XVII
На Западе есть две вещи, которых человек не может избежать. Смерти. И уплаты налогов. Это знают все. И он, Андрей Франк. И налоговый инспектор, придирчивый герр Хайнц.
Круглый, пузатенький немец с морщинистым, как печеное яблоко, личиком старался. Изучал доставленный в налоговую ноутбук Андрея.
Непыльная работенка у герра. И считать он умеет, так как знает все расценки.
Вот он проверил количество переведенных текстов. И выписал Франку счет.
Андрей сидел напротив инспектора. Ждал. Наконец процедура закончилась. Можно забирать свой компьютер.
Герр Хайнц одобрительно похлопал его по плечу. И проводил напутственным:
– Гут! Зер гут!
"Что бы он сказал, – подумал Андрей, – если бы узнал, что прежде чем везти в налоговую свой комп, я вытащил из него жесткий диск и поставил дубликат, в котором объем переведенного в два раза меньше? Но чтобы это сообразить, у него ума не хватит. Для этого надо всю жизнь прожить в Союзе".
Франк положил ноутбук на сиденье своего новенького зеленого "фольксвагена". И отбыл восвояси. Он уже вполне приспособился жить на немецкой земле. Мало того, даже начал активничать. Искать новые сферы применения своих талантов. Сейчас устроился судебным переводчиком с "великого и могучего" русского на не менее великий и могучий немецкий язык.
Он долго не мог привыкнуть к тому, что с каждого заработанного тобой пфеннига или марки надо половину отдать государству. Но выход нашелся.
Хотя с налогами здесь строго. Могут и посадить. Но где наша не пропадала? Тем более, что переводы – не единственное, чем он занимается. И занимался. Пробовал все. Пытался даже торговать нефтью.
Вспомнив этот опыт, Андрей рассмеялся. Сейчас ему смешно. А тогда?
Дело было так. Прослышал он, что в бывшем Союзе полно желающих продавать на Запад "черное золото". И решил. Чем черт не шутит?
Стал искать связи. Нашел. Списался с некими товарищами из Украины, которые позиционировали себя как крутых и деловых. Договорились встретиться. И в один прекрасный день пан Гусляк и пан Микита нарисовались на тихой улочке чудесного баварского городка Меммингена, чтобы совершить сделку. Поставить несколько десятков тысяч тонн мазута. Хлопцы оказались очень даже не простые, "распальцованные". Стали они обещать Андрею "молочные реки и кисельные берега". И, как говорили в родном Жемчужном, делать "аля-улю и гнать гусей". Поселил он будущих компаньонов в самой лучшей городской гостинице. А вечером закатил шикарный, по его немецким понятиям, ужин. И на банкете было сказано немало самых разных слов о том, "как хороши, как свежи были розы".
Новоиспеченный коммерсант воспрял тогда духом: "Ну, теперь дело в шляпе! Завтра подпишем договор. В конце месяца будет поставка. Осталось найти, куда эту нефть перепродать. И по какой цене!"
Всю ночь он не спал, подсчитывая будущие барыши.
Но рано утром его поднял с кровати звонок из гостиницы. Взволнованный портье сообщил, что "русские гости", которых он вчера поселил, всю ночь пили у себя в номере. При этом орали песни и били посуду. А на заре собрали вещички и хотели сбежать из отеля, не заплатив никаких денег за веселую жизнь.
Андрей немедленно собрался. Приехал. И застал весьма безобразную картину скандала в самом разгаре. По ходу дела он окончательно убедился, что прибыли к нему не серьезные партнеры, а хитрые халявщики, пожелавшие "оттопыриться" забесплатно.
В общем и целом конфликт он уладил, понеся, конечно, как моральные, так и материальные убытки.
Потом у него родилась идея создания собственной языковой школы.
В Германию, как на землю обетованную, ломанулись сотни тысяч переселенцев со всего Восточного блока. Все "немые и безъязыкие". Помочь им обрести новую родину было святым делом.
