Так Рита в "преклонном" по меркам даже той закатной эпохи возрасте рассталась наконец с опостылевшей, связывавшей по рукам и ногам невинностью. В ходе довольно болезненного процесса она, несмотря на свои же слова, все-таки старалась посильно использовать видеоурок, а также соответствовать некоему стереотипу, выработавшемуся в ходе многочисленных девчачьих разговоров "про это", отчего ее бывалый партнер, лишь закончив вспашку целины, сообразил, с кем он только что имел дело.
- Ты, мать, что ли, целка была?! - сильно изумился он, не успев даже перевести дух.
- А спрашивать об этом - обязательно?
- Наверное, не обязательно… Но почему не предупредила?
- Надеялась, что не заметишь. Извини.
- Вот дура!
- Вероятно…
- Но мне говорили, что ты уже давно… И сейчас вела себя, будто опытная…
- Сказала же - извини! И отстань уже. Какая тебе разница, разве ты в чем-то пострадал?
- Нет, конечно, однако…
- Все. Не говори больше ничего. Пожалуйста. Да и вообще - мне домой пора.
И как сдуло новоявленную женщину с постели. С ходу прыгнула в джинсы, водолазку махом натянула - после случившегося почему-то еще невыносимей было не только показывать кому-то тело свое, но и самой видеть его - потом уж вспомнила об исподнем, рассовала его по карманам, не забыв все же проверить, чтоб ни одна веревочка наружу не торчала…
- Да не спеши ты как на пожар, отвезу ведь! - преодолел-таки замешательство всегда невозмутимый Фридрих.
- Спасибочки, сама добегу!
- Я и пешком могу тебя проводить, если на то пошло!
- Сказала же - одна!
Впрочем, самой ей, конечно, было бы нипочем не выбраться из лабиринта большого, почти незнакомого дома, не отпереть все замки и запоры. Так что парню все равно пришлось что-то, не разбирая, набросить на себя и сопроводить девушку - "бывшую девушку", непременно уточнили бы в предыдущую эпоху, но давно уже эти вещи никто не уточняет, - до хитроумно запиравшейся калитки, всю дорогу зачем-то продолжая уговаривать не пороть горячку и завершить вечер цивилизованно. Будто еще не добился своего.
Но все было тщетно. Рита, как говорится, растаяла в ночи, уклонившись даже от прощального поцелуя, заведомо, впрочем, ничего не значащего. И Фридрих, пожав плечами, вернулся в дом. А что ему оставалось, будь даже - предположим только на мгновение - у него наисерьезнейшие намерения? Ничего. Поскольку не каждый день человек невинность теряет - побыть после этого некоторое время наедине с собой, осмыслить случившееся, решить, как жить дальше в изменившейся реальности, - вполне естественное желание, препятствовать которому, значит, проявлять либо бестактность, либо бесчувствие, либо творить намеренное зло.
Так что Рита, чуть не весь путь преодолев бегом, словно она от себя убегала в самом буквальном смысле, вполне успела встретить Новый год с родителями, чего им вовсе не обещала, отправляясь якобы вместе с давним приятелем Женей на очередную пирушку одноклассников.
Она изобразила, будто нарочно устроила предкам приятный сюрприз, будто планировала его давно, а не так, с бухты-барахты примчалась. Они тоже сделали вид, будто совсем наивные и верят ее примитивному вранью, а сами же, скорей всего, подумали, что у дочери со старым и примелькавшимся ухажером вышла очередная ссора. Ну, и ладно, может, оно и к лучшему, поскольку этот безобидный и положительный парнишка явно не пара их дочери, умнице и красавице.
И семья весело, хотя и несколько натужно, встретила праздник. Потом родители пошли спать, а Рита из принципа маялась до утра перед телевизором, хотя по всем двум каналам шла редкостная муть - попса голосила, да юмористы над глупой Родиной глумились, не зная еще, что довольно скоро многим из них станет неловко это дело продолжать, а все равно придется, потому что иначе - смерть. Ну, смерть не смерть, а чувствительные неудобства.
