Следующие десять минут мы погружены в изучение меню. Начитавшись сложносочиненных итальянских названий, я снова останавливаю свой выбор на двойном эспрессо. Ника опять выбирает мартини и какое-то мудреное блюдо из морепродуктов. Иван ограничивается виски и жареным стейком. Пока эта парочка в ожидании заказа мило беседует, обсуждая общих знакомых, я размышляю, не стоило ли заказать десерт – с тем лишь, чтобы покормить рыбок в бассейне.
– Я скоро вернусь, – громко говорит Ника, встает с диванчика и направляется в сторону туалетов походкой профессиональной манекенщицы.
Говорят, Мерилин Монро подтачивала один каблук, чтобы ягодицы при ходьбе соблазнительно терлись одна об другую. У Ники, если честно, практически нет задницы, но вышагивает она почти как Монро. Монро, севшая на диету. А ведь при ближайшем рассмотрении каблуки на ее сапожках одинаковы!
Нет, правда, Ника чертовски хороша. Наверное, будь я мужчиной, я бы тоже, потеряв голову, потащила ее в ближайший туалет. Или в подворотню. Или на крышу.
– Слушай, может, я все-таки поеду?
– Нет, ты останешься! – говорит Иван, не отрывая взгляда от Никиной задницы. Наконец та скрывается в дверном проеме, и он поворачивает ко мне сердитое лицо. – Сиди, изображай заслуженного экстрасенса. Какого черта тебе понадобился весь этот цирк в машине? Сказала бы еще в клубе, что не поедешь в "Ультрафиолет"! А теперь я в глазах Ники выгляжу полным идиотом!
– Нет, в глазах Ники ты выглядишь эксцентричным идиотом. С личным шофером, личным экстрасенсом и личной шизофренией. Ты навсегда останешься в ее жизни легендой – что бы ни случилось между вами в туалете.
Иван обдумывает сказанное мной и остается доволен.
Приносят алкоголь и кофе.
– Если я и дальше буду круглосуточно исполнять при тебе роль няньки, найди мне хорошего дилера, – говорю я, наливая в кофе сливки. – Мне нужны стимуляторы.
– Угу! – отвечает Иван, бросая в свое виски два кубика льда. – Твое здоровье, кстати!
К тому времени, как я допиваю кофе, возвращается Ника. Она там что, ванну принимала? Хотя… вряд ли ванну. Глаза блестят, щеки порозовели. Кажется, наша пай-девочка решила придать себе дополнительное ускорение. Я мельком смотрю на Ивана – тот думает о том же.
– Привет! – Ника плюхается на диван к Ивану. – Скучал без меня?
– Э… я скоро… – сообщаю я и, прихватив сумку, покидаю стол.
Из зала есть два выхода – один в сторону туалетов и кухни, другой – в сторону холла. Я сворачиваю в холл, оказываюсь у входной двери (которую услужливо распахивает передо мной швейцар в белых перчатках) и выхожу на улицу.
Прохладный воздух действует на меня отрезвляюще. Глобально отрезвляюще. Я делаю несколько глубоких вдохов, закрываю глаза, и на моем лице появляется улыбка. Разные вещи в голове неожиданно становятся на свои места. Я ощущаю совершенно отчетливое и совершенно детское желание сбежать. Пересечь в два шага небольшой палисадник у входа в ресторан, выйти на улицу, поднять руку и уехать на первой же попавшейся машине.
Я устала. К черту Сереброва, к черту его девиц, его страхи, его сны, его деньги, его понты и комплексы. Что я вообще здесь делаю? Я не затем приехала в Москву, чтобы попасть в зависимость к пусть даже и очень талантливой, но очень странной личности. Носясь с Иваном, я совершенно забыла о собственной жизни. Если так и дальше пойдет, он действительно заставит меня быть с ним круглосуточно. Чистить ему зубы. Сторожить за дверью, пока он занимается сексом с очередной случайной знакомой. Проверять, не затаился ли кто в гостиничном номере очередного отеля. Пробовать его еду – вдруг кто-то подсыпал в нее яду? Присутствовать незримой тенью на всех его концертах, презентациях, вечеринках и попойках. И так – всю жизнь? На кой оно мне все сдалось?
