28
Обидно.
Правда, мне очень обидно! Проторчать почти без движения девять месяцев, прикрепившись к маточной стенке, потом не задохнуться на выходе, пережить идиотизм детского сада и террор младшей школы, потратить пятнадцать лет на изучение разных нужных и не очень предметов, получить профессию, приехать в Москву и на самом интересном месте помереть под обеденным столом в каком-то кабаке! Досадно, не правда ли?
Огонь резво скачет посреди зала, жадно пожирая синтетические скатерти, вгрызаясь в искусственный ковер и растекаясь по пластиковым стеновым панелям. Это заведение будто специально строили так, чтобы при случае оно вспыхнуло, словно спичка. Коктейлей Молотова было три, прилетели они с интервалом в пару секунд (бросал явный знаток этого дела; интересно, где этому учат?) – и теперь мы, сгрудившись у стены, смотрим на разгорающееся пламя и отчаянно завидуем рыбкам в фонтане.
В ответ на наши молитвы срабатывает противопожарная система, и сверху обрушивается холодная вода.
– Мамочки! – взвизгивает Ника.
– Знал бы, что дадут воду, взял бы с собой шампунь! – веселится Иван.
На улице слышны редкие выстрелы. Именно поэтому мы не прыгаем из окна. Но еще через пару минут пламя, которое совершенно не желает гаснуть под струями воды, полностью перекроет нам выход, так что окно – это единственный путь эвакуации.
Иван словно читает мои мысли.
– К черту! – командует он. – Ника, снимай каблуки и давай по стенке к окну. Лиза, ты вторая, я последний.
Нам уже практически нечем дышать. Одежда липнет к телу, по лицу течет вода. Я смотрю, как Ника трясущимися руками расстегивает молнии на сапогах, и думаю о том, что нам чертовски повезло! Что бы мы стали делать, если бы "Стакатто" находился не на первом этаже, а, к примеру, на десятом?
– А там высоко? – спрашивает меня Ника, прижимая сапоги к груди.
– Нормально там, не волнуйся! – говорю я будничным тоном. – Ну, готова?
И тут нам на помощь приходит небесная канцелярия.
С шипением посреди полыхающего зала образуется пенное облако, а в нем материализуется апостол Павел. Он снял свой понтовый пиджак, закатал рукава и вооружился огнетушителем.
– Эй! – кричит он, откидывая со лба мокрые волосы. – Сюда!
Ника с визгом бросается ему навстречу.
Минут пять у него уходит на то, чтобы проложить нам обратную дорогу. Наконец, оставив позади себя лежащие на полу тела, мы оказываемся в холле, который напрочь заволокло дымом.
– Сюда! – командует Паша, бросив под ноги почти пустой огнетушитель, и устремляется вовсе не к выходу, а в сторону кухни. Мы послушно бросаемся следом.
В огромной кухне, увешанной сверкающими кастрюлями-сковородками, ни души. На плите в кастрюле выкипает соус. Проскочив мимо столов и стеллажей с посудой, попадаем в узкий коридор, выкрашенный зеленой краской. Вдалеке мигает тусклая лампочка. На полу – старый желтый кафель времен застоя. Кажется, при советах здесь была банальная столовка.
Поворот направо, несколько дверей вдоль стены, поворот налево, пластмассовые ящики, сваленные кое-как один на другой, и наконец – железная дверь с надписью "выход". Павел с Иваном толкают дверь, и мы вываливаемся на улицу.
Какое-то время никто из нас ничего не может сказать. Мы просто молча пялимся в темноту и пытаемся отдышаться.
Тишина, царящая в маленьком темном дворике, куда нас вывел служебный выход, звенит в ушах. После дыма и гари свежий воздух кажется сладким. Неподалеку растянулся забор из сетки-рабицы, огораживающий несколько мусорных баков. Низко нависли деревья. Двор погружен в дремоту – не верится, что по ту сторону здания разворачивается локальный Апокалипсис.
– Ты кто, чувак? – потрясенно спрашивает Иван, глядя на Пашу.
– Никто. В смысле, с друзьями в банкетном зале футбол смотрели по телеку. Хозяин заведения – мой приятель.
