Все это я слушала уже из своего купе, Дмитрий балагурил за дверью, я смывала кремом косметику и сонно улыбалась отражению в зеркале, за спиной которого еще доносились обрывки убеждающих фраз Дмитрия.
И вот теперь выходило, будто его вчерашние юродствования я приняла за чистую монету. Подорвалась ни свет, ни заря, стою теперь, трепещу при мысли, что Дмитрий действительно пришел на "свидание" и вообще веду себя довольно-таки глупо. Оправдываться, объясняя, что проснулась я случайно, а о вчерашнем разговоре вообще не помнила, было бы еще хуже.
- Знал, что ты заподозришь в моей вчерашней шутке серьезные намерения, - продолжает злить меня Дмитрий. - Не стал бы вставать, но услышал, что дверь соседнего купе открывается…
- Можешь идти спать, - говорю, - Я попросту собралась принять душ, пока все в него не ринулись…
Сама не понимаю, зачем вру. Сказала бы про храпящую Ринку, объяснила б, что и забыла уже о нашей вчерашней беседе…
- А душем, между прочим, на ходу пользоваться нельзя - запасы воды не позволяют. Считаешь, что на ходу можно к водопроводу станции подключиться? - Дмитрий элегантным "па" перекатывается через откинутую боковую седушку, приближается ко мне вплотную, заглядывает в лицо, многозначительно шевеля бровями. - Нельзя. И ты это прекрасно знаешь!
- Безусловно! - смело отвечаю на его выпад. - Но ровно в семь часов мы должны подъехать на станцию. Красноград уже близко. И это я тоже прекрасно знаю.
- Х-м, - Дмитрий откатывается обратно. - Один-один, - констатирует. - Эх, воспринимали б вы, девушка, мои шутки всерьез, мы бы такие с вами мокасины, маракасы учудили… - он игриво поцокивает языком, будто это может пояснить потаенный смысл его высказывания.
В этот момент поезд дёргается и остаётся вкопанным.
- Ох, Дима, - качаю головой, - Ты болтаешь больше Ерёмы, хотя он вчера утверждал, что всегда являлся чемпионом словопролития…
- Он? Чемпионом? - тут же заводится Дмитрий. - Старый пердун зря хорохорится. Отличная, кстати, идея. Надо будет вызвать его на словесную дуэль. Драться будем за прекрасную даму… Или нет, лучше вызову на дуэль своего соседа Валентина и отвоюю право ночи с Шумахером. Представляешь, мой кот возлюбил этого барана Валентина и спит теперь исключительно на булькающем пузе нашего тенора. Мой верный друг Шумахер и вдруг такая измена… Кстати, "тенор" изначально означало "кастрат". Ты знала? Что ты смеешься? Это правда!
Смеюсь не столько от смысла сказанного, сколько от того, как именно Димка это говорит. Все-таки, у нас в труппе попадаются отличные артисты. Димку б с Еремой, да на большие залы… Ведь действительно талантливые люди.
А играет как! Взял вчера после ужина гитару… Нет, не пел, просто мелодии наигрывал. И все притихли, все заслушались… А я еще и засмотрелась. Так быстро пальцы бегают…
"Гениальная рука!" - отчего-то язвительно бросила тогда бывшая массажистка. Димка самодовольно хмыкнул, пошло отшутился, мол, рука его действительно гениальна, но как орудие ласк, а не… И даже глупость такой шутки меня тогда не напрягла, настолько понравились мелодии…
- А Ерему я действительно вызову на сраженье, - якобы всерьез говорит Дмитрий, не заметив, что я задумалась. - Вижу ведь, как ты на него смотришь. Думаешь, он артистичней меня?! Дулю! У него просто репертуар интересней. А все почему? Потому что мой - отцензуренный. Я вызову Ерёму, даже не на словесную… На сакайскую дуэль. Знаешь, как дерутся дуэлянты этого племени? Щекочут друг друга павлиньими перьями. Кто первый засмеётся, тот и проиграл. Он победит, потому что я смеяться больше вообще не буду. Такая скука тут… Хотя, чего, собственно, можно было ожидать от такого глупого мероприятия? - последнюю фразу он говорит вполне нормальным тоном, без тени клоунады, - Слушай, столько слов одновременно я, наверное, никогда еще не говорил… Может, ты все же охмуришься?
