Часы в машине показывали двенадцать. Я понимал, что разговаривать с Фернанделем на самой радиостанции бессмысленно. У себя в кабинете он царь. На входе в здание круглосуточно дежурит наряд милиции с автоматами: войти – войду, а вот выйти – вряд ли получится. Значит, нужно вытаскивать Фернанделя на нейтральную территорию. Куда? В течение рабочего дня он выходит из здания только в трех случаях: к учредителям, трахать Машку и подстричься. Значит, нужен форсмажор. Причем такой форсмажор, чтобы Фернандель обязательно вышел. Итак: деньги я получаю якобы в час… На станции, по подсчетам Фернанделя, появлюсь часа в три. Поэтому между часом и тремя должно произойти нечто, что заставит Фернанделя покинуть здание. Допустим. А может случиться так, что выдачу денег еще раз перенесли? Например, на пять часов дня? Может, тем более что такое было не раз, и Фернандель об этом помнит. Выходит, я выигрываю время. Тогда нужно срочно лететь в клуб к Игошину и сталкивать лбами Игошина с Фернанделем. Десять к одному, что это удастся сделать! За пять месяцев радиостанция выделила на промоушен клуба столько бартерного времени, что Лехе как его владельцу нужно серьезно напрячься, чтобы вернуть долги в денежном эквиваленте. Но Игошин, разумеется, этого делать не собирается. С самого начала мы договорились, что все взаимозачеты будут исключительно по бартеру. Станция выделяет рекламное время, подключает свой продакшн, придумывает и пишет ролики, дает эфир. Клуб размещает на танцполе, на сцене и в баре наши баннеры, флаги, лайт-боксы и прочую ерунду, на которую Фернандель ведется, как пятилетний ребенок. Более того, ведутся и учредители, полагая, что вся эта мишура есть верх современного пиара.
Игошин от станции свое получил. Фернандель же, не представляя в руках других денег кроме наличных, тянул резину почти полгода. Разобравшись в цифрах, он понял, что попал в задницу, и впал в ярость. Главным образом досталось мне и коммерческому. Машка влезать в это дело не стала, дала мне неделю, чтобы предоставить полный отчет о работе с клубом, а два дня назад состоялся тот самый разговор о моем сокращении. Я и не сомневался, что Машка меня подставит. На девятый звонок Игошин все-таки поднял трубку.
– Леша, привет!
– Я только и слышу одни приветы, – бросил он в ответ. – Ты уже две недели не можешь до меня дойти. Так дела не делаются.
– Спорим, что через пару минут я паркуюсь у твоего клуба?
– Ну-ну...
– Кроме шуток! Разговор серьезный.
Игошин встретил неприветливо. В беседе он все время старался подцепить меня, вел себя дерзко и шел на обострение.
– Значит, ты уходишь?
– Да.
– Ты это приехал сообщить?
– Леш, нам с тобой по поводу денег надо разобраться.
– Каких денег?
– Ну что ты как маленький? Сам знаешь, что вы станции должны.
– Слушай, Константин, я сразу сказал: никаких денег мы платить не будем. Покормить, напоить – и все! Мало этого, я везде ваши тряпки сраные развесил. На хрен они мне нужны? Клиентов отпугивать? Рейтинг у станции как был дерьмо, так и остался. И ты еще хочешь бабки? Помнишь, слово давал, что этой темы не будет?
– Помню.
– Ну, а какого ты теперь начинаешь?
– Леша, послушай…
– А что слушать? Я тебе уже все сказал!
– Да не во мне дело!
– А в ком? В усатом вашем? Давай зови его сюда, разберемся! Только прямо сейчас, потому что завтра я с ним вообще говорить не стану! Я ваш бизнес отлично понял – полгода прячетесь, а потом бабки требуете! Отсосете!
Большего мне от Игошина и не было нужно. Я посмотрел на часы. Ровно час дня. Можно звонить Фернанделю.
– Это Константин, – сказал я.
– Ты где?
– В клубе.
– А почему за деньгами не поехал? Опять перенесли?
– Деньги будут. Они мне позвонили и просили приехать к пяти.
– Хорошо, я передам Элеоноре, чтобы она задержалась.
