Cудно вторую неделю стояло на рейде и ожиданию не видать было конца. Ни Яков, ни члены экипажа на берег старались без особой необходимости не сходить. В Югославии, после смерти Тито быстро превращавшейся в бывшую, разгоралась гражданская война. Черногорский порт Котор, знаменитое в средневековье пиратское "гнездо", пока сохранял нейтралитет, но уже был переполнен людьми с оружием, готовыми в любую секунду пустить его в ход.
С этой поставкой было, прямо скажем, всё не так. Во-первых, Ставрогина попросили прилететь в Москву. Он вернулся злой, как собака, и за ужином пил больше обычного.
- Комуняки с цепи сорвались, - сказал он. - Не то, что Родину, мать родную готовы продать!
Яков мудро ждал разъяснений.
- В общем, мы должны перевезти в Югославию шесть контейнеров с радиоактивным веществом. Об этом меня настоятельно попросили товарищи из Комитета. Там передать неким чучмекам. Все мои попытки объяснить, что мы легальная судоходная компания и за такой фокус, если поймают, в полсекунды вычеркнут из международного регистра "Lloyd’s", понимания не нашли. "В нашем ведомстве, товарищ Ставрогин, - сказал мне их генерал. - Дважды предложение не делают". Пидор гнойный, они явно на свой карман работают, без всякой санкции правительства и политбюро.
- Может быть, отказаться?! - сказал Яков.
- Отказываться надо было до рождения, - сердито сказал Ставрогин. - Ладно, пойдём спать. Утром начнём отрабатывать операцию.
Груз приняли в нейтральных водах, в суточном переходе до Стамбула. Яков с интересом рассматривал молоденьких советских морячков, перегружавших контейнеры с небольшого военного сторожевика. Он даже хотел созорничать и сказать что-нибудь по-русски, но Ставрогин, будто догадавшись, посмотрел на него хмуро и выразительно.
- Идиоты! - кричал в кают-компании Ставрогин командиру сторожевика. - Где сопроводительные документы?
Было согласовано, что к контейнерам будут приложены документы на партию соляной кислоты.
- На этот счёт приказа не было! - хладнокровно отвечал командир.
- Пиздец! - сказал Ставрогин. - Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!
- Удачного пути! - козырнул командир сторожевика и вояка честно отвалил в сторону дома.
- Только бы добраться до Стамбула! - молился Ставрогин. - Я там таких умельцев знаю, любую индульгенцию слепят.
Когда на траверзе уже блестели огни Золотого Рога, им просемафорил турецкий патрульный корабль.
- Массируй печень! - сказал Ставрогин. - У них рамадан, пить можно только до восхода солнца.
- Им же вообще пить нельзя, - сказал Яков.
- Точно?! - переспросил Ставрогин. - Что-то я не встречал непьющих пограничников.
В общем, что называется, проскочили. Турецкие погранцы напились как поросята, осмотр произвели снисходительно, в Стамбуле Ставрогин, получив свежеизготовленные документы на груз, успокоился.
- Дальше по плану, - сказал он. - Не передумал?
Идея отвести Ставрогина в сторону при передаче контейнеров, сделав представителем Якова, ему самому и принадлежала.
- Я лицо не публичное, - сказал Яков. - Если возьмут за задницу, сошлюсь на поручение "Моссад". Ну, а там вытащите.
- Хлипковатое, конечно, построение, - поморщился Ставрогин. - Но большого выбора у нас всё равно нет. Тебя вытащить будет проще, чем мне отмываться. Впрочем, ты парень фартовый.
До Корфу шли спокойно, без приключений. В ночь перед последним прыжком решили "стать на бочке" у побережья, передохнуть и получить точные координаты места передачи.
В эту тихую мирную ночь под светом луны, посеребрившей ровную гладь залива, в правый борт их теплохода со всего маху врезался скоростной катер с тремя пьяными итальянцами.
Яков велел запереть чудом выживших и вытащенных из воды мореходов в свободной каюте, выслушал доклад капитана: "Пробоина сильная. На ходу починить не получится. Требуется "сухой" док". Затем связался по радио со Ставрогиным.
- Итальяшек запугать до смерти, - сказал Ставрогин. - Чтобы слова лишнего не вякнули и высадить на берегу подальше от жилых поселений. А сами, что есть силы, ковыляйте до Эгины. На острове Эгина была маленькая, почти домашняя верфь папы Василакиса, где латали дыры пароходы, побывавшие в самых неприглядных переделках.
- Без буксира сможете дойти?
- Сможем, - сказал Яков.
- Хорошо, - сказал Ставрогин. - Я свяжусь с Москвой по вопросу дальнейших действий.
На Эгине его встретил прилетевший Ставрогин.
