Пакуро
Та философская концепция, что, обличая несправедливость мирового устройства, когда у одних есть все, а других - ничего, а потому или пусть все будет у всех, или ни у кого ничего не будет, эта концепция, ныне столь любезная сердцу эксперта Собцовой, майору Пакуро, напротив, претила. Равно как и его соратнику Борису. Оба, без всякой симпатии относясь к хапугам, лихоимцам и разбойникам, классовой ненавистью себя не изнуряли, сажали проходимцев в клетку в соответствии с их доказанными заслугами, и полагали, что мазурик может быть необыкновенно удачливым, но никогда - счастливым, и воздаяние неизбежно, поскольку, как гениально заметил неведомый мудрец, Бог терпит долго, но бьет - больно! И приобретение благ в ущерб ближнему своему неизменно компенсируется потерями.
Верующий Борис полагал, что среди разнообразия этих потерь разного рода материальные утраты и удары судьбы - всего лишь предупреждения и взыскания, чей непонятый смысл ведет на путь окончательно пагубный, ибо потеря в себе человека - сути, дарованной свыше, чревата отсутствием той перспективы, что дороже всех земных благовосприятий.
Впрочем, размышлениями и дебатами на темы морали и нравственности ни себя, ни ближних, друзья и сослуживцы не утомляли, своим бескорыстием не кичились, а тянули привычно сыскную бесконечную лямку, выкручивались, как могли, под напором неблагополучных социально-житейских обстоятельств, и делали то, что вселяло во многие разочарованные слабые умы надежды на общественное лучшее.
Домой вернулся Пакуро под утро: всю ночь, проведенную в кабинете на Шаболовке, ему поступали сообщения о суете в чеченской группировке, контролирующей банк, где работала убитая Валентина Рудакова.
Судя из технических записей разговоров, для руководящего звена чеченцев убийство представляло весьма неприятный сюрприз, поскольку речь шла о недостаче в сто тысяч наличных долларов, числившихся за ответственной работницей и неизвестно куда канувших. По данному поводу учинялось разбирательство в нижних звеньях, контактировавших с покойной и, возможно, сподобившихся на махинацию. В разговорах мелькали имена двух персонажей, живущих в столице с просроченной регистрацией и, используя данный факт, Борис задержал обоих, решив поработать с залетными кавказскими субчиками в одном из ОВД.
Чем закончилась эта "пробивка", Пакуро еще не знал.
Лег спать в мутно льющимся из окна голубеньком свете начинающегося утра, преодолевая воспаленную сумятицу мыслей, и, едва забылся в непрочной дреме, в сознание ворвался, остервенело дребезжа длинными зовущими трелями, телефонный, явно междугородний, звонок.
Схватил ватными пальцами трубку, пробормотав истомленно:
- Д-да, слушаю…
Бодрый голос знакомого коммерсанта, жителя Крыма, у кого в доме майор во время отпуска снимал комнату, и кого не видел уже лет пять, со смущенным смешком произнес:
- Чего, милиция, дрыхнем?
- Да вот… с ночи я…
- Не оправдывайся! Как жизнь-то, рассказывай?
Пакуро посмотрел на будильник: семь часов утра… Экая непосредственность, а? Возмущенно скрипнув зубами, промолвил недовольным голосом:
- Ну, чего у тебя?
- Слушай, тут дело такое, - отозвался собеседник, - у меня три бочки с подсолнечным маслом, я с трассы звоню. А говорят, в Москве цены упали. Так или нет?
- Да я-то откуда знаю?!
- Понятно… Так может, мне с маслом в Ульяновск лучше, как думаешь? Угадаю? Я прямо на развилке стою… Или, может, выяснишь оптовые цены? Слетай, купи газетку, а? Я тебе перезвоню через час…
- Давай! - согласился Пакуро с вдумчивым одобрением, и - выдернул из розетки телефонный шнур.
