Пожилой рак-отшельник обрушивает на соплеменников каскад парадоксальных, но достоверных историй, в основе которых приключения загадочного существо по имени Милюль. Дикие обстоятельства заставляют её задуматься над вопросами: "Кто я? Откуда? Что за мир вокруг? Человек я, или царевна-лягушка в испорченном царстве Кощея?" Мир гораздо разнообразней наивных предположений. За неделю пробуждений на разных суднах, в окружении иных, чем прежде людей, Милюль проносится сквозь несколько поколений семьи, глава которой начинает считать её неизбежным родовым проклятием.
Как распутается узел причинно-следственных связей? Родится ли сочувствие к буйному монстру, получившемуся из 6-летней девочки Милюль? Можно ли объяснить необъяснимое, и чем завершится опасный эксперимент старого рака-отшельника на берегу Индийского океана?
Вадим Шильцын
Милюль
"Мышление и свободная воля присущи каждому предмету и даже атому"
К.Э. Циолковский
Присказка
Поскольку главу "от автора", как правило, никто не читает, я могу написать здесь всё, что заблагорассудится. Могу даже, не глядя настучать пальцем по клавиатуре, чтобы образовались буквы. Орпавмиплонпкгнамсог… стоп! А ну, как прочитают? А ну, как спросят: "Что за абракадабра?" Полбеды ещё, коли спросят. Куда хуже, если, мельком взглянув, не будут ни спрашивать, ни читать. Из-за какой-то присказки, из-за ерунды пойдёт насмарку вся история. И никто не узнает, что за зверь такой – Милюль, и почему сказка, а не повесть, или роман. Останется книжка нечитанной и даже негляданной…
Даже и не знаю, чего бы добавить для пущего завлекалова. Так и видится мне неприятная картина: берётся человек ознакомиться со сказкой, да откладывает и не знакомится. Чего-то его не устраивает. Пугает и другая ситуация: набегут шустрые верхогляды и, не вникая в содержание, давай рассуждать о позициях камасутры, да о рассказчике, который не мог написать по-человечески, а перекорячился и поставил сюжет с ног на голову. Глядишь, за пересудами польза и пропадёт. Али такого не бывало?
Всех вариантов будущего не мог предвидеть даже Улугбек. Поэтому я распечатал дюжину экземпляров и раздал разным людям. Может, чего и подскажут? Ждал-пождал, и дождался дельных советов. Первыми, как и полагается, откликнулись зубоскалы и шутники. Ну и молодцы. Поскольку я сам поржать горазд, то знаю: ничего путного от смехачей, не услышишь. Одно: "бу-га-га". Потом проявились въедливые читатели, и очень помогли полезными идеями на счёт пожилого рака. Вот за это большое спасибо! Единственный минус – в диаметральной противоположности советов. Одни говорят: "Молодец твой рак! Отличный философ и настоящий мудрец. Не то, что некоторые". Другим рак не понравился, и они сказали: "Убери напрочь старого пердуна, чтобы не портил сказку ересями!"
Один мой товарищ (настоящий писатель) поведал секрет успеха: "Ты должен – говорит – схватить читателя за яйца!" Уж, не знаю, как и быть. Допустим, путём литературных манипуляций, мне удалось придать повествованию таковое волшебное свойство. И что в результате? Открывает некто книжку, а я – хвать его средствами текста: "Ага! Попался, читатель? Читай!" – но тут некто книжку закрывает, и со словами: "Фиг ты угадал, я – читательница" – опять же – не знакомится. Всё! Фиаско! Нет мне пользы даже от полезных советов.
