- Поспешай, братцы! - крикнул лейтенант своим, но те и сами знали, что и как надо делать. Боцман поджигал фитили, а двое дюжих матросов стучали деревянными молотками, помогая Дмитрию прикрепить к борту турецкого корабля "каркас" - особый зажигательно-разрывной заряд. Они прибили "каркас", а боцман поджёг пороховую дорожку и швырнул в трюм брандера горящий факел.
- Всё, - выдохнул Дмитрий. - Уходим!!!
Они слетели в шлюпку, привязанную под бортом готового взорваться брандера, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули. Гребли так, что сгибались вёсла, а чёрная вода за бортом уже не плескалась - она кипела.
- Стой! - скомандовал вдруг лейтенант. - Суши вёсла! Сейчас…
Ильин не ошибся. Грохнул сильнейший взрыв, и атакованный ими корабль вспыхнул, разваливаясь на куски. И один за другим вспыхивали другие неприятельские корабли, щедро осыпанные разлетевшимися горящими обломками. Вода за бортом уже не была чёрной - она стала багрово-красной…
…Взрывы продолжались всю ночь. Русские корабли, прекратившие огонь с началом атаки брандеров, вновь возобновили стрельбу. Около двух часов ночи взлетели на воздух два турецких корабля, через полчаса - ещё три. К этому времени в бухте пылало свыше сорока судов - пожары слились в сплошное огненное море. Затем за полтора часа - с четырёх до половины шестого - взорвались ещё шесть линейных кораблей. А в седьмом часу прогремел взрыв, по силе превосходивший все предыдущие - это одновременно взорвались еще четыре корабля. К восьми часам утра взорвались и остальные, более мелкие суда. Взошедшее солнце осветило жуткую картину: вода в бухте, ставшей могилой для одиннадцати тысяч турецких моряков, представляла собой густую смесь пепла, грязи, обломков и крови…
Турецкий флот погиб полностью - в Чесменской бухте сгорели пятнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов и около пятидесяти мелких судов. Линейный корабль "Родос" и пять галер достались победителям в качестве трофеев. Недаром на медали, выбитой в честь этой победы (ею были награждены все участники сражения), на одной стороне изображен погибающий турецкий флот, а на другой - отчеканено одно лаконичное слово: "БЫЛ".
Телефонный звонок спугнул вязкую ночную тишину и вернул Дмитрия из прошлого в настоящее. Он закрыл книгу с белокрылым фрегатом под андреевским флагом на обложке и снял трубку.
- Помощник дежурного по училищу курсант Ильин слушает!
* * *
- История полна мифов, - красивым, как у артиста, голосом вещал седовласый человек, сидевший во главе длинного стола. - Бороться с мифотворчеством необходимо, но, - он тяжело вздохнул, - занятие это крайне неблагодарное. Людям нужны мифы, они за них цепляются изо всех сил, особенно если в реальной истории на самом деле не было ничего такого, чем можно гордиться.
В большой комнате - вернее, в маленьком зале, - находилось человек тридцать, и все они молчали, слушая седовласого. Дмитрий тоже слушал, и очень внимательно: человек этот говорил складно, вот только содержание его речи с каждой минутой нравилось Ильину всё меньше и меньше.
- Принято считать, что монгольское нашествие было страшным бедствием для Руси, но на самом деле никакого ига не было: монголы прекратили княжеские усобицы, установили разумную дань, и под властью Золотой Орды Русь спокойно развивалась и набирала силы. Да, во время нашествия Батыя имели место жертвы и разрушения, однако не большие, чем при внутренних распрях удельных русских князей. И к тому же в большинстве случаев действия монголов были просто реакцией на убийство русскими ордынских послов и на попытки бессмысленного сопротивления. Русь следовала в русле ордынской политики, и на Куликовом поле князь Дмитрий, непонятно за какие заслуги прозванный "Донским", бился не за свободу и независимость Руси, а за интересы хана Тохтамыша, боровшегося за власть. И тем не менее, нас учили в школе совсем другому пониманию этих исторических событий.
