- Посмотрим. Я привез с собой парегорик - так, на всякий случай. У кого-нибудь есть вентилятор?
- Святой Дух, Папс, ты просто поцелуй смерти.
- Это не я, а Танатос, но тоже грек, между прочим.
А вокруг - прекрасные девы скупают лакомства в Кавернвилле. Даже сейчас, в этой взъерошенной стуже скачут в кроссовках и шерстяных носках, в кремовых плащиках. Поколение, отлитое по единому образцу, Великий Белый Модельер возлежит, усмехаясь, на своей роскошной постели, пока застывает жидкость. Но он еще не знает силы моих легких. Здесь тот, кто будет дуть и рушить домики. Второкурсники в молодежных пиджаках, словно субботние журналы, отпечатанные в четверг. Учебники в новеньких обложках только что из книжного магазина; логарифмические линейки в длинных кожаных футлярах; палаши в ножнах; вытертые до девственных хлопковых волокон брючки; накрахмаленные до бритвенной остроты складки; оксфордские рубашки с выложенными поверх свитеров воротниками; стреляющие по сторонам голубые глазки, потрясенные андроидной синтетикой витаминов по штуке в день, апельсиновым соком "Тропикана", свежими деревенскими яйцами, крафтовским гомогенизированным сыром, пирамидками обогащенного молока, хлопьями со спелыми бананами, жареными в кукурузной муке цыплятами, пломбиром с горячим сиропом, легким пивом с мороженым "Снежинка", чизбургерами, тертой гибридной кукурузой, экстрактом рибофлавина, пивными дрожжами, хлебцами с арахисовым маслом, запеканками из тунца, оладьями с искусственным кленовым сиропом, куриными отбивными, случайным омаром из Мэна, бисквитами к чаю, обезжиренной пророщенной пшеницей, концентратами "Келлогг", рубленой фасолью, "Чудо-Хлебом", шоколадным сиропом "Боско", мороженым горошком "Птичий глаз", мелконарезанным шпинатом, луковыми кольцами, салатом эскариоль, чечевичным рагу, потрохом домашней птицы, ореховым печеньем, миндальными пирожными, ауреомицином, пенициллином, антистолбняковым токсоидом, вакциной от краснухи, алка-зельцером, "эмпирином", жаропонижаюшими от "Викса", "арридом" с хлорофиллом, спрэем от насморка "суперанахист", деконгестантом "дристан", миллиардами кубических футов здорового повторно-кондиционированного воздуха и еще более здоровыми плодами земляческих упражнений, доступных западному человеку. Ах, регламентированная добрая воля и насильно впихнутое доверие тех, кто не кроток, но все равно унаследует царствие земное.
Он вспомнил, как они с Хеффом встречали в прошлом году Рождество. Мексиканская трава и корытце мартини, машина, угнанная с пурпурной пьянки
- тогда в "Копье Гектора" они стояли перед импортными яслями, полчаса таращились на склоненные над колыбелью фигуры высотой почти в ярд и слушали грегорианские песнопения, разливавшиеся из динамика над головами. Один пастух явно страдал косоглазием.
Секи, Хефф, - Себастьян.
Где?
Вон тот косой чабан. За стариной Иосифом.
А, да, смотри - точно косой.
Безвкусица, правда?
Кто бы говорил?
У него же все двоится, сечешь?
А-а.
Младенцев-христосиков тоже получается двое.
Иди ты.
Нехорошо это.
А?
Два маленьких иисусика, понимаешь, Господи, это же римский парадокс.
Я врубился, Папс.
Сейчас мы одного уберем, и все встанет на место.
Паппадопулис подхватил гипсовую статую младенца и сунул ее себе под парку, словно бутылку марочного шампанского; затем они развернулись, как ни в чем ни бывало, и не торопясь зашагали к брошенной в неположенном месте машине. Потом долго сидели со включенным мотором.
Знаешь, Хефф? Богородица все просекла.