На торжественное открытие школы прибыли даже "отцы" их маленького городка. Сидели за столом такие важные и пузатые. Пили, ели хорошо. И хвалили его, "русского немца".
Со школой у него тоже было немало мороки. Молодые оболтусы ну никак не хотели становиться новыми законопослушными немцами. Так и норовили где-нибудь подраться. Или набедокурить. Например, украсть в магазине.
Но школа работала. И приносила прибыль. Пока не схлынул и этот людской поток.
А сейчас он в основном занимался переводами. Работал штатным "толмачом" в городском суде. И вольным преподавателем в гимназии. Фокус с двумя винчестерами в компьютере пока удавался на все сто. И налогов он платил в три раза меньше, чем раньше, когда еще трепетал и уважал немецкий закон.
В общем, все складывалось по Грибоедову: "Где ж лучше? – Где нас нет". Поэтому он, как и многие, начал ностальгировать. Вспоминать Казахстан, как лучшее место на земле.
Такова уж наша человеческая природа. "Что имеем – не храним, потерявши – плачем!"
Франк аккуратно припарковал свой "фольксваген" на стоянке у городского суда. Положил компьютер в сумку. И отправился в строгое краснокирпичное здание. Сегодня у него процесс. Предстояло попотеть в синхронном переводе, чтобы донести до немецких судей все тонкости переживаний загадочных "русско-немецких" душ.
XVIII
На сцену маленького захудалого сельского клуба поднялся глава поселения Николай Болгов. Он одет в теплую куртку и войлочные ботинки. Только лысина голая. В помещении, где стоят рядами несколько десятков старых, потертых рыжих кресел, давно не топят. И народ, собравшийся "на встречу с депутатом", тоже хорошо утеплен. Сидят бабушки, дедушки, молодухи и прочие селяне в пальто и полушубках, валенках и сапогах.
Поздняя осень. Урожай убран. Заготовки сделаны. Так почему же не пойти в клуб, не послушать заезжих агитаторов? Тем более, что потом обещали концерт.
– Дорогие товарищи! – начал свою речь хороший мужик Николай Болгов. – Скоро выборы в Государственную думу. И мы должны выбрать туда самых достойных. Тех, кто сможет представлять наши интересы. Сегодня к нам приехал главный редактор нашего самого популярного издания – газеты "Наше" – товарищ Дубравин!
При этих словах Дубравин приподнялся из своего кресла в первом ряду и показался народу. Попутно оглядел зал. Простые русские лица. Сельские труженики. Такие же, как его родители, брат, оставшиеся в Жемчужном одноклассники. Как и он сам.
– …Родился он в Казахстане, закончил университет в Алма-Ате. Потом работал в газетах, журналах… Теперь переехал жить в наш регион…
Дубравин как-то отстраненно, как будто говорили не о нем, слушал свою биографию в пересказе главы и постепенно "разгорался", набирал обороты. Как ни странно, ему нравилось выступать перед людьми. И он чувствовал то самое волнение перед выходом на сцену, которое ощущают и артисты. То, что называется теперь современным словом "драйв". А раньше было вдохновением, полетом, порывом…
Наконец объявили и его.
Александр энергично – "соколом" – взлетел на сцену.
И начал говорить. Речь его давно готова. Опробована. И отрепетирована. Он только по ходу дела адаптировал ее к аудитории. Одновременно он искал взглядом в зале подходящего человека. Человека, который активно реагировал на его слова. Нашел. Это пожилая круглолицая женщина в меховой шапке – по виду учительница. Теперь его задача – убедить ее. Заставить поверить. Поверит один – поверят все.
