Если очень долго падать, можно выбраться наверх - Ричард Фаринья 10 стр.


- Ваша, как бы это сказать, репутация, Паппадопулис, относится к такому сорту вещей, которые нельзя не заметить, будучи привлеченным к… - Не удовлетворившись таким вступлением, он запнулся и принялся крутить шнурок в другую сторону. И тут Гноссос заметил, что эта косичка, сплетенная из кожаных лент, толстая с одного конца и сужающаяся к другому, выглядит в точности как - ишь ты - пастуший кнут.

- Явления восхитительной природы передаются, - продолжал Моджо, - вы не согласны? В нашу эпоху, как бы это сказать, неопределенности, оказываются бессмысленными все разговоры о коммуникации. Однообразные обстоятельства, разумеется, забываются, однако существенные биты информации, чреватые факты, люди с динамическими наклонностями - обо всем этом надо говорить, или, я не побоюсь такого слова, этому следует петь хвалу.

- Да, - сказал Гноссос, ничего не понимая, но заражаясь расползшимся по комнате беспокойством, - но лекция очень важная; мой сосед…

- Красота, дядя, - одобрил Хип, уронив взгляд на спящего Фицгора.

- Поскольку данные личности более авантюрны, нежели э-э, назовем их, крестьянский скот, их начинают расценивать, как, ха-ха, источники энергии. Более того - если они чаще совершают дальние поездки, функционируют в крупных урбанистических, гм, сообществах, таких как, ну, скажем, Лас-Вегас. Люди замечают, изъявляют желание включиться…

- Он сейчас опоздает, мой сосед, ему нельзя, время уже…

- Да, - продолжал Моджо, не обращая внимания, и все так же покручивая свой кнут, - непременно включиться. Начинают получать наслаждение от подобных маленьких радостей. В качестве некоторым образом примера - а именно пример мы пытались тут подобрать, - я, разумеется, мог бы сформулировать подробнее и убедительнее, если бы вас, судя по всему, так не подгоняла необходимость присутствовать на занятиях; как я уже сказал, в качестве некоторым образом примера рассмотрим, э-э, непосредственно вас. Да. Смогли бы вы, учитывая все вышесказанное, к примеру, не привлечь внимание Вернера Лингама в Сент-Луисе или Александра Вульва в Западной Венеции - двух высоких знатоков своего дела? Даже Джакомо, со своими изящными сицилийскими манерами, по-своему слышал о вас; и помимо тех маленьких поручений, которые вы исполняли для его, гм, предприятия. Так что, разумеется, зная, что мы с Хипом, сами узнав на прошлой неделе, что нам предстоит ехать в этом направлении и даже остановиться, если быть точным, на неделю дабы освоиться, наш общий друг Джакомо сказал - вы же знаете, как он всегда предпочитает быть в курсе дел своих бывших клиентов и работников, - он сказал: "Афиина, Афиина, канеш, у меня ж там кореш"…

(Хип хмыкает такой имитации и еле слышно бормочет:

- Во газует.)

- "Вы яго ищытя, ищытя мово Агноссоса, а я ему отпишу, он усе устроит ат-лично, ха-ха". А в частности я помню ваше имя из бесед с Ричардом Писси, еще одним нашим дорогим другом из Вегаса: он без устали рассказывал об одной очень высокой длинноногой девушке из Рэдклиффа, с которой вы были вместе, она еще любила гулять, ха-ха, босиком, вы понимаете, о чем я. И, конечно, Луи Матербол…

Пухлые пальцы вновь забегали вверх-вниз по животу, тяжелый столбик пепла на давно забытой сигарке клонился к полу. В бледном отраженном свете, пробившемся сквозь запечатанное окно, Гноссос вдруг заметил в углу рта Моджо струйку слюны - череду пузырящихся бусинок не толще игольного ушка, клейкую кривую в дюйм длиной. Блестящая нитка просуществовала долю секунды, пока ее не уничтожил кончик толстого розового языка. Глазки Моджо судорожно моргали.

