18
Отвалив с катка, чувствую: вроде как жрать охота. Посему проглотил в харчевне кусок хлеба с сыром и молочный напиток, а потом зашёл в будку. Дай, думаю, ещё разок позвоню старушке Джейн, проверю, не приехала ли домой. В смысле, весь вечер свободный - короче, звякну, а застав дома, позову на пляски, иль ещё куда. За время пока знакомы, ни разу с ней не плясал, и вообще. Но однажды видел, как пляшет она. Показалось, очень прилично. Летом на День Независимости в доме досуга устраивали праздничный вечер. Джейн я тогда знал ещё не особо хорошо, потому решил не встревать. А пригласил её Эл Пайк, учившийся в Чоуте. Кошмарный чувак. Мы с ним свести знакомство не удосужились, но он вечно шлёндрал возле купальни. Напялив белые плавки из искусственного волокна, нырял с вышки. Целыми днями один и тот же говённый прыжок в пол-оборота. Делать умел лишь его, а понту-то, понту. Гора мышц и ни одной извилины. Короче, Джейн пришла в тот вечер с ним. Я, честно говоря, не врубился. Гадом буду. А уж после того как стали друзьями, спросил, какого хрена встречалась со столь показушным придурком. Но Джейн сказала, мол никакой не показушный. У него, говорит, зажим. И сразу видно: не прикалывается, на самом деле его жалеет, всё такое. Сказала, чё думала. У девчонок вечно всё сикось-накось. Только заикнёшься о каком-нибудь чуваке, дескать самый настоящий ублюдок - ну, гнусняк там, или слишком много о себе понимает, и вообще - дык вот, стоит лишь про то вякнуть, девчонка сразу залопочет о зажиме. Пожалуй, энто у чувака впрямь присутствует, но, по-моему, не мешает ему оставаться отпетым ублюдком. Одним словом - девчонки. Сроду не угадаешь, о чём подумают. У меня есть подружка, Роберта Уолш. Однажды знакомлю её соседку по комнате с приятелем, Бобом Робинсоном, вот у него-то взаправду зажим. Понимаете, жутко стыдится родителей, всё такое, ибо те говорят "не ложи", "самый лучший", всякую подобную хреноту, к тому ж не шибко богатые. Он как раз не ублюдок, и вообще. Очень приличный пацан. Но соседке Роберты Уолш напрочь не понравился. Чувак, говорит, зазнайка. А знаете, почему зазнайка? Оказывается, рассказал ей, дескать его выбрали главой общества спорщиков. Какая-то мелочь, и сразу - зазнайка! Беда в чём: коль скоро девчонке парень по вкусу, уж каким бы охренительным ублюдком ни уродился, та заведёт шарманку про зажим, а не по вкусу, то окажись он хоть клевей клёвого да вот с эдаким вот зажимищем - задавака, приговор окончательный. Даже толковые девки - и те такие же.
Короче, снова позвонил Джейн, но никто не ответил; пришлось повесить трубку. Тогда полистал записную книжку, выискивая, кого ещё попытаться, чёрт побери, сегодня вытащить из дома. Да только во всей книжке у меня номеров-то раз, два, и обчёлся. Отцовский рабочий, старушки Джейн, а ещё г-на Антолини, учителя из Элктоновых Холмов. Постоянно забываю брать у людей концы для связи. Ну помозговал-помозговал - да звякнул старине Карлу Лусу, закончившему Хутон уже после того, как я оттуда отвалил. Он года на три старше, не особо мне нравится, однако тыква соображает здорово - среди всех парней у него насчитали самый высокий уровень умственного развития. Короче, подумал: вдруг захочет вместе поужинать да чуток помудрствовать. От него запросто кой-чему наберёшься. В общем, звякнул. Он уже учится в Колумбийском вузе, а живёт где-то на 65-й улице, всё такое - почти наверняка застану дома. Его впрямь подозвали, но Карл сказал, дескать поужинать-то не выйдет, хотя в десять часов не прочь выпить со мной по рюмашке в кабачке на 54-й. Кажись, здорово удивился, услыхав мой голос. Я ведь как-то обозвал его толстожопым балаболом.
До десяти часов предстояло убить кучу времени, ну я и решил посетить кинозал в Радио-городке. Конечно, хуже место придумать трудно, зато недалеко, к тому ж ни шиша более путёвого в башку не лезло.