– Это не все.
– Что еще?
Я услышал, как напрягся его голос.
– Дело в том, что я сейчас разговариваю с Алексеем Игошиным, помните?
– Это хозяин клуба, кажется?
– Да.
– И что он хочет?
– Хочет он вас. А не хочет он – платить станции деньги. Говорит, что если вы сейчас же не приедете, то завтра вообще разговаривать не будет и в одностороннем порядке разрывает договор.
– А он не бухой, случаем? Он вообще-то представляет, сколько нам должен?
– Пообщайтесь с ним сами, – предложил я, – а лучше всего – вырвитесь сюда минут на пятнадцать.
Игошин в течение всего разговора методично вращал щелчками пачку сигарет, поставив ее на ребро.
Фернандель молчал почти минуту. Наконец он спросил:
– Ты можешь мне точно сказать, сколько мы дали им рекламного времени, по какой цене и сколько они компенсировали?
– Да, все бумаги со мной.
– Ладно, жди. Только так не работают, Константин!
– Я понимаю, но Алексей хочет решать финансовый вопрос исключительно с вами.
– Вот я и говорю, что так не работают, – еще раз повторил Фернандель.
– Он скоро приедет, – сказал я Игошину.
Игошин встал:
– Найдете меня, я в клубе буду.
Я подозвал официантку и спросил чашку эспрессо (где-то я уже видел эту блондинку). С тех пор как Игошин повстречался с Машей, все в клубе изменилось. Зайчики не смогли простить измены дедушке Мазаю и разбежались. Теперь "Изподвыподверта" стал самым обычным клубом. Ушел бармен Вадик, и Сирота казанская тоже ушел. Только Ленечка заходит иногда полежать в ванне и поиграть на саксофоне что-нибудь из Тома Уэйтса.
– Алексей сказал, что теперь вы сами оплачиваете по счету, – извинилась официантка.
– Все верно, – улыбнулся я.
Вот это Леха! Пяти секунд не прошло, а уже распорядился. Хрена лысого Фернандель с него получит! Ну да ладно – это их дела. Мы будем сегодня играть свою партию.
– Эспрессо, – вернулась девушка с кофе.
– Вот что, Света, – взглянул я на ее беджик, – принесите, пожалуй, рюмку золотого баккарди. Мне сейчас как раз кстати.
Девушка кивнула.
Рюмка баккарди – это совсем немного. Точнее сказать – ничего. Но в нужный момент может помочь. Сейчас как раз такой случай.
Фернандель приехал вместе с Машей. Лица обоих были напряженными.
– Ну, что тут случилось, – наигранно поинтересовался Фернандель, забираясь поближе к стенке, – раз пришлось приехать целому генеральному директору?
– Сейчас объясню. – Я подозвал Свету.
– Что-нибудь хотите? – спросил она у Фернанделя.
– Нет, я ничего не буду.
– Мне минеральной воды, пожалуйста, – попросила Маша.
– Как всегда, без газа? Маша кивнула.
– Алексею передать, что вы пришли? – поинтересовалась у нее Света.
– Ну, вы же видите, что мы его ждем? – нервно ответила Маша.
– Минутку, я узнаю, свободен ли он, – ответила официантка.
– Ты что, здесь бываешь? – спросил Фернандель у Маши.
– Несколько раз была.
– И что этот Алексей? Константин утверждает, что он нам платить отказывается.
– Посмотрим, – сказала Машка растерянно. Игошин пришел быстро. Поздоровался с Фернанделем и присел рядом с Машей.
Фернандель начал беседу с кисловатой улыбкой:
– Ну что, Алексей, работаем мы хорошо, можно сказать, дружно, но Константин сообщает, что возникли какие-то затруднения? Убежден, что все можно поправить.
– Не знаю, насколько вы в курсе, – сказал Игошин, кивнув на меня, – но мне сказали, что я должен какие-то деньги. Это странно. Более того, нужно еще разобраться, кто кому должен.
Такого развития беседы мало кто ожидал. Игошин не церемонясь взял и перевернул все с ног на голову. Интересно, что таким приемом он с первых же минут выбил стул из-под задницы Фернанделя.
Фернанделю пришлось начинать все сначала.
