– Да какая там милиция, о чем ты, она же без регистрации тут работала, спасибо – оплатили ей лечение, а то выкинули бы на улицу, в мороз, на помойку, там бы и сдохла. Говорю же, хороший у нас хозяин, солидный, с Рублевки, в беде не оставит.
Людка замолчала, наводя последний лоск на уже практически готовую к выходу Офелию. Вся ее невеселая повесть была досказана, но произведенный эффект совсем не удовлетворил рассказчицу. Алина и не думала ужасаться и охать. Правда, безмятежное выражение и в самом деле сошло с ее идеального лица, однако место оно уступило не безбрежному ужасу, а, скорее, вдумчивой сосредоточенности.
– Послушайте, Люда, – деловито сказал Алина, цепко ухватив гримершу за запястье. – Зачем вам все это – ну, риск, толпы непонятных мужиков, которых вам приходится обслуживать…
– Как зачем? – вскинула брови Людка. – Я же объясняю тебе – домик, на старость…
– Нет, подождите, – решительно подступила к ней Алина. – А хотите… Хотите получать столько же – но за одного, постоянного клиента?
– Это как это? – опешила Людмила.
Алина обернулась на дверь и, убедившись лишний раз, что, кроме них, в гримерке никого больше нет, неторопливо заговорила:
– Вы Геннадия знаете? Ну, мужа моего? Да, конечно, знаете. Собственно, вот я его и имею в виду. Смотрите, сколько вы там получаете у себя в салоне? Я вам заплачу больше, ну, скажем, на десять процентов.
– Как это? За что? – непонимающе помотала головой Людмила.
– Ну вот за это… За то, чтоб вы с ним спали, с Геннадием, делали все, что он захочет в постели. Ублажали по всем статьям. Только с одним условием – чтобы у него на меня уже ни сил, ни желания не было. Заметьте, он ведь не какой-нибудь урод, даже симпатичный. И никаких извращенных наклонностей у него нет, это я вам гарантирую. Как и то, что он абсолютно здоров, конечно. Если вы согласитесь, я устрою ваше знакомство, а там, я думаю, вы сами не растеряетесь. Платить буду вам лично в руки, ну, скажем, второго числа каждого месяца. Устраивает вас такое предложение?
Людка, хлопая наращенными ресницами, недоумевающе смотрела на сделавшуюся вдруг такой целеустремленной и практичной Офелию.
– А тебе… тебе-то это зачем? – недоверчиво переспросила она.
– Людмила, ну, не мне вам объяснять, что с богатыми мужчинами не всегда связывают свою жизнь по зову сердца, – посмеиваясь, объяснила Алина. – Геннадий вполне устраивает меня как муж, защита, каменная стена и – увесистый кошелек. Пока – устраивает. Да и он в меня, между нами говоря, не особенно влюблен.
– Как это? А чего ж он на тебе женился тогда? – вытаращила глаза Людка. – Мужик-то богатый, видный…
– А честолюбив очень, – весело ответила Алина, – ему перед партнерами по бизнесу выгодно женой – восходящей звездой – хвастаться. Опять же, в интервью я всегда упоминаю, что муж у меня хозяин группы компаний "Стар-инвест". Пиар ему делаю. Так что у нас с ним взаимовыгодное содружество. Но вот в постели, увы, у меня другие вкусы. И все эти его телодвижения мне… ну, скажем… утомительны. Если честно, я вообще предпочитаю женщин. Так что, если вас заинтересует мое предложение, вы можете получить еще и небольшой бонус, так сказать, для души.
Людмила считала себя повидавшей виды женщиной, давно потерявшей способность удивляться. Однако то, какой стороной обернулся их разговор с Алиной, стало для нее полнейшей, изумившей ее неожиданностью. Само по себе предложение было, конечно, заманчивым. Но то, что оно исходило от всеобщей любимицы, талантливой наивной девочки с чистыми глазами, только что хладнокровно торговавшей Людке собственного мужа, повергло честную гримершу в шок. Она все еще мялась на месте, не решаясь что-либо ответить.
Дверь гримерной хлопнула, ввалилась Иветта Карловна, которой предстояла в сегодняшней постановке роль Гертруды.
