– Ты хорошо подумал? У тебя могут возникнуть проблемы.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю.
– Знаешь, Маша, тебе самое время о своих проблемах подумать, а о себе я уж как-нибудь позабочусь. Больше не звони, поняла?
Через несколько минут мобильный зазвонил снова.
– Ну даешь! – восхищенно воскликнула Лора. – Даже не представляешь, какой шухер у нас творится! Ты их правда кинул?
– А ты еще на станции? – спросил я.
– Я в "Огород" еду. Из метро выхожу. А ты где?
– В пробке стою, на Большом Каменном.
– Слушай, приезжай? Винца попьем, поболтаем.
– А ты меня Фернанделю не сдашь?
– С ума сошел? Они знаешь как испугались? Фернандель говорит, ты специально ему свою крышу приводил, типа насчет газа с учредителями договариваться, а на самом деле это такой план у тебя был. Это правда?
– Ло, подожди меня в "Огороде", ладно?
Через час всеми неправдами и переулками я добрался до "Огорода". Лора сидела за столиком и весело болтала по мобильному. К моему приезду она успела выпить две трети бутылки французского вина.
– Хорошо тут у тебя, – заметил я.
– Пока-пока. Еще позвоню, – чмокнула она трубку. – Что так рано, мог бы и попозже приехать, – сказала она мне.
– Глупый вопрос.
– Не обижайся, – протянула Лора и нарочито дурашливо захлопала ресницами. – А нальешь мне вина – осчастливлю поцелуем. Прямо взасос на глазах у изумленной публики!
Оказалось, она не шутила. Пока я наливал в ее бокал, Лора придвинула стул поближе и поцеловала меня. Ее губы пахли бордо.
– Сейчас пролью! – предупредил я, и в этот момент чья-то рука подхватила бутылку.
А Лора и не думала останавливаться. Она забралась на меня, обняла за шею и впилась в губы. И почему-то мне было наплевать, что десятки людей смотрят и обсуждают нашу распущенность. Лора тоже чувствовала их взгляды. Она специально стала постанывать и неожиданно ловко надавила коленкой там, где делать этого без особой причины не стоило.
– Ло!
– Вот тебе, чтоб не ворчал, – весело спрыгнула она на пол. – Девушка! Нам еще вина!
– Ну что же ты делаешь, Ло?!
– Здорово, правда?! А эти-то как таращатся, смотри! – победно осмотрела она соседние столики.
Подошла официантка.
– Это вы спасли бутылку французского? – спросил я.
– У вас такая темпераментная девушка… Пришлось выручать.
– Невоспитанна немножко, но темперамента – это факт, – согласился я. – Если не затруднит, налейте ей еще вина, пожалуйста.
– Что-нибудь поесть?
– Да, поесть! – потребовала Лора. – Хочу моцарел-лу с помидорами и салат из шпината с майонезом и перепелиными яйцами!
– А вам?
– Кусок говядины с кровью.
– О, ты сегодня кровожаден?! – заметила Лора. – На сколько их кинул?
– На все.
– Ни фига себе! – присвистнула она. – И что делать будешь?
– Куплю недвижимость на Кипре.
– Шутишь?
– Нет. Поедешь со мной?
Лорка замолчала. Она потягивала вино и смотрела куда-то в скатерть, чуть откинув назад голову. С того лета, как мы с ней встретились, она совсем не изменилась: роскошные темные волосы, нежная белая кожа, арабская вязь тонких губ и абсолютное презрение к косметике.
Я взял ее руку и потянул к себе:
– Помнишь ту ночь?
– Хочешь все сначала? Читать стихи, болтать о жизни, медленно прижиматься ко мне? Или взять сразу? – спросила она.
– Ты в чем-то меня упрекаешь?
– Нет, просто характер такой. Люблю делать гадости.
– Неправда, ты девушка вполне логичная.
– Хочешь серьезных отношений?
– А ты, похоже, нет?
– Почему же? Когда-нибудь я стану матерью двоих детей и примерной женой. Буду ждать супруга с работы, готовить ему голубцы, имитировать оргазм в постели и два раза в месяц изменять с любовником. Может, даже не два, а целых четыре.
– Ты называешь это быть "примерной женой"?
