- А течения как идут? Параллельно берегу или в открытое море?
- Параллельно берегу.
- И, по-твоему, что выходит? - спросил далматинец.
Капитан молчал.
- Скажи! Что думаешь, то и говори!
- Наверное, мы продвинулись к югу, - сказал капитан, с отвращением цедя слова. - На юге синяя вода ближе к берегу… Не думаю, чтобы течение отнесло нас так далеко в открытое море.
Они услышали позади легкий шум. Далматинец, не оборачиваясь, совсем понизил голос.
- Никому ни слова об этом! - беззвучно сказал он одними губами. - Понимаешь? Никому ни слова!
- Посмотрите на воду! - раздался голос Вацлава. - Господи, какая вода! И как глубоко видно!
Капитан опустился на место. В душе его шла борьба: чувство светлой и радостной гордости крепло, одолевая горькое раскаяние. Далматинец доверился ему. Теперь у них общая тайна. Она связывает их, как равных, и поднимает над остальными. Черта, разделявшая людей в лодке на два лагеря, стерлась, вместо нее появилась невидимая нить, сблизившая души. Хорошо: если надо молчать, он будет молчать! Кому бы это ни было на руку!
10
День выдался такой же яркий, тихий и знойный, как и предыдущий. Так же немилосердно палило солнце. Никто не почувствовал облегчения от того, что вода вокруг стала синей и прозрачной, а солнечные лучи уходили далеко в глубины моря.
Насколько хватал глаз, в этой воде не было заметно никаких признаков жизни, ни малейшего движения. И как ни прозрачна она была, но на вкус стала хуже - более горькой и соленой. Небо тоже было мертво - ни облачко не мелькнет, ни птица не пролетит.
Томительно тянулись часы, жажда становилась все ужаснее. Губы потрескались, силы иссякли. Все молчали и не двигались. Мертвящий застой на море стал сковывать и сердца людей.
Около полудня откуда ни возьмись прилетела бабочка и села на рею. Все глядели на нее, вытаращив глаза, - как угораздило ее залететь так далеко от берега? Это была большая, красивая бабочка, с пестрой окраской и длинными усиками - крошечный вестник благословенной земли. Она улетела так же неожиданно, как и прилетела, и все с грустью смотрели, как трепещущее пестрое пятнышко исчезало в открытом море.
- Погибнет, - задумчиво промолвил студент.
"Разве не бывает, что люди иногда летят, сами не зная куда? Разве люди тоже не сбиваются с пути? Сбиваются, - размышлял он, - но не теряют надежды и слепой веры в то, что летят к какой-то цели".
Бабочка улетела, а вместе с нею и мимолетная радость, оживившая сердца.
- Сегодня не будем купаться? - уныло спросил печатник.
- Можно, - коротко, нехотя ответил далматинец.
Все утро он был хмурый, необычно молчаливый и даже не смотрел на товарищей.
- Можно! - повторил он. - Это неплохо!
Но купание никому не доставило радости и не освежило, как в первый раз. Люди неохотно опускались в воду и спешили обратно, в лодку. Самое незначительное напряжение утомляло, и они берегли силы, стараясь не делать лишних движений. Добытая ночью пища не подкрепила их, а только раздразнила, напомнив на миг о забытом чувстве сытости.
К концу дня далматинец совсем расстроился, а за ним приуныли и остальные. Стефан смотрел на него с немым удивлением и время от времени пытался заговорить. Далматинец отделывался односложными ответами и снова замыкался, не сознавая, что этим лишь приковывает к себе внимание. Только изредка он пытливо и с сомнением поглядывал на неподвижное лицо капитана и снова погружался в свои невеселые размышления.
Это был самый тягостный и длинный день. Все уже забыли, когда он начался, и потеряли надежду на то, что он когда-нибудь кончится.
Солнце медленно ползло по раскаленному небу, мертвым блеском сверкало море, в синей пучине не было никаких признаков жизни.
Жара совсем иссушила людей. Даже синие глаза Вацлава будто потемнели, а выгоревшие волосы стали похожи на пучок засохшей травы, брошенной на голову.