Думаешь, врубилась?
У нас будут неприятности.
Давай и ее заберем.
Хефф ушел к яслям, снял оттуда статую Девы и, неуклюже прижимая к груди, двинулся к машине, но на ступеньках поскользнулся - Мария, описав в воздухе вытянутую дугу, стукнулась о камни, голова отлетела в сторону и покатилась по улице.
Папс, старик, она потеряла голову.
Ага, сунь в карман.
Выруливая по заснеженному кампусу к ручью Гарпий, Паппадопулис нежно поглаживал статую младенца, щекотал ему шейку, засовывал мизинец в пупок и ощупывал пеленки, не сделал ли тот пи-пи. Остановил машину на мосту и перешел на другую сторону.
Традиция, старина Хеффаламп.
Ага. Только б мост не обвалился.
Они по очереди чмокнули статуи и бросили их в снежную пустоту: фигуры покатились по замерзшему обрыву. Раздался хруст - два приглушенных удара.
Вернемся за Себастьяном, Папс? Пусть говорит, что засек четырех похитителей, а не двоих.
Поехали.
Плененный пастух возвышался на пластиковом столе гриль-бара Гвидо, народ распевал вокруг него рождественские гимны и произносил тосты во славу косоглазого истукана. Давясь от хохота, Хефф пропел песню собственного сочинения: Младенец святой,Так хрупок и нежен,Спи в небесных обломках…
Небесные обломки. Кстати:
- Ты уже поимел какую-нибудь жопу в этой плющовой лиге, Фицгор?
- Господи, ты задаешь совершенно невозможные вопросы.
- Я был в пути, чучело, в некотором смысле это паломничество, я видел огнь и чуму, симптомы великого мора. Я - Исключение.
- Есть тут одно нимфо, в "Цирцее III", с тех пор, как Хефф ее бросил, дает всем, но у нее бородавки.
- Хеффаламп Великолепный всегда любил уродок. И как она, ничего?
- Не хочу даже думать. Напилась до зеленых чертей и заблевала мне всю машину. Если на то пошло, эта девушка Памела меня интересует больше.
- Машина? У тебя появилась тачка?
- Предок отдал к последнему курсу "импалу".
- О, роскошь. Роскошь, роскошь, болезнь и гниение.
- Послушай, Папс, серьезно. В этом семестре я сажусь за книги. У меня восемнадцать часов, и я в списке.
- И что?
- И то, что я должен пробиться.
- Может когда-нибудь, слышишь, крысиный ублюдок и предатель предков,
- когда-нибудь я и спрошу тебя, зачем. Но не сейчас, ясно? Пошли к Луи.
- Его сносят.
- Что?
- Строят на его месте что-то под названием пансион "Ларгетто". Ради Бога, Папс, все меняется. Нельзя же болтаться целый год по стране, и вернуться в тот же пейзаж с теми же тараканами. Брось, пошли пить пиво в "Дыру Платона".
Наклонившись так, что тело составляет с землей шестидесятиградусный угол, и с трудом взбираясь на никогда не выравнивающийся холм, Гноссос думает о студентах, что карабкались сейчас слева и справа, глухие к зову судьбы. Возникают мастерские и магазины - на радость проходящим поколениям. Новое фотоателье, на снимках в витрине модели в драматичных позах, черный фон, освещенные снизу лица, трубочный дым, призывные взгляды: смотри на меня, я бюст Гомера. В Студенческой Прачечной снуют, путая свое и чужое белье, коротко стриженные честолюбивые юноши, студенты-шоферы радостно запрыгивают в студенческие микроавтобусы к студентам-курьерам, снег скрипит под заляпанными грязью бело-розовыми замшевыми тапочками, и у всех своя доля в общем деле. На что бы их раскрутить, думает Гноссос, вспоминая, как они с Хеффом гоняли у себя в подвале рулетку. Неожиданно скрипнула шарнирами вывеска: УНИВЕРСИТЕТ МЕНТОР, ОСНОВАН В 1894 ГОДУ. Видение усатых третьекурсников, целлулоидные воротнички, солидный, как и полагается выпускникам, словарный запас, соблюдение традиций. Переведите-ка мне на викторианский "жопа новый год"? Бывшие коровьи пастбища. Общага "Юпитер" с остроконечной крышей - знак того времени.