– Фу, надымили опять! – заголосила она. – Людмила, я опоздала, сотворите из меня что-нибудь удобоваримое. Да побыстрее!
– Вы обдумайте мое предложение, идет? – кротко улыбнулась Алина, поднимаясь из-за туалетного столика. – Жду вашего ответа.
Прошуршав юбкой из тяжелой золотистой тафты и отбросив на спину фальшивые солнечно-сияющие локоны, она упорхнула за дверь. Из динамика завтруппой объявил о готовности номер один. И Людка метнулась напяливать парик Гертруды на лысеющую голову Иветты Карловны.
Лялечка и Лилечка
Однажды одна довольно-таки известная актриса, условно назовем ее Лялечкой, была сражена наповал совершенно новой картиной мира, неожиданно ей открывшейся. Мира, о котором она, работник театрально-киношных галер, и не подозревала ранее. То есть Ляля, конечно, слышала о подобных вещах, но уж никак не могла примерить их на себя. Не ее это была роль, и все тут.
А дело было так. Ляля только что вернулась в Москву из разрушительной для ее сердца киноэкспедиции: она была влюблена, ее же совсем не любили, к тому же в наличии у Лялечки имелся еще и законный муж, о котором она забыла, как будто его вовсе никогда не существовало на свете. Тем не менее вспомнить о нем пришлось: он встречал ее в аэропорту Домодедово в зале прилета с букетом увядших гвоздик. Ляля, оценив ситуацию, в частности, то обстоятельство, что сразу и не признала ожидающего ее супруга в лицо, тут же приняла самое простое решение – расстаться с этим самым не узнанным с первого взгляда мужем. Он так ничего и не понял, когда Лялечка туманно излагала ему свои взгляды относительно бесперспективности их дальнейших отношений. Он понял лишь, что более не любим ею, уставшей от жизненной суеты прекрасной дамой и благородной труженицей киноиндустрии.
Со слезами на глазах Ляля уверяла, что ей совсем не хочется отравить ему жизнь на долгие годы своей жалостью, ведь это единственное, что она может ему предложить за неимением любви.
– И посему, – заключила Лялечка усталым голосом, – я с тобой развожусь, и будь любезен собрать свои вещи. Я отдохнуть хочу. Перелет был ужасным! Я чуть не разбилась и не погибла на земле иудейской!
Муж, привыкший повиноваться капризам Лялечки, ничего не ответил, безмолвно собрал свой скарб и покинул некогда такой гостеприимный для него дом жрицы искусств.
Лялечка не ограничилась тем, что выгнала супруга, ей стало как будто бы тесно в Москве. Поехав в первую попавшуюся турфирму, она попросила отправить ее куда угодно, главное, подальше, подальше отсюда. Время близилось к Новому году, и Ляле предложили путешествие в Финляндию, поманив описаниями сверкающего на солнце колючего снега, строгой тишины векового леса – в общем, расписав обычную новогоднюю сказку. Ляля, существо необычайно легкомысленное и доверчивое, согласилась.
Едва прибыв в Хельсинки, теплолюбивая актриса начала дрожать от холода. Здесь было почему-то куда морознее, чем в Москве, и тонкая итальянская дубленка ничуть не согревала Лялечкино тело. Дважды Ляля выезжала из отеля на трясущемся автобусе посмотреть на местные замороженные достопримечательности и каждый раз возвращалась в свой номер с мечтой о горячей ванне и шерстяных носках. Окончательно убедившись, что приехала сюда зря, Ляля решила не покидать больше теплого убежища – гостиницы. И именно здесь, в отеле, среди других русских туристов, встретила Его. С этого промозглого зимнего вечера, с того, что по дурацкой случайности русский канал в Финляндии как раз показывал сериал, в котором Лялечка так красиво прощалась с любимым на фоне закатного синайского солнца, и началось ее стремительное падение в новую, семейно-кочевую жизнь.