Перед телевизором девушка и уснула. А проснувшись, сразу вспомнила Фридриха. "Козел", - такая вот незатейливая мысль пришла первой в прелестную, как говорится, головку. Где ж Рите было предугадать, что первого своего мужчину ей предстоит вспоминать еще много-много раз и мысли при этом будут куда сложней и неоднозначней, чем эта первая.
Где ж ей было знать, что первого мужчину все без исключения бабы помнят всю жизнь, порой идеализируя его без каких-либо на то оснований, порой считая виновником всех дальнейших, а заодно и предыдущих жизненных бед. Тут, разумеется, не идет речь о тех редчайших в наше время человеческих особях, для которых первый мужчина - единственный и последний…
9.
Перво-наперво Рита взяла ножик и с замиранием сердца вырезала традиционную дырку в арбузе. Когда-то это запросто делали, не отходя от прилавка, теперь строжайше - строже, чем водку и курево детям продавать, - запрещено, зато стало интересней - будто в лотерею играешь. Арбуз на вид оказался отменным, и Рита не удержалась на вкус испробовать - сколько того сахара в жалком "бермудском" треугольничке! "В бермудском", потому что Рита, любя еще со школы географию, всегда проверяла арбузы, вырезая кусочек не абы где, а в совершенно определенном месте, полагая арбузный хвостик Северным полюсом.
И вкус этой большой ягоды, но маленького, увы, арбузика оказался под стать внешнему виду. Ну, до чего ж удачный день, хотя так мучительно начинался!
Потом, безотчетно напевая свою любимую песню "Пригласите даму танцевать", чего давным-давно не делала, хотя когда-то, до болезни, буквально "с песней по жизни шагала", Рита арбуз до вечера припрятала. После чего взяла самую большую кастрюлю на две трети водой наполнила, кинула в нее свиное ребрышко - эх, мяса-то на нем всего чуть-чуть - и поставила на газ. Господи, ну, что же все-таки дальше?! Опять - лапшу да маргарин?..
И тут нелегкие размышления, сравнимые, пожалуй, с размышлениями "Буриданова осла", прервал короткий, словно бы испуганный звонок в дверь. Кого там принесло - Ромке из школы рано, Алешечке с работы - тем более, мама с папой не обещались, "те" - абсолютно исключено, если б приспичило сына повидать, вечером бы явились да к тому же сами бы не поднялись - кого-нибудь из соседей или детей, играющих возле дома, послали б?..
Уж не хозяин ли недвижимости приперся в очередной раз объявить о повышении квартплаты в связи с подорожанием воды и тепла, черт бы его подрал? Однако хозяин и звонил бы по-хозяйски…
Мигом песня, опять же сама собой, прервалась, как прервались и мучительные творческие размышления по поводу ненавистной похлебки, сжалось сердце - каким бы хорошим ни выдался день, но омрачить-то его в любой момент проще простого, и уже много лет в основном именно такие моменты постоянно случаются.
Так с замеревшим сердцем Рита и открыла. А там - соседка из квартиры напротив, которая утром на грохот почтового ящика высовывалась. Чего ей еще?
Но этот вопрос, конечно, - про себя, а вслух - ни слова, только вопросительный взгляд. А соседка в ответ, явственно смущаясь, пластиковый пакет с оборванной ручкой протягивает.
- Вот, Рита, не побрезгуй уж, я ведь - от чистого сердца…
- Да что вы, не надо ничего!
- Бери-бери, в хозяйстве сгодится!
- А что там?
- Ерунда всякая, мелочь - несколько морковок, пара свекл, картошки, зелень. У меня ведь за сарайками огород. Ну, огород - не огород, а пара соток земли имеется. Там многие из нашего дома садят. И все - самозахватом. Пользуемся, пока не отобрали. Небось, в вашем-то городе - немыслимое дело, а у нас - запросто.
