По-видимому, не разобравшись, кто с кем, гард-пуэрториканец ударил дубинкой по голове удушливого человека, и тот, отпустив Оскарову голову, повалился на асфальт. Оскар успел заметить, что сквозь редкие, блестящие от жира волосы удушливого проступает кровь.
После падения удушливого неизвестно откуда набежало еще с десяток человек и вступило в потасовку, произвольно и ни на чем не основываясь приняв сторону Чарли и Оскара или же гардов. Вся толпа, соединившись причудливым образом, топталась у входа в диско, ругалась, кричала, пьяно ударяла в мясо и кости выбранных противников, большей частью не попадая в цель.
Потом вдруг чей-то голос взревел с такой силой и выразительностью визга дикой свиньи, что всем стало ясно: одного из участников потасовки пырнули ножом…
От крика Оскар очнулся и, сообразив, что сейчас толпа рассосется и разбежится, страшась ответственности за совместно содеянное, решил ускользнуть первым. Кстати вспомнив, что вовсе незачем ему защищать Чарли, выебавшего блядь Наташку, Оскар отделился от толпы и быстро ушел за угол.
Из ближайшего же телефона-автомата Оскар позвонил Наташке.
- Хэлло! - сразу ответила русская девушка. Очевидно, она не спала и находилась поблизости от телефона.
- Ебаная щель! Животное! Дешевка! - Выпаливая ругательства, Оскар бил еще ботинком в дюралевую стойку, на которой покоился автомат. - Пизда!
- Оскар! - узнала его голос Наташка. - Ты что, с ума сошел? Как ты смеешь звонить мне среди ночи и говорить гадости! Мама предупреждала меня в свое время, что, сколько ни дружи с поляком, как хорошо к нему ни относись, все равно рано или поздно он сделает тебе гадость!
- Ты спала с Чарли! - перебил ее Оскар. - На хуя ты это сделала? Что, мало хуев разгуливает вокруг тебя, почему обязательно нужно ебаться с моим другом?
- Он не твой друг, - раздраженно возразила Наташка при помощи Кон-Эдисон. - Потом, я даже не знала, что вы знакомы…
- Хорошо… теперь ты знаешь, и я прошу тебя больше с ним не встречаться!
- Ты не мой муж, не указывай, что мне делать, пожалуйста, я свободный человек! - В Наташкииом голосе послышались визгливые нотки, как всегда, когда она защищала свою свободу…
- Послушай… мы оба свободные люди, но ты деградируешь. Чарли и ты - это слишком много даже для меня… Объясни, на хуя он тебе нужен? Что интересного в неудачнике сорока лет, проработавшем всю жизнь официантом, и даже, насколько я знаю Чарли, не очень хорошем мужчине?
- Ты хочешь, чтобы я еблась только с тобой? - вместо ответа спросила Наташка. - Ты хочешь меня присвоить!
- Ты не просто аморальна, ты уже очутилась за пределами человеческого в стремлении к твоей ебаной свободе! - Оскару показалось, что он задушил бы Наташку в этот момент, хотя, очутись он сейчас с Наташкой в одной комнате или стой Наташка рядом с ним сейчас на холодной улице Нижнего Ист-Сайда, Оскар бы не задушил ее, но выебал.
- Ты меня знаешь, - сказала Наташка решительно, - какая есть такая есть. Не общайся со мной, если я тебе не подхожу. Вокруг полным-полно высокоморальных, скучных как смерть, порядочных женщин, что же ты упрямо общаешься со мной?
Это было самое больное, место Оскара. Наташка знала, где ударить и как…
- Ну хоть понравилось тебе, как он тебя ебал, удовольствие получила? - помолчав, спросил Оскар унылым голосом.
- А-аа! - протянула Наташка задумчиво и затем добавила пренебрежительно: - Не очень. Ничего особенного.
- Зачем же еблась?! - воскликнул Оскар.
- Не твое дело! - Наташка мелко хихикнула. Такое хихиканье Наташки обычно символизировало ее смущение или нечто вроде смущения, какое-то чувство, заменяющее Наташке смущение.