- Босиком, видите ли, если вам понятно мое намерение, - продолжал толстяк, фиксируя взгляд на поляризованной пыли, зависшей в лучах света. - И эта негритянка в Норт-Биче, она еще все время носила белые шелковые чулки на ногах, которые, ха-ха, были черны, в некотором роде, и необычайно длинны. Почти шести футов ростом, нам сообщили, поскольку такова коммуникация, плюс мое знакомство с экстраординарным количеством людей, коих очень, очень много, и с большинством я встречаюсь после моих чтений. Хотя я всегда стараюсь проводить их в женских школах, этого не всегда легко добиться, и часто приходится брать то, что дают, разве не так? В зависимости от системы приоритетов, разновидности привычек, культивируемых человеком, определенного элемента дерзости, к которому, например, вы, Паппадопулис, очевидно, не стремитесь даже в вопросах вкуса, ха-ха, взять, к примеру, эту крошку в шелковых чулках, в туфлях на слишком высоком каблуке, даже если бы юбка ее не была, не была…

- Кожаной, - подсказал Хип: пальцами он словно выуживал из воздуха знаки препинания.

- Или данной разновидности замши, - добавил Моджо; значение этого слова вдруг заставило его умолкнуть, направило мысли в другую сторону, и он вдруг вспомнил о сигарке, стряхнул пепел на индейский ковер и затянулся, громко причмокнув.

Гноссос не сводил с него глаз.

- Еще один пример в этом смысле - ваш добрый друг Хеффаламп, если даже не трогать его чрезмерно замысловатое имя и кровь мулата. Эта девушка на столе в Дюке, эта заводила болельщиков, душа компании, кто бы она ни была, - и в сапогах.

- Он квартерон, - поправил Хип, цапая воздух.

- Несомненно. И еще - кто это был, Хип, на Cote d'Azur , у Пабло, он еще знал тут Гноссоса и всю его компанию?

- У Пабло? - подозрительно переспросил Гноссос.

- Ну да, у Пикассо.

- Будда? - Хип, неуверенно.

- Нет, нет, кто-то другой. На самом деле, не имеет значения.

Гноссос смотрел то на одного, то на другого, ладони вспотели, молоток забыт. Хип старательно кивал, левое веко периодически падало, волосы едва начали отрастать - серая тень колючего пуха. Моджо сказал:

- Свари нам кофе, Хип, - нет, нет, не нужно, мистер Паппадопулис, вам ни к чему беспокоиться, все в порядке, все замечательно, Хип варит прекрасный кофе, приятно выпить чашечку в постели, да и давненько вам не приходилось, пожалуй, с самого Лас-Вегаса, эта ха-ха босая длинноногая девушка, если я не ошибаюсь.

Наутро после атомной бомбы муза из Рэдклиффа варила ему в мотеле кофе.

- Вы уверены, что не хотите сигарку, "Робби Бернз", простите, в магазине кампуса других не нашлось. Вообще-то предпочитаю "Между делом", Аквавитус рекомендовал. Вам дрянь не нужна?

Ох-хо.

Вот оно. В пол-одиннадцатого утра. Тоже в портфеле? Пресвятая телка, посмотри, какой толстый. Неужели…

- Трава, - сказал Моджо. - Мексиканская темная. Очищенная, прекрасного качества, смею вас заверить. Конечности немеют. Некоторый процент гашиша, пропорция примерно два к семи, обратите внимание. Гашиш танжерский. Того же сорта, что добавляют в шоколадные батончики.

Гноссос осторожно развернул бумагу и взглянул на довольную физиономию Моджо: сморщенные губы нежно обжимают сигарку. Сперва принюхался, затем, опустив глаза, принялся изучать.

Определенно интересная дрянь.

- Моя собственная смесь, - сказал Освальд Моджо. - Мне ее готовит в Нэшвилле один знакомый музыкант - малый, который бренчал на электро-уде, зовет ее "Смесь 69", очень популярная штучка в определенных кругах, если вы понимаете, о чем я.

