- Вот именно! Да она на радостях простит тебе все на свете. Все, что ты ни сделаешь - все будет хорошо. Она только рада будет. Так и моя мама - она как узнает, что я за тебя не выхожу - у нее прямо тяжесть с сердца упадет.
Единственно, с чем я мог согласиться, так это что я действительно имею вес в обществе.
- Но ты, надеюсь, потом ей объяснишь?
Мне нужно было обязательно утрясти этот вопрос. Жить с таким объявлением в "Таймс" слишком обязывает.
- Да, через неделю-другую. Не стоит с этим торопиться.
- Ты хочешь, чтобы я тебе подыграл?
- Именно.
- Ну, значит жду твоих указаний. Очевидно я должен буду время от времени тебя поцеловать?
- Нет.
- Отлично. Но как тогда все это будет выглядеть?
- Ты время от времени будешь бросать на меня страстные взгляды.
- Хорошо, я этим займусь. Что ж, я очень рад за тебя и Киппера, или, если уж тебе так хочется, Регги. Лучшего жениха я бы тебе и не мог пожелать.
- Я очень рада, что ты так это воспринял.
- Пустяки.
- Я к тебе очень хорошо отношусь, Берти.
- И я тоже.
- Я ведь не могу выйти замуж за всех сразу.
- Да, это довольно трудоемко. Что ж, теперь, когда мы с тобой все выяснили, пожалуй, пойду предложу тетушке, чтобы объявляла посадку за стол.
- А сколько времени?
- Около пяти.
- Ой, мне надо бежать. Я должна сидеть за хозяйку.
- Ты? Почему?
- Когда твоя тетушка вчера приехала из Лондона, ее ждала телеграмма: ее сын Бонзо заболел там у себя в школе, у него высокая температура, и она скорей к нему уехала. А пока она просила меня быть за хозяйку, но на ближайшие пару дней мне нужно будет исчезнуть. Я должна вернуться к маме. После этого объявления она каждый час шлет мне по телеграмме. Слушай, а что такое "дундук"?
- Не знаю. А что?
- Она так тебя назвала в своей последней телеграмме. Там так было: "Не понимаю, как ты собираешься выходить за этого дундука" Вроде так. Мне кажется, это что-то вроде остолопа, это словечко было в начальных телеграммах.
- Я очень польщен.
- Что ж, дело в шляпе! После тебя Регги покажется ей верхом идеала, и она примет его с распростертыми объятиями.
Издав междометие "кя", Бобби понеслась к дому со скоростью = 40 миль/час. Я шел гораздо медленней, поскольку переваривал пищу - пищу для размышлений. Меня очень удивили ее я бы сказал "прокипперовские" настроения. Мне казалось, я ее хорошо знал. Хоть она и была отъявленной хохмачкой, у нее всегда было полно ухажеров. И она их всех отшивала. И казалось, нужно было быть каким-то совершенно необыкновенным, чтобы подпадать под свод ее требований. Да уж, чтобы пролезть под колючей проволокой взглядов Бобби, нужно быть королем мужчин. И вдруг - она выбирает Киппера Херринга! Копченую селедку!
Не подумайте, будто я что-то имею против старины Киппера. Такие люди - соль земли! Но на вид-то он так себе! За долгие годы занятия боксом ему сильно намяли уши, они так и не разгладились, вдобавок чья-то рука, явно не эстета, продавила ему нос. Он вряд ли выиграл бы конкурс красоты, даже если в нем участвовали Борис Карлофф и Кинг-Конг. Но разве внешность это главное? Ведь, как говорится, под мятыми ушами может скрываться золотое сердце. Потом опять же его умная голова. Чтобы работать в одной из известнейших лондонских газет - тут нужно иметь определенные запасы серого вещества. А девушкам это нравится. Опять же надо учесть, что большинство молодых людей, которых заворачивала Роберта, старались выглядеть в ее глазах охотниками, стрелками или рыбаками, а Киппер для разнообразия был совсем другим.