– Дело в том, – сказал он, – что Константин с сегодняшнего дня больше не отвечает за работу с вашим клубом. Теперь всеми текущими вопросами будет заниматься коммерческий директор.
И он представил Машку.
– Вы, наверное, немного знакомы? – добавил Фернандель.
– Да как вам сказать, – протянул Игошин, – сегодня утром яичницу вместе жарили.
– Не понял, – растерялся Фернандель. – Какую яичницу? Маша здесь что, завтракает по утрам?
– Алексей! – Маша умоляюще взглянула на Игошина. Но Леха сегодня не признавал компромисов.
– Да, иногда мы завтракаем в клубе, но сегодня утром предпочли это сделать дома, – ответил он.
– Дома? – глупо переспросил Фернандель. Машка закурила вторую сигарету подряд.
– Ты что же, Мария, живешь с ним?
– А вы что, ее опекун? – поинтересовался Игошин у Фернанделя.
"Ну, понеслось! – подумал я. – Вот уж действительно весело будет. Впрочем, тем лучше. С Машкой я о деньгах точно не собирался говорить. Через пять минут она либо останется с Фернанделем, либо с Игошиным, либо вообще свалит отсюда. Но в любом случае на двух стульях ей больше не усидеть".
– Подождите, Алексей, вы, кажется, просили меня приехать поговорить о деле. Я не очень хорошо понимаю, что происходит, – ответил Фернандель.
Он о чем-то раздумывал, нарочно растягивая слова. Вдруг глаза его налились кровью и нацелились на Машу.
– Так значит, все твои проблемы с женскими делами – это липа?
Маша быстро взглянула на Игошина. Леха напрягся и отбросил в сторону пачку сигарет.
– Ну-ка, ну-ка! – сжал он кулаки. – Ты чего несешь, хрен усатый? В репу тебе дать?
– Леша, не надо! – попросила Маша.
– Не надо?! А почему он рассуждает здесь о твоих женских делах? Он что, твой доктор? Я спрашиваю – он гинеколог твой?
Леха откровенно издевался.
– В общем, так, – сказал он, – никаких денег вашему радио я платить не стану. Хотите отбить бабки – приходите, устраивайте вечеринку или поминки. Мне равно. Чеки я сохранил. Приносите ваши бумажки – подсчитаем и сравним. Но только имейте в виду, цены будут по прайсу, как для всех. После этого забираете со стен всю вашу тряхомудию – и закрываем договор. Если не согласны, я его закрою в одностороннем порядке. А тебе, – он встал из-за стола и посмотрел на Машу, – я потом кое-что скажу.
Уходя, Леха громко приказал Светлане:
– Как только освободят стол, немедленно накрывай бизнес-ланч, поняла?
– Поняла, – испуганно кивнула официантка.
– Я ухожу, – встала Маша.
Фернандель попытался ее схватить за руку:
– Без меня не уйдешь!
– Я поеду одна! – истерично крикнула Маша и бросилась к выходу.
– Так, Константин, я полагаю, тебе пора ехать за деньгами. С клубом я сам разберусь и с Машкой тоже. Деньги привезешь лично мне, понял? – попытался он привстать, но уперся животом в тяжелый еловый стол и застрял.
– Мы еще не закончили разговор, – сказал я.
– Я же сказал, что сам теперь разберусь. Что неясно? Поезжай за деньгами. – Фернандель еще раз постарался подняться из-за стола.
– Ошибаетесь, – взял я его за локоть и посадил обратно на скамейку. – Без меня теперь не разберетесь.
Фернандель неожиданно замолчал, положил руки на стол и сцепил пальцы в замок.
– Думаю, вы понимаете, что предложение поработать пресс-атташе после того, что я сделал для станции, выглядит унизительным? – спросил я. – Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать имя человека, который затеял все это дерьмо. Но сейчас это не важно. Я ухожу и считаю, что сегодня мой последний рабочий день.
Фернандель кивнул, уставившись в одному ему известную точку.
– Естественно, я хотел бы получить расчет. Причем такой, как положено, – со всеми премиями, отпускными и долгами.
– Какими премиями, какими долгами? – монотонно спросил он.
