3.
… Через пару минут дед Миша вынес Вовку на руках и отшвырнул в сторону пустое ведро.
Дед поставил Вовку на землю и предостерегающе строго посмотрел на народ вокруг. Никто не шевельнулся, то есть не попытался приблизиться к нему, в том числе и мама Вовки.
Дед Миша присел на табуретку.
- Так, внучок, - дед погладил внука по голове и ласково улыбнулся ему. - Скажи мне, только честно, тебе спички нравятся?
Вовка отрицательно покачала головой. Малыш сделал это так уверенно, что никто из людей вокруг не усомнился в том, что Вовка говорит правду.
- Так-так… А огонь ты любишь? - задал очередной вопрос дед Миша.
Вовка утвердительно кивнул. Да, огонь ему, как и любому хозяйственному малышу, был по душе.
- А какой огонь?
Вовка объяснил, что ему нравится, например, смотреть, на огонь в печке.
- А если огонь без печки… - начал было дед и тут же поправился. - Костер, например?
Вовка пожал плечами. Да, он любил и по прежнему любит печь картошку в золе. Но Вовке это интересно делать только вместе с папой или дедушкой.
Дед Миша задал еще несколько вопросов. Быстро выяснилось, что костер был интересен Вовке только ночью, когда светят звезды. А потом, когда Вовка усыпал, он совсем не думал об огне.
- Не думал!.. - радостно подтвердил женский голос в толпе.
Вовка пояснил деду, почему он зажигал спички - было темно. В крольчатнике он не видел "ушастиков", а в сарае с сеном он разбил коленку. И, кстати говоря, у Вовки не было фонарика.
Дед Миша понимающе кивнул. Он выпрямился, откачнувшись от внука, немного о чем-то подумал и поманил пальцем отца Вовки.
- Поди-ка сюда, педагог…
Незнакомое Вовке слово "педагог" было произнесено дедом Мишей с большой долей иронии.
Отец Вовки сделал пару шагов вперед - как солдат из строя - и замер. При этом он вдруг принялся рассматривать облака, словно потерял к происходящему всякий интерес.
- У тебя Вовка фонарик просил? - строго спросил дед.
- Ну, просил… - неохотно ответил отец.
- А ты что?..
Отец промолчал. Вовка вдруг подумал о том, что фонарик и в самом деле был бы очень нужной вещью в его малышовом хозяйстве. А какими красивыми - просто-таки удивительно красивыми - бывают эти фонарики!..
- Все, - объявил народу дед и чуть подтолкнул Вовку к матери. - Коленку ему перевяжите, воспитатели… Ребенка без фонарика оставили. Ремня на вас нет!
Через пару секунд Вовка вдруг услышал за спиной сильный звук шлепка. Когда он оглянулся, его отец чесал затылок, а дедушка Миша опускал руку.
- Я тебе фонарик купил, когда тебе двух лет не было, - сказал отцу дедушка. - А ты что с малышом вытворяешь, балбес?!..
4.
Вот так Вовке купили сразу целых три разных фонарика, очень красивых и очень даже занимательных. Правда, хозяйственному малышу дали только два. А третий отец спрятал в машине.
"Мало ли что?.. - поглаживая свой затылок и улыбаясь, пояснил отец маме. - А вдруг, когда мы в деревню поедем, Вовка свои фонарики забудет?"
Так что о третьем фонарике - желтеньком таком, с синей кнопкой - Вовка пока ничего не знает.
Вот вам и вся педагогика, граждане…
Неведомая земля
- Здравствуй, мама!.. Это моя жена Наташа.
Впрочем, я не уверен, что сказал тогда именно эти слова. Скорее всего, прозвучала другая фраза, - ведь до свадьбы была еще неделя. Но одно я знаю наверняка: пока я говорил, Наташка испытывала жгучее желание спрятаться за моей спиной. Не стоит обвинять ее в трусости - у моей мамы был властный взгляд и сильный голос. Она всегда была полновластной хозяйкой в своем доме. Теперь же маме предстояло жить вместе со снохой, и она постаралась сразу расставить все точки над "и". Правда, мама не могла знать, что смотрит на девушку, которая будет ухаживать за ней последние пять с половиной лет ее жизни во время страшной болезни. Но Наташка справилась с этим… Она смогла пройти через испытание, перед которым пасуют, казалось бы, куда более сильные характеры.