Новоприобретенного знакомого звали Валера, он был одним из хоккеистов, команда которых остановилась в отеле и пугала за завтраком похмельных туристов жизнерадостным балагурством. Лялечке очень понравилось его лицо, такое открытое, простое, со взглядом озорного ребенка, выдумщика и непоседы. От всей его стройной, подтянутой фигуры веяло первобытной силой и ловкостью. В его движениях, одновременно и мягких и уверенно-резких, сквозило что-то звериное. Словом, он не был похож ни на выгнанного мужа, интеллигента в третьем поколении, ни на знойного брутального красавца, постановщика трюков, с ликом персидского принца, так умело разбивавшего девичьи сердца в киноэкспедициях.
Валера моментально засек скучающую Лялечку и не преминул обратить на себя внимание, тут же удобно устроившись за ее обеденным столом.
– Я видел вас сегодня по телику! – сообщил он. – Классное кино! Вы там супер!
Он много говорил, сыпал бородатыми шутками, что-то изображал и, видимо, очень хотел понравиться. В ту же ночь Лялечка оказалась в его номере безо всяких на то причин, кроме как попытки развеять скуку. По прошествии ночи она твердо планировала закруглить знакомство с болтливым и, как ей показалось, глуповатым кавалером. Но, оказавшись в его доброжелательной постели, Лялечка моментально согрелась, повеселела, принцы Персии больше не мерещились ей на каждом углу. Трагическая любовь была забыта, и Лялечка с непосредственной детской радостью встретила новый зимний рассвет в Финляндии. Все оказалось не так уж плохо.
В Москву они вернулись вместе. В аэропорту на влюбленную парочку сразу же накинулась какая-то невысокая пышная женщина в очень дорогих мехах. Она буквально впечаталась в Валеру, набросившись на него с бурными объятиями.
– Познакомься, Лиля, вот моя невеста, – прохрипел он, полузадушенный пухлыми руками дамы.
После этой его фразы и на долю Ляли выпало несколько звонких поцелуев. Прямо из аэропорта они поехали к Лиле в ее дом на Рублевке. Лялечка попыталась было вежливо увильнуть от этого визита, но Лиля скорбно поджала губы, а Валера шепнул своей невесте:
– Смертельная обида!
Пришлось ехать. Дорогой Валера рассказал Ляле, что Лиля его директор, что она отыскала его, четырнадцатилетнего, в каком-то захолустном провинциальном спортклубе, перевезла в Москву, вырастила, воспитала, взлелеяла, ну и, конечно, вложила в него большие деньги. Что он ей обязан всем, она для него как мать и даже больше…
В честь приезда любимого воспитанника Лиля закатила роскошный обед, в продолжение которого нежно поглядывала на Лялечку и Валеру и томно смахивала слезу. А уже поздно вечером, когда Валера пошел вызывать по телефону такси, она заарканила Лялечку в коридоре и, жарко дыша шампанским в лицо, прошептала:
– Мы ведь будем с вами друзьями, не правда ли? Добрыми друзьями!
Лялечка растерянно кивнула в ответ.
Неожиданно оказалось, что Лиля – бессменный атрибут жизни с Валерой. Она начинала названивать с раннего утра, допрашивая, где они были вчера и почему не ответили на ее звонок в одиннадцать вечера. Без предупреждения врывалась в квартиру к Валере и топала прямо в спальню. Заманивала на показы в "Пассаж", чуть не насильно тащила в спортивный зал в "Редиссон" и там плюхалась в бассейн так, что вода выплескивалась за бортик. Так же безапелляционно она пыталась навязывать утонченной Лялечке свою манеру одеваться.
– Ну что ты, деточка, черный в этом сезоне не актуален, – провозглашала Лиля, натягивая на свою мясистую икру розовый сапог от Cassadei.
Через два месяца Валера сделал Ляле предложение, использовав для этого действа весь арсенал, предлагаемый свадебными агентствами. Он ввалился к Ляле в квартиру в сопровождении наяривавших на скрипках лабухов. Из-за его спины вздымались связки розовых воздушных шаров. Опустившись на одно колено, Валера вывалил перед смущенной Лялечкой охапку орхидей, от запаха которых у нее немедленно разболелась голова. Далее ей было всучено кольцо и прозвучало предложение руки и сердца.