Отрицательно мотаю головой, улыбаясь.
Утро. Даже глубоко любимым людям почти никогда не удавалось вызвать мое расположение в эту пору. А тут - едва знакомый тип. К тому же, артист. Это подразделение мужиков всегда интересовало меня исключительно с эстетической точки зрения. Ведь, как известно, мужики-атритсы всегда отличаются самовлюбленностью и поверхностностью. От недавних мыслей о бурном шквале страстей с Дмитрием, в моей голове не осталось и следа. Вчера была пьяна. В автобусе - слишком одинока. Сейчас я в норме и мыслю достаточно здраво.
Дождавшись, пока к вагону подключат все необходимые капельницы, я тихонько заскакиваю за шампунем и действительно отправляюсь в душ. Конечно, кнопка нагрева на коричневом ящичке категорически отказывалась нажиматься. Тьфу! В прошлый раз воду нам включал проводник…
Душевая распложена в одном из вагонных туалетов. Как в некоторых гостиницах - душ висит напротив зеркала возле умывальника, и ты, подстелив коврик, с наслаждением вертишься на одном квадратном метре пространства, подставляя тело под колючие горячие струи воды. Увы, чтобы вода была, нужно подтащить к поезду необходимые шланги, а чтобы вода была горячей, нужно включить нагреватель.
- Эй! - высовываюсь в вагон, - Дим, ты не мог бы помочь… Тут нагреватель не включается.
Говорю без тени игривости. Дмитрий воспринимает правильно, спокойно заходит, по-деловому всматривается в прибор.
- Бабы, что с вас взять, - сокрушается. - Тут же ясно нарисовано, сначала включить воду.
С этими словами Дмитрий поворачивает кран, и оставленный кем-то в неправильной позе душ, резко обдаёт меня ледяной водой. Прикрываю рот обеими руками, чтоб не завизжать, мечусь, ища спасения, и в результате, вся мокрая, заскакиваю с ногами на крышку унитаза. Все нижние поверхности вокруг нас покрыты слоем ледяной воды. Дмитрий быстро давит вожделенную кнопку.
- Сейчас нагреется, не боись, - шепчет мне и отрывает взгляд от прибора, - Ой! - говорит, сглатывая.
На миг смотрю в зеркало. Мокрая, со слипшимися волосами, в абсолютно прозрачном, прилипшем к коже белом костюме… Холодный душ разгоняет утреннее бессилие, собственный вид направляет мысли в не совсем цивильное русло. Ну и что, что артист? Я ж не детей с ним растить собираюсь… И вообще, не знак ли это - такие картинки в зеркале.
Стираю с лица бегущие от волос струйки. Ловлю серьезный взгляд Дмитрия и не могу уже от него оторваться.
- Ты правда сразу понял, что я проснулась из-за нашего вчерашнего разговора? - выдавливаю из себя кокетство, потому как думаю, что ему это сейчас нужно. Это глупо, но полезно. Мужики любят, когда ими поражаются. Мне все равно - а ему приятно…
- Нет. Я тебя просто на понт взял. Это очень плохо?
- Хуже не придумаешь, - отвечаю серьезно. - Вину придется искупать…
Дмитрий понимает мои слова по-своему (может даже правильнее, чем я сама себя понимаю), захлопывает дверь и закрывает защёлку.
- Для начала искупаю Марину. С виной позже разберемся… Иди ко мне.
Ну, я и иду…
Шквал… Впиваемся губами, вспомнив вдруг оба, как давно этого желали. Пальцы шарят в поисках застежек, языки ощупывают непривычные, незнакомые еще губы… Подныриваю под его футболку, в поисках спасения от воды и укрепляя объятия… Скорее! Высвободиться от налипшего между нами материала, соприкоснуться телами, делиться сердцебиением… Как всегда в первый раз все скомкано, смазано, подчинено одному лишь острому желанию, и больше ничему. Я даже не запомнила его плечи на ощупь…
- Эй, сколько можно! Дайте сначала всем совершить утренние процедуры, а потом уже мойтесь! Кто вы там внутри? - в дверь колотит Валентин.
- Минуточку! - отвечаю громко.
- Что значит, минуточку? Эй? Я уже много больше тут жду… Да с кем я разговариваю, в конце-то концов?!