– Я полагаю, все это случится не раньше чем лет через десять, понимаешь? Сейчас я хочу просто жить.
– Разве я претендую на голубцы?
– Не обижайся! Я высказалась не в твой адрес, а вообще. Это не имеет отношения к тебе.
– А что имеет?
Наконец она посмотрела мне в глаза:
– Наверное, уже ничего. Это лето не может быть похожим на прошлое. Тогда было хорошо. Сейчас должно быть еще лучше. И у тебя тоже, понимаешь? Ты ведь любишь Анну Сонет?
– Люблю, – признался я.
– Вот и люби.
– Все-таки ревнуешь?
– П-ссс, – поджала губы Лорка.
Официантка принесла блюда, но мне уже не хотелось есть. Выпить, что ли?
– Зачем тогда этот спектакль с поцелуями? – спросил я.
Лорка пожала плечами, тыкая вилкой в шпинат:
– Дурачилась.
– Понятно, – сказал я. – У тебя здесь встреча с кем-то?
– Да.
– Тогда мне лучше уйти. Лора кивнула.
– Мне тоже с тобой было хорошо. Будь умной и постарайся не делать в жизни глупостей, – сказал я на прощание.
– Костик! – услышал я, когда шел к выходу.
Я обернулся. Лорка держала в высоко поднятой руке бокал с вином и улыбалась:
– За тебя!
"Дура", – подумал я и послал ей воздушный поцелуй.
На улице шел мелкий дождь. Я сел в машину и закурил. Домой ехать не хотелось. Достал мобильный и набрал номер хозяйки квартиры. Она решила, что я уезжаю, потому что дорого, и уговаривала остаться. Обещала не поднимать цену до конца года. Сказала, что я на редкость спокойный и интеллигентный жилец, и даже назвала меня сыночкой. В конце концов хозяйка смирилась и, узнав, что я готов уехать прямо завтра, сказала, что даже съезжаю я как нормальный человек.
Дождь усилился. Мне стало грустно смотреть на город, на людей, которые в нем живут, на серые дома проспекта, на "Огород", в котором осталась Лора, на свою машину и даже на рюкзак с деньгами. Я снова подумал, что здорово было бы сейчас выпить. Если мысль посетила дважды, скорее всего, она чего-нибудь стоит. Я представил, как становится тепло от коньяка, как начинают разбег мысли, точно самолеты, стремящиеся оторваться от взлетной полосы, и, набрав скорость, разлетаются в разные стороны света. Светка – вот кого мне не хватает в этом сером городе! Я завел машину и вернулся в клуб.
– Игошин здесь?
– Уехал. Будет через час.
– Поднимусь, выпью пива. Охранник уткнулся в кроссворд.
Света болтала с барменом и не сразу заметила, как я вошел.
– Вы быстрее, чем я надеялась, – улыбнулась она.
– Я уезжаю и, скорее всего, надолго. Подумал, что некрасиво пообещать и исчезнуть, правда же?
– Все так серьезно?
– Да. У меня есть только один вечер. Сегодня. Хочу посвятить его тебе. Если скажешь "нет", я не обижусь. Просто не берусь загадывать, когда мы теперь увидимся. Что скажешь?
– Скажу, что, если бы я тебя видела в первый раз, он стал бы последним.
– Извини.
– Но ведь это уже не первая встреча? – подмигнула она. – Мне нужно договориться с девчонками, чтобы подменили на ночь. Выпей пока чего-нибудь.
– Я в машине подожду, ладно? Света кивнула.
Если женщина решила с тобой переспать, ее ничто не остановит.
Не я придумал, а жаль.
Света была ничего. Это все, что мог я сказать о ней утром. Увы, ее старание не совпало с моими желаниями, а мои надежды – с ее убежденностью, что все в постели происходит с длительностью в четвертую долю ноты. В общем, мы собирались станцевать "Tango Nuevo" Астора Пьяцолло, но с трудом сподобились на пасодобль. Она кружилась, но не успевала вернуться в нужное положение. Я делал поддержку, но совсем не там, где ей хотелось. Она закидывала ногу на мое бедро, но попадала не выше коленки. Я путал чувство такта с чувством ритма. Как ни странно, оба мы кончили с последним аккордом бандонеоне маэстро.
