Невысокая черноволосая и довольно миловидная Люся впервые была на курорте. Глядя, как на ее глазах бешеными темпами развивается любовный роман, она, видимо, считала, что все это в порядке вещей, что такова растленная курортная жизнь, хотя сама себя вела счень тихо. Вообще, первые дни Земцов не замечал ее присутствия в их компании и, если бы кто-то у него спросил, какого цвета волосы у "третьей лишней", вряд ли бы смог дать ответ. Да, и еще: никакого отношения к творческим профессиям Люся не имела, впрочем, таковыми было большинство обитателей этого санатория, по крайней мере, в марте.
Земцов "дорвался", почувствовал себя хозяином фантастической блондинки. И повел себя соответствующим образом. Вадима раздражали длинные юбки Эвы, скрывавшие ее красивые ноги. Он взял и расстегнул три нижние пуговицы на разрезе ее длинной юбки, а на следующий день с удовлетворением отметил: и на других юбках нижние пуговицы расстегнуты. Эва с пониманием подыгрывала своему русскому любовнику. Она ему безумно нравилась, хотя он через пару дней с удивлением обнаружил, что достаточно грубые скандинавские черты лица Эвы делают ее и не такой уж красивой, как ему показалось в первые минуты знакомства. Но Эва ослепляла – своей фигурой, походкой, косметикой, странным ароматом неизвестных ему духов, своей неславянской одеждой и шармом.
И странное дело: женщина, переспавшая с ним ровно через час после того, как он ее впервые увидел, вызывала у Вадима куда большее уважение, чем его прошлые подруги, расчетливо высчитывавшие, когда посещение постели уже укладывается в какие-то выдуманные правила "бонтона". Как ни парадоксально, поведение Эвы было порядочнее и честнее. Они приехали на курорт, где значительная часть людей мечтает слегка отдохнуть от семейной жизни. И, изменяя своим женам и мужьям, как правило, вовсе не собираются с ними расставаться. Но нет ничего пошлее, чем прелюдия курортного романа, когда вполне серьезные мужчины и женщины говорят друг другу придуманные наспех, ничего не значащие слова. А Эва хладнокровно опустила эту прелюдию в небытие, предпочтя сразу перейти, если не к подлинным чувствам, то к подлинной страсти.
Во всем же остальном она была удивительно милой и понятливой. Вадим через силу – об этом ему было неинтересно с ней говорить – перекинулся парой профессиональных фраз о журналистике и понял, что имеет дело с равной по мастерству.
С первого же дня они жили "втроем", по четкому распорядку, фактически навязанному им Эвой. Утром она приходила к нему в номер на полчаса. Потом они завтракали и шли в центр, к "свечкам", где был единственный в поселке зимний открытый бассейн с подогретой морской водой. Затем осматривали абхазский музей или раннехристианский собор, пили по бокалу вина в чудном кафе с круглой дырой в небо посредине. И снова втроем шлялись по пляжу, глядя на стаи дельфинов, резвящиеся совсем близко от берегу в это время года. К вечеру сидели где-нибудь в кабачке на открытом воздухе, на чурбачках, среди реликтовых пицундских сосен. Каждая сосна была снабжена аккуратной жестянкой со своим порядковым номером. А потом допоздна травили анекдоты и пили изабеллу в номере "люкс", пока Эва не вела Вадима в его коварно обмененные скромные апартаменты. Она никогда не оставалась на ночь – это было ее единственным капризом. А, может быть, точным сексуальным расчетом – чтобы утром их вновь страстно тянуло друг к другу.
Так прошло десять дней. И каждый день приближал их неизбежную разлуку…
6
…В Сухуми они сели на гражданский аэродром, в самый дальний его угол. Маликовский, бывший здесь не раз, объяснял:
– Вот там, за аэродромом, болото, а за болотом, на берегу моря, дом отдыха внутренних войск. Три километра по прямой, но надо в объезд. Отдохнем пару дней и домой, когда следующий борт пойдет. Пошли на аэровокзал, позвоним и возьмем тачку.