Вхожу, а там как раз разыгрывают небольшое представленье. Девицы вовсю размахивают ногами - ну, знаете, выстроившись в ряд и обхватив друг дружку за пояс. Зрители хлопали, точно сумасшедшие, какой-то чувак позади меня всё бубнил жене:
- Нет, ты только глянь! Во слаженность!
Умора.
Потом на коньках с колёсиками выкатил чувак в чёрной куртке с шёлковыми отворотами и стал прошныривать под какими-то низенькими столами да одновременно сыпать шутками. Ездит он клёво, всё такое, но я смотрел без особого удовольствия: всё представлял себе, как он упражняется, прежде чем стать чуваком, снующим по помосту на коньках. По-моему, дурацкое какое-то занятие. Вероятно, я просто не попал в настроенье. После шмыгающего чувака началась рождественская хренотень, её в Радио-городке ставят каждый год. Из-за боковых щитов, вообще отовсюду вылезают мальчишки с крылышками, по подмосткам чуваки носят распятья, и т. д., вся кодла - а их не меньше тысячи - с надрывом распевает "Приидите, верующие!". Очень круто! Понятное дело, считается, якобы хреновина адски набожная, к тому же жутко красивая, но я, чёрт побери, не вижу ни фига набожного да красивого в куче лицедеев, таскающих по всем подмосткам распятья. Закончив, они стали уходить опять через боковины, причём сразу видно, как им не терпится поскорее выкурить штакетину, и вообще. В прошлом году мы со старушкой Салли Хейз уже подобную мутоту видели; подруга прям восторгалась, сколь великолепно, какие убранства, и т. д. А я сказал, мол старину Иисуса, небось, стошнило б, увидь Он тамошнюю пошлятину - ну, затейливые наряды, всё такое. Салли назвала меня святотатствующим безбожником. Вероятней всего, права. Зато чувак, играющий в яме на огромных полукруглых барабанах, Иисусу точно бы понравился. Я за ним наблюдаю лет с восьми. Нас ещё с Элли предки приводили; мы вечно пересядем поближе, следим. Лучший барабанщик из всех, какие мне вообще попадались. В каждой вещи ему выпадает приложиться лишь раза два-три, но в промежутках чувак отнюдь не скучает. А уж едва впрямь приходится врезать, бьёт столь изящно, звучно, с эдаким одухотворённым лицом. Однажды мы с отцом ездили в Уошингтон, и Элли послал оттуда барабанщику открытку, но тот, конечно, не получил. Отправили-то ведь на деревню дедушке.
После рождественского представленья показали чёртову ленту. Редкостная гнуснятина - глаз не оторвёшь. О каком-то англичанине Алеке - дальше не отложилось, - попадающем во время войны в больницу, теряющем память, всё такое. Из больницы выходит с палочкой, ковыляет по всему Лондону, а сам ни черта не помнит, кто он. На самом-то деле дворянин, но даже не подозревает. А потом в автобусе сводит знакомство с жутко приятной-хозяйственной-искренней девушкою. Ветер сдувает её проклятую шляпку, а он ловит, ну подымаются на верхнюю площадку; сев, начинают говорить о Чарлзе Дикензе. Он у них у обоих любимый писатель, врубаетесь? Чувак даже носит с собой "Оливера Твиста", чувиха тоже. Меня чуть не вырвало. Короче, тут же влюбляются - ну, оба помешаны на Дикензе, всё такое - и Алек помогает ей по издательской части. Ведь девица - издательша. Правда, дела идут не ахти, поскольку её брат-пьяница тратит все их бабки. Бедолага служил на войне врачом, но сейчас больше не способен людей резать, ибо подвела выдержка, вот и керосинит всю дорогу, но вообще-то парень остроумный, всё такое. Короче, Алек пишет книгу, подружка издаёт, они загребают мешок денег. И уже хотят пожениться, однако вдруг возникает другая девица, старушка Маршия. До того как Алеку потерять память, они обручились, а тут он подписывал книги в лавке, и та его узнала. Маршия рассказывает старине Алеку, дескать на самом деле ты голубых кровей, и тэдэ, но он не верит, не желает идти с ней к собственной мамаше, и вообще. А мать слепая как крот. Тем не менее, другая девица, ну хозяйственная, заставляет его сходить. Ведь жутко благородная, всё такое. Короче, пошёл. Всё же память не возвращается - даже пока вокруг прыгает их огромная собачина, а мать щупает его лицо да приносит плюшевого медвежонка, с которым он играл в детстве. Но после пацаны однажды шуруют на лужайке в крикет и - бац ему мячиком по башке. Тут к нему сразу вернулась память, он идёт чмокает в лоб мамочку, всё такое. В общем, снова став обычным дворянином, напрочь забывает хозяйственную чертовку со всеми её издательскими делами. Я бы вам остальное тоже подробно изложил, но боюсь блевануть. Да нет, ни хрена б не испортил. Господи Боже мой - там даже портить-то нефига! Короче, в итоге Алек вступает в брак с хозяйственной чертовкой, а брат - ну пьянчужка - улаживает со своею выдержкой, кромсает родительницу Алека, и та снова прозревает; потом забулдыга-брат со старушкой Маршией друг в дружку втюриваются. Под конец все сидят за длинным обеденным столом, подыхая со смеху, поскольку вбежала та самая собачина с кучей щенков. А все-то, видишь ли, думали, якобы она кобель, или хрен её знает кто. Я вам так скажу: коль не желаете обблеваться с головы до ног, на ту ленту лучше не ходите.