Про Хусейна я вспомнил в полдень, когда привез Свету обратно в клуб. Она поцеловала меня в машине, попросила позвонить, как только вернусь, проверила, правильно ли я записал ее номер в свой мобильный, еще раз поцеловала и ушла, помахав на прощание из дверей клуба. Тогда они и появились у моей машины. Первому было лет двадцать. Он зашел спереди и сел на капот, чтобы я не уехал. Второй, что выглядел старше, дернул на себя мою дверь и, положив мощный кулак на руль, уставился на меня воспаленными глазами. Зрачки у него были меньше булавочной головки.
– Бабло где? – спросил он.
– В банке, – почему-то ответил я.
– Значит, едем в банк, – потянулся он к замку зажигания.
Я выхватил ключи.
– Ты чего, сука? Порежу тебя! – полез он в карман куртки.
Этой паузы хватило, чтобы всадить ключом в его кулак. Рефлекс сработал, и громила отдернул руку. "Опель" завелся мгновенно. Первая, газ в пол, брошенное сцепление, адский вопль резины – и бритый, взлетев с капота, врезался в стекло зеленого пикапа, стоявшего впереди. Громила успел отпрыгнуть и попал под колеса идущей сзади машины. Визг тормозов, несколько глухих ударов и паровоз из трех машин на Пятницкой позади меня. Я проехал метров двести и свернул в переулок. Сзади свистели, сигналили, кричали, кто-то бежал за мной и записывал номера, но после второго поворота никого уже не было видно.
"Ай, Хусейн! Не послушал тебя! Надо было сразу залечь, – повторял я, не представляя, куда теперь ехать. – Быстро же они на меня вышли, черти! Надо было Светку довезти до Третьяковской, а не лезть на Пятницкую. Черт! Куда теперь?"
Как выяснилось, в такие минуты действительно приходят удивительно простые решения. Еще раз свернув в переулок, я понял, что вот-вот опять попаду на Пятницкую. Я остановил машину и осмотрелся. На вывеске углового дома было написано "Аэрофлот". Судьба. Я вышел из машины, перебежал улицу и открыл стеклянную дверь.
– Куда летите? – поинтересовалась девушка.
– А куда посоветуете?
– Ну, знаете… – усмехнулась она. – Это вопрос ваших возможностей. Мы-то вас доставим, куда душе угодно.
– У вас водички не найдется попить? – спросил я.
– Вам плохо?
– Что-то сердце сегодня пошаливает, – погладил я ладонью слева, точно так же, как это делает Фернандель.
– Надо же, – налила она воды из кулера, – такой молодой мужчина, а уже сердце.
– Магнитная буря, наверное, – сказал я и осушил стакан.
– Получше стало?
– Вроде бы, – выдохнул я. – Говорите, куда угодно? Это хорошо. А за границу?
– Вам за границу нужно?
– Мне сегодня отпуск дали. Думаю, надо бы слетать куда-нибудь.
– Тогда вам виза нужна.
– А без визы?
– Без визы – Египет, Турция. Но рейсы чартерные, дешевых билетов нет. У вас отель забронирован?
– Девушка, какой отель? Я же говорю: только сегодня в отпуск ушел.
– Да-да, – закивала она. – Я понимаю. Но все-таки сначала стоит поговорить с туристическим агентством. Например, на Новый год…
Она начала нудно и утомительно долго рассказывать, как они с мужем летали не то в Тунис, не то в Таиланд, не то еще куда-то.
Я смотрел в окно. На Пятницкой образовалась пробка. Должно быть, движение заблокировали те самые машины, которые столкнулись, когда я рванул с места на своем "опеле". С рекламного щита на противоположной стороне улицы глядел на меня Эрнесто Че Гевара. Надпись справа сообщала о революции в тарифах на сотовую связь.
– Вы на Кубу летаете? – поинтересовался я.
– "Аэрофлот" – крупнейший российский перевозчик пассажиров более чем в восемьдесят девять городов сорока семи стран мира, – произнесла она голосом автоответчика.
– Да ладно вам, – сказал я. – Дайте билет до Гаваны. Девушка защелкала по клавиатуре.
– Есть билет на завтра. Шереметьево-Гавана, рейс 333, вылет в два часа десять минут утра.
