Маршал
Пришло время идти мне в армию.
По этому случаю в нашей семье собрался военный совет. Начальником штаба, конечно, мама. Бабушка – старшина. Дедушка – ефрейтор. Он и в армии не поднялся выше. Отец, хотя и служил сержантом, в семейной иерархии всего лишь рядовой. Мама считает, что на большее звание он просто не тянет.
Действительно, папа у нас как-то не так, совсем не похож на предков моих сверстников. Мыслит он по-другому – по-рядовому. Вот и сейчас говорит, будто в армии я наберусь мужества, стану отличником военно-политической подготовки и вернусь оттуда настоящим человеком.
– Отставить! – остудила его пыл мама-генерал. – Кто сейчас там человеком становится? Телевизор же смотрим, сколько молодых людей бежит из армии. А кто не бежит, того в гробу привозят.
– Ведь ты, внучек, не хочешь, чтобы тебя в гробу привезли? – всплакнула бабушка-старшина.
Конечно, мне не хотелось в гробу возвращаться. Но как этого избежать? Тут подал голос дедушка-ефрейтор. Дескать, женить меня надо. Женатых вроде бы не забирают. А папа по-рядовому выразил сожаление, что я в институт не поступил. Не было бы никаких забот.
Хорошо, что мама обрубила эту ненужную мечтательность. Она всегда понимает меня. И мыслит конкретно. И в этом случае, как опытный начальник штаба, дала каждому конкретные задания. Дедушка, например, должен сходить на разведку в военкомат. С целью как-нибудь подмаслить военкома. Папе поручено решить финансовые вопросы. На себя мама взяла самую трудную – медицинскую часть. Это верное дело – на медкомиссии шлангануть.
Вскоре пришла повестка. Как результат провала операции дедушкой-ефрейтором. Не сумел он подмаслить военкома.
Однако маму это не очень-то расстроило.
– Не паникуйте! – приказала она. – Последнее слово – за медкомиссией. А там я поговорила с кем надо.
И вот я в одних трусах на медкомиссии. Меня со всех сторон щупают, изучают, проверяют и вопросы задают.
– Чем, – спрашивают, – болеешь?
– Ничем.
– Может быть, несварение желудка? – строго допрашивает врач.
– Да нет, – отвечаю. – Желудок варит. И почки, и печень – всё в порядке.
– Значит, готов служить в армии? – обрадованно улыбнулся военком.
– Всегда готов, товарищ полковник!
– Вот видите, доктор, – говорит военком, – есть у нас ещё настоящие патриоты. Годен! Пойдёт!
– А вот и не годен, товарищ полковник, – возражает врач. – Это что-то ненормальное. Ведь нормальные призывники выкручиваются как только могут, сочиняя себе разные болезни. А этот…
После таких слов полковник как-то подозрительно посмотрел на меня.
– Ты, сынок, на самом деле хочешь стать солдатом?
– Нет, – говорю, – солдатом не хочу. У меня папа – рядовой.
– Значит, сержантом?
– И сержантом не хочу. У меня бабушка – старшина.
– Тогда офицером, что ли?
– Нет. У меня мама – генерал.
– Надо же! – удивляется полковник. – И ты хочешь быть генералом?
– Нет, – говорю, – хочу маршалом! Генералов и так полно в армии. Разгонять их надо!
– Ну, что я говорил, товарищ полковник? – И тут встрепенулся врач, довольный такой. – Призывник явно ненормальный. У него опасный синдром психического отклонения – армиямания. Став маршалом, хочет развалить нашу славную армию.
Тут и полковник поневоле задумался.
– Да-а, дела… – сказал он, тяжело вздохнув. – Не нужно нам таких маршалов!
И отправили меня в психбольницу.
Теперь вот лежу там. Телевизор смотрю. Последние новости: в такой-то части новобранца избили, в другой – дезертир объявился, где-то офицер издевался над своими подчинёнными, какой-то генерал военнослужащих в рабство продал…
А здесь ничего такого нет. Не то что избивать, даже пальцем не трогают. Как "маршала" на руках носят. Все так и восклицают, увидев меня:
– Вот он – маршал!