Опять нахлынула сумятица мыслей и образов, мешая желанному забвению; вспомнился тот самый далекий отдых в Крыму, побережье из серой гальки, прозрачная соленая волна, тенистый прохладный дворик, увитый виноградом, незабвенно простецкая, улыбчивая физиономия хозяина-комммерсанта, его запыленный рабочий грузовичок с тяжело провисшими на перекладинах кузовных рам складками выбеленного солнцем брезента…
Да будь оно все неладно!
Но, наконец, пришел сон. Тревожный, смутный. А в нем - крупным, парализующим сознание планом - возбужденно несущий какую-то околесицу Боря Гуменюк…
И - снова звонок. На сей раз - в дверь.
Качаясь от слабости, с плавающими в глазах золотистыми точками, Пакуро, хватаясь за стены, в одних трусах вышел в тамбур.
За рябым, с залитой проволочной сеткой стеклом общей двери маячили какие-то рожи.
- Что надо? - спросил Пакуро слабым голосом.
- Поговорить с вами, - донесся неопределенный ответ.
- О чем?
- О Библии…
Позволив себе фразу, в которой упоминалась символическая мать сектантов-вербовщиков, Пакуро, остервенело крутя головой и изумляясь своей востребованности всем праздным шалопаям мира, вновь улегся в постель. Да уж куда там со сном…
Включил телефон, позвонил Борису, уже прибывшему на службу:
- Что с твоей чеченской парочкой?
- Да анекдот! Меж двух огней они попали… Свои шефы прессуют, а тут еще мы… Ну, побеседовали жестко… Нет на них крови нет, уверен.
- А в чем анекдот?
- Они из ОВД свою машину вызвали, мы за ней "наружку" наладили… Потом к себе на квартиру приехали, сразу за телефон… Ну и выяснилось: вышли из ОВД разгоряченные, напустились на шофера, что в машине бардак - пакеты с остатками пиццы, журналы разодранные с порнухой… В общем, сядешь в тачку, сразу ясно, кто как жил, кто что ел… И у поста на выезде всю эту дребедень рядом с урной вышвырнули… А приехали - хвать, ненароком кулек с тремя тысячами баксов вместе с мусором на волю выпустили…
- И чего? - невольно улыбнулся Пакуро.
- Ну, я к посту. Там сержант. Да, говорит, сначала одна машина остановилась, объедки и бумага из нее полетели, а потом джип тихонько подкатил, вышел человек, изучил мусор, что-то из него взял, и - поехал джип дальше… Белый, спрашиваю, джип? Белый, отвечает. Ясно, говорю. А потом, значит, опять "чехи" подъехали в своих отходах копаться… Какой у "чехов" результат - понимаешь… Мат поднимался выше уровня облаков!
- А чего "наружка"?
- Я намекнул… Но они же, сам знаешь - коли прикинутся шлангами, то и не отсвечивают… Когда появишься?
- Уже одеваюсь, - буркнул Пакуро, натягивая брюки.
- Давай быстрее, есть у меня еще новостенка - ахнешь!
Пакуро уже направлялся к двери, когда телефон зазвонил вновь.
- Ну, чего там с маслом? - услышался недовольный голос разъезжего бизнесмена. - Звоню тебе, звоню…
- Выяснил! - с мстительной радостью ответил Пакуро. - Ты просто ясновидец, вот чего доложу!
- Это… в смысле?
- Самые высокие цены по России - именно в Ульяновске! - Выждав паузу, Пакуро доверительно прибавил: - Сведения из Интернета…
- Иди ты!.. - выдохнул собеседник растерянно и восхищенно.
- Опять угадал. Я именно что на выходе.
Прибыв на Шаболовку, майор с удовлетворением выслушал приготовленную ему неутомимым Борисом новость: пули из "мелкашки", застрявшие в головах жертв, претерпели, что было редкостью, лишь незначительную деформацию конфигураций, и из центральной пуле-гильзовой картотеки пришло сообщение: выстрелы производились из газового пистолета "Маузер", переделанного для боевой стрельбы, и ныне хранящегося в ЭКО одного из столичных округов.
- Как в ЭКО? - удивился Пакуро.