Сконфуженная Ляля сказала "да", скорее для того, чтобы этот ералаш побыстрее закончился. Впрочем, у нее имелись и другие мотивы согласиться. Валера был веселым, незлобным и очень простым, и ей казалось, что большего теперь ей и не нужно. К тому же лишних замужеств не бывает. Вот старые девы бывают – старые, одинокие, никому не нужные перечницы, – это Ляля твердо усвоила еще со школьной скамьи, сразу после которой скоропалительно вышла замуж в первый раз. А вот лишних мужей в природе не существует. Ляля сделала вид, что покорена, ошарашена, сведена с ума предложением недалекого Валеры, и бросилась тому на шею, не забыв при этом отметить чистоту брильянта на кольце.
В день их свадьбы Лиля ворвалась к Лялечке в комнату, как мощное цунами, отмела в сторону трудившегося над Лялечкиной прической стилиста и заявила, что причешет ее сама. Лиля подошла сзади, погрузила пальцы в пышные Лялечкины волосы, и Ляля увидела ее лицо, отраженное в зеркале. Румяные Лилины щеки дрожали, она завела глаза к потолку и произнесла нараспев:
Возлюбленный мой! дай мне руки -
Я по-иному не привык, -
Хочу омыть их в час разлуки
Я желтой пеной головы.
– Что с вами? – поинтересовалась Лялечка.
– Ах, ничего, ничего, – прошептала она. – Ничего, милая моя. Будьте счастливы.
Лялечка обомлела. Только теперь ей пришло в голову, что Лилины чувства к ней что-то слишком уж сильны для обыкновенного дружеского расположения. Однако Валера, когда Ляля сообщила ему о своих догадках, лишь рассмеялся:
– Ты у меня, конечно, красавица, никто не устоит. Но на Лильку ты зря грешишь, она просто очень ко мне привязана. – На этих словах он приосанился.
Лялечка не стала разубеждать его. К чему? И потом – через неделю новоиспеченные супруги должны были лететь в Париж, Валере предстояло участвовать в матче со сборной Франции; Лялечка решила, что за время разлуки Лилины чувства немного поостынут.
Париж поразил Лялечку, так плотно окутал своими таинственными сетями, что ей ничего не оставалось, как навсегда влюбиться в него. Сиреневые весенние сумерки, запах фиалок и бензина, бульвары, затянутые легкой дымкой… Ляля мало разговаривала с Валерой, выяснилось к тому же, что и говорить им особенно было не о чем. Все чаще ни с того ни с сего вспоминался Лялечке оставленный интеллигент, которого она так легкомысленно попросила удалиться в час душевного смятения. Общение же с новым мужем сводилось к бытовым фразам, шуткам, анекдотам. Стоило Лялечке задать ему мало-мальски серьезный вопрос, поинтересоваться его мнением относительно чего бы то ни было, как он морщился и просил:
– Не грузи меня, а? Поговори об этом с Лилькой, она это любит.
Вскоре Лялечка поняла, что у них нет будущего, что восхитительные ночи всегда перерастают в безрадостные утра. Но объявить об этом Валере значило бы неожиданно ударить безмятежного, увлеченного игрой ребенка.
Летом они побывали в Греции. Горы, упирающиеся в небо. Облака, уплывающие вдаль. Солнце, спешащее вслед за кораблем. Безбрежная гладь мудрого моря и дельфины, резвящиеся неподалеку в белой морской пене. Волосы, растрепавшиеся от ласкового дуновения ветра. Радужный каскад брызг, летящих к заходящему солнцу. Окутанные вечерним туманом силуэты старинных зданий на набережной. Ветер становится сильнее, небосвод темнеет, диск солнца сползает за горизонт, море засыпает в своем непоколебимом спокойствии… Скукота, одним словом, смертная. Лялечке больше всего на свете захотелось оказаться подальше от этого живописного рая для влюбленных, и желательно на сцене театра, да еще лучше бы в главной роли у модного режиссера Гвоздикова.
Именно тогда Лялечке позвонили с предложением принять участие в антрепризе и объездить с ней всю страну. Лялечка мигом сделала боевую стойку и, заинтересовавшись, хотела уже лететь в Москву, но Валера неожиданно воспротивился.