К черту. Уезжаю!
– Девушка, у вас все в порядке? – раздается голос сзади.
Оглядываюсь. Какой-то парень на ступенях у входа, с сигаретой в руке, смотрит на меня. Отлично сидящий костюм, отсутствие галстука, расстегнутый ворот рубашки. Темные волосы и такие же темные глаза. Ух ты!..
Честно говоря, я не очень люблю мужчин в костюмах – застегнутые на все пуговицы, мальчики любых возрастов выглядят, конечно, представительно, но уж очень скучно… А этот… Этот совершенно не кажется скучным в своем костюме. Он похож на модель из журнала: поджарый, высокий, слегка сутулый. В облике чувствуется какой-то нерв… А я уже думала, в Москве совершенно нет мужчин в моем вкусе!
– Да, со мной все в порядке, – отвечаю я.
Чего ему от меня надо?
– Просто вы выглядите такой… потерянной… – говорит незнакомец.
Слишком стандартная фраза для знакомства…
– Вы ошиблись. Все в порядке. Я еду домой и думаю, где бы лучше поймать машину.
– Одна, ночью, ловить машину? – удивляется парень. Он бросает едва начатую сигарету и спускается ко мне. – Вы с кем приехали?
– Я? С друзьями. Но они заняты… друг другом, а мне ужасно хочется спать.
– Я вас подвезу, – без вопросительного знака в конце предложения заявляет мой собеседник.
То есть моего разрешения он даже и не спрашивает. Интересно…
– Меня, кстати, Пашей зовут. А вас? – улыбается он.
– Э… Слушайте, я сама. Извините! – твердо говорю я.
Со стороны мы выглядим довольно глупо – молодой мужчина с внешностью плейбоя, в шикарном костюме, и рыжая пигалица в кедах и дурацкой футболке. Просто сцена из дешевого сериала. Была бы я в вечернем платье – возможно, наша беседа была бы продолжительнее…
– Спасибо за помощь! – бросаю я и бодрым шагом направляюсь прочь.
И тут дорогу мне переходят трое мужчин, вылезших из припарковавшейся у обочины машины. Первый из них, обладатель лысины и носа с горбинкой, посторонившись, пропускает меня в кованую калитку забора, обрамляющего палисадник. Остальные остаются позади. Если они приехали на такси, хорошо бы мне успеть взять освободившуюся машину.
Проходя мимо последнего из троицы, я, разумеется, думаю только о парне в костюме. Блин, ну почему всякий раз, когда я встречаю симпатичного мужчину, я одета, как школьница на субботнике, и мужчина непременно достается какой-нибудь прожаренной в солярии светской курице в декольте до колен?
И вдруг кровь приливает к моему лицу.
Я останавливаюсь, вцепившись в край кованой ограды. Последний из троих мужчин, тот, что сейчас войдет в ресторан "Стакатто", – человек со шрамом!
27
Добрый вечер, дамы и господа! Пиздец заказывали?
Шрам тонкий, бледный, едва заметный. И все же он виден – старая рана, пролегающая от угла левого глаза через всю щеку вниз, до самого подбородка. Возможно, этот человек в детстве упал с велосипеда. Или в юности оцарапался о гвоздь, неловко перелезая через забор. А может, во время службы в армии перепутал холостую гранату с боевой, и его ранило осколком? В любом случае, шрам наверняка не имеет никакой связи с лицом убийцы, которым обладает владелец шрама.
Я оборачиваюсь. Этого просто не может быть! Нет, серьезно, это чей-то глупый розыгрыш! Тем не менее, пока я пялюсь в спину приехавшей троице, они не спеша поднимаются по ступеням и входят внутрь.
На улице остаются двое: парень в костюме, ожидающий, что я передумаю и захочу воспользоваться его авто, и я – соляной столб с глазами навыкате.
Какое-то время вообще ничего не происходит. Потом я понимаю, что совершенно не осознаю, сколько времени ничего не происходит. Потом где-то далеко сигналит автомобиль, и этот звук выводит меня из ступора.
