"Ради всего святого", - сказал голос, и я убедился, что он принадлежал не нашему родовому привидению, как бы этого ни хотелось Бобби: это была самая что ни на есть живая Мамаша Крим. Она смотрела на меня с тем же изумлением, что и недавно Сэр Родерик Глоссоп: очевидно, она тоже не разделяла безумной идеи Бобби Уикам. А что до творческого неродимого пятна Кримшы, - то есть чернильные пятна, - то на этот раз оно переместилось к ней на подбородок.
"Мистер Вустер!" - воскликнула она.
Если ко мне обратились, мне ничего не оставалось, как ответить: "А, привет!"
"Я понимаю, вы удивлены," - продолжил я, когда мне был задан вопрос: а) ради всего святого, что я делаю в комнате ее сына, б) ради всего святого, что я тут делаю.
"Ради всего святого", - подчеркнула она снова.
Знаете, про меня всегда говорили, что Бертрам Вустер твердо стоит на ногах, но сейчас я стоял на четвереньках, может поэтому я вспомнил про кота Агустуса, что было очень point d'appui, очень кстати. Поэтому, вытаскивая из своих ангорски-черных волос кусок стула, я ответил со всем присущим мне человеческим достоинством:
"Я ловлю мышь"
Ах, если бы она ответила: "Ах, мышь! Ну тогда понятно. Конечно же, мышь", - все было бы расставлено по местам. Но нет:
"Мышь?"
Если, конечно, она не знает, что такое мышь, то между нами огромная образовательная пропасть и я прямо не знаю, с чего начать. Но дальше она спросила: "Какую мышь?", а вместе это звучало так: "Мышь? Какую мышь?", - из чего я сделал вывод, что вопрос был задан не из любознательности, а являлся криком души.
- С чего вы взяли, что здесь есть мышь?
- У меня есть на то основания.
- Но кажется вы стояли на стуле?
- Я, знаете ли, хотел посмотреть на все с высоты так сказать птичьего полета.
- И часто вы ловите мышей в чужих комнатах?
- Я бы так не сказал. Так, под вдохновение, вы ж меня понимаете…
- Да, конечно, но…"
Ну если вам говорят "да, конечно, но" таким тоном, значит вы явно злоупотребляете чьим-то гостеприимством. По-моему, ей не нравилось присутствие вустеров в спальне ее сына, и я ее прекрасно понимал. Поэтому я встал, отряхнул пыль со штанов и, выразив вслух надежду, что ее работа над средством для мурашек по спине, - то есть над книгой, - продвигается успешно, я пошел к выходу. У двери я еще раз оглянулся и увидел, как она смотрит на меня: изумление во все свои "минус двенадцать" диоптрий. Она явно считала мое поведение ненормальным. А я и не спорил. Разве может быть нормальным поведение у человека, пошедшего на поводу у Бобби Уикам.
И теперь мне очень хотелось поговорить по душам с этой femme fatale, роковой женщиной, и после недолгих поисков я нашел ее на поляне, в моем кресле, в руках у нее была моя книжка, которую до этого читал я. Бобби приветствовала меня со светлой улыбкой и сказала:
"Уже вернулся? Ну что, нашел?"
Я собрал всю свою выдержку и как можно культурней дал отрицательный ответ:
- Нет, не нашел.
- Не может быть. Значит, плохо искал.
Я снова глубоко вздохнул и стал внушать себе, что пословица лежачих не бьют с натяжкой можно применить для сидячих.
- У меня не было времени на поиски. Мне мешали всякие полоумные особы, которые все время входили в комнату и задавали мне идиотские вопросы.
- Да ладно, я просто так спросила, - хихикнула Бобби. - Слушай, ну ты и грохнулся! "О, Люцифер, о падший ангел, я видела падение твое!…" Слушай, Берти, не дергайся. Нельзя быть таким нервным. Тебе нужно выпить и встряхнуться. Попроси Сэра Родерика, он приготовит тебе отличный коктейль. Ну и?
- Как тебя понять - "Ну и"?
- Ну и какие у тебя дальше планы?"
- А дальше я выдерну тебя из этого кресла и сам засяду в него с этой книжкой, буду ее читать и про все на свете забуду.