Дима прикрывает мои губы ладонью, отмахивается, мол, "не обращай внимания". Крепко сжимая, возвращает мою соскользнувшую, было, ногу себе за спину.
- Твою мать! Ну что они все, сговорились, что ли…
Раздаётся звонок и я, сама не понимая, что творю, лезу в стоящую на полкочке у зеркала косметичку за телефоном. Ругаясь себе под нос, недовольно хмурюсь, но трубку беру, а, видя имя звонящего, радуюсь совершенно искренне.
- Да, Свинтус, говори! - бывший возлюбленный, а ныне близкий друг всегда умел звонить в самые неподходящие моменты.
Жестом умоляю Дмитрия простить, выползаю из-под футболки, выхожу из-под душа. Телефон водонепроницаемый, но все равно под прямые струи воды подставлять его не следует.
- Чем занимаешься? - спрашивает Свинтус.
В ответ безудержно смеюсь, только сейчас поняв, как глупо все вышло. И Дмитрия обидела, и костюм намочила, и главное, никакого успокоения и гармонии с собой не обрела. Физически просто истекаю желанием, да голова мешает. Настолько смешно все вышло, что закончить начатое без смеха не смогу. А тут еще Валентин под дверью…
- Я пойду сейчас за режиссером! Нет, за начальником поезда! Освободите немедленно. Эй, проводник! - судя по стихающим крикам, Валентин умчался за проводником.
Дмитрий в упор глядит на мой телефон, потом отжимает волосы и футболку. Воспользовавшись отсутствием стража под дверью, он выскальзывает в коридор, даже полслова мне не сказав.
- Что там у тебя происходит? - интересуется Свинтус.
- Пока сама не знаю, но вряд ли что-то слишком плохое, - отвечаю. - Так, глупости всякие. А у тебя что?
Судя по высветившемуся номеру, Свинтус сейчас восседает в своем офисе.
- В Москве я. - говорит. - Game over, командировка окончилась трагичным успешным возвращением…Я, знаешь, даже остаться там жить собирался. Ну, вроде как в эмигранты заделаться… Но передумал. Не то там совсем… Вернулся. Приезжаю, а тут - ни одной живой души. Все разъехались, как в школьные годы на каникулы. Ты когда вернешься?
- Через два месяца.
- Ладно. Ты, звони, не пропадай…
- Сам звони! - говорю. - Всегда тебе рада, особенно в такие моменты. Только, знаешь что? Ты такими звонками скоро всех моих поклонников распугаешь и обязан будешь на мне жениться…
- Только не говори, что я позвонил как раз в момент первого романтического поцелуя, - издевательски засмеялся Свинтус. - Зная тебя, ни за что не поверю, что ты сняла бы трубку.
Да что ж это такое делается! Кругом виновата, кругом скомпрометирована, кругом пристыжена. Кутаюсь в полотенце, выхожу в тамбур, прежде чем несносный Валентин успевает просечь, кто мешал ему умыть скукоженный от старости и сна фейс.
- Неудачный день, - вздыхаю, как бы сама себе, но и вынимаю из Диминой пачки сигарету. - Все бы ничего, когда б я так не тормозила… Столько дел, прямо не знаю, за какое хвататься! - всплескиваю руками, демонстрируя свою беспомощность. - Тебе не холодно? - спрашиваю по возможности заботливо.
- Нет, - Дмитрий стоит с намотанной на голову футболкой и глядит куда-то сквозь меня. - Не холодно, но уже и не жарко. Знаешь, ведь телефонный разговор и мытье головы - действительно куда более толковые занятия, чем то, которым я пытался тебя увлечь… Нелепые телодвижения, бессмысленный расход калорий!