– Спасибо! – жмет ему руку Иван. – Я Иван. А это Ника и Лиза. Мы твои должники.
– Паша, – отвечает брюнет. – Только если бы не она, – кивает он в мою сторону, – я бы не знал, что вы в большом зале. Я ее просто подвезти хотел, а она сбежала. Ну я и глянул ради интереса, где она сидит. А тут стрельба началась, и я понял, что вам хана. Как в вас еще дырок не понаделали?
– Мы везунчики, – мрачно хмыкает Иван, глянув на меня.
Ночь оглашает еще одна сирена, громче и истеричнее той, что мы уже слышали.
– О, пожарка подъехала! – говорит Паша с энтузиазмом. Такое ощущение, что сейчас он снова рванет в самую гущу событий и примется тушить огонь наравне с дипломированными пожарными.
Черт! Мы только что чуть не отправились на тот свет, а я думаю о том, как идет нашему новому знакомцу расстегнутая на груди рубаха.
– Надо ехать отсюда, – говорю я Ивану. – Если сейчас не свалим, еще привлекут как свидетелей. Думаю, нам это ни к чему.
Его сотовый снова начинает трезвонить. Иван подносит трубку к уху.
– Андрей, подгони машину к служебному входу. Да живы мы, живы, что нам сделается?
И тут с Никой случается истерика.
– Я хочу домой, – говорит она, зябко передернув плечами. – Я хочу домой!
– Сейчас поедем, – обнимает ее Иван.
– Я хочу домой! – начинает голосить она на весь двор. – Домой! Отвези меня домой! Серебров! Отвези меня домой!
Уткнувшись Ивану в плечо, она рыдает во весь голос. Босиком, посреди темного двора, размазывая по щекам тушь и встряхивая слипшимися от воды волосами, Ника отчаянно плачет, как потерявшийся ребенок. Паша растерянно стоит рядом. Я сажусь на пластиковый ящик у двери. Я хочу лечь и уснуть. Я ужасно устала. Кажется, мы провели в "Стакатто" не час, а несколько долгих изнурительных суток. А пресс-конференция, проходившая днем, и вовсе случилась пару лет тому назад. Слишком много событий для одних суток – мне нужен тайм-аут.
– Интересно, на сегодня это все, или что-нибудь еще случится? – спрашиваю я саму себя вслух.
Иван смотрит на меня поверх Никиных волос.
– Не знаю, – говорит он, наверняка, тоже самому себе.
– С тобой все в порядке? – уже второй раз за вечер задает мне типично американский вопрос Павел.
– Ага, – говорю я, глянув на него снизу. – Только холодно, а так все просто зашибись.
Все куртки остались в ресторане. Да черт с ними, с куртками.
– Дождь начинается, – глянув вверх, сообщает Паша.
Я поднимаю голову – и на лицо мне тут же падает несколько тяжелых капель. Ну вот, хоть что-то хорошее за сегодняшний день.
Из темноты выныривает "BMW". Выскочив из машины, Андрей почти бегом бросается к нам.
– Слава богу! – взволнованно восклицает он, оглядывая нашу промокшую четверку. – Все в порядке? Там вневедомственная охрана, милиция, еще какие-то люди. Плюс пожарные. Пока никого не повязали, но разгром ужасный!
– Ну что, едем? – спрашивает Иван Нику.
Та отстраняется, смотрит на него так, словно видит впервые, и вдруг говорит громко:
– Я с тобой никуда не поеду. Я сама! Оставь меня!
Это уже настоящая истерика.
– Это все из-за тебя! То есть из-за нее! – тычет Ника в меня пальцем. – Если бы мы поехали в "Ультрафиолет", все было бы хорошо! Идите в жопу! – орет она уже нам обоим, потом неожиданно начинает рыдать в голос. – Я из-за вас чуть не подохла! Придурки! Уроды! Ненавижу!
Иван пытается удержать Нику, которая молотит его кулачками в грудь, но та все же вырывается.
– Отвали от меня! Пусть твой водила меня до клуба довезет, я свою машину заберу. И не звони мне, никогда! – зажав сапоги подмышкой, босая зареванная Ника шлепает по земле, садится в "BMW" и громко хлопает дверью.