Миновали юрфак со его университетской готикой. Насмешка над Йелем, на самом деле, милый дворик, роскошное место для дуэлей. Головы изредка поворачиваются в его сторону, изумляясь, откуда взялось это кудрявое чучело. Новые лица, невероятные фигуры юных американских дев - невероятные даже под пальто. Избегайте моего взгляда, леди, не то прочтете в нем желание. Не перепихнуться ли с маньяком, прежде чем выходить за адвоката? Немного семени Гноссоса - вдруг муж окажется бесплодным после всех своих мартини. Вот эта, в зеленых гольфах. Где-то ее уже видел.
- Кто это, Фицгор?
- Где?
- В зеленых гольфах с мокасинами.
- Не знаю, какой-то гений социологии, кажется.
Невероятные ноги. Если б они знали, как это было давно. Софизм золотой середины. Какого черта - ее стоит запомнить.
- А это что такое?
- Новый инженерный корпус. Будут строить полный квадрат вокруг химического. Разве его еще не было, когда ты свалил?
- Точно не было. - Тонированные алюминиевые блоки, длинные пластины закаленного стекла, димаксионовые торсионы: синтетическое счастье из архитектурного мешка с подарками - одного на всех. Чистое, светлое, экономичное, функциональное, снести и за пару дней построить новое, оттащить на вертолете в Лас-Вегас - возможность уничтожения предусмотрена проектом. Поклон смерти.
Квартерон Хеффаламп сидел в "Дыре Платона" за складным лакированным столиком у музыкального автомата под пластмассовой кадкой с убогим искусственным плющом. Тощая угловатая фигура сжалась над "Красной Шапочкой", словно та собралась сбежать. Рядом девушка: прическа Жанны д'Арк и мужская одежда. Подкрасться осторожно, чтобы не заметил.
- Неужели это Хеффаламп, Фицгор? Вся морда в пене - о чем задумался, а?
Тощие, как у паука, руки-ноги взлетают в воздух, "Красная Шапочка", стукнув по столу, разливается шипучей лужей.
- Гаааааааа! - Глаза - как две недоверчивых луны.
- Совсем сдурел? Тут припрешься домой из великого похода, и некому даже руку пожать. Филистеры.
- Иисус и Мария! Так ты не сдох?!
- Фицгор мне уже сообщил.
- Пачуко в Техасе или где там еще, Овус сказал, тебя убили…
- Овус - воплощенная тяга к смерти, малыш. И не Техас, а Нью-Мексико - в Таосе сожгли бойскаута. А я зато посидел в кутузке.
- Без говна, старик. - Хефф нервно захихикал. - Все думали, тебе кранты. - Народ вокруг начал оглядываться. Фицгор засмущался, скормил музыкальному ящику монету и растворился в очереди за пивом. Жанна-д'Арк протянула руку:
- Меня зовут Джек. А ты, должно быть, Папс. - Сиплый баритон.
- Гноссос, подруга. - Удостоверившись в силе рукопожатия, сел за столик. Хеффаламп так и стоял с открытым ртом, недохихикав: огромные зубы торчат вперед, как у бобра.
- Ну и ну, - сказал он.
- Ты правда не слышал?
- Было что-то насчет Адирондаков, но точно никто не знал, да и с порядком какая-то хрень. Непонятно, то ли ты возвращался, то ли уходил.
- Я и сам не знал. Скорее - просто бежал, без этого никак. Эпифания на Норт-Бич, потом вдруг стал отражаться в чужих лицах. Главное - не потерять Исключительный статус, правда? Пришлось бежать.