- Спасибо за доброту вашу, - Рита страшно смущена, ведь она даже имени соседки не знает, плохо думала о ней еще утром, - только я даром не могу, скажите, сколько стоит все это добро…
- Окстись, девушка, нисколько не стоит! Сказано же - от чистого сердца, у меня это "добро", - соседка презрительно кивнула на пакет, все еще протягиваемый Рите, - так и так пропадет, оно ж у меня лишнее, а ты, небось, подумала, что от себя отрываю - да бог с тобой… Ну, бери же, сколько мне с протянутой рукой стоять!
- Ах, извините меня! - Рита поспешно приняла подарок, ощутив еще большую неловкость - любым способом в самое ближайшее время узнать, как зовут соседей хотя бы по подъезду, всего-то десять квартир, - огромное вам спасибо…
- Да ладно тебе, дочка, иди уж, а то варево твое как бы не убежало. - Видать, запах от малой косточки уже и подъезда достиг. - И мне тоже домой надо. А до весны доживем - тетя Катя, между прочим, никого никогда в своей жизни не обманывала - я тебе целую большую грядку выделю. И всему научу. И все вырастет не хуже, чем у меня. А то - ерунду всякую покупать еще, деньги, которых и так вечно нам, пенсионерам, не хватает, тратить… Иди!
Так непринужденно соседка спасительную "соломинку" Рите кинула - имя свое назвала, хотя, возможно, она попросту любит о себе самой в третьем лице выражаться, не такая уж это редкость, вообще-то.
И старуха исчезла. Рита, поглядев ей вслед, тоже тихонько, чтобы треклятым ящиком не громыхнуть, затворила дверь. Нет, все же надо сказать ребятам, чтобы ящик закрепили наконец. Надоело же. Да и хозяин увидит - похвалит. А и не похвалит - так хотя бы просто заметит. Хозяин же…
Рита вернулась кухню. Подумалось: "Если так и дальше пойдет, то, пожалуй, опять станет страшно умирать. Ни к чему бы он мне вновь, этот страх, этот ужас, всю душу выматывающий. Только-только ведь начала преодолевать его, примиряться с неизбежностью… Впрочем, дальше так вряд ли пойдет. Среди сотен дней человеческих, дней, от начала и до конца радостных, по утвержденной не нами норме, выпадает один-два. А то и - ни одного. Что нормально, как ни крути, ибо не затем приходим мы в этот мир…"
Соседка-то, помимо прочего, освободила Риту и от необходимости делать мучительный выбор среди крайне ограниченного ассортимента супов. Ибо содержимое пакета с оборванной ручкой могло превратиться только в борщ. И ни во что иное. Правда, мяса уж больно мало, зато есть в морозилке маленький кусочек "летошного", как говорят в народе, сальца - а такое и нужно, есть колбаска, хоть и дешевенькая, соевая процентов на восемьдесят, если не на все девяносто пять, но покрошить ее помельче да побольше, пару-тройку кубиков бульонных бросить, колбаса их духом напитается… Да нормально будет!
"Пригласите, пригласите, пригласите и ладонь мою в руках своих сожмите!.."
Косточка вот-вот уже сварится - не говяжья ведь, а старых свиней не бывает - надо быстрей приниматься за овощи - мыть, чистить, тереть, шинковать… Эх, сметанки бы еще, но не тащиться же из-за нее снова в магазин, у плиты-то ноги уже едва держат, поэтому сойдет и майонез, многие теперь его даже сметане предпочитают, однако настоящий борщ требует все-таки ее. Впрочем, настоящий борщ и мяса, конечно, требует настоящего да поболе, а не колбасы суррогатной.
Забавно, а ведь, пожалуй, из того колхозно-совхозного мяса времен всеобщего дефицита, запомнившихся Рите вполне отчетливо, по нынешним рецептам тоже можно было страну колбасой наводнить. Но сглупило тогдашнее начальство, ненавидящее всяческий эрзац еще со времен "ленд-лиза", за что и поплатилось страной, потому что именно дефицит колбасы, а не свободы страну погубил…
10.