Когда я приходил с работы, Наташка наливала мне борщ, садилась рядом и смотрела на меня. А мама присаживалась возле двери на кухню и смотрела на Наташку. Иногда мама делала замечания снохе, что-то типа "ты хлеба мало нарезала" или "а вот котлет нужно две штуки положить". Наташке было трудно привыкать к новой жизни. Несколько раз она тихо плакала по ночам. Утром я находил какую-нибудь малозначительную причину и кричал на маму. Мама гордо вскидывала голову, с каким-то насмешливым любопытством, словно впервые видела, рассматривала меня и молча уходила в свою комнату…
На Наташкины письма я натолкнулся через пару недель после свадьбы. Полиэтиленовый пакет лежал на верхней полке шкафа. Я сразу понял, что это за письма… Это была переписка Наташки с ее бывшим парнем: ее письма и письма к ней. Когда жених Наташки пришел из армии, он вернул ей письма и женился на другой. А Наташка, уже выйдя замуж, отказалась от своего прошлого. Она умела любить только своего мужа.
Я не очень удачно взялся за пакет, часть писем рассыпалась. В комнату тут же вошла мама.
Я собрал листки бумаги и сунул пакет в дальний угол шкафа.
- Могла бы помочь Наташке с уборкой, - недовольно буркнул я матери.
Мама промолчала. Я понял, что она натолкнулась на письма раньше. Но мама ни за что не тронула Наташкину переписку без меня.
Я спросил:
- Ну, что ты так смотришь?!..
Мама отвела глаза и чему-то усмехнулась.
Потом пришла из магазина Наташка. Она что-то долго объясняла маме, - кажется, речь шла о взбесившихся ценах - но та снова молчала. Хотя вряд ли Наташка могла бы упрекнуть свекровь в таком грехе, как молчаливость. Уж что-что, а поговорить и покомандовать она умела!..
Я забыл о письмах… Просто забыл и все. И я вспомнил о них только через пару недель, когда мама вдруг решила сама подмести пол в нашей комнате. Была суббота, и Наташки снова отправилась по магазинам с врученным ей списком.
Пакет с письмами лежал возле шкафа на полу.
- Сам вывалился, - пояснила мама.
Я поднял пакет, а мама подвинула мне веником одно отлетевшее в сторону письмо.
Она сказала:
- Тебе уже за тридцать и ты женился второй раз.
Мама была готова к спору, но на этот раз отмолчался я… Я положил письма в шкаф, запер его на ключ, а ключ демонстративно положил в карман.
Вечером, за ужином, предварительно бросив на свою сноху гордый взгляд, мама насмешливо бросила, что "ее сын - благородный человек". Я со звоном швырнул ложку на стол. Еще секунда и я бы грохнул по нему кулаком. Наверное, у меня был довольно грозный вид. Наташка перестала есть… Мама поморщилась, но все-таки сменила тему. Она принялась рассказывать о полуторагодовалом крохе с огромными глазами и длиннющими ресницами. Однажды малыш разбудил ее ночью и сказал, что ему страшно. Крохотный человечек смотрел так доверчиво, так испуганно и с такой надеждой, что это просто не могло не вызвать улыбки. Увлеченная своим рассказом мама, наконец-то улыбнулась и сама… Напряжение за столом спало и исчезло без следа.