Таким образом, я шел в направлении к дому в состоянии задумчивости, настолько глубокой, что я бы мог врезаться в дерево, напороться на куст или споткнуться о пень. Но на их месте оказался Обри Апджон. Не успев затормозить, я инстинктивно ухватился за его шею, а он за мою талию, и таким образом мы проделали несколько па. Туман моей задумчивости тут же рассеялся и, обдав Апджона твердым взглядом уже не мальчика, но мужа, я сразу усмотрел в нем разительную перемену. Во время нашего прежнего знакомства это был крепкий поджарый джентльмен с горящим взглядом и пеной гнева в уголках губ, с раздувающимися от ярости ноздрями. Сейчас же он сильно усох, настолько, что мне ничего не стоило бы отбросить его с дороги как сухую ветку.
Усы Апджона, тоже новое в его внешности, трепетали как два жалких листа. Это в эпоху Мэлверн Хаус мы холодели от ужаса, глядя на его свежевыбритую верхнюю губу, которая к тому же время от времени зловеще подергивалась. Теперь же я просто веселился при виде столь разительной перемены в его внешности, я пожалуй, даже раздухарился, поскольку поприветствовал его так: "Ю-ху! Привет, Апджон!". "Ху ю?", - как эхо, двусмысленно прозвучал его ответ.
- Да я Вустер!
- Вустер? - произнес он в задумчивости, явно предпочитая увидеть другого человека и услышать другую фамилию. Что ж, я его понимаю. Ведь он тоже, наверно, все эти годы тешил себя мыслью, что скорей ему на голову свалится кирпич чем что-то вроде меня.
- Давненько не виделись, - сказал я.
- Да, протянул он, явно надеясь, что наша беседа не затянется.
Направляясь к лужайке, где нас ждал накрытый стол, мы явно не проявляли признаков душевной теплоты. Кажется я сказал "Прекрасная погода, неправда ли" и кажется он мне что-то промычал в ответ. Когда же мы подвалили к столу, там была только одна Бобби. Уилберт и Филлис наверняка находились на моей двоюродной поляне, а миссис Крим, как сообщила Бобби, не вылезает из своей комнаты целыми днями и выдумает ужасы для своей новой книги. Так что мы уселись втроем и только принялись за чаепитие, как из дома вышел дворецкий с блюдом фруктов в одной руке и тентом от солнца в другой. Простите, я сказал "дворецкий"? Я был не совсем прав. Этот человек был одет как дворецкий и вел себя как дворецкий, но не был таковым в самом определенном смысле этого слова. Читай: это был сэр Родерик Глоссоп…
ГЛАВА 4
В Дроунз клубе и других местах, которые я посещаю, вам скажут, что Бертрам Вустер - человек железной выдержки, или обладающий sang froid, и, говорят, недюжинной sang froid.
В глазах многих я прямо-таки закаленная сталь, и я говорю вам, что я она самая. Но и в моей броне может пойти трещина, особенно если подсунуть мне знаменитого психиатра, разодетого под дворецкого. Ошибка исключена, это был действительно Родерик Глоссоп: сейчас он лыжным шагом возвращался в дом. На свете просто не могло быть такой второй такой лысины и мохнатых бровей, поэтому нужно признать: прощай моя sang froid.
Впечатление, произведенное на меня, было таковым, что я вскочил со стула. Каждый из нас может представить, что будет, если человек вдруг вскочит со стула, с полной чашкой чаю в руках. То, чем эта чашка была полная, между тем сфонтанировало в воздух и очутилось на штанах Одри Апджона, магистра наук, произведя значительный увлажняющий эффект таковых. И я вряд ли преувеличу, если скажу, что если до этого на нем и были штаны, то теперь на нем по большей части был чай. Кажется, несчастный тоже это почувствовал, и я еще даже удивился, что он ограничился лишь "Уй-яя!" Я думаю, что просто, как солидный джентльмен, он привык сдерживать свои эмоции, дабы не произвести плохое впечатление: но сейчас, по-моему, он пожалел о том, что именно он - солидный джентльмен. Впрочем, иногда и молчание красноречиво. В его взгляде читалось множество молчаливых, но восклицательных междометий. О, что это был за взгляд! Так смотрит пират, желая всем вокруг по такой же деревянной ноге, как и у него.