Андрей провожает ее удивленным взглядом, потом так же вопросительно смотрит на Ивана.
– Давай, вези ее, – кивает тот. – И потом езжай домой, мы сами.
– Хорошо. Может, все-таки в больницу, к врачу? – спрашивает тот.
– Если только к психиатру, – усмехается Серебров. – Нет, мы в норме. Спасибо! И спокойной ночи! Завтра возьми выходной.
Андрей кивает ему, потом мне, и усаживается за руль. Иван, хлопая себя по карманам, провожает отъезжающий внедорожник взглядом.
– Ребят, не знаю, что происходит, но я могу вас подвезти, – сообщает Паша. – А то ведь померзнете нафиг! У меня машина недалеко во дворе припаркована. Если ее, разумеется, не подожгли и не прострелили.
– Круто! – говорит Иван. – А сигаретки в придачу у тебя не найдется?
Еще через пять минут, усевшись в пахнущий свежей кожей салон огромного, как гиппопотам, "шевроле", мы проезжаем мимо входа в "Стакатто". Я смотрю в окно – по ту сторону стекла медленно разворачивается типично голливудская сцена. Из разбитых окон первого этажа валит дым и изредка вылетают языки пламени. Люди в шлемах и форменных робах разматывают шланги. Чуть поодаль, у машины скорой помощи, суетятся врачи, делая прямо на газоне кому-то из угоревших или подстреленных инъекцию. У меня полная иллюзия того, что мы с Иваном просто попали на съемочную площадку какого-то фильма – сейчас появится режиссер и крикнет буднично и немного устало: "Стоп! Снято!".
Хорошо бы, если бы все так и было. В этом случае на душе у меня не было бы столь паршиво… Одна мысль не дает мне покоя.
Ника была права. Не приди мне в голову сменить маршрут, мы бы не попали в переплет в "Стакатто". И что это значит? Что, как бы мы ни выкручивались, что бы мы ни придумывали, нас все равно накроет?
Наверное, ничего не изменить. Как бы мы ни делали вид, что все будет хорошо. Как бы быстро мы ни бегали. Разве можно обогнать судьбу? У того, кто писал эту пьесу, большое желание довести дело до финала. Такое большое, что акты и явления начали наслаиваться друг на друга. Темпоритм представления взлетел, как пульс бегуна на короткой дистанции. Не успеешь оглянуться, а уже дадут занавес!..
А самое смешное и страшное – что в конечном счете все будет выглядеть как несчастный случай. Как нелепое стечение обстоятельств. Мы просто окажемся не в то время не в том месте. Упс!
Смешно! Что может быть хуже, чем смерть без причины? Простая такая, случайная смерть? Одно дело, когда в чьей-то гибели виноват маньяк, пьяный водитель, влетевший на остановку на своем авто, свиной грипп. Есть на кого выплеснуть злобу. Другое дело, если близкий человек нечаянно поскользнулся в собственной ванной и умер от удара головой о раковину. Или случайно поел ядовитых грибов, которые сам же и насобирал возле своего дачного участка. Или выпал из окна двенадцатого этажа, решив по весне хорошенько отдраить окна.
Пожар. Шальная пуля. Падение осветительных приборов. Беспричинная смерть страшнее всего. Кого винить? Кого ненавидеть?
– Один плюс, – говорит Иван, глядя в окно. – Сегодняшний ужин – явно за счет заведения.
– И не нужно оставлять чаевых! – улыбается Паша.
Он выруливает на проспект. Капель на лобовом стекле становится все больше и больше, и вдруг, словно сорвавшись, дождь накрывает город. Несмотря на включенный подогрев сидений, мне все еще холодно – мокрая футболка и джинсы напрочь приклеились к коже. Съежившись, я смотрю в окно. Но я там все равно ни черта не вижу. Мне снова, как уже много раз за последнее время, хочется поставить реальность на паузу.
На долгую такую паузу. После которой, возможно, никакого продолжения не последует.
29
"Звезда рок-н-ролла должна умереть. Аксиома".
Я лежу на заднем сиденье. В голове моей звучат гитара и флейта.
– Чувак, а я тебя где-то видел? – спрашивает Паша сидящего рядом с ним Ивана.