"И на кой хрен я сюда пришёл? - подумал Ильин с нарастающим раздражением. - Не надо было этого делать…". Он покосился на сидевшую рядом с ним Яну и вздохнул. Лучше бы они не сидели сейчас здесь, а лежали, обнявшись, на диване в комнате Дмитрия, сняв ненужные тряпки, - стоило из-за этой бодяги удирать в самоволку. Да, пятикурсники, "годки на флоте" (по неписаному, но строго соблюдаемому статусу), пользовались определёнными привилегиями, однако злоупотреблять ими не следовало: можно подгадить себе перед самым выпуском. Ради пары часов жарких яниных ласк ещё можно было рискнуть, а ради этой вот не слишком понятной тусовки…
Яна давно зазывала его на литературные чтения, которые она посещала, - мол, у нас так интересно! Дмитрий отнекивался, ссылаясь на нехватку времени, и усилия девушки так и остались бы напрасными, если бы не одно "но": курсант Ильин в редкие свободные часы писал морские рассказы и очерки, и Яна соблазнила его перспективой выйти на издательства и увидеть свои труды напечатанными.
- Или возьмём другой миф - о великом полководце Суворове. Не был он никаким великим, да и полководцем-то был весьма посредственным. Кого он побеждал "не числом, а умением"? Турок, не знавших передовой европейской стратегии и тактики и сражавшихся беспорядочной толпой, почти безоружных польских повстанцев да мужиков-пугачёвцев! А когда в Италии Суворов столкнулся с французами, то вынужден был бежать в Альпы, бросая артиллерию и обозы. Но - миф о "великом полководце" очень живуч.
Докладчик сделал эффектную паузу, отхлебнул пива и закурил очередную сигарету. Аудитория безмолвствовала, почтительно внимания.
"Как это так? - недоумевал Дмитрий. - Это что же получается: Куликовская битва - миф, и Суворов - тоже миф? И ничего такого не было? Может, не было и победы при Чесме, и не было лейтенанта Ильина? И вообще нет ничего, чем можно было бы гордиться?".
Похоже, Яна почувствовала настроение парня - они всё-таки были вместе почти два года - и обеспокоено на него посмотрела. Дмитрий промолчал.
- А если говорить о мифах двадцатого столетия, - продолжал между тем седовласый, - то их количество вообще не поддаётся учёту, особенно мифов советского периода нашей истории. Событий, освещение которых нашей историографией хоть как-то соответствует действительности, ничтожно мало, а всё остальное - результат мифотворческого официоза, которому позарез были нужны все эти герои-челюскинцы и герои-панфиловцы. Впрочем, советские лидеры не были новаторами - у них были предшественники. История геройского подвига крейсера "Варяг", например, - это миф, выдумка от начала до конца, продукт пиара. Царское правительство остро нуждалось в раздувании военной истерии и ура-патриотизма, и ловкий царедворец Руднев, командир "легендарного" крейсера, хорошо подыграл царю-батюшке. А на самом деле…
В глазах у Дмитрия потемнело. Он встал и, ни на кого не глядя, пошёл к выходу, на ходу накидывая куртку - в самоволке лучше ходить одетым по гражданке.
- Что с вами, молодой человек? - услышал он за спиной, обернулся и отрывисто бросил:
- Ничего особенно. Душно тут у вас - дышать тяжело. Извините.
Яна догнала его на улице.
- Ты чего, Дим, с ума сошёл? Что за демонстрацию ты устроил?
- Демонстрацию протеста. Послушай, зачем ты сюда ходишь?
- Как это зачем? Мы обсуждаем произведения друг друга, говорим о литературе…
- О литературе? По-моему, там сейчас проникновенно и с удовольствием доказывали, что у России нет никакой истории - есть одни только мифы!
- Да что ты знаешь об истории! - возмутилась девушка. - Сергей Платонович очень эрудированный человек, широко известный в литературных кругах, автор множества книг и критических статей. Он знает, о чём говорит!