– Ну так что? – интересуется с улыбкой мой незнакомец. – Едем?
– Э… нет, мне нужно вернуться, – говорю я, чувствуя, как меня трясет. – Я… кое-что забыла.
И я бросаюсь к дверям.
В зале ресторана обстановка на редкость расслабленная. В углу слева, весело хихикая, Иван с Никой тискаются на диване. Компания с пивом все так же занимает стол у бара – они, кажется, заказали еще по кружечке. А новоприбывшая троица рассаживается слева, почти у входа, у неработающего камина из белого мрамора. Собравшись с духом, я прохожу мимо с безразличным лицом и опускаюсь на стул напротив Ивана и его пассии. Вместо сердца у меня – отбойный молоток.
Ника, видимо, отчаянно мечтающая, чтобы я наконец сгинула где-нибудь за полярным кругом, смотрит на меня с плохо скрываемым неудовольствием. Плевать мне на Нику.
– Иван! – негромко зову я.
– Что? Где ты бродишь? – спрашивает тот. Глаза у него кошачьи, масляные.
– Иван, нам надо уезжать. Прямо сейчас!
– Опять! – вздыхает устало Ника.
– Что случилось? – лениво спрашивает Серебров. Потом напрягается, видя мое выражение лица.
Я наклоняюсь над столом и шепчу ему одними губами:
– Там, у камина, мужчина со шрамом.
Румянец мгновенно покидает лицо Ивана. Застыв, он какое-то время молчит, глядя на меня, потом медленно поворачивается и смотрит туда, куда я указала.
Разумеется, обладатель шрама сел к нам спиной.
– Где? – выдыхает Иван.
– Спиной к нам. Короткие светлые волосы, темный костюм. Он еще меню в руке держит.
Удивительно, но я только сейчас понимаю, что все поголовно мужчины в этом ресторане, кроме Ивана, в костюмах. Сегодня что – праздник какой-то? День Конституции?
В этот момент, словно почувствовав, что некто сзади сверлит его взглядом, сидящий к нам спиной человек поворачивается и хмуро смотрит на нас. Этого мига вполне достаточно, чтобы вместо совершеннейшей белизны на Ванькином лице проявилась кладбищенская серость.
– Э.. это не шрам, – говорит шепотом серый Иван.
– А что это? – интересуюсь я.
– Это… скорее, царапина.
Ника, видя наши перепуганные лица, молча слушает этот шизофренический диалог. Надеюсь, в ее памяти наши образы навсегда отпечатаются двумя яркими сумасшедшими мазками.
– Это шрам. Я видела! Он прошел в полуметре от меня.
– И что? Что делать? – спрашивает потрясенный Иван, вцепившись в пустой бокал из-под виски.
– Брать ноги в руки и сваливать!
Ника, чувствуя, что мы влипли в какой-то переплет, автоматически берет сумочку с дивана и кладет туда сотовый. Умница, хорошая реакция.
– О’кей, – кивает Иван, – я сейчас зову официанта, мы расплачиваемся и уезжаем. Все будет нормально.
На лицо его понемногу возвращается краска – правда, пятнами. Он кивает кому-то за моей спиной, и буквально через минуту на наш столик приносят чек. Все это время мы сидим, словно трое манекенов – выпрямив спины и стараясь не смотреть по сторонам.
– Карточку примете? – спрашивает Иван официанта одними губами.
Черт, он же отдал мне днем всю наличность! И теперь, вместо того чтобы расплатиться и уехать, мы будем ждать, пока нас рассчитают безналом.
Сегодня явно не наш день. Как-то еще в метро все не задалось…
Неожиданно для себя я вдруг смеюсь в голос. Я вообще удивляюсь, как я еще не сошла с ума с Серебровым. А может, я уже сошла с ума, и все вокруг – просто плод моего воображения? Говорят, бред чаще всего бывает ярче объективной реальности. Эта мысль веселит меня еще больше – и я продолжаю хохотать.