По всему видно, что Дмитрий обижен. Тяжело вздыхаю, осознавая собственное бессилие. Что поделаешь, если у человека нет чувства юмора? Ну, так вышло, ну что ж теперь…
Молча докуриваю. Дмитрий хмурится и тоже молчит. Выхожу из тамбура, решив насовсем забыть обо всем этом инциденте. В конце концов, я всегда была суеверной, а происшедшее стечение обстоятельств иначе, как знак истолковать невозможно. Кто-то предупреждал меня не заводить отношений с Дмитрием…Кто-то не хотел, чтобы я его потом погубила…
Вот с того самого момента ощущение недосказанности, а если уж смотреть правде в глаза - недоделанности, стало попросту преследовать нас с Дмитрием. Внешне все выглядело очень благопристойно. Глупые шуточки, невинные переглядывания. Но на деле, я вспыхивала вся при всяком появлении Дмитрия, и не знала, куда деваться от навязчивых мыслей о необходимости завершить начатое. Как назло, мы оказались людьми схожих взглядов, и Дмитрий мгновенно вписался в нашу с Ринкой компанию. Он практически поселился в нашем купе, всякий раз необходимый, и всякий раз сбивающий с толку. Мы с ним вздрагивали от любого случайного соприкосновения, усердно делали вид, что ничего не происходит, и оба - это потом подтвердилось откровенными разговорами - засыпали с воспоминаниями о той прерванной сцене и мечтами о том, чем, собственно, она могла закончиться.
* * *
- Что на деле было? - гремит голос Мадам, взрывая образовавшуюся было тишину. - Карты метут, карты не врут, карты картины картона кладут…
- Что-что? - вяло переспрашиваю я. Торжественность обстановки разбивается вдребезги об очередную причиталку цыганки. - Почему картины картона? - спрашиваю, будто воспитательница младшей группы у ребенка, который нарисовал оранжевое небо и малиновое море. - Кого карты метут?
- Ты не слова слушай, ты звуки слушай. Слова в мозги стучаться, звуки - в сердце. Молчи, не говори, что кидаю, смотри…
Послушно замолкая, стараясь воспринимать тарахтение гадалки, словно мантру.
Резким движением Мадам срывает две карты сверху колоды и швыряет на стол. Оба темных валета выглядят перепуганными. Мадам хватает их за головы и выкладывает к общей картине разложенного.
- Разговоры были - споры и баталии. Пустые споры, но с намеками. А вот и первые обиды подоспели. Насыщенная жизнь, гляжу, у тебя была. Плотная.
Споры? Да споров за время нашей поездки было столько, что память нужно докупать, чтобы все их в голове удержать.
Малой - самый юный артист кабаре двойников, и вдобавок отличный баянист, - как-то поспорил с Андреем из балета, что сможет съесть целую пачку маргарина. И съел, чем чуть не сорвал очередной концерт, за что потом и его и Андрея думали даже выгнать с поезда. С тех пор в столовой висит совершенно идиотская табличка: "Развивайте инстинкты самосохранения. Помните: на время тура не только ваша жизнь, но и ваше здоровье не принадлежит вам, а, значит, нанесение ему вреда - дело преступное".
Зинаида - на глазах стареющая прима нашей труппы, - заявила как-то, что сможет на первом же своем выходе заставить зал аплодировать стоя. Валентин утверждал, что на первых пяти номерах концерта это невозможно. Зинаида заключила дорогостоящее пари, а я была свидетелем. Выйдя с первыми аккордами проигрыша, прима подала знак звуковикам, чтоб включили её микрофон и прямым текстом, никому не подражая, а со своей родной жеманной интонацией заявила: "Краматорск, привет! Вижу, - вы отличный зал. А сейчас мне нужна ваша помощь. Встаньте, пожалуйста. Да, да, и вы, и вы, все… Отлично! А теперь повторяйте за мной!" - Зинаида принялась хлопать под музыку проигрыша, потом, обернувшись вокруг собственной оси, мгновенно сменила образ и принялась изображать Пугачеву, как и было положено по сценарию. Валентин кричал, что спор она не выиграла, потому что зал аплодировал стоя по принуждению. Мы с Зинаидой - ратовали за справедливость и давили на то, что в споре не были оговорены технологии, которыми может воспользоваться артистка. Режиссер Григорий негодовал, и из последних сил сдерживался, что б не выругать приму на глазах у всех. Почти насильно утащив Зинаиду в какой-то закуток закулисья, Григорий громогласно высказал все, что думает.
