В "Мастере…" тема отрезанной мужской головы вообще на грани навязчивости. Прежде всего это, казалось бы, с внутренним сюжетом почти никак не связанная отрезанная голова Берлиоза. В романе Булгакова больше всего запоминается именно отрезанная голова, подобно тому как в "Руслане и Людмиле" Пушкина не запоминают ничего, кроме отделённой головы - гигантской! - которую… м-м-м… не помню что, помню только голову, да ещё копьё, которым копьеносец (!) Руслан, сокровенный символ русского жречества, пронзает этой голове язык… Кстати, Берлиоз почти что мастер, своеобразный дубликат её любовника - он отрицает историчность Иисуса, тем отрицая (пусть косвенно) вину жены Пилата в Распятии. Берлиоз казнён подручными Маргариты (они были подручными не только на самом Великом шабаше, но и в период его подготовки) в тот период, когда мастеру удалось от Маргариты спрятаться - в попытке откупиться имитацией безголовья.
Эта тождественность действий "прекраснейших" не может быть случайной.
глава девятая
Кровь мужчины для обнажённой женщины
Маргарита ощутила солёный вкус на губах и поняла, что её моют кровью. ‹…›
Но кое-что вознаградило Маргариту… Это - та почтительность, с которою стали относиться к ней Коровьев и Бегемот. ‹…›
…Гелла и Наташа, утешая её, опять повлекли её под кровавый душ, опять размяли её тело, и Маргарита вновь ожила. ‹…›
В тот же момент что-то сверкнуло в руках Азазелло, что-то негромко хлопнуло как в ладоши, барон стал падать навзничь, алая кровь брызнула у него из груди и залила крахмальную рубашку и жилет. Коровьев подставил чашу под бьющуюся струю и передал наполнившуюся чашу Воланду. Безжизненное тело барона в это время уже было на полу.
- Я пью ваше здоровье, господа, - негромко сказал Воланд и, подняв чашу, прикоснулся к ней губами.
Тогда произошла метаморфоза. Исчезла заплатанная рубаха и стоптанные туфли. Воланд оказался в какой-то чёрной хламиде со стальной шпагой на бедре. Он быстро приблизился к Маргарите, поднёс ей чашу и повелительно сказал:
- Пей!
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Глава 23 ("Великий бал у сатаны")
Мотив мужской крови, волной изливающейся на обнажённое тело женщины, и притом женщины не из простых, а по духу патрицианки (царицы, главной ведьмы, королевы красоты и т. п.) встречается, разумеется, не только в "Мастере…" и "Понтии Пилате", но повсюду - в религиозных культах, уголовной хронике, образах, создаваемых художниками, великими и не очень.
Волна крови, изливающейся на обнажённое женское тело, отнюдь не абстракция, не отвлечённый символ, но мощный выплеск чего-то глубинного, подсознательного, идущего из родового прошлого и потому волнующего, приковывающего внимание не только художника или жреца, но и зрителя. Этот сокрытый внутренний стержень не ограничивается только лишь нашим интересом, но и управляет многими нашими поступками. Причём далеко не ограничиваясь теми, которые принято называть неадекватными (культ отсечённой головы возлюбленного, например).
Понимание истинных причин не только преступлений, но и многих привычных и лишь потому ненаказуемых поступков, весьма важно.
Судя по текстам "Мастера…" и "Понтия Пилата", в волне мужской крови, изливающейся на обнажённую женщину, просматривается тайный стержень, который связан и с Понтием Пилатом, и с казнью на Голгофе, и вообще с событиями, в древности притянувшимися к одному из дворцов Ирода Великого. Иными словами, провоцирование потоков крови, текущих по обнажённому телу привлекательной женщины, - лишь один из многих выбросов подсознания, являющих некую сокрытую в нас тайну, весьма и весьма для нас значимую.