– Не уезжай! – упрашивал он ее в ночь перед запланированным отъездом. – Пожалуйста, останься со мной! Я не смогу без тебя, не справлюсь…
Он цеплялся за Лялечку своими сильными, мускулистыми руками, тыкался лицом ей в плечо.
– Шшш-ш, – успокаивала его Ляля, – тише, тише, все хорошо. Я никуда от тебя не уеду, шшш…
И Лялечке пришлось отказаться от участия в антрепризе, и в Москву они вернулись вместе через месяц. Потянулась их общая обычная жизнь: ежедневные Валерины тренировки, воскресные обеды у Лили и выматывающие ночные телефонные беседы с ней же.
Вечные упреки:
– Зачем вы так надолго уезжаете от меня?
– Но я ведь езжу с Валерой…
– Ах, он вполне обошелся бы и без вас. А мне… – глубокий вздох, – мне вы так необходимы…
Она брала Лялечку за руку, водила пальцами по ладони, пытаясь неумело предсказывать судьбу по линиям, закатывала рукав блузки, якобы желая полюбоваться еще раз на Лялечкину татуировку. Ляля покорно терпела, внушая себе, что все свое окружение выбрала сама, следовательно, ей не на кого раздражаться, если только на саму себя. Вскоре Лялечке удалось сбежать на съемки клипа в Индию.
Ее поразила ошеломляющая бедность и тут же, рядом, контрастно высящиеся трехэтажные особняки. Нищие в каких-то отвратительных язвах, спавщие прямо на мостовой, а в стороне – самый дорогой отель побережья. Далекая линия горизонта и бледно-зеленый океан.
Домой Лялечке захотелось нестерпимо, до боли, в свою холостяцкую квартиру – и чтобы больше никаких клюшек, шайб, тренировок, а с ними и Лилечки в розовых сапогах на поросячьих икрах!
Неизвестно, к чему привели бы Лялечку эти бесконечные скитания, неумелые попытки сбежать от самой себя, забыть принца Персии, который остался далеко, там, где расстилается оранжевым маревом Синайская пустыня, но… Вмешалась неутомимая, верная Лиля. Устав, видимо, уговаривать порядком раздраженную от такой жизни актрису почаще оставаться с ней в Москве, она изыскала возможность отправить Валеру на несколько лет в Канаду по долгосрочному контракту. Ляле же как раз в этот момент предложили главную роль в одном очень громком проекте у режиссера Гвоздикова. Эта роль могла вмиг превратить ее из малоизвестной актрисы в звезду большой сцены, отказаться значило упустить шанс, возможно, единственный.
Разговор с Валерой дался Лялечке тяжело. Они сидели в спальне на разных сторонах кровати и говорили, не поднимая глаз:
– Но я должен ехать, – твердил он, – это такая возможность…
– Но я должна остаться, – вторила Ляля.
В конце концов решено было, что Лялечка сыграет свою роль, а позже, возможно, после премьеры, прилетит к нему в Канаду. Втайне Лялечка надеялась, что Валера, как всякий ребенок, забывает о людях так же быстро, как и привязывается к ним. Забегая вперед, Ляля оказалась права, и через полгода после его отъезда они мирно развелись, выслав друг другу необходимые документы по почте.
Отделаться от Лили оказалось куда сложнее. В первый же вечер после отъезда Валеры она явилась к Лялечке в вечернем наряде, точно скопированном с обложки последнего номера Vogue. Для начала, как обычно, шумно вздыхала и нараспев читала стихи, потом же, подбодрив себя половиной бутылки принесенного с собой "Кристалла" (с тех пор Лялечка возненавидела сей божественный напиток лютой ненавистью), начала гладить Лялечку по руке, заглядывать в глаза и туманно намекать на гнетущую ее роковую тайну, которую она решила сегодня открыть.
– Послушайте, Лиля, – устало произнесла Ляля, – вы уверены, что хотите сказать мне это? Понимаете, бывают такие ситуации, когда лучше не договорить чего-то. Потому что потом не исправишь, не забудешь, вы понимаете?
Ляля постаралась вложить в свой голос всю силу убеждения и актерского дарования.
Лиля как ошпаренная отдернула руку и посмотрела на Лялечку глазами подстреленной лани:
– Значит, надежды нет? – выговорила она.