– Э… мы все где-то друг друга видели. Забей! – отвечает тот.
"Проснись, дорогая. Прости, что не дал досмотреть".
Саша Васильев меланхолично ударяет по струнам.
– Не-ет, – не сдается Паша. – Ты же Иван Серебров! Я прав?
Иван усмехается, разводит руками.
– Бинго!
"Пока ты спала, я тихонько смотался из дома".
– Офигеть! – удивляется Паша. – Прикольно! Мне у тебя вот это нравится… Как там? Ла-ла… и сразу: "И мы узнаем друг друга, в табачном дыме и виски…"
– Такие разные, – подхватывает Иван, – но в одинаковых мыслях.
Оба весело смеются.
– Круто. Вас, кстати, куда везти?
Иван оборачивается, смотрит на меня сверху вниз.
– Эй, штурман, не спи! Куда едем?
"Узнать, что есть жизнь и смерть".
– Что?
– Едем куда? – повторяет Иван.
Я пожимаю плечами.
– Решай сам.
"Любая строка – это шрам на лице. След осколка".
– Тогда к тебе.
– Не вопрос!
Иван отворачивается.
– Нам в Текстильщики.
"Засев в голове, он не даст никому постареть".
– Понял, – кивает Паша.
Надо предупредить Машку, что мы приедем. Я нехотя сажусь, нахожу валяющуюся в ногах сумку, шарю в ней в поисках мобильника. Настроение у меня – хуже некуда.
"Пока ты спала, звезда рок-н-ролла должна умереть".
Сложенные ровной стопкой и свернутые рулоном, мне попадаются под руку листки с Ивановыми снами. Машинально я достаю их. Света в машине немного, но того, что проникает с улицы, вполне достаточно, чтобы разглядеть написанное.
Я помню каждую фразу. Каждую ситуацию. Упавшие софиты. Красное авто. Я словно хожу по кругу, снова и снова перечитывая эти записи в поисках тайного смысла. Собственно говоря, большую их часть уже можно выкинуть – потому что, с учетом сегодняшнего дня, почти все сны Ивана стали явью. И пока нам удавалось проскочить. Но что будет завтра?
Что там дальше по списку? Падение самолета? Интересно, как именно мы попадем на борт, если будем держаться подальше от аэропортов? Как именно судьба заставит нас сесть хотя бы в самый плохонький кукурузник? Нас похитят злоумышленники, работающие на одну из авиакомпаний страны? Или, не дожидаясь, самолет сам упадет нам на голову?
И вдруг меня накрывает.
Музыка в моей голове обрывается так же резко, как и началась. Обиженный Саша забирает свою гитару и уходит со сцены.
– Твою мать, – шепчу я, глядя в окно.
Господи, какая же я дура!
Мы сами сядем в самолет! Сами, по доброй воле.
Потому что именно это и есть выход из положения!
– Иван! – зову я севшим голосом.
– Да? – оборачивается он, мгновенно уловив мое настроение. – Что?
Я показываю ему листки из ежедневника.
– Я все поняла.
– Что? – подскакивает он.
– Я знаю, как все исправить!
Я медленно лезу в сумку, достаю сотовый, набираю Машкин номер. Все это время Иван не сводит с меня глаз. Отстегнув мешающий ему ремень безопасности, он втиснулся между передними сиденьями, чтобы лучше меня слышать.
– Привет! – говорю я, когда трубка отзывается сонным Машкиным голосом. – Прости, если разбудила. Маш, слушай, я сегодня не приеду. И завтра, наверное, тоже. Я уезжаю из Москвы на несколько дней, у меня срочная командировка.
Глаза Ивана округляются.
– С кем? – переспрашиваю я. – С Серебровым.
Человек напротив меня окончательно обалдевает.
– Нет, не поездом. Самолетом, – уточняю я. – Ага. Спасибо! Я позвоню. Спокойной ночи!
Я кладу трубку. Иван смотрит на меня так, словно я только сошла с ума – прямо на заднем сиденье.
– То есть ты все-таки смерти моей хочешь, – задумчиво говорит он.
– Не-а, – улыбаюсь я. – Нам нужно пройти всю схему до конца. Пережить наяву все, что ты видел. И тогда история закончится. Благополучно!