Дело не в притягательности крови как таковой и не в привлекательности обнажённого женского тела на банальном уровне - не поэтому умнейшие, вдумчивые люди вновь и вновь перечитывают именно "Мастера…", причём со всё возрастающим напряжением. Да и сам Булгаков, помнится, работал над романом явно не ради выгоды и славы: 12 лет он напряжённо работал без всякой надежды на прижизненную публикацию. Даже умирая (в биологическом смысле), он продолжал править роман, а почти предсмертные слова его были: "Чтоб знали!.. Чтоб знали!.." Так беллетристику не пишут.
Уровней недопонимания"Мастера…" много.
Понимание булгаковского романа можно уподобить своеобразной лестнице, каждую из последующих ступеней которой достигает всё меньше и меньше людей.
Первый раз я прочитал "Мастера…", помню точно, в 1974 году, когда мне было 17 лет. Это был переплетённый журнальный вариант (журнал "Москва", 1966–1967 годы), который прошёл в академической среде через десятки, если не сотни рук, его благоговейно передавали по цепочке с интригующим сопроводительным шепотком насчёт грандиозных цензурных купюр. Вообще "Мастер…" интересен по тем временам был уже одной своей запрещённой темой.
Как мне теперь ясно, "Мастера…" я тогда не понял, хотя прочёл - почти до конца. Будучи в достаточной степени "типичным представителем академической среды" (это похвала - речь идёт о естественных науках), я хоть и без энтузиазма, с натугой, но достаточно созвучно с остальными охал по поводу плаща с кровавым подбоем, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана и прочих стилистико-ритмических находок Булгакова. Все охали - а я что, рыжий, что ли?
Последние пару глав и эпилог "Мастера…" я, как и многие, ясное дело, прочесть не смог. Рыжим я не был и здесь. Все так и говорили: мутный какой-то в "Мастере…" конец. Дескать, что-то не то. Есть нечто чужеродное. А вот про Варьете с денежным дождём, про доллары в сортире, про Стёпу Лиходеева с водочкой - самое то.
Словом, восприятие моё вполне объяснимое: я тогда занимался спортом, мечтал стать чемпионом мира и выдающимся учёным, доктором наук, и считал, что успех в профессии, подтверждённый положением в иерархии, - основа благополучия жизни.
Следующее полупрочтение состоялось в 28 лет (1985 г.) - уже на излёте того краткого периода в моей жизни, когда у меня было много денег и когда я мечтал уже о вилле с фонтаном. Тогда же я и приобрёл у одного диссидента том Булгакова за безбожную по советским временам цену-50 рублей. Из всех линий романа с упоением я читал только про Иешуа Га-Ноцри - соответственно, кривляния Воланда и компании если и не пролистывал, то прочитывал спокойно. Для меня повествование оканчивалось убийством Иуды из Кариота. Последние же главы "Мастера…" и эпилог не только не читал, но, кажется, даже не просмотрел. Во всяком случае, они никоим образом в памяти не отпечатались.
Помню, что и срединную главу-"Великий бал у сатаны" - я не дочитал. Если бы меня тогда спросили: почему? - ответил бы: из-за того, что слишком уж много сказочного, дескать, "голые тела женщин подымались между фрачными мужчинами"; испанский сапожок на ноге танцующей ведьмы; разложившийся труп, падающий из каминной трубы, и тому подобное… Понятно, что обвинение "Мастера…" в сказочности - не более чем рационализация непонимания или психологического отторжения, но тогда я даже слова "рационализация" знать не мог. Как и слово "подсознание". Или "мыслеформа". Всё это было запрещено.
Затрудняюсь сказать, насколько значительную роль в моём развитии сыграл "Мастер…", но год спустя мне удалось добыть Библию, что было следствием некоторых усилий.
Третье прочтение "Мастера…" состоялось на 42-м году жизни - уже после завершения "Понтия Пилата". Поскольку тот 50-рублёвый "Мастер…" в моей комнате безнадёжно захоронен в картонных коробках вместе с большей частью двух библиотек - моей и подаренной женой одного сошедшего с ума писателя, - то, желая избежать утомительных раскопок, я экземпляр книги позаимствовал у приятеля.