– Что нужно молодой семье для того, чтобы в соответствии с божественной волей "плодиться и размножаться?" – спросил он зал. Посмотрел на реакцию. И бросил:
– Жилье! Крыша над головой! В первую очередь свой угол. Но кто сегодня может вам его гарантировать? Никто! Его можно только купить. Но как купить? Как накопить при нынешних ценах и зарплатах? Не знаете? А я знаю! Есть такое слово – "ипотека". Это когда можно взять кредит в банке и купить квартиру сегодня, а деньги отдавать десять – двадцать лет. Потом! На Западе так делают много лет.
И, судя по тому, как заинтересованно люди начали смотреть на него, а потом и одобрительно кивать в такт его словам, Дубравин понял, что попал в точку. Туда, где лежат их чаяния и нужды.
Он продолжал все смелее и увереннее говорить о наболевшем. И его понимали. Потому, что все пять пунктов его программы направлены на одно. На выживание этого близкого ему, родного по крови и духу простого народа.
Проводили его бурными аплодисментами.
Он вернулся на свое место. А на сцене уже появился приглашенный ансамбль казачьей песни. Женщины в цветастых кофтах, длинных юбках, лентах, монистах.
Мужчины – в фуражках, зеленых гимнастерках, шароварах с алыми лампасами, сапогах. С баянами, бубнами, балалайками в руках. Всего шесть человек. А зажгли на славу. И, судя по тому, как оживился, задвигался народ в зале, тоже задели за живое.
Встретила хозяйка молодая,
Как встречает родного жена.
В горницу любезно приглашала,
Ласково смотрела на меня.
В горницу любезно приглашала,
Наливала терпкого вина……Так и не доехал я до дому,
Затерялся где-то вдалеке.
Что же делать парню молодому,
Коль пришлась девчонка по душе?
Что же делать парню молодому,
Коль пришлась девчонка по душе?
Пора уезжать. Он свое дело сделал. Но отъезд – это тоже ритуал.
На выходе его обычно встречали несколько человек. С "челобитными" и жалобами. Так как в России достучаться до властей в обычное время почти невозможно, люди пытаются прорваться именно в дни выборной кампании. Рассуждают так: "Теперь-то мы им нужны. Голоса наши. Пусть помогают".
Вот и сейчас люди подходили, благодарили и, конечно, изливали свои проблемы, беды и несчастья. Он ручкался, согласно кивал, выслушивал, кого-то сразу отправлял к помощникам, что крутились здесь же.
Но вера наших людей в заезжего барина так велика и несокрушима, что иногда попадались и клинические случаи.
Вот какая-то тетка в вязаной кофте и с высоченной прической прорвалась к нему.
– Я вот о чем вас хотела попросить, – проговорив льстивое предисловие о том, какой он хороший, с ходу взяла быка за рога просительница. – Моя дочка, Светочка, взяла в банке кредит на сорок тысяч рублей. Дитя неразумное. А теперь надо его отдавать. Может, вы нам поможете?
– В чем? – недоуменно спросил Дубравин. – Я не банкир, повлиять на ситуацию не могу…
– Ну, отдать кредит!
– Как? – продолжал удивляться он.
Она посмотрела на него, как на слегка ненормального.
– Дайте нам денег. А мы его заплатим!
Дубравин опешил. Главное правило, которому его обучали специалисты-консультанты – никогда не говорить "нет" и всегда все всем обещать. Но здесь он его нарушил.
– Знаете, я не имею такой возможности! – заявил он.
Уже через минуту его старая "Волга" снова отправилась в плавание по проселочным дорогам. Поскрипывая на ходу металлическими косточками, этот рыдван, специально реанимированный умельцами для выборов, успешно преодолевал ямы и гигантские лужи.
По дороге к следующей точке Дубравин изучал график встреч в этом районе.
Сегодня у него их пять.