Только Ставрос, словно ожив, расхаживал по лодке и с насмешливым мрачным злорадством посматривал на остальных. В сумраке, когда солнце скрылось за горячей кромкой моря и в воздухе повеяло прохладой, он уселся на корме и, глядя на пестрые полоски на горизонте, тихо засвистал.
- А ну, замолчи! - злобно прикрикнул на него капитан. - Замолчи, а то как огрею!
Ставрос мельком, с ехидцей, глянул на него, облизал сухие губы и сказал:
- И завтра не будет ветра…
- Откуда знаешь? - вяло спросил печатник.
- По морю видно!
Действительно, закат был необычный - лимонно-желтый, сухой, странно прозрачный. Им еще не приходилось видеть такой далекий горизонт, особенно на западе. Море раздалось в стороны, разгладилось и посветлело. Люди немного оживились, и один далматинец все еще оставался мрачным и удрученным.
- Что с тобой? - спросил, не выдержав, студент. - Ты на себя не похож!
Далматинец поднял голову.
- Почему ты так думаешь? - спросил он.
Взгляд его, ясный и прямой, на мгновение смутил студента.
- Целый день из тебя слова не вытянешь!
Далматинец словно не слышал.
- Вижу, что вы как на иголках, - сказал он. - А я не имею права ничего от вас скрывать.
Все обернулись и поглядели на него.
- Что же случилось? - сдержанно спросил печатник.
- Мало хорошего, если до сих пор я ничего вам не сказал, - начал он. - Мы находимся совсем не там, где думали… Течение отнесло нас на юг, быть может даже южнее Созополя…
Пораженные, все смотрели на него, не мигая.
- Откуда ты знаешь? - спросил печатник.
- Знаю! - твердо сказал далматинец. - С капитаном толковали, так получается… Теперь мы дальше от Одессы, чем в начале пути… Течение хоть и медленно, но относит нас на юг…
В лодке наступила гнетущая тишина. Беглецы лихорадочно размышляли, их лица осунулись, головы опустились еще ниже.
- А ты уверен в этом? - снова спросил печатник.
- Что значит - уверен? У меня нет навигационных инструментов, чтобы знать наверняка… Но по всему видно, что это так. Капитану нет расчета обманывать меня…
- Есть! - со злостью возразил Стефан.
- Может, и есть, но на этот раз он не обманывает…
- А почему ты до сих пор молчал? - спросил студент. - Мы не дети, мы должны знать правду!
Далматинец провел сухим языком по горячим губам.
- Мне не хотелось отнимать у вас надежду, - сказал он. - И без того вам нелегко…
- Мы все здесь равны, - возразил студент. - И ни у кого нет права знать больше, чем другие! Тебя на это никто не уполномачивал! - В его голосе звучало раздражение. - И ты не должен решать за других! - добавил он с мрачным видом.
Беглецы безмолвствовали. Мысль о том, что они против всех ожиданий не приблизились к цели, а удалились от нее, была так невыносима, что лишила их последних сил. Все молчали, не смея взглянуть друг другу в глаза. Впервые каждый остался наедине с самим собой, со своими тяжкими мыслями, со своим отчаянием. Впервые каждый думал об общей судьбе, как о своей собственной…
- Надо все взвесить! - промолвил наконец далматинец. - Надо еще раз обдумать, что делать…
- Надо! - пробормотал вполголоса печатник.
- Как видите, положение не из легких! - продолжал далматинец. - Ветра нет, и неизвестно, когда он подует. Течение будет тащить нас все дальше на юг и может унести к Босфору… А там многолюдно, - сходятся все морские пути… Вряд ли мы сможем пройти так незаметно, как шли до сих пор…
Все молчали.
- Допустим, что через день-два задует наконец этот проклятый ветер! - со вздохом сказал далматинец. - Одесса от этого не станет ближе… А у нас силы на исходе… Сколько дней еще мы сможем продержаться без пищи и воды?
Вопрос повис в воздухе. Все по-прежнему молчали, понурив головы.
- Подумайте! - сказал далматинец.