- Да, я не историк, - Ильин сдерживался, чтобы не наговорить Яне резкостей, - я курсант военно-морского училища и будущий офицер русского флота. Да, многие события истории неоднозначны, и трактовать их можно по-разному. Я не знаю насчёт Тохтамыша, но историей русско-японской войны и боем "Варяга" интересовался, так что в этом вопросе я разбираюсь.
- И чего ты прицепился к этому "Варягу"? Подумаешь, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой… Было - и прошло, надо жить днём сегодняшним. И какая тебе разница, что там и как происходило на самом деле? Что у тебя от этого, денег в кармане прибавится?
- Разница есть, - Дмитрий упрямо наклонил голову, - и не в том, как оно было на самом деле, а в том, о чём и как ты говоришь. Развенчание мифов… Как ты думаешь, какова будет реакция простого американца, если ты начнёшь ему рассказывать, что их обожаемый Джордж Вашингтон завёз к ним в Штаты индийскую коноплю и стал отцом-основателем наркомании? Или ещё круче - допустим, кто-то тебе скажет: да, твоя мать вышла замуж за твоего отца не девушкой, но на самом деле у неё была до встречи с ним не одна-единственная несчастная любовь, а насыщенная весёлая жизнь, в которой нашлось место и пяти абортам, и даже дурной болезни? А? Как тебе такое развенчание мифов?
- Не говори гадости! - Яна вспыхнула и нервным движением поправила упавшую ей на глаза прядь волос. - Какое ты право имеешь так говорить о моей матери?
- А кто дал право вашему Сергею Платоновичу так говорить о России, тем более что я знаю: всё, что он говорил о "Варяге" - ложь? А вы верите, уши развесили… Мёртвые не кусаются, как говорил Билли Бонс, значит, можно радостно плясать на их костях? Подло это, вот что я тебе скажу.
- Да ладно тебе, завёлся на пустом месте… А ты знаешь, что сейчас практически невозможно издать свою книгу, если за тебя не замолвят словечко? Желающих напечататься знаешь сколько? А Сергей Платонович - он и в Союз писателей рекомендацию дать может, и посоветует, в какое издательство обратиться, и вообще - фигура весомая.
- Книгу? Про эльфов, что ли?
- Да хоть про кого, - глаза девушки зло сверкнули, - лишь бы деньги платили! Тебе же, дураку, помочь хотела, а ты со своими принципами… Кому они нужны, принципы твои замшелые? Тоже мне, поручик Голицын нашёлся.
- Нет, - покачал головой Дмитрий, - не поручик Голицын, а лейтенант Ильин - был такой офицер в истории флота российского. А принципы - они нужны мне самому.
- Ну и оставайся со своими принципами! - Яна резко повернулась и пошла в сторону метро. Она была уверена, что "её Дима" пойдёт за ней - было бы из-за чего ссориться! - но он только посмотрел ей вслед и зашагал в другую сторону, к Стрелке Васильевского острова.
С мокрого неба сыпался мелкий питерский дождь.
Настроение было гнусное.
Они с Яной и раньше, случалось, цапались - девушка была самолюбива и не терпела, когда что-то было ей не по нутру. Но стоило им забраться в постель, как все эти ссоры тут же забывались: любовь (или просто привязанность?) брала своё. К тому же Дмитрий обычно уступал подруге, не делая проблемы из пустяков и следуя принципу "мужчина должен быть снисходительным к женским капризам". Но сейчас ему был по-настоящему обидно: он никак не ожидал, что Яна его не поймёт. И он впервые задумался: а стоит ли им идти по жизни рядом?