- Пизда! Грязное животное, радостно принимающее в себя всякий хуй… - Оскар на сей раз сообщил Наташке, что она грязное животное, даже ласково, с оттенком восхищения неуправляемым существом.
- Он разговаривает со мной. Не то что ты! - бросила Наташка.
- Он? Он умеет разговаривать?
- Да, умеет! - запальчиво сказала Наташка. - Он пишет стихи. Мы целую ночь пили и разговаривали…
- И еблись, - добавил за нее Оскар. Ему опять было больно.
Наташка проглотила оскаровский довесок "еблись" без комментариев и запальчиво продолжала:
- Он не такой, как ты! Он интересуется мной. Тебе же только бы ебать меня, ты видишь во мне только пизду. А мы целую ночь проговорили об истории.
Оскар задохнулся от ярости и возмущения: "Об истории! Ни хуя себе!"
- Ну и дерьмо же ты! - бросил Оскар и швырнул трубку. Трубка повисла на стальном шпуре, покачиваясь.
8
Когда-то Оскар мог счастливо спать до десяти и до одиннадцати часов. Теперь ему редко удается продержаться в постели после восьми часов утра. Может быть, это старость? - размышляет Оскар и тут же высмеивает сам себя. Какая старость, ему пошел тридцать шестой год. Глупо говорить о старости.
Тем не менее у Оскара накопилось уже немало прошлого, немало воспоминаний, и воспоминания докучают Оскару именно в утренние часы. Часто Оскар просыпается еще до рассвета и лежит, перетасовывая в голове содержание незримых картотек памяти, вытаскивая и просматривая микрофильм за микрофильмом, эпизод за эпизодом. Нехотя, помимо своей воли, предается Оскар этому занятию, отворачивается от экрана, но спустя мгновения вновь с содроганием смотрит на экран.
Сегодня утром Оскар увидел, очевидно, запавший в дальний угол архива и провалявшийся там долгие годы незамеченным микрофильм: серая и теплая пыль, ноздреватый камень у обочины дороги медленно проплывали, видимые сверху в щель, в пролом… В том месте, где у днища тачки сгнила часть доски, видел маленький Оскар, сидящий в тачке, захолустный шлях в провинциальном польском городке. Тачку тащил по дороге тринадцатилетний Ежи, одетый в желтую английскую шинель с оторванными пуговицами…
"Вся жизнь состоит только из таких вот эпизодов, - думает грустный Оскар, натянувший простынь до самого носа. - Только они - жизнь". Перед ним прокручивают еще один короткий фильм: отец Оскара, уходящий утром в школу. Отец виден только со спины. Маленький Оскар наблюдает отца из окна второго этажа, из окна кухни. Отец шагает, переваливаясь с боку на бок, удаляется… На лысину зачесаны с боков седые волосы.
Оскар совсем недавно только обнаружил, что ходит точно так же, как его отец. Почему-то это открытие вызвало в Оскаре грусть. Он так не хотел походить на своих отца и мать и вот обнаруживает их присутствие в своем теле…
Когда-то мать, провожая его в Варшаву, вместе с настойчивым советом стараться кушать суп как можно чаще - "Лучше не поешь второго, но обязательно ешь суп, сынок!" - высказала грустное предположение, что, куда бы Оскар ни уехал, от себя самого он не убежит. Тогда радостному Оскару, убегавшему из провинциальной Зелена-Гуры в столицу, предложение матери показалось просто бессильной мудростью потерпевшего в жизни поражение человека…
Но теперь, после нескольких побегов от самого себя, лежа на Мортон-стрит в Нью-Йорке, в городе, в котором его мать, наверное, боялась бы выходить на улицу, Оскар вдруг осознает, что мать была права. От себя Оскар не убежал. Может быть, она, побывавшая в Варшаве всего три раза и прожившая всю жизнь в родном маленьком городке, имела иные какие-то возможности постичь мир, помимо путешествий и…
Телефон прерывает его размышления. Оскар даже рад этому, ему кажется непростительной слабостью занятие, которому он сейчас предается, - как копаться пальцами в заживающей, но еще не зажившей ране, сдирать чуть присохшую болячку, с болью и удовольствием. Потому он с готовностью хватает телефонную трубку.