- Я назад не вернусь! - первым хрипло заявил Стефан. - Если хотите - сходите на берег… Но я на эту проклятую землю - ни ногой!
- Не оскорбляй землю! - вдруг вспылил печатник. - Слышишь?
Никто еще не видел, чтобы он так выходил из себя. Кровь бросилась ему в лицо, губы дрожали.
- Ты не понял меня, - мрачно пробурчал Стефан.
- Очень хорошо понял! - повысил свой осипший голос печатник. - Ты сказал то, что думал!
Перед глазами у Стефана все подернулось кровавой пеленой.
- Проклятая! - заорал он, вставая во весь рост. - Раз ею правят генералы и шпики - проклятая! Раз душит нас за горло - проклятая!
- Довольно! - со злостью крикнул далматинец.
Резкий, повелительный окрик, словно тяжелой рукой, придавил начавшуюся было ссору. Стефан сел на место, но бледный от волнения печатник еще долго пристально смотрел на него. Все видели, как гнев его проходит, взгляд проясняется, жесткие складки в уголках губ разглаживаются.
- Жизнь жестоко отплатит тебе за это! - глухо, но уже спокойно сказал он. - Жизнь вразумит тебя! Будешь скитаться по чужбине, все отдашь, чтобы хоть во сне увидеть эту землю… Плакать будешь, как вспомнишь родные красные крыши…
Снова в лодке наступила тишина.
- Надо решать! - высказался наконец студент. - Так или иначе, а решать надо!
- Я уже сказал, что думаю, - проворчал Стефан. - Если не хотите, я поплыву один.
Печатник вздохнул.
- Теперь мы уже не имеем права решать эти вопросы, как нам вздумается, - сказал он. - Собою мы можем распоряжаться, как хотим… Если угодно, можем и утопиться… Но, по-моему, мы не имеем права рисковать жизнью других…
- И я так думаю, - сказал студент.
- Ну и что? Высадить их на берег? - злобно спросил Стефан.
- Стоит и об этом подумать…
- Высадить их на берег, чтобы они тут же побежали в участок?.. Так вы собираетесь сделать?
Все замолчали.
Капитан, напряженно вслушивавшийся в этот разговор, не вытерпел:
- Можно и мне сказать пару слов?
Далматинец настороженно обернулся к нему. В его взгляде промелькнула надежда.
- Если вы нас высадите на берег, я найду вам бензин, - сказал капитан тихо, но твердо. - Я знаю побережье, как свои пять пальцев; знаю и где лучше всего сойти на берег. Можно пристать неподалеку от Ахтополя… Или где-нибудь еще… Всюду у меня свои люди. За два часа я найду вам бензин…
Беглецы оживились и с надеждой поглядели на капитана. Его предложение сперва показалось им таким простым и легко осуществимым, что они даже поразились, как раньше не додумались до этого. Раздобыть бензин, полным ходом помчаться вперед по гладкому морю! И через сутки - уже у цели… Прощай все муки и терзания…
- Идея неплохая, - неуверенно промолвил далматинец.
- Клянусь, я достану бензин! - возбужденно повторил капитан. - И не только бензин, но продукты и воду!..
Беглецы раздумывали.
- Видишь ли, капитан, тебе мы доверяем, - сказал далматинец. - Но можно ли верить Ставросу? Все видели, какой это тип, сразу предаст нас…
- Ставрос останется в лодке! - сказал капитан. - Пойду я один и все сделаю… После этого можете хоть связать нас… За несколько часов вы скроетесь в море…
- А потом? - прервал далматинец. - Потом этот парень развяжет язык, и не дойдем мы до Варны, как нас встретят военные катера…
- Везите его с собой! - сказал капитан. - Если нет к нему доверия, берите его с собой!
Далматинец задумался. А стоит ли так доверять самому капитану? Не хитрит ли он, желая улизнуть? Глядишь, через полчаса притащит за собой грузовик с полицией и целый взвод пограничников. И тут же, на берегу, им устроят мышеловку!
Капитан, видимо, догадался о его сомнениях и снова заговорил:
- Если не верите мне, то отправьте на берег моего шурина… Я скажу ему, куда пойти и где что взять…
Далматинец с недоумением посмотрел на него.