Нет, мама не была злой свекровью. Она умела заразительно смеяться, в подавляющем большинстве случаев была проста в общении, но… Мама была очень красива в молодости. Удивительно красива!.. И, наверное, как и все красавицы, капризна. А еще она была готова в любую секунду броситься на защиту своего малыша. Конечно, малыш давно вырос, но только не в ее памяти…
Потом родилась Женечка. Наташка не всегда успевала справиться с делами, и тогда мама занимала ее место на кухне. Уже теперь, вспоминая лицо матери, я не могу удержаться от улыбки - только слепой не смог бы прочитать на нем выражение "а вот для меня сын важнее внучки!.." Нет, это было не часто, но все-таки это было. Были и упреки снохе, был и шепот на ухо сына, мол, "она ничего не успевает!.."
Мама привыкала к внучке медленно и только когда Женечка научилась ходить, то есть упрямо следовать за бабушкой, та "сдалась". И - я уверен! - она наградила девочку, удивительно похожую на ее сына, не меньшей любовью, чем любовь к ее отцу.
"И была ночь, и было утро…"
Однажды я застал маму возле шкафа. В ее глазах светилось чувство едва ли не совершенного греха.
"Подумаешь, мы уже три года живем вместе! - легко прочитал я в ее взгляде. - Мы уже привыкли друг к другу и что плохого в том, что…"
Мама перевела взгляд на дверцу шкафа. Да-да!.. В ее взгляде было что-то определенно воровское. Она очень хотела хотя бы скользнуть глазами по строчкам тех Наташкиных писем.
Наверное, я улыбнулся так, что напряжение греха вдруг оборвалось и мама отвела глаза. Она вздохнула и сказала, что не стоит так долго хранить "письма с такими адресами". Мама немного подумала и добавила - в отличие от прошлого раза совершенно серьезно - что я "действительно благородный человек". Она сказала это даже с гордостью за меня. Ведь она была красивой и очень гордой. И она была женщиной…
Уже ночью я вспомнил ее слова. Я вдруг понял, что дело совсем не в благородстве. Просто в моих мозгах не умещалась мысль, а точнее желание, прочитать Наташкины письма. Почему так?.. Я никогда не думал об этом. Но, на мой взгляд, благороден тот, кто хотел бы сделать это и боролся с собой. Благороден тот, кто, сдерживая себя, рассуждал о морали и нравственности, а когда ему становилось совсем трудно, опирался на закон "Так нельзя!" Но почему нельзя?.. Как долго это нельзя?
А я просто забывал о письмах. Забывал так, словно их не было. Наташка была всегда рядом, а большего мне не было нужно…
Прошло много лет… Однажды в поезде я выслушал трагичный монолог человека о своей жизни: он прожил с женой пять лет, а потом она ушла к другом… К тому, кого она любила раньше. Я видел в глазах рассказчика два чувства: и безмерную любовь к женщине, и почти такую же ненависть.
Мы разговорились… Наверное, подобные диалоги требуют личных примеров и я упомянул Наташкины письма. В глазах собеседника появилось недоумение. Он не поверил, что молодая, только что вышедшая замуж молодая девушка, может принести с собой "такие письма". Во мне что-то дрогнуло и я впервые - впервые и спустя много лет! - вдруг сам словно со стороны взглянул на все. Действительно, если бы о таком поступке мне рассказал кто-то другой, я бы удивился. Но потом я вспомнил глаза Наташки и помимо воли улыбнулся…
Я довольно путано заговорил о том, что, наверное, талант и любовь очень похожи. Но талант - это высшее проявление искренности. А если это так, то не стоит ли за талантом и любовью некая высшая и необходимая мера открытости человека?.. С другой стороны разве "не видеть" или попросту "не хотеть видеть" это синоним "не знать"?.. Весь парадокс ситуации с письмами Наташки заключался в том, что я "не видел", - не хотел видеть! - ее письма, но в тоже время, как никто другой, я знал Наташку.
Наш дальнейший разговор с незнакомцем вдруг стал почти враждебным. Мой собеседник сказал, что я все придумал. По его убеждению поступок моей жены был либо крайне глупым, либо крайне хитрым. Любая женщина бережно хранит свое прошлое.
Я легко согласился с последним утверждением. Например, Наташка ничего не рассказывала о себе, а я никогда не расспрашивал.