– Теми, которые вы мне должны с февраля. Сегодня май, между прочим.
– А что, Машка тебе не платила? – пробубнил Фернандель.
– Да бросьте вы! Прекрасно же знаете. Далее Так как вы выкидываете меня на улицу, а по-другому это не назовешь, я хочу компенсировать всю разницу в курсе валюты и вернуть никому не понятные налоги с черной зарплаты. Расчет будет производиться с осени, когда я официально был назначен на должность.
– А проценты за программу ты в валюте получал?
– В валюте.
– Чистыми?
– Чистыми.
– Так какого хрена?!
– А такого, что, если бы ты еще и с процентами народ дул, у тебя бы вообще никто работать не стал! – не дал я ему передернуть.
– Так, – вскочил он, – разговаривать будем у меня в кабинете!
– Ошибаешься, – прижал я свой край скамейки к столу, – разбираться мы будем именно здесь и сейчас, потому что деньги за программы не у спонсоров, а у меня.
Фернандель обмяк и сел.
– Так вот, Фернандель, хочешь по-хорошему – слушай внимательно. Мне всех денег не нужно. Я заберу только то, что ты мне должен, понятно?
Молчание было коротким.
– Я не хочу здесь разговаривать! Выпусти меня! Дай мне выйти отсюда! – зашипел он.
Фернандель задергался, расставил локти и, упираясь в стенку, все-таки выбрался из-за стола. Мокрый от пота и красный от злости, он промчался через зал и загрохотал вниз по деревянной лестнице.
"Ну вот и все, – выдохнул я. – Что хотел, то и случилось. Но как же Фернандель струхнул, мамочка моя! Может быть, он решил, что я заодно с Игошиным? Хотя у Игошина теперь своя драма, не до этого. Одним словом – понеслось!"
Задерживаться здесь дальше не было смысла. Я надел куртку, взял рюкзак, оставил на столе двести рублей официантке и направился к выходу.
Света догнала меня у самой лестницы.
– У вас все в порядке? – спросила она.
– Абсолютно! Деньги на столе, привет Игошину. А чем я мог ответить на ее намеки? Спросить, когда она освободится? Для чего? Во-первых, с этого дня для всех в клубе я умер, потому что искать меня начнут именно здесь. Во-вторых, хватит романов с пустыми девицами. Хороши они лишь до того момента, когда понимаешь, что к твоему карману подключили пылесос. В-третьих, романтики на сегодня вообще более чем достаточно. Самое время подумать о том, что делать дальше. В первую очередь нужно сваливать с квартиры.
Я бросил рюкзак на заднее сиденье и завел машину.
"Что бы ни говорил Хусейн, но Фернандель сам отказался от денег, значит, теперь ко мне претензий быть не может, – подумал я. – Произошла так называемая экспроприация капитала, может быть, не слишком законная, зато все по Ленину – без аннексии и контрибуции".
Кто-то смотрел на меня. Я повернул голову. На тротуаре стояла Света. Я приоткрыл дверь.
– Вы зажигалку с сигаретами на столе забыли, – сказала она. – Я стала убирать, вижу, ваша "Zippo" лежит. Это же ваша?
– Свет, а ты ведь следишь за мной? – не удержался я.
Она рассмеялась:
– Не слежу, а наблюдаю. Может, вы мне нравитесь? Вот у вас сегодня неприятности, а вы не признаетесь.
– Неприятности будут у тебя – за отсутствие на рабочем месте, – заметил я.
– Не будут. Я в данный момент обслуживаю постоянного клиента, а у него привилегии.
– Ладно, спасибо за зажигалку. Мне ее на вечеринке "Харлей-Дэвидсон" знакомый один подарил. Жалко, если бы потерялась.
Я взял зажигалку и задержал руку девушки:
– Послушай… Я не глупый и все понимаю, просто сейчас ехать надо. Я тебя найду, договорились?
– Договорились.
Минут через десять я застрял в пробке при въезде на Большой Каменный мост.