- Вот именно! - вдумчиво молвил Борис. - Из ЭКО его свистнули. Вместе с деньгами и с кучей других стволов. И в расследовании принимают участие наши ребята из "десятки"…
Десятый отдел РУБОП занимался делами, связанными с бандитизмом и незаконным оборотом оружия.
- И что в "десятке"? - спросил Пакуро.
- Ждут нас! - картинно развел руки Борис, озаряясь широкой улыбкой. - Обещали чай с домашним пирогом.
- Чай - это ладно, - отмахнулся Пакуро, в который уже раз с удивлением и возрастной завистью сознавая, что на лице его боевого, извечно жизнерадостного соратника, нет ни единой приметы тяжкой бессонной ночи. - Сдвиги какие-нибудь у них имеются?
- Да еще какие!
Пакуро резко поднялся со стула.
- Пошли!
Собцова
Помимо двенадцати тысяч долларов, присланных для экспертизы, Людмила достала из сейфа один из заграничных паспортов, хранящийся в качестве вещдока и выписанный на имя сидящей под следствием аферистки.
Среди всякой всячины, в железном шкафу хранились всевозможные печати, оттиски, туши и спецклей, а, покопавшись в картонном ящике, набитом инструментом фальшимонетчиков, Собцова достала пинцеты, кривое тонкое лезвие, раздвижной транспортир, после чего, заперев дверь кабинета на замок, в течение часа, благо позволяли навыки, аккуратно переклеила в паспорт мошенницы свою фотографию, точно подогнав к ее уголку необходимый фрагмент печати.
Рассмотрев документ в ультрафиолете, под лупой, мрачно и удовлетворенно кивнула: никакой пограничный контроль не прицепится… А до истечения срока действия зелененькой шенгенской визы - европейского вездехода, остается неполный месяц… Вполне достаточно!
Вслед за тем замелькали мысли: что, если номер паспорта, изъятого у арестованной неудачницы, сидит в памяти компьютеров, расставленных на рубежах страны необъятной?
В этом случае комфортабельный вылет в зарубежные дали из аэропорта или же уют купе международного вагона - категорически исключены.
Она пересечет условную границу братской Белоруссии, после, путая след, переберется на Украину, а в безопасном Киеве смело возьмет билет либо на самолет, либо на поезд. Купить же банковскую справку на валюту - не проблема. И, кстати, ведь были же у нее бланки этих справок со всеми необходимыми штампами, и нет, чтобы оставить себе на всякий случай хотя бы парочку, сдала все заказчику экспертизы, дура! Хотя кто знал, что ей предстоит столь внезапно и сказочно разбогатеть?
На подходе к дому встретила соседку, выгуливающую во дворе овчарку.
С соседкой она общалась редко и неохотно, однако на сей раз подошла, поздоровалась, побрела рядом, сетуя, что часто ломается лифт и надо бы написать убедительную жалобу в управу округа, а, кроме того, на лестничной площадке разбито стекло форточки, и до зимы общими усилиями надо бы вставить новое - от жилищной конторы подарков не дождешься…
Она говорила, присматриваясь к заполонившим двор машинам, подозревая, что за ней сейчас наблюдает если не милицейская, то бандитская "наружка".
Одна из машин - перламутровая сиреневая "девятка" с непроницаемо черным остеклением кузова, вызвала у нее тревогу, и, подхватив соседку под руку, она направилась в сторону автомобиля, высматривая горку окурков у обращенных к бордюрному камню дверей - верный признак методично ведущейся слежки.
Окурков не заметила, как не смогла разглядеть за вязкой тьмой лобового стекла и очертаний своих возможных соглядатаев.
Как истязающе жутко ощущение расплаты и витающей вокруг тебя зловещей тайной силы, подкарауливающей за каждым углом… Зачем она все это сделала, зачем?!
Явившись домой, застала возбужденно ходящего по комнате мужа. Трагическим голосом муж сообщил, что только что звонила Лехина жена: на днях ее супруг таинственно исчез.