На этот раз я начал читать с последней главы и эпилога - тут на меня и обрушилось, по меньшей мере, цунами открытий.
Для начала я обнаружил: "Свободен!"
Это "Свободен!", подобно взрыву, сметало "мастерского" Пилата и расчищало путь к Пилату Евангелия и Булгакова.
Даже сам тон эпилога не оставлял ни малейших сомнений, что Булгаков принял непопулярную евангельскую истину: Христос говорил с Пилатом не как с должностным лицом, а как с братом - в вечности!
От эпилога я в обратном порядке перешёл к последним главам, затем к середине, и уж только потом - к началу. Потом вновь откатился к последним главам.
Наконец я добрался до "Великого бала у сатаны", - и тут от удивления со мной чуть не случился сердечный приступ. Я, автор "Понтия Пилата", в котором есть несколько сцен, где Уна оказывалась в потоках крови, обнаружил ещё один кровавый душ - под которым Маргарита отдыхала, восстанавливая силы для дальнейших дел по воле Воланда! И ещё от кровавого душа менялась так, что уважение к ней у Воландовых слуг умножалось!
Что до сердечного приступа, то ничего, отлежался.
А пока отлёживался, понял, что "Великий бал…", в противоположность поверхностным мнениям молодости, - одна из самых в "Мастере…" реалистичных глав.
Понял и начал копать - всеми доступными способами.
Чтобы понять.
Вообще, ради того, чтобы понять, я, собственно, и пишу эту главу - не то размышление, не то статью, не то послесловие к "Понтию Пилату", не то опыт самопознания, не то руководство по ориентированию в родовой памяти.
"Все мы родом из детства", - этот призыв к упрощённому восприятию мира ими старательно донесён до каждого.
Но чтобы заключённую в нём крупицу истины отполировать до сияния мудрости, следует добавить: "А наше детство - родом из детства наших предков, подчас очень далёких".
Именно оттуда, издалека, и выплёскиваются через подсознание волны крови.
Юнг "кровавый душ" назвал бы архетипом.
Фундаментальным.
Иными словами: у "интересующихся" волной мужской крови на обнажённом женском теле есть общий предок.
Конечно, интерес к "кровавому душу" можно назвать также и способностью путешествовать во времени - в прошлое. Но как бы то ни было - это в`иденье всё-таки из объединяющего почти всех людей психотравматического опыта общего прародителя.
Но которого из них?
Прежде всего, кто он: мужчина или женщина?
Вообще-то психические комплексы, судя по психоаналитическим теориям "классиков", почему-то почти всегда мужские. Достаточно вспомнить концепцию протоорды Фрейда. Опираясь на историко-культурный (знал ли он о культе Кибелы?) и современный ему психоаналитический материал, Фрейд предположил, что некогда, давным-давно братья, подчинённые отцу-вождю и лишённые им лучших кусков общей добычи, а также "внимания" женщин, отца убили, и, будучи голодны, съели, а кровь - выпили. Потомки этих отцеубийц закономерным образом обстоятельства преступления вновь и вновь непроизвольно воспроизводят. В частности, для причащения человеческой кровью (это осуждается законом) образуют всякие священные братства - другое дело, что на поверку оказываются просто "братвой". Короче говоря, даже у позднего, отказавшегося от фрейдизма, Фрейда поход за властью - опыт мужской.
(Кстати, Воланд - линия мужской психологии: не случайно Маргарита, хотя и выпила "бокал" крови барона Майгеля, однако некоторое время тому противилась.)
Хотя я и согласился (в "КАТАРСИСе-2"), что в протоорде реконструированное Фрейдом убийство отца действительно было совершено, но уточнил, что оно, видимо, не было первым травматизирующим опытом братьев. Явно его предваряло другое убийство. Но кого, если не вождя? Очевидно: убит был брат - братом. Это явно первое убийство.