Незнакомец спросил, что было в письмах. Я молча улыбнулся и пожал плечами… Мой собеседник посмотрел на меня как на сумасшедшего. А я вдруг почти физически почувствовал, как шекспировская трагедия в его душе, - та самая, о которой он недавно мне рассказывал, и которая казалась ему высшим проявлением человеческой сущности, - вдруг лопнула, как упавшая на пол елочная игрушка. Интриги, составляющие ядро его жизни, споры, бесконечные выяснения отношений, измены, - все это вдруг показалось нам обоим мелким и незначительным… Как осколки на полу.
Незнакомец чуть подался вперед, приблизив ко мне напряженное, потемневшее лицо, как-то странно усмехнулся и шепотом спросил:
- Что, Бог есть любовь, да?..
Я не знал, что ответить… Точнее говоря, я знал ответ, но меня смутил тон, каким был задан вопрос.
- Да бросьте вы!.. - собеседник взмахнул руками так, словно отгонял наваждение. - Придумаете тоже!..
Наш разговор закончился. Вскоре незнакомец покинул купе. Я слышал, как он недовольно что-то ворчал себе под нос, а уже на выходе несколько раз ткнулся углами громоздких чемоданов о такие же углы.
Ночью я долго размышлял над последним странным вопросом незнакомца: "Бог есть любовь, да?.." Удивительно, но он спросил меня так, словно я сам придумал это. При чем я, да наверняка и он, знали, что это строка из Евангелия. Тогда зачем спрашивать такое?!.. Это же нелепо и дико!
Я закурил, отлично понимая, что утром мне придется выслушать гневный монолог проводницы вагона.
Я рассуждал примерно так: хорошо, допустим, я бы сам придумал, что Бог есть любовь. Но в таком случае я каждый день говорил бы Наташке "я тебя люблю". Ведь человек - по крайней мере, благородный человек, - должен помнить Бога, если он знает, что Бог есть. Но я-то всегда считал, что слова любви - не мелкая, разменная монета. И я знал одного человека, который за долгие годы только один раз признался в любви жене, а потом погиб, спасая ее от трех мерзавцев.
Значит, не я придумал, что Бог есть любовь?.. Но я все-таки понял это. Понял и принял.
Но принял как?..
Наверное, я уже усыпал и колеса поезда стучали: все-так, все-так, все-так…
Точный ответ на последний вопрос я не знаю до сих пор…
Белая мышь
1
Наташа ходила по комнате и терла щеку… Мысли молодой женщины были ужасно гордыми и мучительными. Мысли властно обнимали и грели, как гриппозный жар и, собственно говоря, если бы саму Наташу попросили сказать, о чем она думает, она вряд ли смогла ответить. Но молодая женщина наверняка припомнила как-то раз промелькнувший в телевизоре заносчивый заголовок: "Ее все предали, а она всем отомстила!.."
В высокомерном деспотизме странных мыслей - таком же неистребимом как потливость в простудной горячке, - определенно было что-то нехорошее и болезненное. Но Наташа ничего не могла с собой поделать. Молодой женщине было приятно страдать и ей хотелось именно страдать, а не, допустим, мыть на кухне посуду. Наташка терла и терла щеку, щека стала совсем горячей, а от ногтей вдруг запахло свежим лаком.
Все началось вчера с утверждения подружки Ольки: "Если у мужа есть заначка, значит, он уже тебя не любит!" Наташка не стала возражать подруге и позже, весь вечер, сердилась на Мишку. Она молча смотрела, как ее муж ест ужин, затем как он смотрит телевизор, кормит рыбок в аквариуме, а в завершении всех дел возится со старым компьютером.
"Типичный одомашненный деспот!" - вынесла свое пренебрежительное заключение Наташка.
Короче говоря, вчерашний вечер получился молчаливо-мучительными и Наташка решительно прерывала все попытки мужа заговорить с ней.