- А, ты жив! - довольно орет в трубку голос Чарли. - Я боялся, что копы арестовали тебя вчера ночью. Я-то сразу слинял, как только пырнули этого парня… Как себя чувствуешь?!
Оскар морщится. "Ебаный мужлан! Зачем русская блядь навязала ему этого человека?!" Если бы не Наташка, Оскар, расставшись вчера с Чарли, забыл бы о нем С легкостью и не вспоминал бы до конца дней своих.
- Нормально, - отвечает он Чарли. - Голова только болит.
- Ха-ха-ха-ха! - гогочет Чарли. - Хорошо мы кутнули вчера, хорошо! Тряхнули стариной. Вспомнили старые добрые времена. Прими алказельцер, - советует он.
- Ну да, чтобы у меня заболел бы и желудок, - ворчит Оскар.
- А я вчера еще взял такси и поехал к рашен герл Наташе, - кричит Чарли. И довольно хохочет. - Только утром ушел. Ну, пока, Оскар, а то эта бородатая пизда Джек уже косится на меня. Созвонимся на неделе.
Клац. Там, в "Трибекке", горилла Чарли повесил трубку. Оскар на Мортон-стрит, получивший от судьбы еще один удар по голове, застыл с трубкой в руке.
9
- Хай, Крис!
- Хай, Оскар, как жизнь? - Бородатый, обритый наголо владелец магазина "Плэжэр Чест" на углу Кристофер и Вест-Сайд хайвея протягивает Оскару крепкую смуглую руку.
Китаеза - крисовский любовник и его же сейлс-мэн, стоя сзади тенью Криса, тихо растягивает тонкие губы, улыбается:
- Хай, Оскар!
- Мне нужно большое двойное дилдо, Крис. Самый большой размер. И самый маленький. Оба двойные.
- О'кей, Оскар. - Покопавшись в одном из своих шкафов за прилавком, Крис достает черный картонный пенал. - Самый большой размер, какой только существует, - говорит Крис и добавляет, позволив себе чуть-чуть улыбнуться: - Бедный твой любовник…
Крис почему-то упорно считает Оскара гомосексуалистом, и Оскар никогда не пытался еще переубедить его. Пусть считает. Оскару даже удобнее общаться с геем Крисом в присвоенной ему роли гомосексуалиста.
- Выдержит, - говорит Оскар. - Он крепкий мальчик.
Оскар прохаживается по магазину, лавируя между свисающими с потолка наручниками, цепями, разнообразными хлыстами и плетками, наножниками, бедерной и грудной сбруей… Оскар любит крисовский магазин. Здесь всегда свежо и крепко, сладковато пахнет новой кожей, блестят никелем металлические части сбруи, новенькие грозные орудия пыток ожидают владельцев и теплые тела жертв. Если бы у Оскара было достаточно денег, он купил бы хотя бы по одному экземпляру всех предметов, имеющихся в "Плэжэр Чест", но, увы, это многотысячедолларовое удовольствие. Потому он накапливает арсенал постепенно.
- Полюбуйся на эту маску, Оскар.
Крис, встав на черный, как все в "Плэжэр Чест", табурет, снимает с верхней полки сооружение из грубого кованого железа. Обручи и железный каркас предназначенного быть водруженным на голову жертвы сооружения обильно украшены шипами, острия которых не подпилены. Маска состоит из двух половин - передней и задней. Половины должны быть стянуты в области шеи двумя черными грубыми болтами. Внутри маска, впрочем, отделана кожей и черным бархатом. Оскар представил, как беспомощно будет выглядеть Наташкино личико впрорезях этого средневекового страшилища, и спросил, как дорого стоит железная маска.
- Пятьсот для всех, триста для тебя, Оскар. Существует только в одном экземпляре. - Крис все еще стоит на табурете.
- Возьму, денег нет, но возьму.