"Вы, как я посмотрю, не переменились со времен Мэлверн Хаус", - произнес он наконец язвительно, пытаясь промокнуть свои штаны носовым платком. - "Растяпа Вустер, так мы его звали", - добавил он, обращаясь к Бобби, явно намереваясь заручиться ее поддержкой. - "Даже элементарно удержать чашку в руках, чтобы не пролить ее на окружающих, он не может. И уж если в комнате есть хотя бы один стул, Вустер его обязательно опрокинут: это аксиома. Да, горбатого могила исправит."
- Ради бога, простите, - сказал я.
- Да поздновато извиняться. Вы испортили мои новые штаны. Вряд ли теперь чай отстирается с белой фланели. Впрочем, придется попробовать.
Не знаю, но тут я похлопал его по плечу и сказал: "Вы мужественный человек." Наверное, я вряд ли его этим успокоил. Он снова посмотрел на меня эдак и отшествовал прочь, благоухая цветочным чаем.
- Знаешь что, Берти, - задумчиво сказала Бобби, глядя ему вслед, - если Апджон и собирался позвать тебя на прогулку, то теперь он передумал. Также не жди от него рождественских подарков в этом году, и ужвряд ли он захочет встряхнуть мальчику одеялко перед сном.
Я гордо всплеснул рукой, расплескав по скатерти кувшин с молоком. "Плевать мне на Апджона с его рождественскими подарками и прогулками. И еще: почему Глоссоп фигурирует здесь под дворецкого?"
- О. Я предполагала, что ты спросишь. Я сама собиралась рассказать тебе при случае.
- Воспользуйся им сейчас.
- Ну, в общем, это была его идея.
Я просверлил ее взглядом. Бертрам Вустер очень терпимо относится к людям, когда они говорят глупости, но не тогда, когда меня самого принимают за дурака.
- Его идея?
- Да.
- И ты думаешь, что я поверю, будто одним прекрасным утром сэр Родерик Глоссоп проснулся, посмотрел на себя в зеркало, нашел, что он немного бледен, и сказал: "Мне нужно встряхнуться. Не подработать ли мне немного дворецким?"
- Нет, конечно не так. Прямо не знаю, с чего начать.
"Начни не с конца. Ну же, молодая и очаровательная Би, точка Уэкам, смелее", - сказал я и демонстративно откусил кусок торта. Мое поведение подбросило масла в огонь, вермильон ее волос заполыхал еще ярче, Бобби нахмурилась и сказала, что нечего выпучивать глаза как дохлый палтус. "По крайней мере от этого всего можно сдохнуть, - ледяным тоном сказал я. - "Поскольку эта новость меня просто оглушила как рыбу. Где бы ты ни появлялась, ты всюду мутишь воду, и у меня есть все основания вывести тебя на чистую воду. Жду твоих объяснений".
- Хорошо, дай мне причесать свои мысли.
Сделав таким образом прическу своим мыслям, она продолжила, а я доедал свой торт.
- Я, пожалуй, начну с Апджона, потому что все из-за него. Видишь ли, он подмыливает Филлис выйти замуж за Уилберта Крима.
- Ты говоришь подмыливает?
- Именно. А Филлис такая, что сделает все, как скажет ей папочка.
- Такая безвольная?
- Абсолютно. Твоя тетушка просто в ужасе.
- Она что, не хочет этого?
- Конечно нет. Если бы ты слышал, что творит этот Вилли Крим, когда появляется в Нью-Йорке!
- Да уж, слышал-слышал о его похождениях. Он ведь плейбой.
- Твоя тетушка считает, что он хулиган.
- Что ж, плейбои все такие. Неудивительно, что тетушка не хочет, чтобы свадебные колокола звонили по ее крестнице. Но это никак не объясняет появление карнавальной фигуры Глоссопа.
- Нет, объясняет. Тетушка Далия попросила его понаблюдать за Уилбертом.
- Я был в полном недоумении.
- Ты имеешь в виду - следить за Вилли? Ходить за ним по пятам? Но это же непорядочно.
Бобби нетерпеливо фыркнула.
- Нет, тут чистая медицина. Ты же знаешь, как работают психиатры. Они тщательно исследуют объект лечения. Ведут с ним разговоры. Применяют к ним всякие тесты. И рано или поздно…
- Кажется я начинаю понимать. Рано или поздно Вилли проговорится, что он чайник, и вот тут они схватят его за нос.