– Годится.
– А обратно?
– Обратно куплю в Гаване.
Она посмотрела на меня так, словно я зашел в "Детский мир" за настольным футболом, а приобрел лондонский "Челси".
– Везет же, – сказала она, оформляя мой билет.
Через два часа я вышел из офиса банка с пластиковой картой Visa Classic, на которой лежали все мои деньги, за исключением тех, что были потрачены на билет, и еще нескольких сотен наличными. Еще через час я припарковал машину в "аварийке" и сдал ключи дядьке. До вечера я гулял по магазинам, скупая шорты, майки без рукавов, плавки, шлепанцы и крем для загара.
Вечером в "аварийку" приехал Хусейн.
– Собрался? – усмехнулся он.
Я показал ему новую дорожную сумку.
– Думал, тайменя половим, а ты меньше чем на марлина не согласен?
– Вот так в жизни бывает, – сказал я.
– Ладно, Хемингуэй, главное, что ты улетаешь, а куда – не так важно. Месяца два не возвращайся, а я пока разберусь тут с твоими наездами. Ну что, в "Арагви"?
– В "Арагви" так в "Арагви", – согласился я. – Только давай сначала чего-нибудь выпьем?
Дядька принес початую бутылку водки, разлил по стаканам, разрезал на три части сморщенную прошлогоднюю антоновку и сказал тост за Фиделя.
По дороге в ресторан меня накрыло. Снилось, что машина Хусейна свернула на Рижское шоссе. На эстакаде через Истру внезапно открылась дверь, и на бешеной скорости меня выбросило прямо в реку. Почему-то все вокруг стало рыжим: рыжий асфальт, рыжее небо, рыжая трава. И только вода была обычного цвета. Меня несло течением, и я никак не мог вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха. В такой момент обычно просыпаешься, но я не проснулся. Меня кружило и несло все дальше и дальше. Уже не было холодно, и стало казаться, что собственное бессилие вовсе не страшно, и даже наоборот. Просто перестаешь себя контролировать, и все на этом свете происходит само по себе. Или уже не на этом?
– Просыпайся, – разбудил меня Хусейн. – С отличным парнем познакомлю – такой же святой придурок, как и ты.
Я шел к столику, еще не проснувшись и покачиваясь, точно пьяница на грунтовой дороге. За столом нас встретил рыжий грузин – до такой степени рыжий, что мне на мгновение показалось, будто и воздух вокруг его головы тоже стал рыжим. Говорил он с чудовищным акцентом.
– Джамбул, – протянул он руку. – Романадзе.
– Аджарец?
– Батуми. Штат Тэхас.
– А почему Техас?
– Когда самолеты из Москва в Грузия лэтают – на Батуми всегда воврэмя. Никогда задэржки нэ бывает. Потому Тэхас. Мандарины, хурма, солнцэ, понял?
– Джамбо, – обратился к нему Хусейн. – Костя мне не просто друг, он мне младший брат, понимаешь?
– Канэчно, – сказал Джамбул. – Зачэм объяснят? Раз тэбэ брат – значит и мнэ брат.
Он обнял меня и по кавказской традиции два раза поцеловал.
– Костя сегодня тоже улетает, и я хочу вас обоих проводить.
– Куда лэтишь, брат? – спросил Джамбул.
– На Кубу.
– Дэда! – присвистнул он. – Тогда за Фидэля выпьем, – налил он вина. – Дай бог дорогому Фидэлю, чтобы был здоров, как мой дэд, который дэвяносто во-сэм лэт живет, вино пьет и дэвушкам улыбается!
– Фидель до ста сорока жить собрался, – заметил Хусейн. – Вчера прочитал.
– Пачэму нет! – воскликнул Джамбул. – Если Бог захочет, и до сто сорок доживет. А сациви ест будэт – все сто пятдэсят сможет1… – засмеялся он, накладывая себе сациви, – дэвушек любить! Бери-брат, – кивнул он мне. – Здэсь такой сациви готовят, что моя мама так нэ умеет.
Сациви действительно был хорош. Я вспомнил, как готовила его моя жена, когда мы еще жили вместе. Зачем я все бросил…
– Хотэл и бросил, – сказал Джамбул. – Значит, нэ тот дом, нэ та жена. Зачем Толстой из дома ушел и на станции умэр?