"От чего отдыхать? От трех дней пьянки в Карабахе?" – подумал Вадим, шагая следом. Они протолкались через толпу улетающих и встречающих к будке телефонного автомата. Маликовский позвонил.
– Васильев? Здравствуй, дорогой! Сейчас возьмем тачку и через десять минут будем у тебя. Встречай.
Было отчетливо слышно, как в трубке его обозвали идиотом.
– Да?… Ну ладно… Ждем.
Маликовский повернулся к Вадиму и вздохнул:
– Велели идти к военному коменданту аэропорта и ждать. В Абхазии тоже неспокойно. Пришлют бронетранспортер.
….День был прекрасен и море прекрасно. Они с Семеном уже второй час не покидали воды, если не считать минутной вылазки на берег за стопариком коньячного спирта. Единственное, что отравляло жизнь – смотреть как слоняются без дела на берегу два автоматчика, охраняющие их, пока "господа офицеры" принимают водные процедуры.
Потом в доме отдыха начался переполох – приехал командующий округом. Вадим этому обрадовался – в Степанакерте взять интервью у командующего не удалось. Но генерал был хмур и на просьбу Земцова сказал, что ему некогда, через час он улетает в Пицунду. Там ЧП. На просьбу взять их на мыс, генерал ответил отказом. Вадим попросил у командующего две минуты для разговора наедине. И добился поездки.
– Что ты ему сказал? – удивился Маликовский.
– Что я сплю с его женой и, если командующий нас не возьмет, об этом узнает весь округ.
– Нет, серьезно?
– Семен, отстань, я – журналист центральной газеты. Высокая политика. Пойдем, возьмем вещи. Оттуда вертолет пойдет прямо на Ростов.
Они полетели в Пицунду.
7
(ретроспектива)
…За день до отъезда Евы Вадим устроил ей небольшой демарш – сказал, что хочет провести день "без этого хвоста", то есть Люси. Она согласилась. Они решили уйти куда-нибудь подальше от цивилизации.
Мартовский лес в абхазском предгорье больше похож на ухоженный парк. Среди еще не покрывшихся листвой дубов и буков стоят странные кусты с большими толстыми темно-зелеными листьями. Возможно, это молодые побеги магнолии, но Вадиму и Эве кажется, кто-то специально насадил комнатные фикусы, чтобы украсить лес. Он нереален, как на картинах постимпрессионистов. Эва вдруг начинает страстно целовать Вадима. Она плачет.
– В чем дело, Эвочка?
Она лишь машет головой и тут же закрывается броней своего извечного цинизма:
– Ты хочешь меня? Может, прямо здесь?
Где-то слышны голоса. Вскоре они выходят к небольшому селению в распадке гор. Просят напиться у двух пожилых женщин, окучивающих побеги лимона.
– А нельзя ли у вас купить вино?
Их ведут в комнату с земляным полом, где, однако, стоит большой цветной телевизор. На столе появляется казенный графин, вроде тех, что стоят в президиумах, с рубинового цвета вином. Потом второй такой же. Они много выпили, но хмель не идет, только тяжелеют ноги, когда они спускаются с горы.
– Пойдем быстрее домой, я хочу спать.
Эва засыпает в его кровати, едва сняв платье и при этом крепко обняв рукой Вадима.
Вечером, приняв душ, они продолжают совместные похождения.
От утреннего уныния Эвы не осталось и следа. Напротив, она очень весела. Они идут в ресторан в соседний санаторий. Весь вечер трое кавказцев из-за соседнего стола приглашают Эву танцевать и каждый раз та охотно соглашается.
В душе Вадима растет ревность.
– Эва, нам пора домой.
– Хорошо, ты иди домой, а я еще посижу полчаса за соседним столиком с теми ребятами.
Вадим растерян.
– Эва…
– Я тебе не жена. Иди домой.
– Но…
– Иди домой.
Вадим выходит из санатория. Отходит в тень деревьев и ждет.
Наконец-то! Из бокового выхода санатория выбегает Эва.
– Эва, я здесь…
– Быстро отсюда. По берегу.