- Знаешь, он этого заслужил. Твоя тетушка просто измучалась, а тут меня осенила идея пригласить Глоссопа. Ты же знаешь, у меня иногда бывают гениальные идеи.
- Типа как с грелкой?
- Да, и это тоже.
- Ха!
- Что ты сказал?
- Просто "ха"!
- Почему "ха"?
- Потому что при воспоминании об этой ужасной ночи мне хочется сказать "ха"!
Тут Бобби мне ничего не могла возразить. Она ненадолго умолкла, обратившись к сандвичу с огурцом, затем продолжила:
- И тогда я сказала твоей тетушке: "Я знаю, что делать. Позовите Глоссопа, пускай он понаблюдает за Уилбертом Кримом. И тогда вы сможете пойти к Апджону и вытащить из-под его ног ковер.
Я снова ничего не понял:
- Какой ковер?
- Ну разве непонятно? Выбьем почву из-под его намерений. Тетушка пойдет к Апджону и скажет, что сэр Родерик Глоссоп, крупнейший психиатр в Англии, утверждает, что Уилберт Крим - чокнутый. И неужели он, Апджон, собирается отдать свою падчерицу за человека, которого могут в любой момент одеть в смирительную рубашку? По-моему тут дрогнет даже Апджон, или я не права?
Я задумался.
- Да, - сказал я, - пожалуй ты права. Очевидно и Апджону ничто человеческое не чуждо, правда я, находясь в стадии ученичества, по отношению к себе этого не замечал. Что ж, теперь мне понятно, почему Глоссоп в Бринкли. Но почему он прислуживает за столом как дворецкий?
- Я же тебе сказала, что его имя слишком знаменито и что если он приедет под собственным именем, это вызовет подозрения у миссис Крим.
- Понятно. Она увидит, что тот наблюдает за ее сыном, и
догадается.
- Ну, если она увидит, что за ее сыном наблюдает дворецкий, она просто подумает: "Надо же, какой наблюдательный дворецкий". Ну конечно, рискованно задевать чувства жены Хомера, иначе та шепнет мужу, а он возьмет и скажет дядюшке: "Траверс, после всего этого не хочу ничего с вами иметь". Кстати, а что это за сделка?
- Что-то связанное с землей, которой владеет твой дядюшка: мистер Крим собирается ее купить, застроить отелями и прочая. Поэтому этих Кримов надо умасливать [Крим - от английского "cream" - "сливки".]. Так что никому ни слова.
- Естественно. Бертрам Вустер может быть нем, как рыба. Но почему ты так уверена, что Уилберт Крим чокнутый? Совсем не похоже.
- А ты что, его уже видел?
- Краем глаза. Он читает мисс Милз стихи, стоя посреди поляны.
Мое сообщение почему-то здорово напугало Бобби.
- Читает стихи - для Филлис?
- Именно так. Мне это показалось странным, для такого типа как он. Вот если бы лимерики - др. дело, но это было что-то вроде Омара Хайама.
Тут Бобби испугалась еще больше.
- Останови его, Берти! Нельзя терять ни минуты. Ты должен немедленно найти и разнять их!
- Я, почему я?
- Ты для этого сюда и приехал. Разве твоя тетя тебе не объяснила? Она хочет, чтобы ты повсюду ходил за Уилбертом Кримом и Филлис: не дай бог если он ей сделает предложение!
- Ты хочешь, чтобы я выполнял роль шпика? Мне это не нравится, - засомневался я.
- Совсем необязательно, чтобы это тебе нравилось. Это просто твой долг.
ГЛАВА 5
Я просто воск в руках этой девушки. И вот я пошел выполнять свой долг. Конечно, без особого удовольствия. Мне, как уважающему себя мужчине, не нравилось, что в глазах Уилберта Крима я буду выглядеть репейником, в общем тем, что предполагается искоренять.
В тот момент, когда я приближался к парочке, Крим уже перестал читать стихи и приступил к держанию руки Филлис в своей. Я окликнул его, он обернулся, выпустив ручку собеседницы и одарил меня взглядом типа того, что я поимел уже сегодня от Апджона. При этом он вполголоса прошептал чье-то имя, которое я не расслышал, что мол, ходят тут всякие.