- Ты хочешь сказать, что больше не пойдешь туда?
-Именно так. Бертрам завязал. так и передай журналистам.
- Но как же сливочник. Твой дядюшка Том будет очень огорчен.
- Плевать я хотел на дядюшек Томов.
- Берти! Ты очень странно себя ведешь!
- А разве не странно, когда я сижу на полу в спальне Уилберта Крима с ожерельем из ножек стула на шее, а в комнату входит Мамаша Крим?
- Ого! Правда что ль?
- Вот именно.
- И что ты ей сказал?
- Я сказал, что ловлю там мышь.
- Ты ничего лучше не мог придумать?
- Нет.
- Ну и чем все кончилось?
"Я испарился, оставив ее в полной уверенности, что у меня не все дома. Так что, Бобби, на твое предложение пойти туда снова позволь мне горько рассмеяться", - сказал я и горько рассмеялся. - "В эту злосчастную комнату я не пойду даже за миллион фунтов стерлингов, пусть даже наличными в мелких купюрах".
При этих словах Бобби изобразила moue, надула губки в знак того, что она очень обиделась на Бертрама и что этого она от него не ожидала.
- И где же твой хваленый вустеризм?
- На сегодня закончился.
- Да ты человек или мышь?
- Очень тебя прошу, не произноси при мне этого слова.
- Нет, ты снова должен туда пойти. А я тебе помогу."
- Ха!
- Ты мне уже говорил ха!.
- Говорил, и еще не раз услышишь.
- Но послушай, Берти. На этот раз ничего не случится, ведь мы будем работать в связке. Мамаша Крим не может появиться там во второй раз. Ведь молния не ударяет дважды в одно и то же место.
- Ты уверена?
- Даже если она и появится… Знаешь, что я придумала. Ты зайдешь в комнату и начнешь там искать, а я буду дежурить в коридоре.
- И ты считаешь, меня это спасет?
- Конечно, ведь я хорошо пою.
- Я очень люблю, когда ты поешь, но сейчас это неуместно.
- Ах, Берти, ну какой же ты непонятливый. Если ты услышишь, что я пою, это будет значить, что кто-то идет, и ты успеешь выпрыгнуть в окно.
- И сломать себе шею?
- Да не сломаешь ты себе шею. Из комнаты есть балкон. А сбоку - водосточная труба. И ты преспокойно съедешь по ней вниз. Ты же не станешь отрицать, что любишь это занятие. Дживз мне много про это рассказывал.
Я задумался. Я действительно имею изрядный опыт по части водосточных труб, так уж складывались жизненные обстоятельства. Итак, что-то в плане Бобби уже имело разумное зерно.
Но окончательно я решился из-за дядюшки Тома. Нельзя сказать, чтобы он жить не мог без этого сливочника, но что он не мог без него спокойно жить, это уж точно. Я так и представлял себе, вот он вернется и скажет: "Ну, как там моя дорогая серебряная коровушка!…" Глядь - а ее-то и нет! А мы, племянники, не любим, когда серебряные коровы уходят от наших дядюшек. Я конечно, говорил, что плевать хотел, но это неправда. Разве я могу забыть, что когда я учился в Мэлверн Хаус, этот мой дядюшка по моей тетке время от времени присылал мне по десять шиллингов. Он был со мной так добр, и я не могу теперь этого так оставить…
Поэтому через пять минут я уже стоял у врат Голубой Комнаты, а рядом со мной Бобби, еще не вопиющая в пустыне коридора, но готовая в любой момент, паче чаяния, по ветхозаветной ассирийской модели, там замаячит Мамаш Крим. Нервы у меня, конечно, были на пределе, но все-таки не так, как в первый раз. Ведь теперь я знал, что на дозоре стоит Бобби. А любой гангстер скажет вам, что если ты грабишь сейф, то всегда неплохо, если кто-то встанет на стреме и в нужный момент свистнет: "Сматываемся: легавые!"
Чтобы на всякий случай убедиться, что Уилберт еще не вернулся с прогулки, я постучал в дверь. Никто не ответил. Из чего я понял, что все чисто. Я вопросительно посмотрел на Бобби: она подтвердила, что я прав.