– Мысли читаешь?
– Пачему читаю? Ты толко что сам сказал "зачем я все бросил".
– Правда?
– Канэчно.
– Тогда давай выпьем. Знаешь за что? За мой бывший дом, за мою бывшую жену. Она ведь меня все равно любит. Давай за любовь!
– За любов!
Мукузани – роскошное вино. И вообще жизнь быстро наладилась. Я же говорил, что к мыслям стоит прислушиваться.
– Зачем Толстой ушел, не знаю, – сказал я. – Объяснить смогу, наверное, но в душу ему уже не заглянешь, правда?
– А я знаю, – сказал Джамбул. – Он бэлый был, но сколко ни ждал, никто за ним нэ пришел. Потому сам рэшил идти.
– Тогда белых еще не было, Джамбо, – усмехнулся Хусейн. – Толстой в девятьсот десятом умер.
– Я про душа говорю, брат. Есть душа черный, а есть бэлый. У Толстого душа был бэлый. И у тебя бэлый, – сказал он мне. – Ты семью оставил, а жену свой все равно любиш. Значит, бэлый.
– А у рыжих? – подмигнул Хусейн.
– А у рыжих душа самый красивый, – рассмеялся Джамбул. – Такой рыжий-рыжий!
– Тогда за рыжих! – поднял бокал Хусейн.
"Сталин тоже рыжим был", – подумал я.
– Сталин был черный, как кошачье дэрмо! – возмутился Джамбул. – Он рыжим толко прикидывался. Специально молодой на солнцэ загорал, чтобы кожа рябой стал и волос рыжий. Вождь должэн выдэлятся. А кто еще заметнее рыжих?
– Нет, Джамбул, – поразился я, – ты точно мысли читаешь!
– Ничего я нэ читаю, брат. Просто ты нэрвничаэшь и вслух говоришь. Тебэ выпит надо, правильно говорю, Хусейн?
Хусейн кивнул и налил мне еще вина.
– Вот тэпер, Костя, вино пей и слушай. Толко хорошо вино пей, потому что вы, русские, пит нэ умеете.
– Уверен?
– Увэрэн. Пит надо как? Красиво! А вы пьете что? Стакан налил, "поехали" – и под стол. Вот Гагарин – мужчина был, он "поехали" как сказал?
– Красиво.
– Хочаг, Костя! Он "поехали" красиво сказал! И ты тоже красиво пей. Мужчина все красиво дэлат должен, а пит – особенно!
Джамбул налил вина, поднял бокал и посмотрел на свет:
– Вот люди думают, что Бога на зэмле нельзя встрэтить, да? А мой дэд говорит, у кого душа бэлый, тот хот раз, но Бога встрэчает. Выпьем за то, брат, чтобы и ты Его встретил!
– Когда Джамбул говорит, – сказал Хусейн, – я наслаждаюсь. За тебя, Джамбо!
– Я малэнкий был, дэд гостей собират любил – Джамбул хлопнул Хусейна по подставленной ладони и подставил ему свою. – Гости сядут, дэд чача достает, и разговаривают. Так красиво говорили, вай мэ! Один тост я скажу, и сами увидитэ, как красиво. Дэд так говорил: "Я нэ стану желат вам то, что вы хотитэ, потому что, если вы это действитэлно хотите, это и так будэт. Нэ стану желат то, что вам нужно, потому что то, что вам нужно, нэ известно никому, кроме Бога. Я желаю вам, чтобы то, что вы хо-титэ, и то, что вам нужно, почащэ встрэчались". Давай выпьем, сагол!
– Здорово, – сказал я. – Почти притча.
– И притча тоже есть, брат! – перевернул он бокал, показывая, что в нем не осталось ни одной капли. – Когда Бог раздавал людям зэмли, грузины опоздали. Приходят к Нэму, а зэмли не осталось. "Где же вы были, дэти мои?" – спросил Бог. И тогда грузины ответили: "Мы опоздали, потому что пили за Тэбя, Отче!"
– Он улыбнулся и сказал, – продолжил я, – "Тогда берите лучшую землю, которую специально оставил, потому что не знал, кому отдать, чтобы не обидеть других".