"Нет, Олька все-таки не дура, - продолжала рассуждать про себя Наташка. - Она уже два раза разводилась, а я?!.."
Оля была одинокой и гордой женщиной. И Наташе то же вдруг захотелось стать такой…
"Если у Мишки есть заначка, я уйду к маме!" - наконец решилась она.
На секунду Наташка представила себе, как она - бледная, ужасно гордая и неприступная - стоит на пороге квартиры с чемоданом. Где-то там, на заднем плане, мелькнуло Мишкино лицо - не менее бледное, чужое и потеряно жалкое…
2
От письменного стола Мишки пахло сигаретами и еще чем-то неопределенно мужским.
"Дешевым одеколоном, наверное…" - недобро усмехнулась Наташка.
За пару минут молодая женщина обшарила все ящики стола, заглянула под крышку и даже попыталась поднять ее. Но тайного клада не было. Наташка довольно бегло осмотрела два подоконника и тумбочку с телевизором. Заначки не было и там…
Однокомнатная квартира вдруг показалась молодой женщине ужасно маленькой. Наташка подошла к шкафу. Бабушкин шкаф был еще более старым, чем письменный стол. Под его единственной, широкой дверцей располагались два выдвижных ящика.
"Нет, шкаф это место скорее для женской заначки, - подумала Наташка. - Я же каждый день в нем что-нибудь перекладываю…"
Она заглянула за шкаф. У нее тут же радостно и зло екнуло сердце - там, на полу, между стеной и шкафом лежал небольшой, зеленый рулончик, туго и густо перемотанный леской. Иногда Мишка ездил на рыбалку, и леска говорила о том, что это именно он, Мишка, обмотал загадочный рулончик.
Наташка просунула руку в щель между шкафом и стеной. Ей мешал изогнутый угол трубы отопления - гладкий и холодный металл сильно давил на локоть.
"Все равно достану!.." - уже не на шутку рассердилась Наташка.
Конечно, можно было сходить за шваброй и попытаться достать предполагаемую Мишкину заначку снизу, но добыча казалась уж очень близкой. Наташка прикусила губу и втиснула руку дальше. Ее пальцы слегка коснулись рулончика…
"Еще чуть-чуть!.. Ух, и устрою же я Мишке "Исповедь непокоренной"!.."
Очередной рывок руки вперед заставил Наташку вскрикнуть от боли. Она инстинктивно попробовала вытащить руку, но вдруг с ужасом поняла, что рука застряла. Шкаф и труба парового отопления держали как клещами. Любые попытки не просто пошевелить рукой, а даже сесть удобнее, вызывали невыносимую боль в локте.
Наташка испугалась и с силой рванула руку. Боль стала просто чудовищной. Перед глазами вспыхнули огненные круги, а на лбу выступила холодная испарина…
3
… Два часа изнурительной, крайне болезненной борьбы почти лишили сил молодую женщину. Отдыхая, она сидела неудобно привалившись боком к стене. Страшно ломило не только зажатую в щели руку, но и затекшую поясницу.
На столе зазвонил телефон.
"Вас приветствует автоответчик, - ответил телефон радостным Наташкиным голосом. - Ку-ку!.."
Что-то щелкнуло.
- Наташ, я сегодня в командировку сорвусь на пару дней, - сказал Мишкин голос. - Ты не возражаешь?.. Домой заходить не буду. Позвони мне на сотовый.
Голос пропал.
Наташка заплакала от отчаяния. Промелькнула мысль "Все, это конец!.." Боль и ужас стали просто нестерпимыми. Слезы застилали глаза, комната поплыла как в тумане. Сознание то ли ускользало в темноту, то ли попросту растворялось в ней. Тело стало заваливаться вперед и страшная боль, как игла, в очередной раз прошила от пяток до затылка.
"Я же вот так умру!.." - вдруг подумала Наташка.
Приступ ужаса - огромный и похожий на распахнутую пасть - на какое-то время затмил боль. Наташка снова изо всех сил рванула руку и тут же рухнула в бездну…