Они бегут по песку. Вот и их Дом творчества. Но у забора из рабицы, уходящего прямо в море, их уже ждут. Трое. "Объехали кругом, на машине".
– Эва, отойди…
– Осторожнее, Вадим.
Он останавливается у самой кромки воды. Эти трое подходят ближе. Вообще-то, никакой угрозы для него эти праздные гуляки, с психологией насильников, не представляют. Так, курортная шелупонь. Если…если у них нет в кармане ножей. Иначе меня собьют с ног, а "девочку" затолкают в машину и увезут в горы. Поэтому надо действовать, как учили, – на упреждение. В конце концов, их трое и намерения каждого вполне понятны. Вадим ждет, когда силуэт каждого четко прорисуется на фоне белого песка. И бьет. Мгновенно и три раза. Три раза ногой. Ниже живота каждому. Неэффектно, но надежно, особенно когда тебя полгода заставляли тушить ногой свет в комнате. На пляже стоит дикий вой и мат на нескольких языках. Но похотливые коты в ближайший час никому не страшны.
– Вадим, я боялась…
– Ну что ты, Эва, я же рядом…
– Я боялась за тебя…
– Тоже мне, скажешь, это же пижоны. – Они уже поднимаются в лифте на свой этаж.
– Я боялась, что ты их сгоряча убьешь, а потом будет скандал. У тебя плохая память. Мы давно знакомы, Вадик, видели друг друга пять лет назад. В Таджикистане… в разведшколе… После прыжков. Я зайду к Люсе.
– Не надо, пошли сразу ко мне. Зачем ты спровоцировала эту драку? – Вадим раздражен.
– Извини, а вдруг я сама ошиблась. Вдруг ты – вовсе не "солдат империи"?
– И тогда что? Меня бы вырубили, будь я обычным вахлаком, а тебя бы коллективно изнасиловали. Прямо на песке.
– Я бы и сама с ними справилась. Не веришь?
– Почему же? Вполне верю.
Они заходят в комнату Вадима. Он зажигает свет и долго-долго смотрит на Эву.
– А когда ты меня признала?
– Сразу. Еще в Гаграх, возле автобуса, "консерва" ты моя ненаглядная…
– И ты тоже?
– А кто же еще? Балтийская шпрота в масле. Слушай, если у тебя не болит в паху после ударов…
В эту ночь она единственный раз заснула у него в номере.
8
…Всего три часа назад к берегу возле знаменитых пицундских "свечек" подошел какой-то большой катер, дал длинную очередь и ушел в море. Убило двоих. Трупы перенесли с прибрежной полосы в прохладный подвал магазина: подростка и пожилого мужчины. Генерал их осмотрел.
– Чья это работа, как ты думаешь? – вдруг обратился он к Земцову.
– Не могу знать, товарищ командующий. Наверное, тех, у кого есть крупнокалиберный пулемет.
Земцов еще раз наклонился к трупу пожилого мужчины. "Ну, точно, это Ашот, армянин, он тогда торговал в крайнем кафе со стороны Дома творчества".
Они вышли на воздух. Генерал курил и о чем-то вполголоса говорил подчиненным. Вадим и Семен отошли в сторону.
– Вадим, что ты выпендриваешься перед генералом: "Не могу знать". "Крупнокалиберный пулемет". – Маликовский был явно раздосадован вниманием генерала к Земцову.
– Слушай, Семен, ты, кажется, забыл, что в университете мы с тобой в один день и час получили офицерское звание. Только ты пошел служить, а я остался на скамеечке запасных, хотя по своему собкоровскому рангу "дорос" до капитана. Что, много армейской каши нужно съесть, чтобы понять: дырку в боку, куда кулак можно всунуть, оставляет только крупнокалиберный пулемет Владимирова? Брось валять дурака. Я остаюсь здесь, если генерал разрешит.
– Здесь? Зачем? – Семен опешил.