- Ох, не лежала у меня душа к этой сделке, - только и сказал он, осмотрев пробоину. - Контейнеры, надеюсь, без повреждений.
- Целехонькие! - сказал Яков. - Вывезти бы их подальше в море да утопить.
- Вместе с собой! - мрачно сказал Ставрогин. - Тебе от Афины привет.
- Как она? - спросил Яков.
- Очередное исцеление, - сказал Ставрогин. - Съездила с тётей на Афон, теперь утверждает, что она девственница. Вот, просила тебе передать. - Он протянул Якову простенький деревянный крестик.
- Я же не крещёный, - сказал Яков.
- Бери. В нашем деле лишний талисман не помешает.
Пятеро суток ремонтировались, потом ещё двое ждали внятной инструкции из Москвы. Наконец инструкция поступила, но не слишком внятная: идти к Котору, встать на рейде и ждать. Встречающая сторона сама выйдет на контакт.
В связи с нежелательностью сходить на берег, Яков развлекался прослушиванием местных радиоволн. Эфир был заполнен воинствующими декларациями конфликтующих сторон, иногда заглушаемых заунывными боснийскими мелодиями или задорными сербскими танцами. "Чего не поделили, - подумал Яков. - Жили себе тихо-мирно. Эх, братья-славяне!.."
В каюту, постучавшись, вошёл капитан.
- It was light signal from the shore. They ask permission to approach and get on board.
- Please give the permission! - сказал Яков и отправился на палубу.
Через полчаса к теплоходу подошёл затрапезный рыбацкий траулер, с которого перебрались четверо, с оружием и в масках. Главный, в резиновом плаще, выступил вперёд и произнёс: "Good evening! I am from …" Он сообщил кодовое слово и пароль.
- Good evening! - сказал Яков. - It is not allowed to be on board with arms!
- We will not keep you a long. - сказал главный. - Are containers ready for reloading?
- Yes, - сказал Яков.
- Then start! - сказал главный. - Please turn off the general lighting. My people will stand at the aft deck.
- Turn off the light, - сказал Яков капитану. - Go ahead and reload the goods to the trawler.
В кромешной темноте Яков отошёл к бортовой стенке и, облокотившись о поручни, стал рассматривать воду.
- Простите, вы русский? - уловил он едва слышный шепот.
Он повернулся и молча посмотрел на одного из тех, в маске.
- Мне кажется, мы знакомы, - также еле слышно сказал человек и приспустил маску.
Яков увидел сильно постаревшее лицо капитана Никонова.
- Здрасьте, товарищ капитан! - прошептал Яков. - Как вы здесь оказались?
Капитан махнул рукой:
- Из армии выгнали по сокращению, болтался без денег, теперь вот "солдат удачи". А ты-то что здесь делаешь? Ты же в Алма-Ату собирался?
- Долгая история, - сказал Яков. - Без бутылки не обойдёшься.
- Ну, ладно, мне пора, - прошептал капитан. - Будешь на родине, поклонись там всем…
В открытом море Яков дал телекс Ставрогину: - Всё в порядке!
Через некоторое время тот вышел на связь.
- Как прошло? - спросил Ставрогин.
- Без эксцессов! - вяло ответил Яков. - Шеф, я устал. Можно, пойду спать.
- Есть интересная новость, - сквозь шумы помех прозвучал голос Ставрогина. - В Москве произошёл путч. В результате коммунистов свергли, к власти пришли демократы. Думаю, буквально через пару месяцев Союзу каюк. Похоже, ты сможешь съездить домой…
Яков попросил таксиста высадить на Садовом кольце, не доезжая Курского вокзала.
- Давно не был, - сказал он. - Хочу пройтись.
- Чего гулять! - сказал таксист. - Грязь, слякоть. Зимы какие-то дурные стали. А где жили-то?
- Где я только не жил! - сказал Яков и пошёл пешком по Садовому.
Cвежий декабрьский снег скрипел под ногами, москвичи проносились мимо него, все уже в радостном предвкушении скорого Нового Года. Яков шагал бодрым маршевым шагом, в одном кармане его пиджака лежал паспорт израильского гражданина, в другом - портмоне, туго набитое долларовыми купюрами ("В Москве с удовольствием принимают иностранную валюту, - прозрачно намекнули ему при оформлении визы. - По поводу обмена на рубли можно не беспокоиться").
На Курском он зашёл в знакомый буфет и попросил стакан коньяка и два бутерброда с сайрой.
- Алкогольные напитки не продаем, - хмуро сказала буфетчица. - Вы что, с луны свалились?! Сайры тоже нет. Могу предложить беляши.
Яков посмотрел на беляши и отказался. Он оглянулся на пустующий зал.