"Так! – начал он. – Детский сад № 162, руководитель – Валентина Александровна. Примечание в скобках: "Знает вас по статьям, лояльна". Средняя школа в Урловке. В скобках: "Село в 1078 дворов". Медицинский пункт…"
Едва они повернули в сторону крупного населенного пункта, в котором, согласно графику, значилось 623 двора, как у него в кармане раздалась трель сотового. Из него послышался испуганный голос Марины Сорокаумовой:
– Ксан Ксеич! Тут такое дело! Ну, прямо никудышное дело. Все пропало.
– Какое дело? Ты меня, Марина, не пугай! У меня сейчас тяжелое время…
– Какой тут пугать! Губернатор Кулик вчера на встрече со школой милиции объявил, что "независимым кандидатом" от партии власти теперь пойдет господин Сосук.
– Как Сосук? Он же обещал поддержку нам!
– Да, вот так!
– Он же офицер! И свое слово не держит! И этот Со-сук, он же из бывших. Не из его команды, а из врагов…
Дубравин в свое время не раз общался с советскими функционерами. Те если говорили и обещали, то выполняли. "Видно, измельчал совсем народ!"
– Да, не держит. Но туда огромные деньжищи вложены! За спиной Сосука стоит наш самый главный олигарх. Миллиардер.
– Тот, с которым мы тогда встречались? Обедали?
– Ну да.
– Так он, значит, все-таки решил двигать своего человека?
– Да, видно, так. Теперь у нас будет море проблем. Против нас бросят весь административный ресурс.
Дубравин вспомнил профессора Ершова, который говорил ему, чем прославился этот бывший. Вспомнил и самого соперника. Маленького кругленького человечка с розовым пухлым личиком. Подумал: "Да, этот всем удобен. И на все готов. "Чего-с изволите?" Трудно нам придется!"
* * *
Он и не представлял, насколько трудно. Уже на следующий день в селе, куда Дубравин приехал со своею командою, его ждал большой и неприятный облом. Местный дом культуры встретил его ржавым замком на двери. Сам глава этого поселения, еще вчера обещавший всемерную поддержку, спрятался с глаз долой. Телефон его не отвечал.
Они поехали дальше. Ведь несмотря на поступившие свыше указания не допускать его до общения с народом, закрыть школы, детские сады, поликлиники, предприятия, нашлись люди, посмевшие его поддержать.
Тот же Николай Болгов, когда его спрашивали, почему он не отступился от этого чужака, приезжего, отвечал: "Этот парень – не то, что наши вахлаки, которые два слова связать не могут. Он знает, что говорит. И говорит по делу!"
Но, как известно, сила солому ломит.
Они не сдавались. Теперь приходилось выходить прямо на улицу. Агитировать во дворах.
Вообще, выборная кампания, так же как и войсковая операция, имеет свои правила. На войне позиции противника сначала утюжит авиация, потом артиллерия. И лишь после этого на них идут танки и пехота. На выборах первым должно отработать телевидение, затем газеты и наглядная агитация. И только потом выдвигаются вперед агитаторы, идет на встречи сам кандидат. Те же, кто не имеет поддержки властей, не могут рассчитывать на помощь со стороны телевидения и газет, принадлежащих администрации.
И сейчас, образно говоря, они идут в атаку сразу. С голыми руками. Вот и Дубравину теперь надо "бросаться на амбразуру".
Дубравин и его команда подъехали во двор. Вышли из машины. Кандидат остановил какую-то женщину с коляской. И произнес:
– Я – Александр Дубравин, кандидат в депутаты. Хочу рассказать вам о своей программе.
Кто-то по-быстрому ушел. Кто-то отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
Но главное – не бояться! Говорить. Сначала подошел один. Потом другой. И образовалась маленькая толпа. Как и всякая толпа, она подвержена сиюминутным настроениям. И обычно агрессивна.