– Не понял, – после паузы говорит озадаченный Иван.
Я хохочу.
– Смотри! – раскладываю я на коленях пасьянс из листков. – Все твои сны сбываются в обратном порядке от того, как ты их видел. Так? Так. Где это? А, вот! Авария. Красное авто. Было? Было. Все обошлось? Обошлось. Откладываем. Лужники. Были? Были. Все обошлось. В архив. Поножовщина в ресторане была? Была. Ну не поножовщина, перестрелка, какая разница. Человек со шрамом – главный герой. Где он? Не знаю где, но мы живы и здоровы. То есть что? Откладываем. Далее. Пожар. Был? Был. Куда? Правильно, в архив.
В руке у меня остается два последних листка.
– Итак, что в сухом остатке? Самолет и крыша. Или что там у тебя, мост? Неважно. Важно то, что мы должны пережить эти события, и тогда весь этот кошмар закончится. Понимаешь? Это квест! Его надо пройти до конца, до самого последнего уровня, и тогда мы выиграем! Понял?
Иван потрясенно смотрит на меня. Потом на листки. Потом снова на меня.
– Понял…
Теперь Паша, оглянувшись, смотрит на нас так, словно мы секунду назад спятили прямо в его машине.
– Но я же могу умереть, – почему-то шепотом произносит Иван.
– Нет. У тебя есть я. А я у тебя по штату кто? Ангел-хранитель. И, значит, нас в любом случае ждет хеппи-энд.
– То есть ты согласна сесть со мной в самолет? – уточняет Иван.
– Да. Более того, я собираюсь сделать это в самое ближайшее время.
Я смотрю на часы. 02:04. Мы отлично успеваем!
– Какую авиакомпанию ты предпочитаешь? – интересуюсь я.
– "Аэрофлот", – отвечает Иван. – У меня бонусная карта есть, плюс знакомый человек в "Шереметьеве" в VIP-зале.
– Отлично! Во сколько летит первый рейс "Аэрофлота" в Питер?
– Ну… часов в семь, – прикидывает Иван.
– У тебя паспорт с собой? – уточняю я.
– Всегда, – кивает он.
– Отлично! До регистрации не меньше трех часов, а значит, мы успеем не только доехать до "Шереметьева", но еще и кофе с коньяком там дернуть!
Иван все еще раздумывает.
– Нет, ты вот сейчас серьезно?
– Серьезнее некуда! Решайся! Давай закончим уже эту бодягу побыстрее! Или ты так и будешь бояться каждого угла? У тебя премия скоро. Я с тобой на сцену не полезу!
Он смотрит на меня в упор. Пролетающие за окном фонари оставляют на его лице причудливые влажные тени.
– Ты мне доверяешь? – спрашиваю я шепотом.
– Да.
– Точно?
– Точно. Но мы рискуем. Очень рискуем.
– Я знаю. Мы все время рискуем. Мы все время пытаемся убежать, а ОНА нас все время догоняет. Наступает нам на пятки. А что, если изменить правила игры? Что, если нам самим начать гоняться за ней? А?
Иван делает вдох, словно пловец перед прыжком в воду, на какой-то миг задерживает дыхание, потом решительно кивает.
– К черту! – Иван расплывается в улыбке. – Полетели!
– Паш, разворачиваемся! – командует он, усевшись поудобнее.
– Вы что, реально решили ехать в "Шереметьево"? – спрашивает обалдевший Паша.
– Да, – говорю я. – Тебя как, не очень затруднит довезти нас до аэропорта? Завтра ведь суббота, вставать рано не нужно.
– Хм… Должен признаться, я стоматолог. А стоматологи работают по своему расписанию. Но завтра у меня, по счастливому стечению обстоятельств, выходной.
– Ты знаешь, нам в последнее время везет на счастливые стечения обстоятельств, – смеется Иван.
– Блин, вы ненормальные! – хохочет вслед за ним Паша. – Впервые вижу таких чокнутых людей. Не знаю уж, что у вас там происходит, но… блин, ребята, вы шизики!
– Нет, мы искатели приключений! – поправляет его Иван. – На свою ж…