- Чем же он лучше тебя? - спросил он, прищурившись.
Капитан поглядел ему в глаза.
- Хотя бы тем, что он ваш! - твердо заявил он.
- Наш? - поразился далматинец.
- Ваш! - подтвердил капитан. - Коммунист…
Все повернулись к почтовому чиновнику и с изумлением посмотрели на него. Тот сидел изжелта-бледный, ни кровинки в лице.
- Не наш! - холодно отрезал далматинец.
- Как же так! Я-то знаю! - словно обиделся капитан. - И весь город знает!
- Если бы был наш - давно бы сказал! - заключил далматинец. - Давно бы мог сказать!
На Дафина было жалко смотреть. Голова его упала на грудь.
- Спросите его, - недовольно проговорил капитан.
Но никто ничего не стал спрашивать. Беглецы лишь хмуро смотрели на Дафина.
Потеряв терпение, капитан сердито прикрикнул на шурина:
- Ты скажешь, или язык у тебя отсох? Коммунист ты или не коммунист? Почему молчишь?
- Не коммунист! - глухо пробормотал молодой человек.
Пораженный капитан, разинув рот, смотрел на Дафина.
- Ты что, сдурел, что ли? - воскликнул он. - Почему не говоришь правду?
- Это правда! - так же глухо ответил тот.
- Как так?
- Так! Идеи - это одно, а быть коммунистом - совсем другое!.. Это вовсе не одно и то же!..
Во всей лодке один только студент чуть заметно улыбнулся. Капитан сидел как оглушенный и лишь шевелил губами. Он понял наконец, что хотел сказать шурин, но не нашелся, как возразить ему.
- Может быть, и так, - мрачно проговорил он. - Но он вас не выдаст, в этом можете быть уверены…
В лодке снова воцарилась тишина.
- Ну, говорите! - с настойчивостью воскликнул далматинец.
- При таком положении, - сказал студент, - я согласен попытаться… Я доверяю им обоим…
- И я, - сказал печатник.
- Я против! - заявил Стефан. - Это страшный риск! Так нельзя рисковать.
- Ты, Вацлав? - спросил далматинец.
- Не знаю… - смущенно пробормотал Вацлав. - Они ваши люди, болгары, вы их лучше знаете…
- Нет, Вацлав, - перебил его далматинец. - Я хочу знать твое мнение…
Вацлав глубоко вздохнул.
- Есть риск! - нерешительно, сказал он.
Далматинец опустил голову. Пришел его черед произнести свое последнее слово.
- Я думаю, надо подождать еще немного! - медленно проговорил он. - Скажем, до завтрашнего вечера, но не больше! Если не задует ветер, другого выхода нет. Без риска не прожить на свете.
Перед наступлением темноты небольшое событие вселило минутную радость в сердца беглецов - подул ветерок. С замиранием сердца смотрели они, как по морской глади разбежались тысячи морщинок, и море сразу потемнело, словно над ним нависла туча. Непонятно было только, откуда этот ветер. Он дул без направления, откуда-то с неба и шевелил тяжелый парус. Не смея заговорить, все ждали, окрепнет ли ветер настолько, что парус надуется? Но через пять-шесть минут словно чья-то невидимая рука прошлась по морю и разгладила морщинки.
Ветер пропал, но надежда осталась. И вместо ветра она бодрила души и приковывала прояснившиеся глаза к темнеющему горизонту.
11
Эта ночь не была такой знойной, как прежние. Все спали, и только дозорный, как всегда, бодрствовал на носу. Ему было наказано поднять всех, если только подует ветер. Но ветра не было, парус всю ночь провисел неподвижно.
Тем не менее дважды дозорный поднимал тревогу. Сначала Крыстан, завидев далеко на севере слабые, ровно горящие огоньки, разбудил далматинца. Вдвоем они долго всматривались в непроглядный горизонт.
- Пароход! - уверенно сказал далматинец.
Пароход шел на них, огоньки разгорались, их становилось все больше.
- Большой пароход, - тихо сказал далматинец. - Не военный!
- Ты уверен? - спросил Крыстан.
- Не военный! Похоже, пассажирский…
Пароход действительно оказался пассажирским. Через полчаса он прошел совсем рядом с ними, в нескольких сотнях метров.
Далматинец растолкал спящих, чтобы все видели этот белый трехпалубный гигант, ярко освещенный гирляндами электрических лампочек.
Пароход спокойно шел по морю, легко рассекая носом темную воду. На ярко освещенных палубах не было ни души. Как огромный призрачный дворец, сверкающий огнями, но безлюдный, он пронесся мимо, и вскоре до лодки докатились его волны. Впервые за эти дни ее сильно закачало.
Вскоре очертания парохода растворились в ночной темноте, но огни долго еще блестели, как новое созвездие в небе, а потом начали бледнеть и исчезать. Лодка опять осталась одна в непроглядном мраке.
Люди снова легли, на сердце у них было пусто. В ушах долго стоял шум корабля - ритмичный рокот моторов, плеск волн, глухой гул винта. Жизнь, во всем ее блеске и комфорте, пронеслась мимо и исчезла как сон. Там у людей вдоволь свежей воды, есть ванны и умывальники, рестораны со столиками, застланными белоснежными скатертями, вкусная еда, чистые прохладные постели - все, что угодно! А у них - ничего. Вырвавшись на свободу, они попали в плен к бездушному морю, и безбрежные водные просторы оказались крепче решеток.
Хоть бы раз подул ветер! Пусть бушует ветер, пусть поднимется самая страшная буря - лишь бы лодка не стояла на месте!..
Их разбудил Вацлав. Далеко на востоке, за мертвым горизонтом, что-то вспыхивало, слабо освещая на мгновение краешек моря.
- Молния! - взволнованно сказал Милутин. - Но очень далеко.
Все глядели, затаив дыхание, на далекие вспышки.
- Может, дождь пойдет? - нарушил молчание студент.
Об этом думали все, но никто де решался высказать свою мечту.
- Трудно сказать, - вздохнул печатник. - Бывает, что и попусту гремит!
- Где молния, там и ветер, - сказал далматинец. - Лишь бы буря докатилась до нас!
Но через полчаса далекие вспышки угасли и горизонт снова почернел.
Наступило утро, тихое и спокойное. Море едва заметно волновалось. Лодку даже не качало, она то поднималась над водой, то плавно опускалась, и тогда перед глазами оставалась лишь чернильная синева. Горизонт затянуло полупрозрачной, жемчужно-белой завесой тумана, который постепенно редел. Стало душно и жарко. Появившееся над туманной дымкой испарений солнце начало снова безжалостно припекать.
Люди молчали, томясь от жажды. Бессилие снова сковало их. Не хотелось ни двигаться, ни говорить, ни думать. Кое-кто попытался освежить рот морской водой, но вкус ее показался очень соленым, горьким, неприятным. Даже капитан после первого же глотка отказался от этой попытки.
- Вода испортилась, - сипло сказал он. - Совсем соленая!
- Хоть бы какое облачко показалось! - вздохнул Крыстан. - Было бы на что надеяться!
Небо оставалось безнадежно чистым. Парус так и висел обмякший.
К девяти часам туман исчез, слегка прояснился изогнутый мертвой зыбью горизонт. И сразу же несколько пар глаз заметили вдалеке еле различимое белое пятнышко.
- Там что-то есть! - воскликнул Вацлав.
- Где? - встрепенулся далматинец.
- Вон там! - показал Вацлав высохшим пальцем.
Далматинец вглядывался, пока не заболели глаза.
- Фелюга, - тихо сказал он. - Капитан, посмотри!
Но капитан и без того уже весь обратился в зрение.
- Фелюга, - не совсем уверенно подтвердил он.
Белое пятнышко застыло на юго-западе, между лодкой и сушей. Через полчаса далматинец, не спускавший с него глаз, снова заговорил:
- Не движется… Стоит на месте.
- Не движется, - как эхо повторил капитан.
- По-моему, трехмачтовая, - сказал далматинец.