- Почему? - спросила девушка по имени Джек, брови нахмурены, вид чересчур серьезный.
- Кто знает? На прыжок опередить мартышку-демона. Были знаки. - Вернулся Фицгор, огляделся, поставил на стол три банки эля, ушел за чем-то еще. - И почти всегда - вовремя. - Беда прячется в рюкзаке за последним серебряным долларом. - Ты еще крутишь рулетку, Хефф?
- Шшшш! Господи, если узнают, мне кранты.
- Новое начальство?
- Тетка, зовут Сьюзан Б. Панкхерст. Вице-президент по студенческим делам.
- Девственница?
Хеффаламп только простонал в ответ - подавившись элем, он теперь таращился на мокрые джинсы. Джек засмеялась и шарахнула Хеффа по спине, чтобы тот прокашлялся. Лесби - от бедра и выше.
- Хату ищешь? - спросила она.
- Уже снял на Авеню Академа вместе с Фицгором. Одна английская цаца как раз съезжает.
- Английская?
- С Фицгором? - переспросил Хефф, - Он же был в землячестве.
- Мемфис Слим назвал это квартирным вопросом. К тому же у Фицгора теперь тачка.
Музыкальный ящик вопит "Пэгги Сью", Бадди Холли заходится в икоте.
Фицгор ставит на стол чай, тыча вилкой в тающие куски сахара.
- Когда вселяемся, Папс? Я пока в доме, и сегодня у нас что - второй день школы?
Хефф облизывает отверстие в банке.
- Вечером узнаю. - Гноссос. Вдруг удастся потрогать роскошные волоски. О грудях там речи нет, но ведь прошло столько времени. Ноги тоже важная штука. Можно соорудить полуночный ужин, долма с виноградными листьями, на гарнир яично-лимонный соус, муссака. Нужна "Метакса". Где вообще так поздно кормят? У Фицгора в землячестве?
Теперь "Пегги Сью" хрюкает припевом.
- У тебя сегодня в доме принимают, Фицгор?
- Всю неделю. Наверное, сдерут с меня за то, что перееду. - Вилкой выжимая чайный пакетик о стенку чашки. Проверим.
- Будут возражения против греков?
- Не думаю.
Вдруг до него дошло, чашка остановилась у рта, он вытаращился поверх ободка, на лбу морщины.
- Погоди. Что ты собрался делать?
- Ну, сопру где-нибудь харрисский твид, может, от "Дака", галстук из шалли - а что, вполне годится для лучшего дома на всей горе.
- Мы такой трюк устроили два года назад с "Ди-Фи" . - Хефф. - У него хорошо получается.
- Я неотразим. Блеск остроумия, салонные игры, шарады, декламация греческого алфавита, народ валяется. В каком ты доме?
- "Д-Э". Но…
- Dikaia Hypotheke. Роскошный девиз. Можно сказать, вдохновляет. - Быстро допить эль, уже пробирает, желудок скрутило, кислота нетерпения. - Дом открытый, насколько я помню. Никаких рукопожатий, паролей-отзывов, ритуал принесен в жертву честной игре. Кто знает, Фицгор, вдруг я проникнусь и вступлю в ваше братство? Всю адскую неделю буду носить тюбетейку с пропеллером, а в классы таскать пищалки.
- Господи, Папс, ты ведь просто собрался на халяву пожрать. Может, кто-то из них тебя знает.
- Чем там у вас кормят? Филе-миньон? С запеченными хвостами омаров? Каким еще деликатесом можно меня удивить?
- Для начала, у тебя нет нормальной одежды.
- Хефф?
- Есть костюм от "Брукса", только что из прачечной.
- Все сходится. - Джек опять засмеялась сиплым баритоном и потерла руки. Все равно симпатичная. Интересно, она живет с подружкой?
- Заберешь меня у Хеффа, скажем, в шесть.
- Господи, Папс, я прямо не знаю.