- Красота, а не кухня, дядя, - крикнул Хип, - хлам и виноградные листья. А где же кофе?

Соврать.

- Мы его не пьем. Кофеин вреден для головы.

- Уууунмпфхф. - Фицгор шевельнулся: видимо, слово "кофе", сцедилось в его подсознание.

- Считайте, что это подарок, - сказал Моджо.

- Тут же почти две унции.

- Ага, дядя, - сказал Хип, прошаркав обратно по ковру. - Просто красота.

- Скокщасвремь? - спросил Фицгор, разлепляя опухшие веки с рыжими ресницами. - Мненадакодинцати.

- Расслабься, - сказал Хип.

- Опоздаешь, - сказал Гноссос. - Подъем, подъем, в школу пора.

- Уууунмпфхф. Кто это? Скокщасвремь?

- Пожалуй… - Моджо накрутил на запястье пастуший кнут, защелкнул портфель, разогнулся и резко дернул большим пальцем, что означало: Гноссос должен проводить их до двери, - и тот почти физически почувствовал, как сила этого жеста заставляет его подчиниться. - Пожалуй, мы встретимся позже. Вы же будете завтра на вечеринке, само собой?

- На вечеринке? - прошептал Гноссос. Пальцы Хипа вдруг перестали цапать воздух, и один подтянулся к губам: тссс. Все трое теперь топтались у свисавшего с потолка абажура из рисовой бумаги и глядели друг на друга сквозь белый провод. Рюкзак не продается.

- Я снял верхний этаж в Дриаде, такая весьма изящная деревушка неподалеку, вы конечно, знаете эту ферму - рядом располагается "С- ха-ха -Неженка". - Моджо подался вперед с интимным доверием в свинячих глазках.

- Я стараюсь держать такие пространства во многих университетских городках, для маленьких междусобойчиков. Пространство, в конечном итоге, - весьма значимая концепция, весьма высоко - если можно так выразиться - эстетичная.

- Пространство - это красота, дядя, - прошептал Хип, пальцы снова зацапали воздух, но уже слабее. С такого близкого расстояния Гноссос вдруг рассмотрел, что глаз Хипа под падучим веком сделан из стекла и неизменно глядит сквозь голову собеседника.

- А на этом чердаке масса пространства, Паппадопулис, но вы должны ясно понимать мою позицию, когда я говорю, что это мое первое, как бы сказать, суарэ в Афине, и нельзя рассчитывать, что я соберу там всех людей, которых бы мне хотелось видеть. Хотя, разумеется, я предоставлю закуску и определенное количество моей "Смеси - ха-ха - 69", если вы понимаете, о чем я. Гммм.

- Он понимает, дядя, - сказал Хип.

- СколькщасВРЕМЬ, кто-нить скажет? - заорал из-за занавески Фицгор, но на него не обратили внимания.

- Я никого не знаю, - сказал Гноссос.

Пришельцы одновременно уставились на него.

- Простите, не понял? - Моджо.

- Если вам нужна женщина, найдите сутенера.

Хип снова прекратил цапанье.

- Сутенера? - после секундного замешательства переспросил Моджо, так, словно никогда не подозревал о существовании этого слова, а если и подозревал, то был уверен, что смысл лежит вне досягаемости его жизненного опыта. - Сутенера? О, нет. Нет-нет, нененене, мистер Паппадопулис, вы ни в коем случае не должны понимать меня превратно; ни в коем случае не истолковывать мои цели неверно. Вот уж действительно - сутенера.

- Женщину можно и так найти, дядя, - сказал Хип, и стеклянный глаз его вдруг отвердел, как лунный камень во лбу идола.

- Тема, милый мальчик, как бы это сказать, открыта публике. А вот вариация, видите ли, добавление данных, так сказать, декораций, которую мы с друзьями…

- С друзьями?

- Да. Да, конечно. Неужели я забыл упомянуть своих попутчиков? На улице. Ждут в микроавтобусе.