- Ну, давай еще раз быстро проштудируем. Если я запою, что ты делаешь?
- Дую в окно.
- А потом?
- Съезжаю по водосточной трубе.
- А потом?
- Пилю к линии горизонта.
" Правильно. Так что иди и шарь", - сказал она, и я вошел. Эта комната стала уже мне как родная: все здесь было, как в прошлый раз. Первое, что я сделал, это подставил к шкафу второй стул и посмотрел наверху. К моему разочарованию, там ничего не было. Что ж, наверное, у клептоманов другой актив для чтения. Мне ничего не оставалось, как приступить к тщательному обыску всей комнаты, что я и сделал, все время прислушиваясь, не затянут ли в коридоре песню. Но все было тихо, и наш Вустер оживился и вдохновенно стал ползать повсюду. Но только я забрался под комод, как своды Голубой Комнаты огласились очередным голосом, в результате чего я дернулся вверх и посадил себе шишку.
"Ради всего святого!" - сказал голос, а я еле выбрался из-под комода. Я чувствовал себя пикулей, которую выуживают из банки. А выудила меня все та же Мамаша Крим. Она стояла предо мной, с выражением благородного гнева на своем породистом лице, и я был совершенно с ней согласен. Любая женщина придет в негодование, если при посещении комнаты своего сына она видит, что на том, что торчит из-под комода, явно штаны не Уилберта, а значит этот чужой.
Мы снова повторили разученный диалог.
- Мистер Вустер!
- А, привет!
- Это снова вы?
- Ну да.
- Вы снова ловите мышь?
- Совершенно верно. Мне как раз показалось, что я видел, что она забежала под комод, и намеревался вытащить ее отсюда невзирая на ее возраст или пол.
- Неужели вы в самом деле думаете, что здесь есть мыши?
- Мне иногда так кажется.
- И часто вы ловите мышей?
- Довольно часто.
Тут, ее, кажется, осенило.
- А вам никогда не кажется, будто вы кот?
- Нет. И в этом я абсолютно уверен.
- Но тем не менее вы ловите мышей?
- Да.
- Очень, очень интересно. Когда я вернусь в Нью-Йорк, обязательно посоветуюсь со своим психоаналитиком. Он наверняка подскажет, что может означать этот мышиный комплекс. А у вас нет никаких ощущений в голове?
- Очень даже есть, - сказал я, так как полученная мною шишка была весьма увесистой, отчего в голове у меня пульсировало.
- Так я и думала. Это у вас что-то вроде навязчивой идеи. Знаете, что я вам посоветую: идите к себе в комнату и прилягте. Попробуйте заснуть. Или выпейте чашку крепкого чаю. А я постараюсь вспомнить, как же звали этого психиатра, его очень все хвалят. Да мисс Уикам мне давеча про него рассказывала. То ли Боссом, то ли Блоссом… Ах, вспомнила: Глоссоп, Сэр Родерик Глоссоп. По-моему вам обязательно нужно к нему обратиться. Одна моя знакомая сейчас у него лечится, очень, знаете ли, его хвалит. Он берется за самые безнадежные случаи. Между тем, вам необходим отдых. Так что подите и отдохните.
Уже самого начала обмена мнениями я потихоньку двигался по направлению к выходу: так ползет по песку краб, пытаясь увернуться от любознательного малыша, а тот упорно старается поддеть его своим совочком…
Во всяком случае отдыхать я не пошел, а снова стал искать Бобби, весь горя от гнева. Мне нужно было выяснить, а где же моя законная песня? Хотя бы пара тактов какого-нибудь общеизвестного шлягера. А?
Бобби я нашел садящейся в свою машину.
"А, привет, Берти", - сказала она преспокойненько. "Ну как, нашел?"
Я заскрипел зубами.
"Нет. Не нашел. Но меня там нашла Мамаша Крим."
Глаза у Бобби расширись от удивления, она даже тихонько вскрикнула.
- Ты хочешь сказать, она опять застала тебя…
- …торчащим из-под комода. Потому что не было песен.
Глаза Бобби еще шире раскрылись от удивления, и она даже тихонько вскрикнула.