Вру! Польза есть. В многочисленных суждениях, и даже порицаниях, я углядел одну общую особенность: никого не удивляют говорящие раки. К словам относятся по-разному, а к самому факту – спокойно. Некоторые, правда, поставили знак равенства промеж точками зрения старика-рассказчика и моими. Так должен заранее предупредить: ничего общего лично я с тем раком не имею! Если он страдает "гуризмом", то я никак не педагог, если он большой и мохнатый, то я – совсем нет, если он одно, то я – другое. В общем, рак это не я, а я – не рак. Куда мне до него! Мне ли открывать новые доктрины бытия? Мне ли быть бунтарём и сотрясателем умов? Увольте. Никогда мне не достичь той глубины и категоричности, с которой членистоногий герой, то есть автор, берётся за сложнейшие философские вопросы.
Я мог бы порой тихо поддакнуть раку-сказочнику, но лишь потому, что мне посчастливилось быть частью гигантского сообщества, увлечённого одним делом. Когда дело не заладилось, решили на него наплевать. Заодно пришлось наплевать и на философскую базу, и на первопричины, и на всё, на чём зиждилась вселенная. Закружилась философская база, завертелась большая доктрина, и злато обратилось в черепки.
Однажды я подобрал замшелый черепок, недавно бывший сокровищем мудрости, и прочёл заглавие: "Краткий очерк истории философии" под редакцией М.Т. Иовчука, Т.И. Ойзермана и И.Я. Щипанова. Издательство "Мысль" Москва 1971". Мне стало любопытно вспомнить, о чём повествовал на 772-х страницах "коллектив авторов, созданный министерством высшего и среднего специального образования СССР"? Оказалось, о самом главном: "Основной вопрос всякой философии имеет две стороны. Первая его сторона – это вопрос о том, что первично – материя или дух, бытие или мышление. … Другая сторона основного вопроса философии – вопрос о том, познаваем ли мир, могут ли представления и понятия людей быть объективной истиной или мир непознаваем и объективной истины во взглядах людей быть не может".
Вот же она, непоколебимая ось мироздания, некогда действующая и отшлифованная до блеска, а теперь заброшенная за ненадобностью. Появился бы в те годы какой-нибудь правдолюб и сказал бы тем авторам: "Всё вы врёте! Никакой это не основной вопрос, а самая настоящая разводка! Вы мне лучше ответьте, кто я такой есть? Откуда я взялся и зачем живу?"
Неужто вы думаете, коллектив авторов, состоящий из десяти профессоров и академиков, кинулся бы отвечать любопытствующему? Да ни в жизнь! Они бы его загнобили, закидали бы позорами и выгнали из всех заведений высшего и среднего специального образования СССР. Вот и вся философия.
Но вселенная дала крен, появились иные смыслы. Глядишь, уважаемые люди в пиджаках кричат, как ни в чём не бывало: "Христос воскресе!" Будто не учились они в высших и средних специальных учебных заведениях, будто не сдавали экзамены по основам философии марксизма-ленинизма и не читали произведение "коллектива авторов", за одно сомнение в истинности которого, они давно бы сидели где-нибудь у одинокого костерка посреди бескрайних пространств молчания и безвестности.
Мне повезло увидать, как стремительно изменились направления праведной мысли. Но и не только мне. Кругом, куда ни посмотри, в повседневных разговорах людей пальму первенства делят инопланетяне, Ленин и Христос. Как иначе? Людям свойственно осмысливать, откуда они взялись, зачем живут и куда направляются, а от официальной мировоззренческой чехарды мозги каждого второго гражданина давно встали раком.
Потому и нет для моих советчиков ничего удивительного в пожилом, многое повидавшем раке-отшельнике, который балует слушателей байками и небылицами. На старости лет он уподобился человеческим сказочникам и, так же, как они говорят про зайчат, лисят и петушков, рассказывает о шестилетней девочке-царевне, ну, и о лягушке, конечно. Нормальное дело.