Через пару минут ее недоверие сменилось всевозрастающим интересом, и она начала слушать этого чудака, рассказывающего такие удивительные и загадочные вещи:
– А теперь я расскажу вам, как реформу ЖКХ проводят умные люди. В частности, как над ними работали в Казахстане, при премьере Кажегельдине. Там были такие же проблемы, что и у нас. Они начали с того, что решили – реформы должны быть выгодны людям. И установили счетчики на воду, на отопление. И если по нормативам выходило, что надо платить за пятьдесят кубов воды, то по счетчику оказывалось в три раза меньше…
Сегодня все, кажется, шло нормально. Люди слушали.
Пока в толпу не влезла тощая, с явными признаками потасканности и пьянства на лице истеричка. Дубравин знает, что есть и такие типажи, которым неважно, что ты говоришь и кто ты. Им нужно выплеснуть агрессию. Покричать. Самоутвердиться. Подтверждая его опасения, косматая фигура вылетела вперед и начала орать:
– Вот он, гад, депутат-кровопийца! Пришел, когда ему понадобились наши голоса! Чтобы, значит, голосовали за него. А у нас уже много лет течет крыша! Куда я только не обращалась… И к нему тоже…
Главное сейчас – не дать перебить себя. И он, не останавливаясь ни на секунду, продолжал гнуть свое:
– Реформы проводить надо. Но проводить с умом. То же касается и крыш. Они текут потому, что когда-то, еще во времена коммунистов и Никиты Хрущева, в целях экономии денежных средств вместо нормальных покатых крыш стали делать плоские. И заливать их битумом. Вот теперь половина вашего поселка и страдает от этого. Надо не только чинить крыши, но и принять закон о том, чтобы строить нормальные дома…
Он никак не мог закончить свою речь, рассказать до конца программу, потому что безумная тетка с перекошенным ртом продолжала орать что-то свое, не давая народу сосредоточиться на его словах.
В этот момент сбоку из толпы вышел такой представительный, крепенький, импозантный старичок, судя по выправке – военный пенсионер.
Дубравин подумал: "Ну, все, кранты. Вдвоем они уже точно сорвут мне выступление, не дадут договорить. Придется уходить несолоно хлебавши".
Но старичок-боровичок нахмурил брови, а потом командирским голосом цыкнул на фурию:
– А ну молчать! Что вы вызверились на парня?! Он еще даже никакой не депутат, а только кандидат. И за просчеты нынешней власти не отвечает… К тому же дело говорит. Его надо послушать! А вы тут устроили базар!
Женщина осеклась. И тихо-тихо, что-то бормоча себе под нос, растворилась в толпе.
Дубравин внимательно посмотрел на впереди стоящих и наконец увидел знакомые лица молодых людей. Сегодня их было трое – два парня и девушка. Они якобы внимательно слушали его речь. Но он знал, что это подоспела его охрана. Ребята из секции карате. Так что если снова появятся желающие сорвать его встречу, то они вмешаются. Успокоят.
А по окончании встречи, когда народ начнет напирать, выкладывать свои проблемы и жалобы, помогут ему растащить толпу. Примут на себя, замкнут весь негатив.
Он знал, что позади него есть резерв на непредвиденный случай. Личный телохранитель.
В общем, если работать командой, то можно справиться и с этой митинговой, уличной стихией.
* * *
И так несколько раз в день. К вечеру, когда психологическая нагрузка на грани нервного срыва спадает и "гастроли" заканчиваются, он, чтобы сбить напряжение, выпивал бутылку красного вина и заедал стресс целой вареной курицей.
Чем дальше продвигалась кампания, тем яснее становилось, что административная машина не даст им победить. Но он не останавливался. Понимал, что биться всегда надо до конца. Каким бы он ни был.
В какой-то момент власть не выдержала. Сорвалась. Чтобы запугать его агитаторов, менты схватили двоих. Вывезли их ночью в зимний лес. Отобрали шапки, рукавицы, теплые вещи. И оставили там. На морозе.
В ответ Дубравин написал и опубликовал в газетах заметку под сакраментальным названием: "Звериный оскал власти!"