- Все вещи на месте, документы… - недоуменно цедил он. - Куда делся? Они на ферму ушли, а Леха во дворе с бензопилой копался… Приходят - пила лежит разобранная, дверь в дом открыта, а его нет… Думали сначала, что запил, в загул подался, бывало такое, но вот уже сколько времени…
- Я должна с тобой поговорить, - торопливо и в нос проговорила она. - И очень серьезно.
- Чего-то знаешь? - насторожился он.
- Да, знаю…
И она рассказала ему все, от начала и до конца.
- Да что же у вас зачесалось-то! - с чувством промолвил супруг. - Вроде, нормальные люди, вроде, никаких заскоков… А уж от тебя такого авантюризма, дорогая, ожидал, как от нарзана похмелья…
- Сама не ожидала, - бесстрастно согласилась она. - Но что сделано, то сделано. Надо уезжать. Загранпаспорт у тебя есть, ты словно чувствовал, что пригодится тебе…
Муж оформил выездной документик в расчете на турпутевку, предлагаемую ему, как гонорар за очередную халтурку.
- Постой-постой! - поднял он руку. - Куда уезжать-то?
- Да ты в Европе по своей специальности… - с чувством начала она, но муж перебил, вращая из стороны в сторону головой, будто разминал шейные позвонки:
- Ну, Людка! Аферы из тебя, как из нарыва перезревшего прут… Какая еще Европа?! Я в своей-то стране, как мышь пугливая, а ты вон чего удумала!
- Но у меня-то выбор какой?! - воскликнула она. - Если бы не бандюги эти… - Шмыгнула носом.
- Ну, тогда что ж… - Он сокрушенно почесал затылок. - Тогда - беги. А я Славке позвоню, есть у нас мордоворот на заводе, развелся месяц назад, по друзьям кантуется. Пусть ко мне перебирается. Вооружимся топорами, да монтировками, начнем отбиваться. Ну, втянула меня в историю!
- Подумай, может, вместе… - вымолвила она сквозь слезы, хотя отрезвленно, с гулкой пустотой безысходности, уяснилось, что скитания с этим увальнем, конечно же, будут ей в тягость.
- Чего мне думать? На мне греха нет…
Муж, как всегда, был непробиваемо туп и невозмутим. Вот же, осел упрямый… И еще телевизор включил, новости дня его интересуют!
Наивная иллюзорность своей сопричастности к событиям, происходящим вне его воли, и самоохранительный, приспособленческий их анализ, подобный растревоженному чутью таракана, обложенному безукоризненно гибельными, непреодолимыми рубежами отравы…
Она всплеснула руками, готовясь выпалить гневную тираду, но осадила себя: что взять с насекомого? Да и вообще… все уже в прошлом, о чем ты, Люда?..
Произнесла безучастно:
- Я должна собрать сумку.
- На антресолях какой-то баул… - донесся ответ. - Забирай.
Вечер провели в отчужденном молчании.
Она взяла только самое необходимое - все остальное купит, отныне мелочиться не стоит, отныне - жизнь для нее, а не она для жизни…
Надела джинсы, кроссовки, легкую спортивную куртку.
- Если что, - напутствовала, целуя тяжко вздыхающего супруга, - ты ничего не знаешь. Я, мол, сказала, что преследуют бандиты, вынуждена временно уехать, буду звонить…
- А звонить-то будешь?
- Конечно…
В три часа ночи, обвязавшись длинной бельевой веревкой, она скользнула мимо сонных окон в черноту тыльной, неосвещенной стороны дома. Подхватив заранее спущенную на землю сумку, аллеей побрела к перекрестку, поймала "левака".
Усевшись на заднее сиденье, оглянулась на пустую ночную улицу. Никакие подозрительные фары ее не преследовали.
- Тут недалеко, к парку езжай, - сказала она водителю.
- В такое время? К парку? - выразил тот сомнение. - Чего ж там делать-то?
- Клад откапывать! - заявила она с насмешливой злобой.
- А… Ну только если так… - раздалось со смешком.