Мама очень довольна. Чувствует себя прямо-таки эдаким полководцем, взявшим Берлин.
Сколько ослов в России?
Жена моя ночью в обнимку спит… Да нет, не со мной, а с целым ворохом газет.
Я ведь в редакции работаю. А там же кроме печатных изданий ничего нет, что можно бы домой унести. Вот я и таскаю их, чтобы не совсем напрасно на работу ходить.
Жена весь день только и знает что газеты читать. Это ещё полбеды, но она всему прочитанному верит. Да ещё меня учит жить как в газете написано.
– Хватит мне лапшу на уши вешать! – возражаю ей. – Я не ребёнок, мне уже пятьдесят восемь лет.
– А что толку от твоего возраста, если до сих пор ума не набрался?
– Как это не набрался? Мне в редакции поручают самые сложные задания – написать фельетон по критическим сигналам.
– Сам ты простой, как валенок, вот тебе и дают самые сложные задания. А что толку от твоих фельетонов?
– По моим публикациям принимаются конкретные меры. И люди радуются тому, что торжествует справедливость.
– Ишь ты раскукарекался! Тебе-то какая выгода от этого торжества справедливости? Хоть спасибо от кого дождался? А вот твой коллега Назарбай из командировки везёт с собой мясо, масло, мёд. Вот как его любят начальники.
– Так ведь он пишет только хвалебное…
– Вот именно! – встрепенулась жена. – Ты ведь простую истину не знаешь: не подмажешь – не поедешь! А ещё говоришь, пятьдесят восемь лет. Между прочим, в этом возрасте нормальные мужики прощаются с белым светом…
– Что???
– Вон же сами в газете написали: средняя продолжительность жизни мужчин в нашей стране пятьдесят восемь лет.
– Надо же… Тогда и на пенсию нечего выходить.
– Это кому как. Некоторые и в пятьдесят восемь пенсию получают.
– Инвалиды, что ли?
– Нет, чиновники.
– Откуда ты знаешь?
– Об этом вы не напишете. Прочитала в бесплатной, которая в подъезде валялась.
Обидно мне, однако, такие разговоры слышать, возразить хочется. Но жена на меня ноль внимания. Так и кроет газетными фактами. Вот она трясёт итогами сельхозпереписи.
Оказывается, больше всего в России кур: 240 миллионов. Дальше идут свиньи, овцы, коровы. А вот ослов всего-то сто голов. В то время как пчёл 168 тысяч.
Меня это удивило. Как сумели столько пчёл пересчитать? Ведь так и написано в газете: "пчёлы", а не "ульи" или "пчелосемья".
Но жену другое удивляет:
– А почему ослов так мало?
– Ведь они не всех ослов подсчитали! – съязвил я. – Не учли тех, что в кабинетах сидят. И занимаются подсчётом поголовья пчёл.
Тут жена посмотрела на меня недоумённым взглядом.
– Точно уж тогда у нас в России не сто, а сто один осёл, – сказала она. – Тебя забыли учесть.
И совсем напрасно она меня обидела. Я ведь пчёл по отдельности не пересчитываю. Я, можно сказать, почти что настоящим делом занимаюсь – фельетоны пишу. И неплохие, надо сказать. Коль уж после их публикации некоторые знакомые чиновники перестают со мной здороваться.
И жизнь хороша, и…
Вот именно так. Про нас сказал он, классик советской поэзии. Просто прекрасная жизнь у нас! Словами не выразишь. Зарплаты, пенсии – всё растут да растут. О благосостоянии людей и говорить нечего. За последние годы выросло оно до невообразимых высот. А сколько домов строят? Да ещё каких! И покупают ведь.
Народ, кажется, уже с ума начал сходить от богатства. В иных семьях аж по три иномарки, по четыре квартиры… Откуда мне это известно? Да в газетах читаю. По радио слушаю. По телевизору смотрю.
Вот включил недавно, а там – сидят два упитанных депутата и спорят между собой до хрипоты, как учителям зарплату поднять. Один говорит:
– Каждый месяц надо на три процента поднимать!
Другой возражает:
– Нет, четыре!