- О, Берти, мне очень жаль.
- Мне тоже.
- Понимаешь, меня позвали к телефону. Звонила мама. Она нашла тебе еще одно обозначение: что ты рохля. Она очень рада, что я собираюсь к ней, она хочет со мной поговорить."
- Я так думаю, обо мне?
- Да, твое имя наверняка всплывет. Но мне некогда тут с тобой болтать, Берти, иначе я не успею засветло. Мне очень жаль, что ты заварил такую кашу. Бедный, бедный Мистер Траверс. Что ж, не век же солнцу быть, надо дождику полить" - сказала она, нажала на газ и обдала меня струей гравия.
Если бы рядом со мной стоял сейчас Дживз, я повернулся бы к нему и сказал: "Ах эти женщины, Дживз!…" А он ответил бы мне "Да, сэр" или "Совершенно верно, сэр", и мне стало бы легче. Но Дживза не было рядом, и я опять горько рассмеялся и пошел обратно на лужайку. Мне очень хотелось взять в руки книжку Мамаши Крим и снять напряжение.
Что я и сделал. Читал я совсем недолго, и вот уже вежды мои сомкнулись и я отчалил в страну грез, мирно посапывая как тот кот Агустус. Когда же я проснулся, то обнаружил, что прошло уже два часа. Сладко потягиваясь, я вспомнил, что забыл отправить телеграмму Кипперу Херрингу, с приглашением.
Нужно было исправить это упущение, и я пошел в будуар тетушки Далии, где долго пытался продиктовать текст кому-то, у кого явно были заложены уши. Потом я снова вышел на воздух. Я шел через лужайку, с намерением продолжить свое чтение, как услышал возле дома шум подъезжающей машины. Я обернулся и - разрази меня гром! - из машины выходил Киппер…
ГЛАВА 9
…Прошло не более двух минут с тех пор, как я отослал ему телеграмму, а от Лондона до Бринкли было порядка сотни миль: скорость же, с какой доехал Киппер, говорила о его чересчур быстрой реакции и скорей была приближена к реальности мультиков. Поэтому я окликнул Киппера не без некоторого недоумения.
Услышав знакомый голос, он почему-то подскочил как кот на раскаленной крыше, и я увидел, что лицо его изображает крайнее уныние, будто он пытается проглотить несвежую устрицу. Я сразу догадался, в чем тут дело, и загадочно улыбнулся. Ничего, пускай немного помучается…
Киппер судорожно глотнул воздуха и пробубнил загробным голосом:
- Привет, Берти.
- Привет.
- Значит, ты здесь.
- Да, я здесь.
- Я рассчитывал тебя здесь увидеть.
- Ну вот мы и увиделись.
- Да, ты ведь сам мне сказал, что отправляешься сюда.
- Конечно.
- Как дела?
- Очень неплохо.
- Как твоя тетушка?
- Прекрасно.
- А ты?
- И я вроде ничего.
- Я рад за тебя. Давненько я не бывал в Бринкли.
- Да.
- А здесь все по-прежнему.
- Да.
- Почти ничего не изменилось.
- Почти ничего.
- Да, вот такая значит жизнь…
Тут он замолчал и снова начал судорожно глотать воздух, из чего я сделал вывод, что мы приближаемся к главному, а все что до этого, являлось лишь официальной частью нашей встречи. Очень напоминает, как раскланиваются государственные мужи перед тем как начать таскать друг друга за бакенбарды.
И я не ошибся. Судя по гримасе на его лице, Киппер, проглотив первую плохую устрицу, приступил ко второй:
"Я читал "Таймс", Берти."
Пока я решил не раскрывать карты. Я бы мог уже начать вдыхать в него надежду, но мне тоже хотелось побыть немного хозяином положения.
- Ну да, конечно, ты об этом. Значит, прочел, говоришь?
- В клубе, после ужина. Я не мог поверить своим глазам.
Знал бы он, что и я не мог поверить своим, но опять промолчал. Я только подумал, как это похоже на Бобби: не посвящать в свои планы тех, кого это особенно касается. Ну конечно, она просто запамятовала. А может просто наводила тень на плетень. Она это вообще обожает.