Но и эта травма мужская.
А что же женское?
Повторяющийся в тысячелетиях кровавый душ как раз и есть важный ключ к тайне женских неадекватностей!
…Гелла и Наташа, утешая её, опять повлекли её под кровавый душ, опять размяли её тело, и Маргарита вновь ожила.
Итак, главное в "оживлении" - низвергающийся наобнажённую женщину поток мужской крови.
И обстоятельства, породившие этот поток.
- Ты знаешь, - говорила Маргарита, - как раз когда ты заснул вчера ночью, я читала про тьму, которая пришла со Средиземного моря… и эти идолы, ах, золотые идолы. Они почему-то мне всё время не дают покоя…
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Глава 30 ("Пора! Пора!")
Дело не в обилии возбуждающего золота, пошедшего на украшение гипподрома. А в том, что идолы - непременный атрибут экстатически-трансовых "празднеств". А по закону существования невроза, всякий человек, в особенности торчок, некогда в предках участвовавший в коллективном некрофилическом экстазе, увидев любой из атрибутов, отпечатавшийся в памяти во время этого транса, немедленно вновь "провалится" - в "сладостное" небытие послушания воле главного кукловода.
И наоборот: если некто провалился, то отнюдь не беспричинно - ищи предмет, разверзающий бездну. Для Маргариты это были кровь и золотые идолы.
Вряд ли кто из литературоведов когда-либо, имея в виду душу Маргариты, соединил идолов с отдыхом под потоком крови. А напрасно!
В оккультизме подобные предметы называют "знаками могущества". Название происходит от того, что с помощью этих предметов или особых телодвижений транс толпы вызывают намеренно. "Знаками могущества" могут быть не только идолы (не случайно в Библии поклонение изображениям является признаком отсутствия собственной воли, т. е. признаком безбожия; см. вторую заповедь Десятисловия - Исх. 20:4), но и специфическая одежда ведущего (рясы, сутаны, колпаки с колокольчиками и без и т. п.), определённые звукосочетания (в особенности на незнакомом языке, произнесённые нараспев; вспомните секты и госрелигии) и т. п.
Иными словами, возбуждённость Маргариты при виде идолов - указание на экстатическое прошлое её предков-женщин! Из результатов археологических исследований следует, что прапрабабки, действительно, экстазировали в присутствии символов (кстати, не обязательно идолов) женских божеств - Гекаты, Артемиды, Кибелы… Богородиц этих тьма, им поклонялись ведьмы психологические разве что не всех народов.
Что до культа Кибелы, то в нём и вовсе в первый этап приобщения - малую мистерию - вплетался тот самый кровавый душ! Гениальный, что и говорить, культ.
…Исполнитель, готовый вторить каждому звуку её восторга, тем не менее, обхватив голову руками, исчезает, оставляя её наедине с достигшим пределов любви совершеннейшим из любовников.
Кровь из отверстой раны продолжает толчками изливаться на её прекрасное тело. Горячая волна струится на нежный живот… Она изгибается ещё больше, и струйки из ложбинки спины достигают грудей - обоих сосков одновременно…
Прекраснейшая сжимается: ей кажется, что сейчас настил не выдержит и агонизирующий бык, проломив его, её покроет.
Бык громаден… И всё остальное у него - тоже… Кровь потоками заполняла яму, омывая каждую часть её тела. Каждую! Уна тогда непроизвольно пыталась вытереть кровь с груди, с сосков - и со стороны могло показаться, что она их ласкает.
А.Меняйлов. Понтий Пилат. Глава XVII ("Уна приговаривает - смерть!")
Это - мощный узел из прошлого, соединяющий "Понтия Пилата" и роман Булгакова.
А сцена в древнем лупанарии - узел ещё более мощный:
…Мгновение спустя чернокожий служитель чуть вытаскивал меч, чтобы открылось выходное отверстие раны, - и кровь волной изливалась на женщину. Попавшая на ягодицы кровь частью попадала на нежный живот, а частью по ложбинке спины потоками стекала на шею, грудь, соски, - тем запечатляя богоизбранность счастливицы.