Но окончательно меня достала сидевшая рядом дамочка: на протяженьи всего чёртова показа плакала. Чем неестественней всё оборачивалось, тем сильнее рыдала. В пору подумать, мол адски добросердечная, да только какой там - я ведь сидел прям рядом и просёк. Она пришла с маленьким ребёночком, которому чертовски всё обрыдло, к тому ж хотелось в уборную, а та не вела. Всё твердила, дескать сиди смирно, не озоруй. Добросердечная, точно волчара позорный! Из десятка людей, кои в кино все поганые глаза готовы выплакать из-за какой-то хреноты липовой, девять по жизни подлые скоты. Кроме шуток.
С просмотра пошёл пешком в кабак, где забил стрелку с Карлом Лусом, а по дороге вроде как размышлял о войне, и вообще. После военных лент всегда чего-то накатывает. Кабы заставили идти на передовую, не выдержал бы. Честно - ни в какую. Я не против, коли сразу выведут да пристрелят, иль ещё чего, но столь адски долго служить в войсках…Вот где настоящий облом. Брат, ну Д.Б., служил четыре проклятых года. Даже на войну попал - с самого первого дня высадки американских войск в Европе, всё такое, - но, по-моему, он тоже больше, чем войну, ненавидит вооружённые силы. Мне тогда ещё совсем мало лет натикало, но помню: приедет в отпуск, всё такое, и почти безвылазно лежит на кровати. Даже в столовую редко приходил. А потом уехал за океан участвовать в войне, всё такое, его там не ранили, иль ещё чего, самому тоже не пришлось никого убивать. Лишь целыми днями возил какого-то пехотного начальника на полковой тачке. Раз сказал нам с Элли, дескать кабы нужда в кого стрелять, то не знает, в каком направленьи вообще целиться-то. Ещё, говорит, в войсках полным-полно ублюдков - почти столько же, сколько у фашистов. Помню, однажды Элли спросил, мол вроде как неплохо побывать на войне, ведь ты сочинитель, теперь набралось о чём писать, и вообще. Тогда он, велев Элли взять ту самую лаптёжную перчатку, спрашивает, кто из пиитов лучше наваял о войне: Руперт Брук или Эмили Дикинсон. Элли ответил, Эмили Дикинсон. Я в эдакие дела не очень-то въезжаю, поскольку виршей читаю мало, зато точно знаю: с ума спячу, случись служить в вооружённых силах да всю дорогу общаться с кучей чуваков вроде Акли, Страдлейтера, старины Мориса, вышагивать рядом, и вообще. Как-то ездил в поход юных разведчиков, примерно на неделю, - дык даже с отвращеньем смотрел в затылок идущего впереди чувака. Нас всё заставляли смотреть переднему в затылок. Клянусь - в случае однажды разразится война, пусть лучше выведут и просто расстреляют. Не возражаю. Но вот чего никак не возьму в толк: Д.Б. зверски ненавидит войну, а всё же прошлым летом велел прочесть "Прощай, оружие!". Чумовая, говорит, книга. Просто напрочь не врубаюсь. Там о лейтенанте Хенри; подразумевается, якобы клёвый чувак, и вообще. Не понимаю: Д.Б. жутко ненавидит войска, войну, всё такое, и тут же торчит от страшенной лажи. В смысле, как ему способна нравиться столь липовая вещь и, скажем, книга Ринга Ларднера, или та, другая, от которой он балдеет, - "Великий Гэтсби". Стоило про то сказать, Д.Б. обиделся - ты, говорит, зелёный ещё, всё такое, дабы её оценить, - но, по-моему, дело не в возрасте. Мне же, говорю, по душе Ринг Ларднер, "Великий Гэтсби", и тэдэ. Правда по душе. От "Великого Гэтсби" вообще обалдеваю. Старина Гэтсби. Во мощный чувачище. Книга - просто смертельная. Короче, я вроде б даже доволен, что изобрели ядерный снаряд. Начнётся война - сяду прям на него, и пшли вы все к чёртовой бабушке. Сам вызовусь сесть, добровольно, разрази меня боженька Иисусе!