Почти два года Яны была "его девушкой", и Дмитрий считал, что они любят друг друга. И тут вдруг такое… Оказывается, любовь - это не только секс до изнеможения, и даже не совместная жизнь бок о бок, это что-то большее. Ильин вспомнил, как ещё полтора года назад он предлагал Яне выйти за него замуж, и как она отказалась, найдя какие-то вроде бы вполне убедительные аргументы. Дмитрий настаивать не стал - в конце концов, штамп в паспорте ничего не значит, верно? - хотя если бы девушка стала его женой, они смогли бы быть вместе каждую ночь вместо того, чтобы встречаться урывками. Женатым курсантам-старшекурсникам разрешалось жить с семьёй вне стен училища, а у Дмитрия с его матерью была квартира на Васильевском острове. Но это разрешалось именно женатым - "свободные браки" в счёт не шли. Как говорил его ротный, "Гражданский брак - это не для военного!", и курсант Ильин был согласен со своим отцом-командиром.
"А ведь надо решать, - думал Дмитрий, идя по набережной, - не за горами выпуск, и вольготное житьё кончится". Он сильно сомневался, что его Яна с радостью поедет с ним от благ цивилизации к чёрту на рога, в какой-нибудь северный военный городок, где жильё не ремонтировалось чуть ли не с хрущёвских времён, однако гнал от себя эти мысли, надеясь её уговорить. Оставлять молодую жену в Питере не хотелось: учитывая её темперамент, можно было с уверенностью предсказать, что через полгода у лейтенанта Ильина вырастут такие рога, что в рубочный люк не влезешь. Да и что это за жизнь за тысячу километров друг от друга? Люди женятся, чтобы быть рядом, а не врозь, тогда и верностью всё будет в порядке!
Но теперь, после их неожиданной размолвки, Дмитрий никак не мог избавиться от назойливого вопроса: а надо ли ему жениться на Яне? Если она за два года так и не поняла, что у него, при всей его уступчивости, есть что-то своё, заветное, о чём тогда говорить? А может, он был для неё только разминкой, репетицией перед настоящей жизнью? Поиграли в любовь - и хватит? Эта мысль была очень неприятной, но возникла она не на пустом месте: ведь Яна до сих пор так и не вышла за него замуж. Неужели…?
Задумавшись, Дмитрий не заметил, как добрёл до Стрелки. Он любил это место: здесь был когда-то первый морской порт новорождённого города, и здесь швартовались парусные корабли, двести лет назад приплывавшие из дальних стран на огонь ростральных колонн-маяков. И ещё здесь был военно-морской музей, занимавший величественное здание бывшей Биржи. Ещё пацаном Дима был в этом музее много раз, исходил его вдоль и поперёк и мог часами стоять у моделей боевых кораблей флота российского. Он знал об этих кораблях всё, знал наизусть, но снова и снова перечитывал скупые строчки таблиц, на которых были указаны их тактико-технические данные: водоизмещение, скорость хода, калибры орудий, толщина брони. И ему порой казалось, что знамёна, висевшие в Большом зале музея, всё ещё пахнут солёным дыханием моря и порохом давно отгремевших сражений.
Обычно около музея было немноголюдно, но сейчас почему-то вокруг здания Биржи сновали люди, и стояло множество машин - грузовых. Дмитрий не сразу понял, что всё это значит, а когда понял, у него перехватило дыхание.
Разговоры о переносе экспозиции музея велись давно, и аргументы "за" выдвигались железобетонные: восстановим историческую справедливость. Здесь ведь была биржа, так? Значит, тут ей и быть! Северная столица России не может существовать без своей фондовой и валютной биржи - чем она хуже Лондона или Нью-Йорка? И место для этого финансового храма должно быть достойным - в центре города, на Стрелке Васильевского острова, чтобы все видели и знали: вот он! А музей - а что музей? Пусть переезжает куда-нибудь в другое место, какой с него толк? Прибыли не приносит, только сосёт деньги из городского бюджета и ещё требует ремонта. А между тем люди с деньгами готовы сделать этот ремонт, но только в том случае, если в старинном здании Биржи расположится не музей, а куда более полезная структура. И вот, похоже, "историческая справедливость" восторжествовала…
На негнущихся ногах Ильин подошёл поближе и замер, всё ещё не веря в реальность происходящего. Он видел, как люди в рабочих комбинезонах выносили из здания свёрнутые знамёна - те самые! - и деловито швыряли их в кузов грузовика, распахнутый, словно пасть ненасытного чудовища. Это походило на парад Победы, когда к подножию Мавзолея летели знамёна поверженной фашистской Германии, - с той только разницей, что тогда на лицах солдат была гордость победителей, а сейчас на лицах людей в комбинезонах с латинскими буквами было равнодушие, словно они грузили дрова - дрова, и ничего больше…
Дождь усилился, но Дмитрий не замечал капель, забиравшихся ему под воротник. Он стоял и смотрел, испытывая самую настоящую боль от бессилия что-либо изменить. Что он мог сделать? Броситься с кулаками на этих людей, выполнявших свою работу, за которую им платят деньги? Эти люди просто делали своё дело - точно так же, как восемьдесят лет назад другие люди взрывали храм Спаса-на-водах, выстроенный на народные копейки в память русских моряков, погибших при Цусиме.