И всё-таки в присказке следует остановиться на образе жизни той части фауны, где рождался и ковался сей небывалый сюжет. Вопреки своему названию, раки-отшельники очень даже общительные существа. Бывают и среди них одиночки, которым всё вокруг до того осточертело, что глаза бы не глядели, но их единицы. В большинстве своём раки то и дело объединяются в группы с целью обсудить новости, или найти ответы на животрепещущие вопросы современности. Как и у нас, у людей, их взгляды не всегда совпадают. Не берусь утверждать, что основной вопрос философии видится им в том же ракурсе, в каком ставили его Иовчук, Ойзерман и Щипанов, но я неоднократно наблюдал, как эти создания устраивают друг другу нешуточные мордобития. Я имею в виду раков. Как дрались академики с профессорами – я не видал, потому что в 1971-м году был ещё маленьким. Почему бы не предположить, что раки дерутся именно из-за споров об основном вопросе философии? Других-то поводов нет. Природа щедра, угодья обширны, еды достаточно и совсем не нужно перераспределять богатства. Коммунизм, одним словом!
Есть в рачьем социальном обустройстве и ещё один неоспоримый плюс: они крайне редко обижают стариков. Если учесть, что рак-отшельник растёт всю жизнь, и чем он старше, тем больше и сильнее, то кому придёт в голову лезть на рожон? Конечно, можно собраться озверелой толпой и совместно отвалтузить какого-нибудь богатыря, как это случается у нас, у людей, но чего ради?
В свою очередь большой старый рак никогда не будет отнимать домик у меньшего. Зачем ему маленький домик, хоть и чужой? Так что в их, рачьем сообществе удалось изжить две беды: жлобство и бомжей. О дураках и дорогах я не говорю. Хотя, зря. Любой дурак может в этом месте прервать мои благостные рассуждения и заорать: "Что за ерунда? Какое такое социальное обустройство у раков-отшельников? Это гонево, чувак!"
– Извините – отвечу я – ну-ка, перечислите мне, кто наблюдал за раками? Биологи? А где были в это время социологи, психологи и политологи? Кто пробовал внедриться в рачью среду и пожить с отшельниками как Миклухо-Маклай с афроафриканцами, или как Марко Поло среди монголокитайцев? Давайте так же косно, с чисто биологической точки зрения, взглянем на жизнь населения японских островов шестнадцатого века? Что мы увидим? Мы увидим особей, которые хаотично слоняются и немотивированно останавливаются. Они совершенно ни с того, ни с сего дерутся друг с другом, а зачастую и вовсе садятся, где стояли и сутками напролёт неподвижно сидят, что само по себе должно поставить под сомнение наличие не только социального общества, но и самого интеллекта. А вот появились учёные люди, копнули поглубже и, поди ж ты, обнаружили не только разум, но и кромешную мудрость в переведённых на человеческий язык трудах буддийского наставника Банкэя, который утверждал: "Медитация не приближает нас к святости, но ни в коем случае нельзя ею пренебрегать" – Что скажете? Ничего? Ну, вот и медитируйте себе молча, и не поганьте моих святынь, то есть раков.
Впрочем, к чему беседовать с дураком? Неужто мои аргументы и факты на него повлияют? Не повлияют. На этот случай даже есть народная мудрость в виде анекдота: Оторвало мужику голову. Лежит голова на обочине и кричит телу, которое мечется по дороге: "Сюда! Сюда беги! Я здесь!" А туловище бегало, бегало вокруг, да как развернётся в сторону головы, как помчится на неё. Пробежало мимо, чуть ногой не пнуло, да и шлёп в кювет. Голова тогда и говорит: "Зачем я ору? Уши-то на мне!"
Вернёмся к нашим ракам. Так же, как и японцы шестнадцатого века, раки-отшельники довольно много времени проводят в медитации, созерцании и размышлении, что совсем не одно и то же, хоть со стороны и выглядит одинаково. Благодаря этим трём полезным занятиям, они, несомненно, мудрей и ближе к Будде, чем современные люди, пренебрегающие тем, чем не велел пренебрегать знаменитый японский учитель. А он был парень – не промах! Одно лишь его мудрое высказывание куда драгоценнее 772-х страниц устарелого учебника и не только приоткрывает завесу тайны над главным вопросом философии, но и имеет прямое отношение к историям, рассказанным раком-отшельником. И к тем, что уместились в этой книге и к тем, что остались за её пределами.