19
Коль вы живёте не в Новом Йорке, расскажу про кабачок на 54-й улице. Он расположен в эдакой роскошной, пожалуй, гостинице "Ситон". Раньше я частенько туда наведывался, а щас не хожу. Постепенно бросил. Заведенье якобы для избранных, всё такое; уж балаболов там - точно сельдей в бочке. Ещё у них две девочки-француженки, Тина и Жанин, поющие под фоно - раза по три за вечер выходят. Одна играет - да столь вшиво! - другая поёт; большинство песенок - или похабон, или по-французски. Поющая, старушка Жанин, перед тем как начать, вечно шепчет в чёртов микрофон:
- Аа сичаас мы эспоолним наше виидение песенки "Вули ву фррансэ". Эт’ ррассказ о маленкой фррансузской девошке, которр’ прриезжаает в болшой горрод - ну, врроде Новы’Йоррк’ - и влублаеца в мааленкий малчик из Бррууклин. Мы хочшем, штоб она вам понрраавица.
Затем, после всех пришёптываний и адских ужимок исполняет жеманную песенку, напополам по-английски да по-французски, а выпендрёжный кабак поголовно тащится от восторга. Посидишь там подольше, послушаешь, как балаболы хлопают, всё такое - цельный свет возненавидишь. Клянусь. Халдей за стойкой тоже изрядная гнида. Сплошной понт. Даже на тебя не взглянет - разве только ты важная шишка, или знаменитость, иль ещё кто. А уж коли на самом деле зайдут тузы или звёзды какие, вообще становится тошнотворным. Подходит с эдакой широченной-обаятельной улыбкою, словно сведёшь с ним знакомство - а он, чертяка, свой в доску:
- Ну-с! - говорит. - Как там у нас в Коннектикуте? - или - Как там у нас во Флóриде?
Жуткое заведенье, кроме шуток. Постепенно совсем перестал туда заглядывать.
Короче, пришёл чуток рановато. Сел у стойки - народу уже прилично набилось - и до появленья старины Луса успел заглотить две рюмочки виски с содовой. Заказывая, вставал - пусть видят, какой длинный, и вообще не думают, якобы молокосос чёртов. Потом понаблюдал, кто как отвязывается. Чувак рядом со мной конопатил на фиг мóзги тёлке. Всё наворачивал, какие у той изысканные руки. Обалдеть можно! У другого конца стойки толпились голубые. По внешнему виду не скажешь - в смысле, волосы не слишком длинные, всё такое - да один чёрт сразу ясно: маньки. Наконец, подгрёб старина Лус.
Эх, старичок Лус… Во чувачило! В Хутоне я считался его подопечным. Но вся опека заключалась в чём: собрав поздно вечером у себя в комнате кодлу чуваков, обсуждать половуху да всякое эдакое. В плотских забавах здорово фурычит, особенно в извращеньях и т. д. Вечно понарасскажет тыщу случаев про чувачков-говнючков, трахающихся с овцами, или про чуваков, у которых под подкладку шляпы зашиты женские трусы, про всякое-такое-прочее. Про голубых, розовых. Старина Лус наперечёт знает всех козлов и коблов в Соединённых американских государствах. Достаточно кого-нибудь назвать - любого! - старичок Лус тут же скажет, голубой тот или нет. Порой не верилось, дескать кто-то меньшевик аль меньшевичка, всё такое - ну, кинозвёзды там, или вроде того. Господи, ведь часть тех, кого он считал глиномесами, женаты. Мы всё переспрашивали:
- Дык говоришь, Джо Блоу голубой? Джо Блоу? Мордоворот, вечно играющий грабителей да пастухов?