- И я скажу тебе, Берти, почему я так удивился. Может тебе это и не понравится, но только пару дней назад она обручилась со мной.
- Да что ты говоришь?
- Да, черт меня возьми.
- С тобой, говоришь?
- Со мной, со мной. И все это время она, оказывается, вынашивала в душе этот чудовищный план.
- Как нехорошо с ее стороны.
- Так нехорошо, что я просто слов не нахожу. Теперь ты видишь, что такое женщина. Берти, женщины - ужасные создания. Я буду счастлив, если доживу до того момента, Берти, когда женщины будут запрещены законом.
- Тебе не кажется, что тогда могут возникнуть проблемы с продолжением человеческого рода?
- Да зачем ему вообще продолжаться?
- Да, конечно, я тебя понимаю.
Киппер раздраженно отмахнулся от пролетающего жука и продолжил:
- Что меня в этом особенно поражает, так это бессердечие, с каким она это со мной проделала. Ни одного намека, что она собирается разорвать нашу помолвку. А еще на прошлой неделе, когда мы вместе обедали, она вдохновенно расписывала мне, как мы проведем медовый месяц. И вот вам!Как снег на голову. Уж можно было наверно, если собираешься разбить чью-то жизнь, написать письмо или хотя бы поздравительную открытку. Ну конечно, разве она способна на такое великодушие. Она предоставила мне самому прочитать это из газет. Я чуть не умер.
- Представляю. У тебя наверно свет в глазах померк?
- Еще как померк. Я весь день только об этом и думал, а сегодня утром отпросился на работе, сел в машину и приехал, чтобы сказать тебе…
Он замолчал, пытаясь справиться с подступившим волнением.
- Ну?
- …сказать тебе, что, как бы там ни было, мы не должны рвать с тобой нашей старой дружбы.
- Конечно же нет. Как ты мог даже подумать такое.
- Ведь мы с тобой так давно знакомы.
- Так давно, что и представить трудно.
- Мы ведь дружили с тобой еще мальчишками.
- Щербатыми мальчишками в школьных курточках.
- Точно. Мы ведь были с тобой как родные братья. Я делился с тобой сладкими карамельками, ты со мной кислыми леденцами; если ты заболевал свинкой, я заражался ею от тебя, если у меня была корь, я делился ею с тобой. Мы во всем помогали друг другу. Поэтому невозможно, чтобы хоть что-то в жизни могло нас разлучить.
- Это точно.
- Мы по-прежнему будем время от времени вместе обедать.
- Ну конечно же.
- По воскресеньям будем вместе играть в гольф, иногда гонять мяч. Ты женишься, остепенишься, и я часто буду приходить тебе в гости на коктейль.
- Да, я тебя приглашаю.
- Спасибо, я приду. Хотя, боюсь, что не смогу сдержаться и приложусь шейкером к твоей гнусной супруге, Миссис Вустер, в девичестве Уикам, за то, что сделала из меня рогоносца.
- На твоем месте я бы не стал ее так называть.
"Да, а ты был на моем месте?", - сказал Киппер. Он всем был готов поделиться с лучшим другом. "Ты не слышал про Томаса Оутувэя?"
- По-моему нет. Кто-то из твоих знакомых?
- Драматург 17 века. Написал пьесу "Сирота". Там у него есть такие слова: "Кто предал Капитолий? Женщина. А Марк Антоний - кто отнял власть над миром у него? Женщина. А кто Десятилетнюю войну начал, всю Трою превративши в пепелище? Все женщина. О лживая, проклятая, беду несущая - да, Женщина. Она." Оутвэй знал, что говорил, у него было правильное направление мыслей. Какие точные слова - как будто он лично был знаком с Робертой Уикам.
Я снова загадочно улыбнулся. Было забавно, что мы так далеко зашли.
- Не знаю, не знаю, Киппер, может я и ошибаюсь, но по-моему ты не так уж плохо относишься к Бобби.
Он передернул плечами.
- У меня единственное желание - убил бы ее собственными руками. Но она предпочла тебя, и поэтому все останется как есть.
- И ты приехал сюда ради того, чтобы сказать, что мы по-прежнему друзья?
Я был тронут.