"Один ученик спросил у Банкэя: "Учитель, а когда я стану Буддой, куда я пойду?" Банкэй ответил: "Когда ты станешь Буддой, тебе некуда будет идти, потому что ты займёшь всю вселенную. Впрочем, не исключено, что ты станешь какой-либо иной сущностью…"
Глава первая Суббота
Однажды в субботу пожилой и уважаемый рак прервал медитацию и, внимательно оглядевшись, увидел, что уже отлив, раковина его наполовину ушла в мокрый песок, а рядом собралось общество молодых, не таких здоровенных раков, каким был он. Некоторые из них копошились в лужицах, некоторые дремали, грея под солнцем домики. Он деликатно кашлянул и множество открытых миру глаз обратились к нему.
– Сегодня, уважаемые друзья – сказал он, оценив готовность аудитории внимать словам мудрости – я расскажу вам одну из бесконечного множества историй о людях.
В группе наименее мудрых раков кто-то хихикнул, но старый рак направил в ту сторону грозный левый глаз и смешки робко затихли.
– Я понимаю – продолжил старый рак – кому-то сей предмет покажется ничтожным, поскольку манера человечьего существования непредсказуема до бессмысленности. Иные сочтут мою сказку чересчур заумной, ибо попытка постичь мысли, чувства и переживания любого отдельно взятого существа столь же неприподъёмное занятие, как постижение вселенной. И те и другие могут не слушать. На море отлив, вокруг много еды и вы вольны отправляться гулять по пляжу. Я никого не задерживаю.
Несколько раков моментально воспользовались предложением и, волоча ракушки, разбежались в разные стороны. Старик даже не глянул им вслед. Он вяло разбросал натруженные клешни по мокрому песку, задумчиво изогнул стебельки глаз и стал рассказывать: "Такое было благолепие кругом! Весь причал, залитый солнечным светом, явился сказочной страной перед Милюль. Только сошли с извозчика, как огромные античные колонны, белоснежные и глянцевые, как вытянутые шахматные туры из слоновой кости, окружили её. Сразу за колоннадой открылась пристань. Широкую мраморную лестницу – не спеша пересекали дамы в воздушных платьях и безукоризненные кавалеры. Причал упирался в огромный, загораживающий полмира, сияющий борт океанского лайнера. Милюль посмотрела вверх. Из-под небес на неё взирало огромное лицо мраморной статуи. Другие античные статуи высились над лестницей по правую руку. Их склоненные лики были совершенны и безмятежны. По левую руку, над людьми виднелись такие же статуи, но они были столь далеко, что казались маленькими, не больше мизинца.
– Нянечка, как тут весело! – прощебетала Милюль – а где же море?
Нянечка улыбнулась снисходительно. В левой руке она держала огромный розовый зонт, а в правой дорожный саквояж. Сзади пыхтел под тяжестью чемоданов мужик. Так же, как мужика давил груз несомого им скарба, нянечку прижимал к земле груз ответственности, забот и серьёзных дел, а море, загороженное теперь гигантским телом парохода, никуда не денется, и нечего говорить о пустяках.
– Надо поторапливаться, Милюль – сказала она, не отвечая на вопрос – а то опоздаем на пароход. Вот будет незадача!
Они стали спускаться к причалу. Огромный мраморный лев у основания лестницы привлёк внимание девочки.
– Нянечка, можно, я на него залезу? – спросила Милюль, указывая на льва пальчиком.
– Вот, ещё, блажь! – возмутилась нянечка – будто, вы маленькие! Да и что бы стало, если все господа на него лазили?