В тот момент, когда агонизирующий верующий, соскальзывая с меча служителя, падал навзничь на пол, весь лупанарий взрывался торжествующим кличем, прославляющим божества Жребия и Любви. Возбуждённых сильнейшим ощущением женщин выбрасывало из их нор, и они, слившись с мужчинами… вЂ№…›
Богоизбранность считалась для всякой верующей женщины величайшей в жизни удачей - триумфом, в котором она впоследствии жила всю жизнь. И потребность в котором наследовалась дочерьми.
А.Меняйлов. Понтий Пилат. Глава VI ("Ночь. Тайная жизнь Уны")
При осмыслении этой сцены следует учитывать, что чёрный раб, закалывая мужчину, выбирал на самом деле женщину, воля которой была "звучней" всего.
И не важно, что раб лица королевы красоты не видел.
Раб - понятие не столько юридическое, не столько производственное, сколько - и прежде всего! - психоэнергетическое. Идеальный раб - прислужник, законченный холуй. Он водим вовсе не Фортуной, и, тем более, не своим выбором, но подчинён единственно воле главного в лупанарии некрофила и управляем им психоэнергетически.
Тем более что подчиняющее воздействие энергетического поля главного некрофила усиливалось присутствием "королевской свиты" - безумствующей в пляшущих отблесках пламени светильников толпы верующих.
Иными словами, можно утверждать, что в эпоху протолупанариев "перстом богов" бывали отмечены именно "патрицианки", хотя такое слово ещё не изобрели. То были далёкие прабабушки Уны, и их опыт королев лупанария (Великого шабаша) через кровь передавался их внучкам и праправнучкам. Праправнучек много, но, поскольку место одно, а всем "королевам "красоты"" на нём не уместиться, поэтому только психоэнергетически самые мощные властительницы ратовали за сохранение лупанариев. Остальные же "оттягивались" в новых культах, к примеру, Кибелы.
В Риме культ Кибелы закрепился на государственном уровне лишь во II веке до н. э., видимо, туда и произошёл некоторый отток посетителей лупанариев; ведь кровавый душ при крещении в яме - суррогат признания "королевой "красоты"" - становился доступен каждому. Пусть всего лишь в яме под настилом, да и кровь всего лишь бычья, пусть хоть видимость, но это лучше, чем ничего; видимо, достаточно одного только вида волны низвергающейся крови, чтобы "провалиться" к пределам власти.
С насильственным введением христианства императором Константином (жрецом Всепобеждающего Солнца; сам он крещение принял, только находясь при смерти) патрицианки вынуждены были менять приёмы достижения "отдохновения" на якобы христианские. Отсюда и - в противовес заповедям Евангелия - соответствующие "знаки могущества": причащение буквальной кровью (испорченным брожением виноградным соком красного цвета), сбивание верующих в толпы и прочие экстатизирующие приёмы.
Меняются только названия религий, проваливающие же "знаки могущества" остаются.
Вспомним прародительницу Воландовой Маргариты - королеву Марго. Её первая брачная ночь была вся в потоках крови и в историю вошла навсегда - по тупоумию историков как Варфоломеевская ночь. В ту ночь набожные католики предательски резали гугенотов. В одном Париже было умерщвлено более 30000 человек, в том числе множество детей. История сохранила свидетельства того, что по улицам текли прямо-таки ручьи крови, даже вода в Сене покраснела.
Первая брачная ночь королевы красоты с нелюбимым мужем и массовая резня "верующими" гугенотов - события, с точки зрения теории стаи, не изолированные. По психологической своей сути.
Католичка Марго Валуа вышла замуж за гугенота, разные ли это стаи или лишь субстаи - неважно. Массовое убийство партией Марго части партии её мужа в первую брачную ночь - на психологическом уровне то же самое, что убийство его самого!