- Менестрели, дядя, - объяснил Хип, поигрывая струной бамбуковых штор. - Поэты. Просто красота.

Гноссос подошел к окну и выглянул наружу. У поребрика стоял "фольксваген", набитый зомби. Через запотевшие стекла виднелось шевеление тел. Бардак, не иначе, пусть лучше побыстрее сваливают.

- Слушай, старик, - сказал он наконец, направив указательные пальцы в сторону их носов. - Я очень крут, сечешь? Таких крутых ты в жизни не видал. Я эмир Фейсаль в Константинополе 1916 года, врубаешься, как я крут? Ни один мудак на всех этих горках, - жест включил в себя как Кавернвилльский комплекс, так и весь университет, - не рискнет на меня наехать, такой я крутой. Ясно?

- Хоспдибожмой, - прокричал Фицгор, все еще в полусне, - ну хоть каконибудидиот скажет мне скокщасвремя?

- Вы его видели? - спросил Гноссос, наклоняясь над черной фанерой стола и щипком сдвигая в сторону провод, чтобы дотянуться как можно ближе до подергивающегося лица Моджо. - Посмотрите на этого рыжего невинного засранца, который вот-вот проснется. - И притворным шепотом. - Это племянник Дж. Эдгара Гувера.

Рука Хипа вдруг оказалась на дверной ручке, рука Моджо продолжала гулять вверх-вниз по животу.

- А я очень и очень крут, если ты сечешь в таких делах. Мужик, я неимоверно крут.

- Естественно, - не сдавался Моджо. - Я не хочу подвергать опасности ни малейшую часть вашей жизни, но в то же самое время, если вы поможете мне собрать на нашу встречу тех, кого мы могли бы назвать людьми нашего круга, ведь, в конце концов, на Ричарда Писси произвело большое впечатление…

- ГОСПОДИБОЖМОЙ! - заорал Фицгор.

- Линяем, - сказал Хип.

- Оно будет того стоить, если можно так выразиться…

- Потом, старик, - оборвал его Гноссос, отпустил лампу, подмигнул пришельцам и дернул головой в сторону Фицгора, который, покачиваясь, поднимался на ноги.

- Да-да, конечно, - согласился Моджо, - потом. И мои монографии, изучайте, не стесняйтесь…

Гноссос плотно закрыл за ними дверь и, задвинув оловянную щеколду, стал смотреть через окно, как Хип волочит ноги к автобусу и забирается на водительское место, Моджо вперевалку топает за ним, а таинственные фигуры на задних рядах, придя в движение, трут отечными кулаками запотевшие стекла и пытаются разглядеть внешний мир. В окнах показались сморщенные от света, бледные, как поганки, лица.

- Иисусхристосдевамария, - пожаловался Фицгор, - Ну какой из тебя, к чертям, сосед, а, Папс? Челаэку к одинцати в школу, а друг даж время не можт сказать по-челаэцки.

- Одевайся.

- СкокЩАСВРЕМЯ?

- Почти одиннадцать, давай, шевелись, довезешь меня до школы.

- Чожты, чертзараза, меня сразнеразбдил?

- ПОШЛИ, хватит. - Гноссос вылез из стыренных в землячестве тренировочных штанов с майкой и прошел через кухню, не глядя на груду ненужных виноградных листьев, заплесневевший яично-лимонный соус, пустые банки из-под феты и липкие железные вешалки, служившие шампурами. Перед дверью в ванную он на секунду задержался, посмотрел на нее, вздохнул и вошел внутрь. Надо прочищать канализацию, так сказать.

- Что за пацаны? - крикнул Фицгор, натягивая одежду.

- Пылесосы продают.

- Господи.

Гноссос все еще держал в руках коричневый пакетик "Смеси 69". Усаживаясь на стульчак, он несколько раз бездумно перевернул пакетик вверх-вниз и принюхался. Как они меня нашли? Базар про Будду. Предположим, они его действительно знают. Херня. Все равно предположим. Матербол. Не пригодятся ли для связи?

- Папс!

- Чего?