– Я, в отличие от тебя, свободный художник. В газетный номер ничего не сдавать. Спокойно отдохну недельку и "выпишусь". Это же Пицунда. Кусочек рая на планете Земля. В старые времена я отдыхал здесь раз пять. Посижу, повспоминаю молодость…
– Смотри, пристрелят.
– А кому я нужен? Товарищ генерал, – снова обратился Земцов к командующему. – Если вы не против, я остаюсь в Пицунде. Напишу серию очерков о жизни солнечной Абхазии в это смутное время.
Командующий махнул рукой:
– Твои проблемы. Вот он, – генерал кивнул головой в сторону коменданта поселка, – тебе поможет. Назад не возвращайся рейсовым автобусом, только с военными.
– Хорошо.
Семен успел отлить Вадиму из заветной канистры семисотграммовую фляжку коньячного спирта:
– Для усиления мыслительных процессов. Твори. Остальное допьем дома. Если, конечно, останется к твоему приезду.
Борт с командующим и коллегой улетел.
– Ну что, пошли? – Комендант подошел к Земцову.
– Куда?
– В часть.
– А ты бы не мог меня пристроить жить на недельку в Дом творчества?
– Какой? Тут их несколько.
Вадим назвал.
– Нет проблем. Везде пусто. Зайдем сейчас в управление курортом, возьмешь записку. А затем в часть – прихватишь харчей, вряд ли в Доме творчества сегодня кормят.
9
(ретроспектива)
…Летом, перед началом занятий на пятом курсе, его вызвали в первый отдел университета. В комнате сидел неизвестный ему мужчина.
– Вадим, вы любите свою родину? – спросил он его в лоб.
– Я не гожусь в стукачи, – сразу решил отпарировать Земцов, шестым чувством поняв, что этот человек "оттуда".
– Ну, это не по нашему ведомству, – засмеялся незнакомец.
После того, как Земцов дал подписку о неразглашении доверенных ему сведений, пошел конкретный разговор. Впрочем, во всем сказанном было очень мало тайн, если они вообще были.
Представь, сказали ему, что существующий мир очень хрупок, десятилетиями идет война. Тайная война двух сверхдержав – России и Штатов. (Вадим удивился: было сказано "России", а не "Советского Союза"). Эту войну ведут профессионалы. Их ровно столько, сколько нужно для защиты интересов страны, потому что содержание каждого из них обходится государству очень дорого. Однако предположим, что завтра ситуация в мире резко изменилась. Ну, скажем, из Восточного блока выпала Чехословакия. И обнаружится, что секретным службам нашей страны нужно быстро усилить свои действия, бросить на предотвращение катастрофы все резервы государства, тысячи новых людей. Что же, мы опять будем наспех готовить героев-разведчиков, которые не знают, с какого бока поджечь немецкий сарай? Не проще ли заранее спокойно подготовить энное количество молодых ребят и до поры до времени определить их в запас. В запас, который при благоприятных обстоятельствах может и никогда не будет востребован.
– Создать "консервы", – вставил слово Вадим.
– Вредно увлекаться детективами, друже. Даже если их пишут профессионалы, вроде английского разведчика Флеминга, ни одного слова правды в них нет. Государство не допустит раскрытия своих тайн.
– Но зачем к этому готовить таких людей, как я, а не более подготовленных? Ну, например, десантников…
– Умный вопрос. – Похвалил незнакомец Вадима. – Объясняю. Десантники и спецназ, о котором ты почти ничего не знаешь, играют колоссальную роль в защите государства. Но для стратегической разведки они малопригодны. На это есть множество причин. Первая. Армия, как и любая массовая организация, "засвечена", хоть и носится со своими тайнами. Скрыть от противника, где и кем служил человек, практически невозможно. А разведчик, в чьей биографии есть служба в спецвойсках, уже не разведчик. Вторая причина. В спецвойсках нет такого тщательного отбора людей, как в стратегической разведке. Надеюсь, ты понимаешь, что прежде, чем с тобой решили разговаривать, мы узнали о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь. И вот представь, что завтра тебя обучат, как сделать из обычных лекарств, купленных в аптеке, смертельный яд или взрывчатку, или того больше – как убить голыми руками любого необученного человека, даже если этот человек – чемпион мира по боксу. Будет ли общество спокойно, если среди нас будут ходить люди, обладающие подобными знаниями, но не столь тщательно отобранные, как ты? И, наконец, главное. Навыки профессионального разведчика, которые тебе дадут, существенны, но не в них суть. Если придет время, и тебя задействуют, ты будешь использован в первую очередь как журналист, и именно средствами своей профессии ты будешь добывать то, что нужно государству. Будь уверен, если я с тобой разговариваю – значит, наши эксперты сказали, что из тебя получится неплохой журналист.