- Тут один человек часто бывал, - спросил он. - Веничкой зовут. Не слышали о нем ничего?
- Я с посетителями не дружу, - всё так же хмуро ответила буфетчица. - Заказывать что будете?
На перроне саратовского вокзала было холодно и ветрено. Яков поднял воротник пальто и пошёл домой. Город за эти десять лет не изменился. Но он думал не об этом. Он так и не смог придумать первых слов, которые произнесёт, когда ему откроют дверь. Мать откроет? Или отец? Интересно, кто?
Открыла мать. Увидела Якова и упала в обморок. Он затащил её на диван в комнате и побежал на кухню за стаканом воды и какими-нибудь лекарствами. Когда вернулся, мать лежала с открытыми глазами.
- Ты вернулся… - тихо сказала она.
- Здравствуй, мама! - сказал Яков. - Ты прости, что так вышло…
- Сядь рядом со мной, - сказала мать.
Он сел рядом, мать взяла его за руку и заплакала.
- Мам, ну не плачь! - стал повторять Яков и гладить её по голове. - Папа придёт, будет тебя ругать.
- Он не придет, - всхлипнув, сказала мать. - Он умер два года назад. И дедушка твой тоже умер, пять лет назад. Я думала, что уж совсем одна на свете осталась.
Потом они сидели на кухне, Яков чистил картошку для ужина, а мать рассказала, что отец все эти годы, после того Яков пропал, ездил в Москву по разным инстанциям, но всё время получал один и тот же ответ: "Меры для розыска принимаются". А у нас тут перестройка началась, забастовки на заводах города, отца как известного педагога, постоянно просили рабочих увещевать. Больно близко он всё к сердцу принимал. Вот сердце и не выдержало. Я утром пошла завтрак готовить, его нет и нет, к кровати подошла, а он уже не дышит. Ты-то как все эти годы жил, сынок?
- По-разному, мама, - сказал Яков. - У нас много времени, я расскажу.
- Тебе тогда, только ты в Москву уехал, письмо пришло, - сказала мать. - Ты извини, я через какое-то время вскрыла и прочитала, вдруг о тебе какая весточка будет. Возьми в верхнем ящике отцовского письменного стола.
Яков отодвинул ящик стола и увидел несколько тетрадных листков, исписанных неровным жемкиным почерком.
Милый мой Яша!
Ты, наверное, очень расстроился, если поехал ко мне в Москву и узнал, что я передумала поступать.
В двух словах всего не объяснишь, но я встретила человека, которого люблю больше жизни. Он иностранец, из Мексики. Он очень умный, даже умнее, чем Ян, и хочет стать великим кинорежиссёром. И обязательно им станет, а я буду его Муза.
Тут, правда, произошла одна нехорошая история. Рауль приехал в Москву не один. У него есть, а точнее, была подруга - китаянка из Гонконга, Ли Шинь. Это поразительно, но мы с ней похожи как сестры-близнецы.
В общем, эта китаянка умерла. Я не очень поняла почему, видимо, что-то с сердцем.
Рауль предложил в милицию не заявлять, а аккуратно вывезти тело Ли Шинь на окраину города и подложить ей мой паспорт. А мне - по её паспорту выехать с Раулем из СССР.
Я, честно говоря, немного сомневалась и даже хотела позвонить Яну, но Рауль меня убедил, что риска нет никакого. И потом, китаянку всё равно не воскресишь. А так я буду и в Лос-Анджелесе, и в Париже, и на Карибах, о чём я и не мечтала…
Я пишу тебе это письмо из Одессы, тётя Маня, жена старого испанца, в доме которого мы с Раулем остановились, обещала отнести его на почту, как только лайнер отчалит из Одессы. Я уплываю в Средиземное море, в новую неведомую жизнь, с любимым человеком.
Милый мой Яша! Не обижайся на меня, не держи зла, не поминай лихом. И почаще ругай. Говорят, это наудачу!..
Жэтэм
______________________________________
Я познакомился с Яковом Исааковичем Эстерманом знойным августовским вечером двенадцатого года в баре гаванской гостиницы "Kommodor". Мои переговоры с национальной сахарной компанией благополучно продвигались к завершению, можно было слегка расслабиться. У барной стойки методично вливал в себя стаканчик за стаканчиком грузный седой еврей и занюхивал текилу солью, насыпанной на бархатные ручки двух длинноногих мулаток.
- Где таких точеных нашел?! - завистливо подумал я.
Кубинские шлюшки, несмотря на существующий во всём мире миф, на деле были всегда какие-то грязные, неухоженные, вечно голодные, и я, хоть и не был образцом супружеской верности, обычно брезговал. Но в данном случае слюнки у меня потекли.