– Но, почему бы и не залезть? – раздался благородный бас откуда-то сверху и сзади. Милюль обернулась. Огромный господин в белом костюме, белой шляпе, при усах и бороде, стоял у ней за спиной и пускал облака белого дыма из огромной сигары. На всякий случай Милюль прижалась к нянечке и обхватила руками её ногу.
– Не мните мне юбку, этакая вы егоза! – взвизгнула нянечка, и, обращаясь к белому великану, пустилась в разъяснения – Барышня наша такая-с попрыгунья-с! Ей только волю дайте, так она на что хотите залезет-с. Только вот мужчин они боятся-с.
– Вот те, на! – удивился гигант – Это от чего же нас-то бояться?
– От воспитания-с – пояснила нянечка.
Господин улыбнулся ей и, склонив голову, как давешняя статуя, опять воззрился на Милюль – Ну, что, козявка, полезешь на льва?
– Я не козявка – поправила его Милюль.
– А кто же? – поднял брови великан.
– Я Милюль.
Гигантский бородач рассмеялся раскатистым толстым смехом, от которого Милюль сделалось на самом деле страшно. Она ощутила себя именно козявкой рядом с огроменным господином. Но Милюль постаралась не выдавать испуга. "Если бы этот великан был злым, так непременно бы уже раздавил меня" – мысленно успокоила она сама себя.
– И то верно! – согласился белый господин – Удивительно, как это я сам не понял? Как ещё могут величать такую Милюль?
– Эй, барыня! – раздался придавленный голос мужика – Я бы того… чемоданы-то как?..
Няня открыла, было, рот, чтобы ответить, но добрый великан перебил её, протягивая мужику монету:
– Вот тебе, милейший, за труды. Отнеси-ка чемоданы во-он к тому офицеру в чёрной фуражке – он, будто мимоходом, глянул на нянечку и деловито спросил у ней – Какая у вас каюта?
Нянечка, очевидно, тоже немного робела рядом с этим исполином, и потому не стала препираться, а быстро ответила – Семнадцатая в высшем классе – тут её настигла мысль, что неудобно пользоваться услугами незнакомца и она залепетала – я бы и сама разобралась. Зря это вы так всё на себя взваливаете-с. Сколько мы вам должны-с?
Однако, господин в белом, проигнорировав нянечкин лепет, вновь обратился к мужику:
– Запомнил, дружок?
– Дак, чего ж не запомнить, чай невелика сказка – ответствовал носильщик, глянув снизу вверх и, кряхтя, отправился к борту лайнера. Великан же вновь взглянул на Милюль:
– Ну, так как у нас с воплощением замыслов?
Милюль не поняла вопроса и потому возразила: – Я ничего не замышляла, дяденька.
– Да? – господин опять удивлённо поднял бровищи – а кто только что собирался воссесть на каменного льва?
Милюль обернулась ко льву, и ей снова захотелось посидеть на нём, хоть чуточку. Она перевела взгляд на нянечку, но та, судя по всему, раздумала возражать, и даже подтолкнула Милюль в спину.
– Полезайте уж. Что теперь с вами делать?
Милюль подбежала к гладкому, блестящему боку зверя и, опершись башмачком о когтистую лапу, ловко вскочила льву на спину, обхватила руками искусно вырезанные локоны гривы.
– Э, да я вижу, барыня – наездница! – воскликнул господин великан и изобильно пыхнул сигарой – В добрый путь! – Тут он похлопал рукой по блестящему львиному крупу, будто тот и вправду мог что-то почувствовать, и поскакать вместе с Милюль мимо дам, господ, мужиков и матросов, что ходили по причалу, к невидимому из-за лайнера морю, а потом, прорвавшись сквозь все препоны, лев полетел бы над бескрайними просторами морских пучин, прыгая с волны на волну. Милюль размахивала бы руками и пела бы песни.