У Ивана лезут глаза на лоб. А человек со шрамом, услышав мой смех, снова оборачивается к нам. Будь на моем месте Гай Ричи, он наверняка пригласил бы этого типа в один из своих гангстерских боевиков. Такая фактура пропадает!
Что у нас там было по плану? Поножовщина? Интересно, где у него нож? В кармане брюк? Или в специальной подмышечной кобуре? Нет, в кобуре лежит огнестрельное оружие, а для ножей делают специальные ножны. Интересно, он его в Ивана метнет издалека, или, подойдя поближе, просто всадит лезвие в бок? И за что? Интересно, за что? Может быть, подружка человека со шрамом в последнее время слишком подсела на Ивановы песенки? Ревность – веский повод для ножевого ранения.
Смешно, правда? Я все ржу и ржу, как полоумная. Ударьте меня, кто-нибудь!
И тут планета окончательно съезжает с катушек. Потому что человек со шрамом, а также двое его друзей встают из-за стола и, синхронно вскинув руки с невесть откуда взявшимся оружием, начинают палить в сторону тихого столика, за которым четверо милых мужчин вот уже час пьют пиво.
Вы что-нибудь понимаете? Если да, стукните мне в аську.
Говорят, пуля летит со скоростью 300-500 метров в секунду. Ну, это в вашей вселенной. А в моей вселенной пуля нетороплива, как разжиревшая оса. Или это просто я настолько ускорилась?
Воздух становится вязким, как желе. В нем тонут сухие щелчки. Целые гроздья сухих щелчков. Раз-два-три, синкопа, раз-два. Я вижу, как после выстрела дуло пистолета ближайшего ко мне стрелка лениво взлетает вверх, а сквозь вязкий воздух продираются крохотные блестящие пули.
Дзынь! – разлетается вдребезги пивная кружка.
Шмяк! – впивается пуля в стену чуть повыше стола.
Блям! – сыплются на пол куски огромной вазы, стоявшей в углу.
С грохотом валится стол, а потом к голосам трех пистолетов прибавляются еще несколько – потому что парни с пивом, оказывается, умело отстреливаются.
Если на этот видеоряд наложить подходящий саунд-трек – что-нибудь разухабисто-мексиканское, в стиле Тарантино – получится неплохой боевичок.
Где-то истошно вопит женщина. Взрывается осколками огромное окно. От камина красиво отлетают куски мрамора. Чья-то рука, вцепившись в запястье, дергает меня вниз – и продолжение оперы для семи пистолетов с оркестром я слушаю уже из-под стола.
Понять, что происходит, я уже не пытаюсь. Глядя на перекошенные лица Ивана и Ники, вслушивающихся в какофонию выстрелов, криков, звона и грохота, я осознаю, что изо всех, находящихся в зале, именно мы трое оказались в самом невыгодном положении. Главным образом не потому, что у нас нет оружия, а потому, что мы зажаты в углу, перестрелка ведется практически возле выхода, так что путь к отступлению нам отрезан.
Радует одно – люди с оружием так увлечены друг другом, что до нас им нет никакого дела. Хотя я лично в этом не совсем уверена. Я теперь вообще ни в чем не уверена.
– Что? – спрашивает у меня Иван.
Наверное, он хотел узнать, что будем делать.
– Ждать, пока они перестреляют друг друга! – ору я, чтобы меня хоть капельку было слышно.
Ника вообще потеряла дар речи – она просто переводит округлившиеся от ужаса глаза с меня на Ивана, с Ивана на меня и трясется от страха.
Кстати, в противоположность Нике я никакого страха не ощущаю. После того как первый шок от столкновения с обладателем шрама прошел, все, что я чувствую – это глобальное, всеобъемлющее удивление. Ощущение такое, что я просто случайно попала в параллельную реальность – а где-то далеко, в моем собственном, родном, скучном измерении, нет никаких мужчин, стреляющих друг в друга, никакого битого стекла и дыр в стенах – я в фешенебельном ресторане пью кофе и беседую о погоде.