- Кошерные девки! - подмигнул мне человек и хлопнул одну из мулаток по заднице. - Спецзаказ. Муси и Пуси. Можно наоборот. Какая на хер разница? - и он шлепнул по заднице вторую мулатку. Та что-то защебетала на своим птичьем испанском.
- Вы из Израиля? - спросил я.
- Нет, - сказал человек. - Чего я там забыл? Среди евреев не встречал ни одного умного мужчины и ни одной красивой женщины. Говорю это как урождённый Эстерман Яков Исаакович. Amen!
- Грандиозно звучит, - сказал я. - Даже не знаю, что и ответить.
Яков потянулся и сказал:
- Остопиздела текила! Вы к водке как относитесь?
- Да нормально, - сказал я. - Только мне кажется, в такую жару тяжело будет.
- Самый раз, - сказал Яков и повернулся к бармену. - Аmigo! Uno "Stolichnaya", por vafor!
- Bottle? - переспросил бармен.
- Хуётл! - сказал Яков и показал рукой на бутылку. - Пузырь давай, брат-обезьян!
Мы пили водку, мулатки регулярно ходили танцевать своё "латино", а Яков рассказывал.
- Мать я так и не смог уговорить переехать в Грецию, - сказал он. - Куда я от могилок поеду, сказала она. А я, конечно, вернулся к Ставрогину. Собственно, "Совкомфлот" и есть моя настоящая родина. Даже в новой России кому бы чего я смог
объяснить. К матери я старался приезжать как можно чаще, она так потихоньку и угасла в Саратове.
- Да, невероятная история, - сказал я. - А эту девушку, Жэтэм, неужели так и не нашли? При сегодняшних возможностях Интерпола, при том, что весь мир со спутников просматривается?
- Мир может и просматривается, - грустно сказал Яков. - А душа человеческая как была потёмками, так и осталась. Я случайно смотрел один фильм, не помню даже где, кажется, в Кейптауне. Там лицо актрисы безумно было похоже на Жемкино. Ох, я бросил всё, рванул в Америку, на киностудию, но, увы, девушка оказалась просто похожа. Грим, свет, все эти киношные штучки, сами понимаете. Так что, до сих пор не нашёл.
- А этот, профессор политэкономии, может быть, он что-то знает? - спросил я.
- Ян?! - сказал Яков. - Я его разыскал. Ян действительно тогда бросил университет, уехал в Находку и к началу девяностых стал одним из самых крупных воротил автомобильного транзита из Японии. Мы созвонились, про Жемку он, конечно, ничего не знал, мы должны были встретиться в японском порту Вакканай. Я прилетел, прождал три дня, потом позвонил в его офис во Владивостоке, где мне сообщили, что хозяина уже похоронили. Была разборка, его застрелили.
- Да, времена тогда были бодрые, - сказал я. - У меня коллега в те годы занимался бизнесом на Дальнем Востоке, рассказывал, что приходя вечером домой, жене говорил только одно: слава богу, что живой!
- Ну ладно! - сказал Яков. - Водка заканчивается, да и я устал. Мне ещё с двумя этими овцами резвиться. Давай-ка помянем, сегодня как раз сорок дней.
- Помянем кого? - переспросил я.
- Сорок дней назад жена Ставрогина Афина покончила жизнь самоубийством, направив автомобиль в пропасть, - сказал Яков. - Вот её бессмертную душу и помянем. А заодно и самую крупную судоходную компанию в мире, которую уже начали дербанить все кому не лень…
Солнечным утром следующего дня я искупался, как обычно, в пригостиничной лагуне и отправился на завтрак. Возле центрального корпуса стояла карета "Скорой помощи", рядом с ней полицейский и заплаканные Муси и Пуси.
В корпусе я подошел к reception и спросил у портье:
- Something happened?
- The guest from the apartment has died this night, - сказал портье. - Heart attack. It is not surprising. The Guy was 52 years old and he saddled two such fillies. At this age it is necessary to count the forces…
Драматицко позорище
"Ни фига себе названьице!" - подумал я.
Транспарант ярко светился в темноте погружённого в глубокий ночной сон городка N.
Я высунулся из окна моего гостиничного номера, расположенного на третьем, самом верхнем этаже, и присмотрелся повнимательнее.
"Прожекторами снизу подсвечивают, а установлен транспарант, видимо, на крыше пожарной части", - решил я. "Пожарка" была главной городской достопримечательностью, это я выяснил, когда днём прогуливался по улицам, и находилась на холме, расположением и цветом стен напоминая средневековый замок.
"Вот народ развлекается!" - подумал я и выбросил окурок в окно, курить в гостинице, как это теперь принято, было запрещено.