- Вот и хорошо. Никому другому я ее не предлагал. Приятно, что такая редкая вещь попадет в руки к профессионалу. В основном, как ты знаешь, Оскар, мы имеем дело с дилетантами.
Крис серьезно относится к своей профессии, и тихий китаеза, тенью стоящий всегда за Крисом, пожалуй, многое мог бы порассказать о связи Криса с предметами, которые он продает. Однако китаеза молчит. Крис привез китайца из континентального Китая, Крис в свое время много путешествовал, китаец не пришел из Чайна-тауна, и потому, может быть, крисовский китаец так необычайно молчалив. Оскару кажется, что пару связывает некая кошмарная тайна.
"Может быть, они вместе убили человека", - предполагает Оскар, наблюдая за кошачьими движениями китайца и уверенной грубостью крепкого Криса, рассекающего грудью пространство своего магазина. Оскар не удивится, если узнает однажды, что эти двое ранее торговали оружием и даже участвовали в организации государственных переворотов и революций.
- И самый маленький размер тоже, - вспоминает Оскар, глядя, как Крис вкладывает лакированную коробку с дилдо в черный пакет, самый большой, какой у них есть. Маска, запакованная отдельно, уже лежит на прилавке.
Китаец приносит Оскару лакированный пенал, но совсем узкий, и открывает его, предлагая Оскару убедиться, может быть, в том, что маленький размер действительно маленький. В коробке покоится длинная розовая кишка, "птичий хуй" на жаргоне Криса. По длине она такая же, как и супердилдо, но диаметр кишки всего лишь каких-нибудь пол-инча.
- Спасибо, ребята, - благодарит Оскар, забирая покупки.
- Приходи опять. - Крис крепко жмет руку Оскара.
"Не хотел бы я быть врагом Криса", - думает Оскар и покидает магазин. Китаец за спиной Криса шевелит губами. Это его "Гуд бай!".
10
Сюзен явилась не одна. Вместе с ней в квартиру Оскара ввалилось существо, физиономию которого он не раз видел во всевозможных журналах мод, но никогда не мог запомнить имени существа.
- Оскар, это моя герл-френд Кати Стюарт. Кати - модель агентства "Элит", ты, я думаю, не раз видел ее фотографии и в "Воге", и в "Харперс Базар"…
- Оскар-неудачник, - представляется Оскар, прищелкнув каблуками туфель, и пожимает руку существа.
- Оскар шутит, дорогая, - заторопилась поправить Оскарову остроту миссис Вудъярд. - Он - философ. - "Философ" Сюзен украла у Женевьев.
"Слабо ей называть меня палачом и так представлять друзьям", - ухмыльнулся Оскар.
- Знаменитая Кати, Кати, появившаяся на десяти обложках фэшен-журналов в один год. - Оскар отошел чуть-чуть от мисс Стюарт и бесцеремонно уставился на нее.
- Одиннадцати, - поправила мисс Стюарт. Оскар осмотрел мисс Стюарт внимательно. Без сомнения, она, как говорят, "очень привлекательная девушка" - блондинка, высокая и стройная, иначе в "Элит" ее бы и не взяли, с почти мужскими чертами лица. Резкие и определенные, суховатые, они, без сомнения, прекрасно служат Кати в ее профессии модели, но Оскар лично предпочитает другой тип блондинок, ему нравятся девчоночьи черты лица. Такие, как у Наташки… Состарившись, Кати будет похожа на мужика, решил Оскар.
Дамы сняли шубы и прошли в гостиную. Однако Оскар, не желая тратить драгоценное время палача попусту, не позволив им даже сесть, взял Сюзен Вудъярд за запястье и сказал, поворачивая к себе:
- Я предлагаю всем нам снять одежды и отправиться в спальню, где мы сможем заняться непосредственно тем, ради чего вы пришли сюда, - любовью. Это дом любви, а не дом светских разговоров в гостиной.
И ласково, но крепко обняв дам за талии, Оскар повел их в спальню. В случае Сюзен талия, впрочем, была понятием условным и означала лишь условную линию, находящуюся на расстоянии определенного количества инчей от пола.