- Они меня полюбят. - Быстро в рюкзак благословить мгновенье, серебряный доллар и кусочек феты, наощупь сквозь влажные заячьи лапки и белье, мимо склянок с парегориком. Скрутив крышку, он отломил четыре кусочка комковатого козьего сыра и, подняв их над головой, с серьезным видом пробубнил:
- Confiteor Deo omnipotente,Beatra Pappadopoulis, semper virgini,Beatra Pappadopoulis, semper paramus.
Небольшое пресуществление.
- Это мое тело, пацаны. - Затем, толкая вперед банку "Красной Шапочки", - Это моя кровь. - Козий сыр, яство из гальванизированных чанов - символов дурацких ячеек бытия. Щепотью он положил по кусочку сыра на каждый из вытянувшихся к нему языков.
- Я искуплен, - сказал Хефф.
- Аминь. - Джек.
Щелчком отправив серебряный доллар Фицгору, Гноссос сказал:
- Вот солидный процент моего состояния, купи на него еще крови.
- Ладно, только я буду чай. - Смирившись с предстоящим обедом, Фицгор послушно отправляется в очередь. Джек улыбается и странно смотрит. Осторожно, может, она девушка Хеффа. Хватит неприятностей из-за чужих женщин. Фицгор слишком быстро вернулся из очереди.
- Не берут.
- Что?
- Твой серебряный доллар.
- Не берут?
- Говорит, что никогда таких не видела, тетка в кассе.
Взвиться в воздух, глаза сверкают, парка над широкими плечами, как зимний плащ колдуна, волосы трепещут над ушами. Прямо в голову очереди: две студенточки с кукурузными кексами резво отдернули носочки кроссовок от звучного топота его сапог. Женщина за кассой: вместо лица - картофелина, кожа - цвета пшеничных хлопьев. Он видел ее сотни раз в придорожных забегаловках и мотелях, в бессчетных супермаркетах и на подвальных распродажах: приземистая, в ситцевом платье, туфли на гвоздиках, запах дешевых тайн из "Вулворта", губы сморщены, вся страсть высосана и выссана за ненадобностью двадцать лет назад. Покорность - вот мой враг.
Три открытых "Красных Шапочки" и чашка чая стоят на прилавке. С весомым лязгом он опустил на стойку серебряный доллар.
- Не годится, - сказала женщина. - Я ж тока что говорила.
- Что?
- Не годится.
Опуская обе ладони на прилавок и перегибаясь так далеко, что она отшатывается:
- Я глубочайше и идиотически прошу прощения, но ЭТО годится, и ВЫ его возьмете.
- Прости, конечно, сынок, но…
- Сынок? СЫНОК? ДА ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, КТО Я ТАКОЙ?
"Дыра Платона" замерла, наполнилась тишиной, головы за складными столиками повернуты на его рев.
- Я король, блять, МОНТЕСУМА, вот кто я такой, и это - монета моего королевства.
Женщина беспомощно оглядывается по сторонам, пальцы судорожно вцепились в ключик от кассы, челюсть отвалилась, локти ищут опоры.
- И если вы без должного почтения отнесетесь к символу моего королевства, я вырву вам сердце - ага?! ВЫРВУ ВЫРВУ ВЫРВУ прямо из груди.
- Она ахнула. - И на вершине пирамиды. - Она качнулась. - Съем его СЫРЫМ!
Девушки, побросав кукурузные кексы, рванули подальше от этого психа; у женщины за кассой кровь отлила от лица.
Подхватив эль и чай, Гноссос прошипел:
- Не нужно сдачи, детка. Купи себе грелку.
За столиком, под покровом благоговейного шепота они быстро допили все, что он принес, затем переместились на темневшую улицу, где в воздухе тихо серели снежинки, да глухо лязгали по асфальту цепи на колесах проезжавших машин.
2
Тип земляческого курильщика. "Пэлл-Мэлл" с парегориком. Начало саги о клизме. Памела Уотсон-Мэй: ура, и вот она во всей красе.