- Ах, это вы, - обратился он лично ко мне. - Кажется, вы все никак не можете пристроиться? Отчего бы вам не присесть где-нибудь с хорошей книжкой?
Я объяснил, что пришел сказать им, что на лужайке перед домом все собрались к чаю, и тут Филлис взволнованно пискнула. "Ой! мне нужно бежать. Папа не любит, когда я опаздываю. Он считает, что это неуважение к старшим".
Я видел, как задрожали губы у Уилберта, он явно сдерживался, чтобы не сказать, в каком именно месте видал он ее папу. "Я пойду погуляю с Паппетом", - сказал он, отзывая от меня таксу, которая ублажала свой нюх букетом запахов, что являл собой для нее Вустер.
- А вы не пойдете пить чай? - спросил его я.
- Нет.
- Будут горячие булочки.
- Пф! - воскликнул он и пошел прочь, сопровождаемый рептильной собачкой.
И тут я понял, что есть еще один обратный адрес, откуда я не получу в этом году рождественского подарка. Манера Вилли явно означала, что он не собирается включать меня в список своих друзей. Да, вот с таксами я нахожу общий язык, а с Уилбертами Кримами никак.
Когда мы с Филлис подошли к дому, за столом была только одна Бобби, чему мы были крайне удивлены.
- А где папа? - спросила Филлис.
- Он неожиданно уезжает в Лондон, - сказала Бобби.
- В Лондон?
- Он так сказал.
- Но зачем?
- Этого он не сообщил.
- Я срочно побегу к нему, - сказала Филлис и упорхнула.
Похоже, что Бобби пребывала в этот момент в задумчивости.
- Знаешь, что я думаю, Берти? Когда Апджон сейчас сюда подходил, у него в руках был последний выпуск "Сездей Ревью", и он был явно не в духе: наверное, он получил газету по почте и успел прочитать рецензию Регги на свою книгу. Что ж, встречаются такие люди, которые не любят, когда на них пишут плохие рецензии.
- Так ты знаешь эту статью Киппера?
- Да, он мне ее как-то показывал, когда мы вместе обедали.
- Я тоже в курсе: это довольно язвительная статейка. Но только непонятно, зачем Апджону понадобилось срочно ехать в Лондон.
- Наверное, он хочет выведать у главного редактора имя автора, ведь статья не подписана. О, привет, миссис Крим!
Женщина, которую поприветствовала Бобби, была тощей обладательницей лошадиной физиономии: эдакая Шерлокиня Холмс. На носу у нее было чернильное пятно, результат писательских усилий над романом "саспенс". Наверное, все такие романы пишутся с нанесением порции чернил на нос. Да спросите хоть у Агаты Кристи.
"Я только что закончила главу и подумала, что нужно сделать перерыв и испить чаю", - сказала писательница. - "Не стоит так гнать работу".
- Не стоит. Пускай чернила высохнут. А это Берти Вустер, племянник миссис Траверс, - сказала Бобби, и на мой взгляд, чересчур извиняющимся тоном.
Если уж у Роберты Уикам и есть недостатки, так это то, что если она представляет меня кому-то, то всегда чувствует себя виноватой. "Берти очень любит ваши книги", - зачем-то добавила она. Тут Кримша оживилась, как бойскаут при звуках горна.
- О, это правда?
- Всегда счастлив приткнуться где-нибудь с вашей книжкой, - сказал я, надеясь, что она не спросит меня, какая из ее книг мне понравилась больше.
- Когда я сказала ему, что вы здесь, он страшно обрадовался.
- Ах, это так приятно. Всегда рада встретить своих почитателей. А какая из моих книг вам понравилась больше?
Я успел только сказать "Ээ", соображая, устроит ли ее ответ "все", как на лужайке появился Поп Глоссоп, с телеграммой на подносе, адресованной Бобби. Я так думаю, что телеграмма была от ее матери, в которой она называла меня очередным именем, которое успела подобрать с момента отправления прошлой депеши.
"Благодарю вас", Сордфиш [Сордфиш - от английского "swordfish" - "меч-рыба".], - сказала Бобби, забирая телеграмму.