- Вы - двойник, вы - пародия! - доносилось из закутка, - Как можно было показать себя настоящую до начала второго отделения? Вы сломали мне весь замысел! Поймите, поймите же! Первая часть - кабаре двойников, а вторая - оригинальные исполнители. Зритель должен обалдеть, застыть с зажатым в горле восторгом, увидев, как та самая женщина, которая отделение назад казалась ему двойником Пугачёвой, оказывается совсем не похожей на неё, и поет совсем другие песни… Ваш природный голос должен быть сюрпризом! За что вы так? Мой замысел… и вдруг ушатом по голове…
Было еще масса каких-то споров и дискуссий. Разумеется, мне больше всего запомнились наши с Дмитрием никому не заметные спарринги. Споры, разговоры, пустые, но с намеками…
НПВ
Третий день пути. К завтраку выползли лишь особо голодные. Постоянная тряска лишает аппетита и вгоняет в сон. Чтобы проснуться утром, нужно буквально приказывать своим конечностям двигаться. Меня на ранний подъем подтолкнуло любопытство. Интересно было, станет ли Дмитрий пытаться продолжить отношения. В коридоре его не оказалось, зато мимо проходила возглавляемая примой Зинаидой делегация жаждущих позавтракать. Еще с позавчерашней пьянки за остроязыкость и желание всех поддеть, Зинаида получила от нас с Ринкой тайное прозвище "дама-собачка" - так мы романтично смягчали подразумевающееся простое русское "сука". Итак, дама-собачка кивком головы поздоровалась и благосклонно предложила мне присоединяться к ее свите. Дмитрия в этой делегации не наблюдалось, но я согласилась, чтоб как-то оправдать свое просыпание. Теперь вот сижу, бессмысленно пялюсь в телевизор и выслушиваю дама-собачкины недовольства. Ох, лучше б спала!
- Неужто, нельзя было постоять денёк в этой вашей Кацапетовке? - уничтожающе шепчет раздраженная прима. Во взгляде - ледяное бешенство, под глазами - мешки из отвратительной зеленой маски. На сцене Зинаида изображает Пугачёву, а в жизни - солидно располневшую, но претензионности и шарма не растратившую Людмилу Гурченко. - Девушка, как вас там, - это она официантке, - Скажите, я похожа на слона? - вымуштрованная официантка Валя глупо улыбается и отрицательно мотает головой, влюблено глядя на капризную звезду.
- Нисколько, Зинаида Марковна, - лепечет Валя восторженно, уже явно перегибая палку.
- Нет? - продолжает экзекуцию дама-собачка. - Так что ж вы мне такую порцию наложили? - Взгляд Вали оказал, наконец, благотворное действие. Зинаида щедро дарит отрепетированную звёздную лыбу и, отыскав в закутках халата пригласительный на концерт, чиркает на нем автограф. - Вот, возьмите, внукам показывать будете! Хо-хо, вспоминать еще будете, кому столько сырников налаживали. Наложница вы наша.
Морщусь, делая вид, что от головной боли. На самом деле, конечно же, из стыда за омерзительное поведение Зинаиды.
Вообще, она мировая дама. С юморком, с элегантным прищуром, умением подбодрить и книгой Ницше под подушкой.
Это именно она порхала за кулисами перед первым концертом, подбадривая то одного, то другого артиста. Мне, находящейся в полуобморочном состоянии после утренней репетиции, она внушала с материнской улыбкой:
- Все отлично. Ты посмотри на себя. Да за одно то, что такая красавица на сцену вышла, зал уже должен быть администрации благодарен. А то, что языка не знаешь - ерунда. Фонограмма для того и существует, чтоб на чужих языках петь. Да глянь на эти рыла в зале! Они сами свой язык в подворотнях учили, и никакого акцента в твоих "Дьякую" не обнаружат. Да забудь ты про них! Представь, что дома перед любовником крутишься. - Зинаида была единственной из нашей труппы, кто подметил мою панику перед выходом на сцену. Как бы там ни было, но я привыкла работать с залом честно. Выкладываясь на все сто, отдавая наработанный на кровопролитных репетициях задор. А тут - ни задора, ни репетиций. Стыдно…
Кстати, это именно Зинаида по-настоящему поддержала меня после смерти Димки. Все тогда, быстро оправившись от первого шока, гроздьями висли на нас с Ринкой, выражая маразматические соболезнования. Что-то вроде "настоящая любовь, пусть даже "Амур де труа", должна быть трагичной… крепитесь" При этом все они тряслись от приятного волнения, вызванного приобщением к настоящему приключению, предлагали, кто водочки, кто валидолу и сплетничали за спиной. А Зинаида стукнула на очередном завтраке кулаком по столу и заорала на весь вагон-ресторан: