- Для чего бы мне винтовки без патронов?.. Я, парень, отвечаю за тебя перед отцом и глупостей не допущу. Если стрясется какая беда - прощай Стамбул, вступаю в их компанию…
Кенан призадумался. А вдруг старик прав? Осторожность, во всяком случае, не помешает. Что ни говори, обобрать фелюгу в открытом море куда проще, чем какого-нибудь купца возле Эскишехира или Бурсы. А такие делишки еще совсем недавно были обычным явлением в Турции.
- Ладно, дядя, не будем ссориться! - миролюбиво сказал Кенан. - Известно, что ты капитан на фелюге, а не я…
Неджеб сразу смягчился. Улыбка, которой не удалось сдержать, обнажила крупные зубы. Для него не было слов приятнее: сын богача признал его хозяином на фелюге, его - бедняка с потрескавшимися пятками босых ног.
3
Гребцы выбивались из сил, направляя лодку к белеющему парусу фелюги. Лодка то вздымалась на тяжелых отлогих волнах, и тогда весла повисали в воздухе, то скатывалась в водяную яму, и весла вырывались из рук. Все обессилели, а грести по таким волнам нелегко.
Но сильнее всего мучила жажда. Она изнуряла, выматывала последние силы. Поработав веслами четверть часа, гребцы не могли встать с места. С мучительным усилием они поднимались и, сделав шаг-другой, падали на дно лодки.
Ярко светило раскаленное солнце, люди тяжело дышали широко раскрытыми ртами, словно вымаливая глоток прохладного воздуха.
Один только Стефан не соглашался грести к фелюге. С мрачным упорством он все утро твердил:
- Договорились выждать до вечера - значит, надо держать слово! Сейчас еще нет девяти. Кто знает, что будет дальше?
- Неужели ты не понимаешь, что это исключительный случай? - сердито возразил печатник. - И притом подходящий случай… С фелюгой риск не тот…
- Ничего не известно! - запальчиво ответил Стефан. - По-моему, риск очень большой… Сами лезете в пасть к волку…
- Какому волку? Фелюга не болгарская!..
- А ты уверен? - презрительно спросил Стефан.
- Уверен.
- Если не болгарская, значит, турецкая… А от этих башибузуков тоже милости не жди…
- Турецкие моряки хорошие ребята! - вмешался капитан. - У меня много знакомых турецких моряков… Плохих людей я среди них пока не знал.
- Ты знай помалкивай, тебе-то легко болтать! - грубо перебил его Стефан.
Далматинец в конце концов потерял терпение.
- Довольно, Стефан! - решительно сказал он. - Мы обязаны помочь экипажу - это ясно!
- Я обязан только партии! - резко ответил Стефан. - Только партии, и никому больше!
- Ты обязан перед партией вести себя по-человечески! - сухо заметил Крыстан. - Люди - это цель, а не средство, ты этого, видно, никогда не поймешь…
Все замолчали, но вопрос был решен.
- Может быть, у них удастся раздобыть бензин? - промолвил капитан. - А уж воду и продукты они нам непременно дадут! Моряк моряку никогда не откажет, в этом можете быть уверены!
Слово "бензин" заставило всех насторожиться.
- А если у них нет мотора? - с сомнением спросил печатник.
- Вряд ли такая большая фелюга не имеет мотора.
- Почему же она стоит на месте?
- О том и речь, что мотор, наверное, испорчен…
Раздобыть бензин и помчаться полным ходом по морю! Можно ли желать чего-нибудь еще?
Но далматинец разбил все надежды.
- Не думаю! - неохотно проговорил он. - Бензиновые моторы ставят на маленьких лодках, как наша….. Фелюги ходят на нефти!
Капитан тоже знал, что это так.
- Все-таки, может быть, у них есть бензин, - сказал он только для того, чтобы не молчать.
Весла вставили в уключины. Далматинец и капитан первыми взялись грести. Мысль, что они движутся к какой-то цели, прибавила им сил.
Капитан греб на совесть, не так, как во время погони за дельфином.
Только через полчаса их сменили Стефан и печатник. Руки у Крыстана еще не зажили, и он бессменно стоял у руля. К несчастью, море волновалось все больше, а солнце припекало все жарче. Неопытные гребцы с трудом справлялись с веслами, быстро выдыхались и еле поднимались с мест.
Часа через два все побледнели, как покойники. Весла валились из рук. Каждое движение причиняло мучения и обостряло жажду. Губы слиплись от сухости, руки дрожали, свинцовая тяжесть давила на желудки.
К одиннадцати часам фелюга вырисовывалась уже совсем четко. Три чуть заметных вначале точки постепенно вырастали из моря, яснее проявилась почти невидимая раньше белизна парусов.
В минуты отдыха почтовый чиновник не отрывал от фелюги взгляда. Лицо его побледнело и осунулось, в глазах росла тревога. Что ждет его - спасение или позор? Во всей лодке только он один не имел перед собою цели. Душа его, снедаемая страхами и сомнениями, металась, как в лихорадке, между надеждами и стремлениями других. К тому же он не оправился от удара, который нанес ему утром капитан, сказав то, в чем он сам не имел мужества признаться. Дафин отгонял это тягостное воспоминание, но оно все время давило на него, заставляя сжиматься сердце. Те, кто до сих пор смотрел на него с легким подозрением или просто с безразличием, теперь избегали его взгляда. Их глаза скользили мимо него, будто его вовсе не было в лодке или он стал прозрачным. Он думал, что они ненавидят его, даже презирают. А им просто было стыдно за него и поэтому неловко, неприятно встречаться с ним взглядами.
Это страшное чувство он и сам испытал когда-то.
Он учился в гимназии в Бургасе и жил на квартире со своим земляком-гимназистом. Того парня тоже звали Стефаном, но то был совсем другой Стефан - веселый, легкомысленный, большой повеса, хотя и далеко не плохой ученик. Он первым в классе начал бриться, первым стал носить светлые штатские брюки, такие широкие внизу, что из-под них не было видно ботинок. Часами он простаивал перед зеркалом, выдавливая ногтями какие-то черные точки на лице или заботливо подкрашивая редкие рыжеватые усики. В такие минуты он выглядел жалким, но Дафин не осуждал его.
Стефан назначал свидания гимназисткам в приморском парке, ходил на тайные вечеринки или слонялся по городскому "пятачку". Перед сном он любил рассказывать робкому и застенчивому соседу по комнате о своих похождениях, щедро приукрашивая их циничными подробностями. Дафин краснел, иногда его даже передергивало от омерзения, но все же он не винил приятеля. В конце концов и сам он очень часто думал о девушках, хотя и совсем по-другому. Его мысли были чище и светлее ясного майского неба. Он наивно влюблялся и жестоко страдал, потому что всегда возносил любимую на высоту своих чистых юношеских идеалов.
Но однажды случилось нечто такое, чего Дафин уже не мог простить Стефану. Однажды утром он проснулся очень рано, разбуженный тихим подозрительным шорохом. Еще не окончательно очнувшись ото сна, он приподнял ресницы и содрогнулся, как от удара электрическим током. Стефан, склонясь над его курткой, шарил по карманам. Вытащив скомканную пачечку денег, он взял себе несколько бумажек, а остальные положил обратно в карман.
Дафин был так потрясен и оскорблен, что даже не ахнул. Он лишь зажмурился и, сгорая от стыда, повернулся на бок, спиной к вору. Ни словом, ни намеком он не дал понять, что все знает, но с тех пор стыдился смотреть в глаза Стефану, говорить с ним. Ему совестно было от одного вида своего соседа, от его наглого спокойствия, от всех его поступков.
И вот теперь товарищи точно так же стыдились и избегали его, Дафина.
Сердце разрывалось при мысли об этом.
"Чем я заслужил это?" - думал он.
Впрочем, это не было для него загадкой. Он знал, что виной всему - его слабость.
Проклятое, ненавистное малодушие! Дафин был уверен, что родился таким, и, возможно, был прав. Он всегда невольно съеживался, когда кто-нибудь повышал голос, всегда уступал дорогу, а если на него замахивались, терял присутствие духа. Сила и грубость пугали его. Он ненавидел свою слабость и трусость и скрывал их, считая страшнейшим позором. Ни разу в жизни он не совершил смелого, мужественного поступка, и это тоже приводило его в отчаяние. Единственным утешением было то, что никто не догадывался о его малодушии. Все считали его застенчивым, мягким и воспитанным юношей, но вовсе не трусом.
А теперь все открылось, люди увидели его истинное лицо. Особенно стыдно и больно было сознавать, что этими людьми оказались его же товарищи.
"Не все рождаются сильными, - думал он. - Но некоторые, родившись слабыми, преодолевают свою слабость".
Он прочел немало книг и находил в них кое-что созвучное себе. Он хорошо знал, что есть силы более властные, чем страх и слабость. Сознание может победить страх. Любовь сильнее страха, сильнее всего на свете. Вера тоже может победить страх и поднять человека до вершин могущества.
У него было все - и сознание, и вера, и любовь. И все же он не мог справиться со своей слабостью. Может быть, для этого просто не представлялся удобный случай? Нет, таких случаев было много! Но лишь однажды в жизни он показал себя сильным. Только однажды!
Когда он кончал гимназию, ему накануне Первого мая поручили разбросать в своем квартале листовки. Он был не один - его познакомили с гимназисткой, которая должна была помочь ему в этом опасном деле.
Дафин встретился с девушкой около полуночи. Как было условлено, он взял ее под руку, чтобы встречные шпики и полицейские могли принять их за влюбленную парочку. Сердце у него замирало, душа уходила в пятки, ему казалось, что за каждым углом притаилась засада, что каждый прохожий - полицейский агент. Вот сейчас, за следующим поворотом, их остановят, обыщут, поведут в участок…
Дрожащей рукой он бросал листовки за заборы домов, опускал в почтовые ящики, и лицо у него, наверное, было бледнее поднявшейся в небе луны.
А девушка спокойно, как ни в чем ни бывало, шла рядом.
Дафин поглядел на нее. Лицо у нее было оживленное, немного лукавое, задорные огоньки сверкали в глазах.
Что-то больно кольнуло его в сердце. Что же это такое? Он дрожит от страха, а девушка весела, радостна, горда тем, что ей доверили такое опасное дело! Неужели она настолько сильнее? Или, может быть, просто не сознает всей опасности?
На минуту он даже забыл про свои страхи и стал осторожно присматриваться к ней. Это была хрупкая девушка, с умным остреньким лицом, зеленоглазая, шустрая, симпатичная, с узкими плечиками и худыми мальчишескими ножками. Ее взгляд искрился весельем и жизнерадостностью - неразлучными спутниками сильного человека. Каково ей будет, если попадет в участок? Ничего нет страшнее для девушки, чем попасть в логово к зверям!
"Тебе совсем не страшно, правда?" - вдруг спросила она.
"Мне? - воскликнул он. - Что за глупости!"
В то же время волна жгучего стыда обдала его, как кипящей водой. Пусть случится все, что угодно, лишь бы она не догадалась о его состоянии! Все, только не это!..
Он поднял голову, шаг его стал тверже, глаза заблестели. Рука уже не дрожала, когда он разбрасывал листовки, а при встрече с прохожими он не съеживался.
Наконец-то, наконец он освободился от страха!
"Значит, страх можно побороть, - размышлял он. - Так или иначе, но можно. Чувство стыда сильнее страха, важно только, чтобы оно победило!"
- Бери весло, товарищ!..
Дафин вздрогнул. Он понял, что слова относятся к нему, и почувствовал в них скрытую насмешку.
"Товарищ…"
Он встал и занял освободившееся на скамейке место. На другом краю сидел Ставрос.
Дафин с силой налег на весло. В этот миг лодку быстро подняло на гребень набежавшей волны, и он случайно встретился глазами со студентом. В открытом взгляде чувствовалась искренняя теплота, сочувствие, доверие…
"Вы еще увидите! - подумал Дафин. - Вы еще поймете…"
Что увидят? Что поймут?
В тот миг он сам еще не знал, но ощущал, как какое-то сильное, властное чувство вдруг хлынуло в душу.
Лодка упорно продвигалась по тяжелым волнам моря. А небо оставалось ясным, без единого облачка, и воздух был неподвижен.
4
Только к четырем часам мотающейся по волнам лодке удалось приблизиться к фелюге.
Море расходилось, тяжелые массивные волны то поднимали лодку, то с размаху бросали ее в водяные ямы.
Высокие мачты фелюги качались перед глазами. Порой она исчезала из виду, потом вновь появлялась, длинная, плоская, черная, со штабелями мешков вдоль бортов.
Уже минут десять далматинец, держась за нос лодки, следил за фелюгой. Его застывшее в напряжении лицо становилось все более озабоченным, смутное беспокойство появилось во взгляде.
Они были сейчас метрах в ста от фелюги, но на палубе не было видно ни души, никакого признака жизни. Мертвая черная фелюга покачивалась среди моря, хотя на мачте не висело никакого знака, говорившего об аварии или повальной болезни.
- Странно! - пробормотал Милутин.
Никто не слышал его и не мог слышать. Люди свалились в изнеможении и только время от времени с мучительной надеждой глядели на фелюгу. Хуже всех было Вацлаву. Морская болезнь сдавила ему горло, и он, еле дыша, лежал на корме.
Когда расстояние не превышало и пятидесяти метров, все, у кого еще было немного сил, приникли к борту лодки. Но палуба фелюги по-прежнему оставалась пустой, будто это был какой-то призрачный корабль Летучего Голландца.
Далматинец помрачнел еще больше.
- Поддай немного! - хмуро приказал он.
Капитан и Ставрос из последних сил навалились на весла. Фелюга угрожающе приблизилась. Казалось, что следующей сильной волной лодку зашвырнет, как скорлупку, прямо на ее грязную палубу.
- Не нравится мне все это, - пробормотал Стефан.
В это время из-за черной баррикады мешков показались двое. Один, пожилой мужчина в грубой и грязной одежде, с недовольным выражением на давно небритом лице, прижимал к груди поблескивающую черную винтовку. Другой, молодой, в синих брюках и белой рубашке, не держал оружия. На его лице читался живой интерес и любопытство.
- Эй, кто вы такие? - грубо закричал по-турецки мужчина с винтовкой.
Капитан немного говорил по-турецки. Бросив весло, он привстал с места.
- Болгары! Просим помощи!..
Оба турка помолчали, затем пожилой снова что-то закричал, размахивая винтовкой.
Капитан молчал.
- Что он сказал? - беспокойно спросил далматинец.
- Ничего не понял, - ответил со вздохом капитан.
- Скажи им, что ты не понял! - с беспокойством посоветовал далматинец.
Заикаясь и путая слова, капитан заговорил по-турецки. Двое на фелюге переглянулись. Молодой человек сделал шаг вперед и, ухватившись за стальной трос, отчетливо прокричал:
- Знает ли кто-нибудь французский?
- Я знаю! - громко откликнулся студент, привстав с места. - Знаю немного! - поправился он.
- Кто вы такие? - спросил молодой человек в белой рубашке. - Как попали в открытое море?
- Мы политические Эмигранты!
Эти слова, видимо, удивили молодого человека. Окинув взглядом пассажиров лодки, он немного помолчал, а потом снова спросил:
- В Турцию бежите?
- Нет! В Советский Союз!
- Не понял! Куда?
- В Советский Союз!
Молодой человек был поражен этим сообщением.
- В таком случае, чего вы хотите от нас? - спросил он и слегка смутился.
- Хотим оставить у вас команду лодки! Они не эмигранты, им надо вернуться в Болгарию!
- Но ведь мы идем в Турцию!
- Все равно! Оттуда им будет проще вернуться…
Турки быстро и горячо заговорили между собой. Далматинец, от взгляда которого ничего не ускользнуло, понял, что последнее слово осталось за молодым, а пожилой недовольно умолк.
Молодой турок снова наклонился вперед.
- Сколько человек в команде?
- Трое!
- Сначала возьмем только одного! Оружие у вас есть?
- Есть! - ответил студент.
- Хорошо, нечего сказать! - воскликнул молодой человек. - Что за оружие?
- Несколько пистолетов…
- А у нас винтовки! - сказал молодой человек. - Сейчас десять винтовок нацелено на вас!
Студент чуть заметно усмехнулся, и выражение лица у него сразу изменилось. Он с трудом подбирал французские слова и потому медлил с ответом.
- Не нужно! - крикнул он. - У нас только добрые намерения…
- О чем вы говорите? - нетерпеливо перебил его далматинец.
- Подожди! - отмахнулся Крыстан.
- Хорошо, слушайте меня, - сказал молодой турок. - Сначала мы пустим только вас одного. А когда поговорим, увидим, что делать…
Крыстан вздохнул и повернулся к далматинцу.
- Хотят поговорить, - вздохнул Крыстан. - Сначала приглашают только меня. Что им сказать?
- Скажи, что согласен, - ответил далматинец. - Чего они боятся?
- Черт их знает! - выругался студент.
- Ничего, все равно мы согласны!
- Мы согласны! - громко крикнул студент.
- И еще одно! - продолжал молодой человек с фелюги. - Лодка должна пристать вот здесь, где я стою… За попытку пристать в другом месте будем стрелять!
Крыстан не сразу понял длинную и трудную тираду, и турку пришлось повторить ее.
- Хорошо, мы согласны! - ответил Крыстан, сам не зная, смеяться ему или злиться.
В нескольких словах он объяснил далматинцу, что от них требуется. Милутин призадумался - море разволновалось, сманеврировать будет нелегко. Первым делом он расставил людей. Капитан сел за руль, Ставрос и Стефан взялись за весла. Сам он с веревкой в руке пересел на нос, готовясь забросить конец на фелюгу.
- Греби осторожней! - предупредил он. - Капитан, смотри в оба!
- Знаю! - откликнулся капитан.
Лодка снова двинулась вперед, медленно приближаясь к намеченному месту. К несчастью, в самый последний момент накатила большая волна. Подняв лодку, она отбросила ее далеко назад, к корме, и едва не разбила в щепки о борт фелюги. Весло в руках Стефана с треском переломилось, как спичка.
Далматинец мгновение поколебался и, когда следующая волна снова подняла лодку, ловко ухватился за перила фелюги. Быстрыми движениями он обмотал вокруг перил веревку. Лодка крепко прижалась к черному просмоленному борту.
Далматинец поглядел наверх. Трое или четверо матросов, босые, оборванные, стремглав, с винтовками наперевес, бежали к ним. "Винчестеры"! - смутно мелькнуло в голове у Милутина. Он быстро оглянулся. Стефан, отбросив обломок весла, торопливо лез в задний карман.
- Стефан! - заорал на него далматинец.
- Что? - завопил Стефан. - Так им и дадимся?
Матросы бежали к ним с криками: "Назад!.. Назад!.. Руки вверх!" Но никто в лодке не поднял рук. Они не сделали бы этого, даже если бы понимали по-турецки. Подняв головы, все стояли на своих местах с суровым и мрачным выражением на лицах.
- Говорят "руки вверх!" - хмуро сказал капитан, не выпуская руля.
- Сами лезут на рожон! - сказал Стефан, с презрением глядя на чернеющие дула винтовок.
За матросами подбежал и молодой человек в белой рубашке. Он подошел к перилам и, волнуясь, сказал:
- Только один…
- Это мы поняли;- сухо ответил Крыстан. - Но если вы так боитесь, мы можем уйти!
Молодой турок покраснел, как девушка.
- Я не боюсь вас! - промолвил он.
- Отлично! - сказал Крыстан. - Ведь мы не пираты… И не милости просим, а человеческой помощи…
- Можете подняться! - сказал молодой человек в белой рубашке.
Крыстан посмотрел на товарищей.