- Однозначно, - отвечал Лус. Обожает это словечко. Неважно, говорит, женат чувак или нет. Половина, говорит, семейных в мире - двустволки, а сами даже не подозревают. Возьмёшь, говорит, да чуть ли не за одну ночь превратишься в голубого, ежели наличествует предрасположенность, всё такое. В общем, у нас от адского страха волосы дыбом вставали. Я всё ждал, дескать превращусь в петуха, иль ещё кого. Самое смешное - по-моему, старина Лус сам вроде как голубой - ну, в определённом смысле. Например, вечно приговаривал: "Размерчик устраивает?". Или топаешь по проходу - а он сзади подкрадётся да ткнёт пальцем между половинок, прям адски напугает. Идучи на толчок, чёртову дверь вечно оставлял открытой; чистишь зубы, иль ещё чего, а он с тобой разговаривает. Подобная хренотень вроде как с голубизной. Честно. Я почему старину Луса подозреваю: мне уже попадались настоящие петюнчики - в учебных заведеньях там, и вообще, - у них эдакие феньки проскальзывают постоянно. Зато тыква у парня здорово соображает. Правда.
При встрече он сроду не здоровается, и вообще. Сев, сразу сказал, дескать забежал буквально на мгновенье. Мол свидание назначено. Заказывая можжевёловку с вермутом, велел халдею вермута налить побольше да не класть маслину.
- А я тут присмотрел голубенького, - говорю. - У того конца стойки. Сразу не смотри. Нарошно для тебя берёг.
- Смеяться можно? - спрашивает. - Всё тот же старина Колфилд. Взрослеть-то собираешься?
Ему со мной страшно скучно. Правда. Зато меня он развлекает. С таковскими чуваками вообще-то жутко забавно.
- Как твоя половая жизнь? - любопытствую. Он прям взбрыкивает, чуть только спросят о подобной хреноте.
- Охолони, - говорит. - Сядь поудобней, успокойся Бога ради.
- Да я без того спокоен. Как вуз? На душу лёг?
- Однозначно лёг. Кабы не лёг, я б туда даже не пошёл, - вообще-то он сам иногда довольно занудный.
- Какой у тебя основной предмет? Половые извращенья? - я просто подтрунивал.
- Ты чё - шутить учишься?
- Да нет. Просто так. Понимаете ли, уважаемый Лус. Вас ведь Господь умишком не обделил. Нужен ваш просвещённый совет. Я попал в чумов…
Он аж взвыл:
- Слушай, Колфилд. Раз хочешь посидеть, тихо-мирно выпить, тихо-мирно побеседо…
- Ладно, ладно. Спокуха.
Его вроде б не тянуло обсуждать со мной всякие глубокомысленности. С толковыми чуваками вообще засада: пока сами не захотят, ни о чём важном разговаривать не станут. Короче, надобно трепаться просто за жисть.
- Кроме шуток, как твои половые успехи? - спрашиваю. - Всё ещё потягиваешь ту тёлочку, кою пас в Хутоне? Ну, с чумовыми…
- Бог с тобой! Естественно, нет!
- Вот те на! Куды ж она девалась?
- Ни малейшего понятья не имею. Наверно, блудит где-нибудь на просторах Нового Хэмпшира, раз тебе любопытно.
- Нехршо-о. Ежели она считалась вполне порядочной, дабы то и дело допускать вас до своих прелестей, зачем уж так уж о ней…
- О Господи! Колфилд теперь беседует лишь в подобном духе? Хотел бы сразу выяснить.
- Да нет, - говорю. - Но всё равно нехорошо. Раз уж она числилась достаточно пристойной-благовоспитанной, дабы допус…
- Мы чего, так и станем развивать сию гнусненькую мыслишку?
Я промолчал. Вроде как струсил, мол не заткнусь - а он встанет да уйдёт. Короче, просто заказал ещё рюмку виски. Вдруг захотелось нажраться до поросячьего визга.
- А на какое мыло сменил шило сейчас? - спрашиваю. - Не в лом сказать?
- Ты её не знаешь.
- Понятно, но всё-таки. Вдруг знаю?
- Живёт в Гринич-Виллидж. Ваятельница. Коль уж тебе так приспичило.