– У вас нет никакой гарантии, что я или кто-то иной, из тех, кого вы будете готовить в "консервы", не станет предателем.
– И это умно, – согласился собеседник. – Поэтому среди тех специальных знаний, которые вы получите, не будет ровным счетом ничего, что интересно разведкам других стран. Разведчиков повсеместно учат почти одинаково. Мы ничем не рискуем. Надеюсь, ты понимаешь, что с нами ведут тайную войну люди, которые не глупее нас с тобой. Скажу больше, если придет время, и ты столкнешься с настоящим профессионалом, который отдал этому всю жизнь, то почти наверняка победителем выйдет он. Но вероятность такой встречи очень мала. Вообще, вы, пройдя спецподготовку, до поры до времени даже не будете знать, кто ее осуществлял – КГБ, ГРУ или какая иная организация.
– Что такое ГРУ? – переспросил Вадим.
– Главное разведывательное управление Генерального штаба Советской Армии.
Вадима продрал мороз по коже. Романы Валентина Пикуля оживали здесь, в этом невзрачном кабинете.
– …Вы даже не будете знать, по какому ведомству числитесь. Это вам ни к чему. А спецподготовка сама по себе требует не так уж много средств. Тут главное – правильно отобрать людей.
– Так сказать, шпионский ДОСААФ для избранных.
Собеседник Вадима рассмеялся.
10
…Вадим шел по знакомой листвяной аллеи к Дому творчества, что находился в километре от центра поселка, и на него волнами накатывались воспоминания. "Спокойно, – сказал он сам себе, – вот приду, поселюсь в номере – в том самом номере, достану фляжку и отведу душу".
…Во всем громадном здании, когда-то эффектно названном Домом творчества, жило, как выяснил вскоре Вадим, десятка два людей. Три-четыре семьи абхазов и армян, и несколько дородных мужчин. Их можно было лицезреть на территории Дома только по утрам в сопровождении красоток совершенно определенного качества. Было очевидно, что все они попали сюда не по путевкам, а поселились за скромную мзду немногому оставшемуся на рабочих местах персоналу.
Он показал записку из управления курортом кастелянше, и та страшно удивилась, когда он сказал, что хочет жить в номере "люкс" на седьмом этаже.
– Лифт же не работает, селитесь на третьем.
Вадим настоял на своем:
– У меня не надо будет убирать, я дней на пять-семь, не более…
Та пожала плечами:
– Смотрите сами. Вам сказали, что столовая не работает? Питаться надо в поселке.
– Нет проблем.
Он взял ключ с тяжелой медной грушей на кольце и поднялся на седьмой этаж. Открыл дверь.
"Да, это здесь". За десять лет в комнате многое изменилось. Новые обои, новые гардины, новая настольная лампа. Исчез забавный электрокамин, где пламя имитировалось вертушкой, подсвечивающей пластмассовый "уголь". Но диван – диван остался прежним. На нем он помнил каждую царапину.
Вадим вытащил из сумки комплект солдатского пайка, которым его снабдили в комендатуре. Извлек входящую в комплект спиртовку, вложил в нее таблетку древесного спирта, зажег и поставил на огонь банку тушенки. Когда тушенка разогрелась, положил банку на поднос вместе с фляжкой и вынес все в лоджию. Уселся в шезлонг, долго смотрел на морской закат, потом налил в колпачок фляжки спирт, выпил и закрыл глаза. Было чертовски хорошо… И грустно одновременно.