Ой! - бился он головой об стену. - Ой, не могу! Прыг… и полетел!
- Да-да! - кривлялся я, размахивая руками. - Именно так, прыг-прыг - и без всяких там проволочек, ниточек…
- Ой, не могу! - рыдал директор. - Да ведь у нас же…
- Ничего! - трещал я. - У кого нет денег, может пройти без билета, идем навстречу!
- Да ведь у меня же… - стонал он, не в силах выговорить, что у него. - Ой, без лесочек… ну все, больше не могу… прыг-прыг!
- И веревочек, проволочек, ниточек! - добивал я директора.
Я так и оставил его, изнемогающего от смеха, пытавшегося мне что-то объяснить, с билетами в руках. Вскоре я наткнулся еще на один интернат.
- Вы понимаете, в чем дело, - начала мне объяснять молодая женщина с воспаленными розовыми глазами и глубокими морщинами на детском застенчивом лице. - У нас ведь не простые дети…
- Аннушка Потапов"а! - тут же прерывал я директора этого интерната. - У кого нет денег, идем на уступ - и один-два человека могут пройти без билета.
- Они что, по рублю? Видите ли…
- Ничего! Все будет как в сказке! Прыг - и полетел! Мне некогда было выслушивать ее печальные рассказы, которых я наслушался на всю оставшуюся жизнь не дав Аннушке рассказать что-то очень важное, оставил билеты и уже летел дальше в поисках зрителей.
Когда же на один спектакль пришли два приглашенных мной интерната, Закулисный чуть не спрыгнул с ума. "Мойдодыровцы", оцепенев от страха, таращили глаза на приближавшуюся толпу древних, беспомощных стариков и старушек. Человек пять везли на инвалидных колясках, другим помогали идти нянечки, остальные шли, поддерживая друг друга.
- Они что, идут сюда умирать?! - схватился за голову Закулисный. - Или это массовое самоубийство? Кого пригласил этот болван?
Интернатовцы остановились возле афиши, и до ушей "мойдодыровцев" донеслось:
- Надо же - Мойдодыр…
- До чего додумались…
- Что ж вы хотите, прогресс!
- В демократию играют.
- Но от веревочек все-таки отказались. Директор, возглавлявший необычное шествие могикан, восторженно кричал:
- Сейчас сами увидите! Вот прямо - прыг… и полетел! - замахал он руками, как воробей. - Еще Мойдодыр должен полететь, там все будет летать, это "черный кабинет" самого Смоктуновского! А попрошу администратора - и вы будете летать в "черном кабинете"!
При слове "черный кабинет" старички притихли и с боязнью посмотрели на дышащего здоровьем директора.
- Скоро все разлетимся, - протянул кто-то робко.
- Я, наверно, не пойду, - пискнул другой жалостливо.
- Да… - поддержала его старушка. - Если б "черного кабинета" не было, а то просто ужас.
- Маркел Купидонович, а без кабинета никак нельзя посмотреть? - зашептались интернатовцы, крестясь.
- Разговорчики! - прикрикнул Маркел Купидонович. - Оплачено государством, все за мной!
Старички, как мышки, тихо и безропотно прошмыгнули в зал мимо ополоумевшего Закулисного и затихли. Кто был в колясках, тех расположили в проходах.
Женек убежал на сцену и из-за занавеса выглядывал, не понимая, что же это творится.
- Вот это интернат! - подбегал он к Горе. - Петякантроп, ты только посмотри, кого Евгеша на спектакль пригласил!
- За Петякантропа - расплющу! - шипел Петя. - Вижу, что не детский садик.
Закулисного чуть не вырвало, когда он увидел следующий интернат.
- Петя! Петя! - завопил он. - Что это за люди?
- У нас необычные дети, - подошла Аннушка Потаповна к Елене Дмитриевне, которая, вцепившись в стол, с ужасом в глазах глядела на стоящих перед афишей детей. - Я уже говорила вашему администратору, но он как на иголках, отдал билеты, даже не выслушав.
- Да-да, - бессознательно кивала Елена Дмитриевна. Дети с абсолютно одинаковыми лицами вдруг разом заревели, пуская слюни.
- Они у нас тихие, - как бы оправдываясь за их трагедию, сказала Аннушка Потаповна, умоляюще подняв розовые воспаленные глаза на Елену Дмитриевну. - Кто же виноват, что они такие…
- Да-да, - замерла Елена Дмитриевна. Она задрожала, когда дети внезапно остановились перед зрительным залом и посмотрели неживыми глазами на нее и на груду железных и бумажных рублей. Мальчик лет десяти подошел к столу и что-то гортанно прокричал, трясущейся рукой протянувшись к деньгам.
- Уберите его! - не выдержала Елена Дмитриевна, судорожно сгребая деньги со стола. - Пшел прочь! - завизжала она.
Мальчик плюнул ей в лицо и, заплакав, побежал к своим.
- Володя! - забилась в истерике Елена Дмитриевна.
- Володя!
- Они у нас тихие, - шептала Аннушка Потаповна, - кто ж виноват…
Дети с одинаковыми лицами, не обращая ни на кого внимания, сами прошли в зал и затихли.
- Володя! - очнулась Елена Дмитриевна, трагичным голосом обращаясь к сыну. - Он плюнул мне в лицо, а вдруг этот урод заразный?!