Так всю программу: "три – четыре, три – четыре". Спорили-спорили, потом драться начали, друг друга соком облили. Надоело мне смотреть этот бой за звание чемпиона по словоблудию и переключил канал.
А там – президент. Мягко так, доходчиво, без бумажки рассказывает, слушать приятно.
– Я склоняю – говорит, – голову перед нашими ветеранами, многоуважаемыми стариками и старушками. И на волне этих моих чувств решил указ подписать, чтобы поднять им пенсию сразу на семь процентов.
Меня аж слеза прошибла. Вот радость так радость! Вот спасибо. И не мог я дома усидеть, чтобы не поделиться с кем-нибудь этой радостью. На улицу выбежал. Думаю, сейчас тысячи таких же сияющих лиц увижу, как раньше на первомайских демонстрациях.
Походил-походил, присмотрелся, что-то большой радости не обнаружил. Мало того, лица у многих печальные, даже угрюмые. Понятно! Газет не читают, телевизор не смотрят. Не знают, какая радость свалилась на их головы. Это ведь не какие-нибудь отходы с космической станции – а дополнительные деньги. Отстали, однако, от жизни. Вот как бывает, если игнорируешь СМИ.
Решил я народу глаза открыть – сообщить им последнюю новость.
Возле магазина встретил знакомого старика.
– Фидай-бабай, пляши давай! Пенсию повысили! С тебя бутылка. можно и пива. Вместе порадуемся.
– Радость тебе… – недовольно пробурчал бабай. – Не пиво я пью, а молоко. А на молоко опять цена поднялась.
– Зато пенсию вам на сколько увеличили! Только что сам по телеку слышал.
И хотя я сослался на президента, на свои уши, на своё ясное сознание, Фидай-бабай не пустился в пляс. Даже не шелохнулся, словно его это не касалось. Да уж, испортились старики в последнее время. Им хорошее делаешь, а они знай ворчат. Им повышают пенсию, а они и в ус не дуют, воспринимают всё, как привычное дело.
– Какой толк, что пенсию повысили? Цены-то, смотри, как взбесились. Не просто кусаются, самого того и гляди съедят! – и напоследок старик выдал такое… Ну, понятно, в чей адрес.
– Фидай-бабай, цены ведь не президент, не правительство поднимает. Это всё бизнесмены, коммерсанты… – пытался я объяснить этому ничего не понимающему ни в политике, ни в экономике старче.
Он только рукой махнул:
– Эти сказки не мне, а вон тем старушкам рассказывай.
Ну да ладно, пойду к ним. Бабушки они лучше соображают. И зашёл в магазин. Там по-боевому настроенные женщины бранились с продавщицей. Девушка за прилавком, не зная, чем возразить, визгливо оправдывалась:
– Я что ли цены устанавливаю? Чего вы на меня-то все?!.
Толпа уж заклевать её готова. Чтобы как-то успокоить покупательниц, я закричал:
– Погодите, женщины! Цены точно не она устанавливает. Что с неё взять? Давайте хозяина магазина позовём!
– Правильно, – поддержала меня бабка с кефиром в руках. – Пусть выйдет этот буржуй ненасытный!
И надо же, хозяин тотчас вышел.
– Что вы расшумелись, милые мамаши? – спокойным тоном начал он. – Мы всегда готовы выслушать и учесть ваши пожелания. Но ведь теперь рыночные отношения… Куда от них денешься? Мы-то с удовольствием… – И пока старушки не опомнились, он огорошил их следующим известием: – А вы знаете, вчера Новую Зеландию затопило? Такое вот несчастье. Многих их коров в океан унесло. Поэтому сегодня у нас в магазине цены на молоко выросли.
– При чём тут Новая Зеландия? Какое она имеет отношение к нашему молоку? – насела "кефирная" бабушка, размахивая пакетом перед носом хозяина.
– Как это какое? Самое прямое! – мило посмотрев на неё, как на свою родную бабушку, ответил тот. – Сейчас, в эпоху глобализации, все страны связаны друг с другом невидимыми, но крепкими торгово-экономическими узами. Вот в Австралии нынче засуха. Значит, скоро повысятся цены на хлеб. Так что, дорогие мои, повышение цен на продукты – это не моя прихоть, это общемировая проблема.
– Так ведь никакой пенсии не хватит покупать за такие деньги, – посетовала бабушка с макаронами.
Хозяин был начеку.
– Не беспокойтесь, мамаша! – повернулся он к ней. – Я сам только что слышал, что пенсию вам повышают. Поздравляю! – и обиженным голосом добавил: – Вам хорошо… Пенсию повышают. Кто бы и о нас подумал… Ладно, хоть вы понимаете нашу тяжкую долю. Ведь как нам приходится пахать, чтобы заполнить прилавки. Сами видите, чего только у нас нет. Всё для вас! Добро пожаловать, дорогие мои! Торопитесь купить, пока цены вновь не взлетели.
Последние слова хозяина подействовали на покупателей не меньше, чем речь президента. Мигом выстроилась очередь, в которую, подталкиваемый стадным чувством, встал и я. Надо – не надо, а кулёк соли всё-таки взял. Запас карман не трёт. Что завтра будет, один Аллах знает. Вдруг в Канаде землетрясение, в Сахаре наводнение? Или нефть в Европе подешевеет, или доллар в Америке рухнет? У нас-то, слава богу, и жизнь хороша, и жить хорошо, а вот у них может всякое произойти. Это у нас только без конца думают, как бы улучшить жизнь людей. Все государственные мужья только об этом и говорят. О предстоящем через несколько месяцев повышении пенсии или зарплаты бюджетникам трубят на весь мир. Круглые сутки.
И хозяева прилавков эту добрую весть тоже слышат. И тут же, на волне народной радости, поменяют ценники. Вроде бы никто их не заставляет, приказы не спускает, наказанием не грозят, а они только ради глобальной стабильности "радуют" население запредельными ценами. И такие скромные, никогда не кричат об этом. Ни по радио, ни, тем боже, по телеку…
Вот бы наши начальники, те, которые наверху, брали с них пример и, не шумя, повышали бы зарплаты и пенсии. Может быть, тогда торговые воротилы не знали бы о росте покупательной способности населения и не стали бы повышать цены на свои товары. Вот было бы здорово!..
С такими фантастически радужными мыслями вернулся я с кульком соли домой и включил телевизор. А там поют, танцуют, на гармошке играют. Видно, какой-то праздник. Все рады, всем хорошо. Жизнь не просто хороша, она прекрасна! Вот так бы сидел и смотрел телевизор. А не ходил по магазинам.
Кто кому должен?
Мы с женой всю жизнь прожили в деревне. Она у меня шибко умная, деловая, не зря в своё время передовой дояркой была. Так бы и была, да вот колхозы кончали, и потребность в передовиках отпала. Но она не унывает. Завела пару коров, тем и занята с утра до вечера. Я ей говорю:
– Зачем нам две коровы? Одной достаточно. Молоко только прокисает.
– Не прокисало бы, если бы ты умел торговать.
– Чтобы я, заслуженный учитель, да сидел молоко на базаре продавал? Ну уж…
– Зачем на базаре? Вон, на дорогу вышел. Чего тут постыдного? Сейчас все бизнесом занимаются.
И то правда, жену не переспоришь. Говорит, как по писанному. Ведь и в газетах и по радио, телевидению без конца талдычат про малый бизнес: "Надо поддерживать! Надо поднимать!" И я решился поднимать. Разлил молоко по банкам и вышел на трассу, что проходит рядом с нашей деревней.
Помялся немного с непривычки, встал у остановки. Но не успел выставить банки с молоком, как их городские водители тут же раскупили.
Окрылённый таким успехом, стал я, не чуя ног, бегать на трассу каждое утро. Но счастливым долго у нас человек не бывает. Стою я как-то, уже привычно нахваливаю свой товар, как вдруг возле меня тормозит чёрная иномарка. "Это что за, – думаю, – рэкетиры такие нагрянули?" Оказалось, нет, родное районное начальство. На мои банки даже не взглянули, потребовали, чтобы я показал им свидетельство – разрешение на торговлю.
– Нету, – говорю.
– Если ещё раз будешь стоять здесь без свидетельства, пеняй на себя! Не посмотрим, что ты заслуженный учитель, накажем по всей строгости.
Пригорюнился было я, а бабушка, что рядом со мной огурцами торговала, мне и говорит:
– Нашёл о чём горевать. В райцентре к Марье Ивановне зайди, немножко ей дашь, она тебе любую бумагу выпишет.
Так и сделал. Конвертик Марье Ивановне передал, и уже через пять минут нужный документ был у меня в руках.
Бизнес пошёл на законных основаниях, ещё пуще прежнего. Я даже возле остановки небольшую лавку себе сколотил. Ассортимент расширил – вместе с молоком выставил творог, катык.
Но у нас ведь как? Если дела у кого в гору идут, обязательно тут же чёрная иномарка подкатит. Опять приехали. Не успели они выйти, как я им – разрешение под нос. Но оказалось, это другое начальство. На моё свидетельство даже не взглянули, сразу на лавку набросились:
– Кто вам разрешил строить здесь торговый центр? Немедленно убрать!
А мне жалко убирать, сам же строил. Почти всю выручку от продаж потратил на неё.
– Может, как-нибудь договоримся? – и умоляюще так смотрю на них.
Тут главный, в чёрных очках, чуть смягчился и ответил:
– В таком случае подготовьте необходимые документы и приходите по этому адресу. – И протянул мне визитку.
С утра пораньше я в райцентр поехал. Нашёл того, в чёрных очках, разложил ему все бумаги, что у меня были. Просмотрел он их и сказал со вздохом:
– Всё есть, а вот главного нет.
– Какого такого документа? – спрашиваю.
А он только пальцем на соседнюю дверь:
– Там объяснят.
Пошёл я в ту дверь, оттуда – в другую, там послали в третью, ходил-ходил, ничего из их намёков не понял. Так ни с чем и воротился домой. И торговать боязно, и молоко скисает.
А у будки моей – уже пожарники. Опечатывают дверь. С ними больно-то не поспоришь. Пришлось договариваться…
Только от пожарников отбоярился, как "Потребнадзор" нагрянул. Только-только этих от стола проводил, как новые "дорогие" гости пожаловали. уж больно интересовало их качество моей продукции. Назвали себя инспекцией по надзору за прежней инспекцией. Пришлось мне тут по полной выкладываться, чтобы в грязь лицом не ударить. Очень довольные ушли. И, видимо, где-то похвалились, что хорошо посидели. Потому что к моей скромной лавочке стали слетаться все "надзоры", какие только в природе существуют: "Землянадзор", "Воздухнадзор"…
Господи! Откуда они все берутся? Вот не занялся бы бизнесом на старости лет, не знал бы, какие есть инспекции и надзоры. А ведь у всех надо пройти регистрацию, всем заплатить "взнос". Уже выручки от продажи молока не стало хватать, чтобы чиновникам взятки давать. Из пенсии пришлось отщипывать. А там и вообще вынуждены были одну корову продать.
Но не тут-то было! Как колорадского жука, которого сколько сегодня ни собирай, завтра ещё больше становится, так и проверяющих меньше не стало. Как-то раз к будке своей подхожу, а там – странные существа в космических скафандрах. Неужели даже инопланетяне пронюхали, что с меня можно что-то содрать? Только когда скафандры сняли, понял, что это наши, местные. Оказались из "Воданадзора".
– Вы-то при чём здесь? – выхожу я из себя. – Не воду же, а молоко продаю!
– Правильно, – говорят. – Знаем, что вы человек честный, воду в молоко не добавляете. Но вот будка ваша…
– А что будка? Она на земле стоит. Вот регистрация из "Землянадзора". Есть разрешение и из "Воздухнадзора", чтобы мой бизнес дышал. Но чтобы "Воданадзор"? Рядом даже лужи нет!
– Ошибаетесь, господин предприниматель. Лужи-то, может, и нет, но земля, на которой вы торгуете и получаете немалый доход, покоится на воде. Да-да, вот заключение буровиков. Под тем местом, где ваша торговая точка – огромное озеро, может быть, даже море. Если не верите, можете сами покопать, водичка-то и выйдет. Вам надо зарегистрироваться, заплатить взнос, как объекту, покоящемуся на волнах подземного океана.