Ей захотелось закурить. И только тут она вспомнила, что забыла на подоконнике пачку сигарет и дорогую позолоченную зажигалку, с которой не расставалась уже лет пять…
Вот незадача!
Было особенно жаль элегантной и безотказной зажигалки… Прямо - хоть возвращайся!
"Хотя… сгорел дом, гори и сарай!" - подумалось с отчаянно и безысходно.
Расплатилась с водителем ночной машины, и - побрела еле заметной тропкой в темень трепетавшей под вороватым легким ветерком листвы.
Вот и знакомый, слабо белеющий во мраке березовый ствол…
Надев резиновые перчатки, она ухватила под корни - вслепую, но уверенно и наверняка - пласт дерна, словно сердцем опознав его расположение на темной земле.
Точно… Угадала. Все-таки существует нечто, потаенно-мистическое, интуитивное, и - главное… Что? Душа?
Когда банка с долларами перекочевала в сумку, она, тревожно вглядываясь в темноту, поднесла к лицу "Вальтер", и передернула затвор, послав патрон в ствол. Подумала механически, что в ее положении оружие в ночном городе - штука незряшная, а уж если кто-то попытается отобрать у нее деньги, означающие отныне всю дальнейшую жизнь, то на спуск она нажмет бестрепетно и - не раздумывая…
Вновь вышла на трассу, подняла руку на приближающийся свет фар.
Вот тебе - на! Патрульный бело-синий "Форд".
- Ваши документики, гражданочка…
Она предъявила милицейское удостоверение. Сказала:
- Свои…
- Свои дома сидят, - заметил на это добродушного вида, худощавый майор лет сорока, вглядываясь в документ.
- Наш дом - Россия, - нашла в себе силы для остроты Собцова.
- О, экспертов я уважаю, без науки нам никуда! - произнес патрульный, возвращая ей корочки. - Так может, подвезти? А то ведь ночь, а тут женщина с сумкой… Что же вы так рискуете?
- В отпуск собралась, поезд через час отходит, - сокрушенно поделилась Собцова. - Ждала машину, а та сломалась. Вот и кувыркаюсь теперь.
- Ну, так и быть - довезем, - кивнул милиционер. - Садитесь сзади, ребята потеснятся. А сумочку в багажник давайте… Боря, багажник открой… Какой вокзал нужен?
- Белорусский. На бензин, как говорится…
- Да ладно, - отмахнулся майор Пакуро. - Бензин казенный… И для нужд казенных людей предназначен. Поздравляю, кстати, с первым днем заслуженного отпуска.
- Спасибо большое…
Майор Пакуро
Проверку на полиграфе, устроенную следствием для сотрудников ЭКО, Собцова прошла успешно: то бишь, показания прибора не оставляли ни единого сомнения в ее причастности к преступлению, однако, прежде чем провести жесткий и откровенный допрос, решено было проработать личность исполнителя, которой, благодаря тому же полиграфу, соответствовал брат мужа Людмилы, живший во Владимирской области и часто навещавший столицу.
Правильность версии подтвердил печальный факт внезапного исчезновения Алексея из дома. Ни вещей, ни одежды, ни документов, он с собой не взял, что наводило на мысль о его убийстве. Только кем? Покупателями оружия?
Лишенный за пьянку водительских прав, Алексей последнее время посещал столицу на машине своего знакомого Виктора, способного, исходя из логики ситуации, выступать в роли его подельника, тем паче, парень был неоднократно судим; однако, куда-то исчез и Виктор - правда, на сей раз, его пропажа никакой таинственностью не отличалась: сам передал соседке на попечение сторожевую собаку, закрыл дом и, сказав, что отбывает на заработки, уехал на личном автомобиле в неизвестном направлении.
Номера у автомобиля были московские, машину Виктор приобрел по доверенности, запомнить их местные жители не удосужились, а потому, раскатывай он сейчас по Первопрестольной или же вне ее, мог чувствовать себя в одинаковой безопасности, не страшась никаких розыскных мероприятий. Кстати, практически неосуществимых.