Потянулись скучнейшие каникулярные дни. "Эх, - думала Рита, изнывая от неприкаянности, - еще в том году не было никаких проблем: то в ДК автомобилистов на утренник, то в Дом пионеров на елку, то к папе на работу, то к маме на службу! И вечером, не чуя ног, падаешь в постель, а с утра снова - спектакли, утренники, елки, палки. И кульки, кульки со сладостями, от которых тошнит уже.
А всего лишь год прошел, и враз не стало ничего. Отвалите, детки, вы уже большие, халява кончилась, зато можете хоть каждый вечер на дискотеке до упаду скакать. Хотя, кажется, теперь и малышне уже нет той лафы".
Конечно, Рита несколько преувеличивала бедственное положение молодежи, нашла бы она способ убить время и в эти каникулы, но настроение отчего-то было такое, что по-настоящему не тянуло никуда, а тянуло, наоборот, лежать на диване и украдкой поглядывать на страдающих угрызениями совести родителей, не обеспечивших ребенку полноценный досуг. Да и с одноклассниками можно было бы неплохо время проводить, ведь все жили неподалеку, но одноклассников видеть совсем уж не хотелось, поскольку пришлось бы отвечать на многочисленные и совершенно бестактные вопросы, задавать которые горазды почти все, а отвечать - лишь редкие любители - особого сорта мазохисты либо просто дурачье…
А Фридрих, скотина, в эти дни как ни в чем не бывало глазел на достопримечательности промозглого соединенного королевства, трахал отвязных девочек из древних британских родов, не брезгуя и внучками магарадж, болтающихся по туманному Альбиону, как у себя дома, накачивался до икоты элем и, кажется, грогом - так представляла Рита пребывание своего первого мужчины за бугром, обнаруживая не столько изрядное знание заграничных реалий, почерпнутое из советского учебника английского языка, а также прочих не очень солидных источников, сколько то, что она себе пыталась воспретить.
Ну да, этот гнусный совратитель настырно лез в голову, как недавно - в душу и в джинсы. Притом ощущения даже самой захудалой влюбленности не было в помине, слава богу, потому что влюбиться в такого может лишь полная идиотка, а было некое новое, странное и по-особому волнующее чувство. Потребовалось немалое усилие, чтобы с ним разобраться.
И пытливая девушка, преодолевая нарастающее смятение, разобралась: сомнений нет, ей хотелось повторения того, что недавно доставило неприятные ощущения. Хотелось более тщательно вникнуть, но не для того, разумеется, чтобы начать предаваться этому дни и ночи напролет все равно с кем, а для того, чтобы, отыскав способ противостояния столь мощному физиологическому фактору, не попасть к нему в унизительную, рабскую зависимость.
Рука девушки сама потянулась уже к телефону - а что, взять и позвонить Женьке, зазвать к себе, честно выложить ему о своем забавном приключении, посмотреть, каким он будет выглядеть дураком - вроде Ваньки или еще дурнее? Может, удастся лично наблюдать процесс произрастания мужских рогов. А что, интересно, вырастает у женщин в аналогичном случае?..
Но тут вовремя вспомнилось, что первым должен позвонить Женька - что б ни случилось. Стало, может быть, впервые в жизни досадно по поводу себя самой. Впрочем, нет, не впервые, конечно, однако и не часто случалось такое. Болтают, что с возрастом обязательно чаще будет, но, скорей всего, врут - мыслимое ли дело терзать себя за что бы там ни было!
Надо набраться терпения, Женька все равно скоро позвонит, куда он денется. Даже если "двоечница" в знак благодарности за сухую скучную теорию уже успела обучить прилежного мальчика самой веселой и, скорей всего, самой главной из всех на свете учебных дисциплин. Потому что "двоечница", это по-любому несерьезно. И нос у нее картошкой, и рожа блином.
То есть Рита далеко не всегда была склонна преувеличивать собственные фактурные недочеты, а лишь под настроение. Под иное же настроение - совсем наоборот.
И Женька впрямь позвонил. Но не в этот же день и не в следующий, а в самом конце каникул, когда его подружка - они ж пока еще не расплевались официально - до такой степени озверела от скуки, что уже несколько раз ссорилась с родителями, несколько раз порывалась поделиться с ними своим личным "открытием мира". А несколько раз в ее голову заходила совсем уж шальная мысль: взять, например, и выскочить голой на улицу, где не только люди кругом, но еще и мороз рождественский, какого не было лет сто или даже двести!..
- Привет! - гаркнул как ни в чем не бывало Женька, вспомнив о Рите лишь в предпоследний день опостылевших каникул.
- Простите, кто это? - манерно пропела с фальшивым недоумением Рита, предвкушая, как она сейчас поиздевается вволю…
- Кончай придуривать, будто не узнаешь. Я это. Ты - одна?
- Естественно. У родителей каникул нет.
- Так я - зайду?
- Валяй. Любопытно поглядеть, какой ты стал после внеурочных занятий.
- Вот-вот, и мне любопытно… Все, выхожу…
И Женька положил трубку, оставив подружку томиться целых десять или даже пятнадцать минут, ведь из последней его фразы выходило, что свежая новость, которую ему приготовила Рита, возможно, будет не такой уж свежей…
И вот - звонок в дверь.
- Привет еще раз.
- Привет. - И никаких нежностей. Значит, уже знает что-то. Неудивительно - столько общих знакомых. Ну, и плевать. Небось тоже не ангел.
- Проходи. Чай - будем? Папа вчера торт покупал - хотел порадовать любимую дочь, которая все каникулы, как - царевна Несмеяна. Это папа меня так иногда называет. Торт здоровый был, мы не доели, еще здоровый кусок остался.
- Спасибо, не хочу ни торта, ни чаю. Уже тошнит от сладостей, да я к тебе на минутку, у меня, сама знаешь, каникулы только в феврале, а сейчас - совсем наоборот, сессия.
- Знаю, не забыла. И как успехи?
- Нормально…
Между тем, вот так ни о чем разговаривая, прошли в комнату, сели друг напротив друга.
- Ну, - Женька пытливо поглядел в глаза, - рассказывай, как встретила праздник, небось, впечатлений через край?
Явно что-то знает. Не исключено, что знает вообще все.
- Может, начнем с тебя?
- Пожалуйста. Я праздновал в кругу семьи, как путевый, лег спать в третьем часу, встал в одиннадцать, поел и - за учебники. Все.
- Ну, и я - аналогично, кроме учебников.
- Да что ты! А мне одна твоя одноклассница говорила…
- Значит, наводил справки!
- Больно надо. Не думал даже. Она - сама.
- И что же она - сама?
- Хотелось бы, знаешь, из первых рук…
И Ритку будто прорвало. Она уже совсем забыла, что намеревалась ошарашить дружка пикантной новостью, она вдруг почувствовала себя всеми обиженной, обманутой и преданной, разозлилась на весь свет, будто не добровольно совершила то, что совершила, а под страхом смерти, но никто не желает этого понимать.
- Да, я неплохо встретила Новый год! В компании настоящего джентльмена, который наконец-то сделал меня женщиной! А еще он звал меня с собой в Англию на все каникулы, но я отказалась - не видала я той Англии! А еще…
Рита, ей-богу, не знала, что придумать еще, но хватило и этого. Потому что Женька - куда только девалась его всегдашняя невозмутимость - вскочил, как пружиной подброшенный, и лицо его красными пятнами покрылось, а губы дрожали.
- Хватит! Ты… Ты… Эх, ты!
И он кинулся в прихожую, стал поспешно одеваться, как когда-то поспешно одевалась Рита, стремясь скорее покинуть чужой богатый, враз ставший невыносимым дом.
Он громко хлопнул дверью, а через минуту внизу стрельнула дверь подъезда. А Рита все сидела в кресле, будто приклеенная, и довольно глупо улыбалась, хотя ей, кажется, хотелось заплакать.