Сюзен располнела, и ее неряшливая плоть, безусловно, проигрывала, находясь рядом со свежим телом ее молоденькой возлюбленной, но сексуально миссис Вудъярд притягивала Оскара куда больше, чем красивое животное Кати. Поэтому в процессе сеанса любви Оскар лишь раз позволил себе кончить на обожаемую миллионами мужчин глянцевую поверхность личика Кати Стюарт, вынув для этого член из отверстия между ягодицами миссис Вудъярд. Сперма Оскара, желтоватая и густая, заляпала глаз, часть носа и часть рта мисс Кати. В Сюзен же, бедную, исхлестанную им и мисс Кати, распятую ими на постели куском мяса, ляжки и грудь в синяках и ссадинах, Оскар кончил три раза. Сперма Оскара, размазанная по простыне и телам обеих женщин, подсыхая, стягивала и кожу женщин, и простыню.
Уже около трех часов ночи, когда Кати, лежа под сосущей ее рот миссис Вудъярд, ебла ее и себя птичьим хуем, дергаясь и помогая себе рукой, а Оскар, вцепившись в зад миссис, безжалостно двигал надувшимся и опухшим членом в ее предназначенной для других целей кишке, Оскар представил себе, как волосатый Чарли ебет его ласковую маленькую Наташку в попку, вспомнил Наташкины стоны и визги и, нечеловечески заорав, кончил в миссис Вудъярд. Прокусив одновременно ее шею до крепкой соленой крови.
глава пятая
1
Первым человеком, позвонившим Оскару в новом году, была Наташка.
- Поздравляю с Новым, 1981 годом! - сказала Наташка. - Желаю тебе, О, наконец повзрослеть в этом году, а также сделаться джентльменом.
Наташка, впрочем, несмотря на язвительность, звучала грустно. Они не разговаривали с той ночи, когда Оскар оставил телефонную трубку качаться над декабрьским асфальтом Нижнего Ист-Сайда. "Может быть, Наташка заметила в зеркале морщинку под глазом, потому грустная", - попытался отгадать причину Наташкиной грусти Оскар.
- Спасибо, Наташа. Я тебя также поздравляю с Новым годом. Надеюсь, и в новом году свобода твоя будет такой же безграничной… еще более безграничной, чем в прошедшем году…
Так они кололи друг друга чуть-чуть, хотя на самом деле Оскар очень соскучился по Наташке, по ее телу, по ее дурацким, смешным историям. И Наташке, наверное, что-нибудь нужно было от Оскара, раз она звонит, проглотив обиду.
- Твой прошедший год, насколько я могу судить, закончился не так плохо, - сказала Наташка.
Некая натянутость в ее голосе заставила Оскара насторожиться:
- Что ты имеешь в виду?
- Ну как же, ты теперь у нас светская личность. В журнале "Интервью" твоя фотография. "Партиинг Кристмас аут", - передразнила кого-то Наташка. - Эротическая писательница Сюзен Вудъярд, супермодель Кати Стюарт и… - тут Наташка остановилась, чтобы сменить информационный тон на торжественный… - философ Оскар Худзински! Какую из них ты ебешь? - спросила Наташка быстро и тут же ответила за Оскара сама: - Впрочем, кого я спрашиваю, конечно, обеих вместе.
Оскар хмыкнул. Теперь причина Наташкиной грусти, кажется, объяснилась.
- Ревнуешь? - спросил он.
- Да, а что? Нечего шляться по бабам. Как ты можешь ебать их, О? - спросила Наташка почти дружелюбно. - Одна - каракатица, а другая - фригидная дура.
- Кто каракатица, а кто дура? - заинтересовался Оскар.
- Простокваша Сюзен, конечно же, каракатица, а Катька, конечно же, дура. И всему Нью-Йорку известно, что она фригидна. Ничего не чувствует, хоть пропусти ее через батальон морской пехоты.
Наташка замолчала. Оскар тоже молчал, предпочитая предоставить инициативу Наташке.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? - спросила наконец Наташка.