"А ведь дело не в бирже, - подумал вдруг Ильин, - вернее, не только в ней. Зачем он нужен, музей русской морской славы в самом центре города? Ведь эрудированные знатоки истории доказывают, что никаких побед не было, и что гордиться нечем, а тут маячит на самом виду зримое подтверждение этих побед! Нехорошо получается - можно и усомниться в правоте этих историков… А так - так оно спокойнее…".
Рабочие вынесли длинный продолговатый ящик и поставили его прямо на асфальт - шёл дождь, и им не хотелось мокнуть, ожидая, пока в кузове грузовика подготовят место для очередного "предмета экспозиции". Ящик был обёрнут шуршащим пластиком, но с торца - наверно, из-за небрежности упаковщиков или грузчиков, тащивших его вниз по лестнице, - пластик прорвался. Порыв сырого ветра отогнул шелестящий лоскут, и Дмитрий увидел, что находится внутри: модель корабля в прозрачном параллелепипеде, напоминавшем саркофаг павшего героя. И Дмитрий узнал этот корабль - сразу, с первого взгляда.
Это была модель крейсера первого ранга "Варяг" - корабля, больше ста лет назад принявшего неравный бой и затопленного в далёком корейском порту Чемульпо. Потом в составе русского флота служили ещё два корабля с таким именем, и второй из них уже снова под андреевским флагом, а третий - тяжёлый авианесущий крейсер - так и не был достроен на верфи независимой Украины и был продан по цене металлолома ушлым дельцам из быстро набиравшей силу Поднебесной Империи. По официальной версии, из авианосца собирались сделать развлекательный центр, а как оно замышлялось на самом деле - кто знает?
А модель их славного предка стояла сейчас под дождём. Стекло быстро покрылось мелкими каплями, и они побежали вниз, стекая скупыми мужскими слезами. Курсант пятого курса военно-морского училища Дмитрий Ильин повернулся и пошёл прочь, ускоряя шаг, чтобы поскорее оказаться как можно дальше от места казни памяти. Он не плакал - просто в лицо ему летел обычный для Питера мелкий дождик, и поэтому лицо его было мокрым.
Он торопился - времени до вечерней поверки оставалось не так много, а надо было ещё успеть заскочить домой, переодеться в форму и вернуться в училище. И надо было ещё попить чаю с матерью - она ведь наверняка, вернувшись с работы, приготовила что-нибудь вкусное, чтобы угостить сына и его Яночку. Мать Димы хорошо относилась к подруге сына и очень хотела, чтобы они наконец-то поженились. Надо, надо попить с ней чаю, потому что, очень на то похоже, угощать домашними пирогами "Яночку" ей уже больше не придётся.
…Они так и не помирились. На выпускной Яна не пришла, и Дмитрий был одним из немногих, получивших офицерские погоны не под восхищённым взглядом подруги, невесты или жены. Как ни странно, особой горечи он не испытал - перегорело. "Контакт гениталий не подразумевает контакта душ, - подумал новоиспечённый лейтенант, - так, кажется? Спать можно с любой женщиной, а вот жить… Ну и ладно, оно и к лучшему!".
Его ждал Северный флот.