- Как дела?

- Какие дела?

- Сам знаешь.

Прыщ-садюга. Не может простить мне тот ужин. Каждое утро одно и то же. Не отвечать.

- Папс!

Спокойно, думай о чем-нибудь другом. Моджо, фу, вонь, как из преисподней.

- Папс!

- Да что тебе надо, черт? И шевелись давай, уже, наверное, одиннадцать.

- Я просто хотел спросить, как ты себя э-э чувствуешь.

- Нет, я еще не просрался.

- А-а.

- Что, черт возьми, значит "а-а"?!

- Просто я подумал, может, ты уже. Я почти готов. Чего ты тогда так долго там сидишь, если не гадишь?

- А-а гаааааааааа…

Гноссос голяком вывалился в кухню и тут же взвился в воздух, раздавив босой пяткой склизкий нефелиум, который его разум принял за улитку. Когда он уже почти влез в толстые вельветовые штаны, Фицгор спросил:

- Ты собираешься когда-нибудь распечатывать окно? Надо впускать по ночам воздух - воняет, как на сырной фабрике.

- Окно останется как есть.

- Дышать же нечем.

- Надо, чтоб было сыро и тепло, иначе набегут домовые.

- Ты просто припух, когда приперлась твоя англичанка стучать среди ночи в окно.

- Правильно, старик, видишь, как все просто. Теперь давай, бери куртку.

- То есть, чего ей раздувать целое дело из-за того, что ты позанимался с ней любовью?

Рука Гноссоса застыла на молнии парки. Тщательно отмеряя слова, он сказал:

- Вы с Хеффалампом как сговорились, мать вашу. Я не занимался с ней любовью, я ее ВЫЕБАЛ. Разница в качестве, а не, черт бы вас драл, в градусах.

- Семантика. Какая разница, она наверняка до сих пор по тебе сохнет. Ну и как она, ничего? Я сам на ней слегка залип.

- Почему, ну почему, - с мольбой воздевая руки, воззвал Гноссос к потолку, - должен я нести на себе столько холостых крестов?

Остаток этого суматошного утра он провел за неявным дифференцированием в компании дюжины стриженых бобриком и подающих надежды инженеров, затем пожертвовал серебряный доллар за тарелку разбодяженного чили, "Красную Шапочку", "Браун Бетти" и чашку чая. Палочка корицы была его собственной, а цвет денег ни у кого не вызвал вопросов. И то ладно. Середина дня проскользила в жестяном ангаре астрономической лаборатории, где Гноссос лепил из грязи пирожки, делая вид, что это модели лунных кратеров. Помогает унестись к разбегающимся галактикам и выкинуть из головы всю земную лажу. Вжжжж.

Когда стемнело, он заглянул в "Копье", проверил бильярдную, остановился у пансиона "Ларгетто", пропрыгал по шаткому висячему мосту, побродил по двору женской общаги и прочесал весь Кавернвилль в поисках Хеффалампа, который только начал приходить в себя после того, как его выперли. Однако мудрый засранец - завис в Афине: существование академическим осмосом, в стороне от асфальтовых морей.

Гноссос оставил у Гвидо записку, в которой предлагал Хеффу встретиться назавтра вечером у Дэвида Грюна. Поделиться сегодняшними трофеями, обсудить Моджо. Устроить вечеринку?

Когда он вернулся, в хате никого не было; он развел огонь, разделся, намешал себе коктейль с парегориком из "швеппса" и лекарственной настойки. Сыграл на "Хенер"-фа простенький восьмитактовый блюз и скрутил тонкий косяк из "Смеси 69", поглядывая одним глазом на припасенный на ночь стаканчик. Перерыв для занятий, хи-хо.

Но по притихшей в это вечернее время Авеню Академа, рыдая и стеная шла Памела: итальянский выкидной нож с перламутровой ручкой заботливо спрятан в складках муфты. Гноссос лежал на кровати, учебник раскрыт на правиле Лопиталя - палец остановился на формуле:

Назад Дальше