Перестрелка, тем не менее, не утихает. Может быть, обе компании знали о встрече друг с другом заранее и запаслись бронежилетами? Или они целенаправленно палят по стенам и потолку, чтобы растянуть удовольствие? Помещение наполняется дымом.
Иван, отодвинув в сторону бархатную скатерть, свисающую до пола, бросает взгляд назад и сообщает:
– Один готов. Тот, что у дальней стены. Валяется прямо посреди прохода.
Наверху, на столе, разрывается сотовый.
– Черт! Моя мобила! – кричит Иван.
– Не вздумай! – хватаю я его за руку.
– Ерунда! – он на секунду выныривает из-под стола, и тут же возвращается с телефоном в руках. – Да! Сиди в машине, мы сами!
Видимо, Андрей решил проверить, живы ли мы еще.
Выстрелы становятся реже, но теперь к ним добавляются несколько мужских голосов, доносящихся с улицы. Неизвестные мне мужчины кричат на неизвестном мне языке.
– Дзынь! – слышу я сверху, и под стол сыплются осколки. Надеюсь, кто-то из персонала уже вызвал милицию, иначе, даже сидя под столом, кто-нибудь из нас непременно нарвется на случайную пулю.
– Давайте рванем вдоль стены и выпрыгнем через окно! – предлагает Иван. – Тут первый этаж, внизу клумбы.
– Я-я-я ни-никуда не по-по-пойду! – выдает Ника.
– Останешься здесь! – рявкает Иван.
– Не-не-нет! – протестует Ника.
– Пока будем прыгать, в спину точно кто-нибудь попадет! – говорю я.
Выстрелы становятся совсем редкими. Теперь уже я высовываюсь из-за скатерти, точно комик, который, отодвинув занавес, прикидывает количество публики, собравшейся на его бенефис.
Разгром в зале кошмарный. Двое мужчин лежат посреди ресторана без движения. Слева, из-за опрокинутого стола, служащего импровизированной ширмой, изредка раздаются одиночные выстрелы. Моя позиция позволяет наблюдать всю баталию в разрезе – так что я вижу, что стреляет, вернее отстреливается, полноватый мужчина в окровавленной рубашке. Справа, там, где некогда был камин, а теперь остался изрубленный пулями кусок светлого мрамора, спрятавшись за останки былого великолепия, прячется второй стрелок. Куда подевались остальные – не знаю. Видимо, не мы одни решили использовать разбитое окно в качестве запасного выхода.
Неужели я все это вижу наяву?
В холле, часть которого просматривается сквозь арку входа в зал, мечутся люди. Кажется, в этом заведении есть еще один зал, которого я не заметила. Интересно, они видят, что на поле сражения, кроме стрелков, есть и другие люди?
– Не светись! – одергивает скатерть Иван. – Пусть забудут, что в зале есть свидетели.
Наконец наступает пауза. Нет, крики на улице и в холле не утихают, но здесь, в зале, на какое-то мгновение наступает тишина. То ли патроны резко закончились, то ли один из стрелков умер.
И в наступившей, весьма относительной, тишине до нас доносится далекий звук полицейской сирены.
– Слава богу! – говорит Иван.
Я снова очень осторожно выглядываю из-за скатерти. Мужчина за столом-ширмой мертв. Рука, еще пару мгновений назад сжимавшая пистолет, безвольно лежит на полу. Тот, что прятался за камином, колеблется – то ли проверить, дышит ли кто-то из противников, то ли двинуться в холл, чтобы избавляться от свидетелей. Однако сирену он тоже слышит – и, подумав еще секунду-другую, обводит взглядом разоренный зал, делает стремительный рывок к окну и выпрыгивает на улицу.
На какое-то мгновение мы с ним успеваем пересечься взглядами. И вот тут мне становится по-настоящему страшно – потому что у человека с пистолетом совершенно спокойное, будничное лицо. С таким лицом пьют чай и читают газеты.
А еще мгновение спустя, когда у меня успевает мелькнуть мысль, что, возможно, все уже позади, в окно влетает странный предмет. Кажется, это бутылка. Упав на один из опрокинутых столов, она бьется со странным глухим звуком и тут же вспыхивает.