"Поразительно, с какой скоростью меняются сюжеты! – подумал я. – Вчера в это же время я пил с Хусейном водку и слушал его умные советы, чтобы сегодня сделать все с точностью до наоборот. Год назад, когда я в одиночестве торчал на даче, больше всего мне не хватало такой вот Светы. А теперь я сам отказываюсь от красивой девчонки, которой и добиваться-то не нужно. Еще в конце лета я был безработным раздолбаем, а сейчас я опытный пиарщик, сделавший не один проект, и на переднем сиденье моей машины лежит рюкзак с тридцатью тысячами долларов, которые без боя сдал уже бывший мой директор. Впрочем, и пиарщик я уже тоже бывший.
Но впереди лето. Летом все проще. Пойду в какое-нибудь рекламное агентство и стану сочинять ролики".
Иногда в автомобильных пробках приходят в голову хорошие мысли. Может быть, пробка – это одна из немногих ситуации, когда можно о чем-то поразмыслить. Странно, что многие этого не понимают: нервничают, гудят, курят сигарету за сигаретой. Ведь это здорово, когда светофор меняет цвета: зеленый, желтый, красный, зеленый, – а ты сидишь и думаешь. Тихо и хорошо. Маленький дом на колесах, с креслом и музыкой. Зачем люди нервничают в пробке? Разве что-то можно изменить? В пробке мы похожи на клетки. Живем и двигаемся, пытаясь занять освободившееся впереди место. Но до тех пор, пока в Кремль не проедет черный кортеж и пока человек не отдаст ему честь и не получит по рации приказ пускать поток, ничего в жизни клеток не изменится. Это потом, вырвавшись и утопив педаль в пол, мы начинаем думать о себе по-прежнему, с уважением. Но это потом, а пока нам изредка позволяют проползти чуть-чуть вперед по мосту с роскошным видом на Кремль. "А интересно, – подумал я, – что, если сейчас плюнуть на все, выйти из машины и пойти к метро пешком? И остальные, посмотрев на тебя, тоже выйдут из своих машин и тоже пойдут пешком. Что будет? Наверное, президент позвонит мэру и спросит:
– А что это у нас градоначальник сегодня делает?
И вечером в новостях покажут, как мэр лично руководит аварийными работами на Большом Каменном мосту. Он сидит за рулем эвакуатора, приподнимает кепку и вытирает пот с головы. Потом оператор обязательно покажет крупным планом дверь эвакуатора, и все увидят, как красив герб нашего города. Чем не повод для пиар-кампании? Если бы в жизни все было так просто, если бы было…"
Зазвонил телефон.
– Ты как? – спросил Хусейн.
– Нормально, – ответил я. – Торчу в пробке.
– Это понятно. Я про узбека твоего.
– Поговорили.
– Не стал все-таки меня слушать?
– Все нормально. Фернандель психанул и сбежал со встречи. Так что деньги мои.
– Мог и не тратить на него время. Ладно. Я вот что подумал, – сказал Хусейн. – Ты где все это переждать решил?
– На даче, наверное.
– Узбек же ее знает?
– Думаешь, припрутся?
– Без вариантов. Спалят тебя вместе с дачей, если деньги не отдашь. Тебе уехать надо, Костя.
– Куда?
– А куда хочешь. Главное – подальше. Я пообщался кое с кем. На мелких разборках отморозки беспредел творят. Так что уезжай куда-нибудь. В Крым, например. Или на восток. Тайменя ловил?
– Нет.
– Вот и половишь. У меня на Иртыше приятель егерем служит. Примет в лучшем виде. Может, и я на недельку вырвусь.
– Подумаю. Как съеду с квартиры, сразу перезвоню.
– Ну давай, на связи.
"Не зря я все-таки ездил вчера к Хусейну, – подумал я. – Если он говорит, что надо валить, значит, стоит прислушаться. Ладно, сдам утром хозяйке квартиру, а там разберемся".
Снова раздался звонок.
– Костя, это Маша. Не бросай трубку, ладно?
– Не собираюсь бросать, с чего ты взяла?
– Ну мало ли… Послушай, ты мог бы приехать завтра на станцию с деньгами? Мы сядем и обо всем договоримся. Фернандель поручил мне уладить все вопросы.
– Боюсь, что поздно.
– Ничего еще не поздно.
– Я предлагал решить по-честному. Он отказался. Два раза такие вещи не обсуждают, сама понимаешь.