Волоча сумку по коридору штабного вагона, я последними словами поливаю Маринку, вздумавшую назвать меня певицей. Конечно, можно было развернуться и уехать сейчас домой, но потом я бы никогда не простила себе такого малодушия. Жизнь зовет - надо идти. И зовет, вроде, в интересное место… Только вот в качестве кого? Сегодня же я решила поговорить с Григорием о переводе меня из певиц во что-нибудь другое.
- Зато полный комплект артистов. - слышу вслед.
- Это, конечно, не совсем то в творческом смысле - говорит передвижной начальник. - Но какая, блин, разница? Сказали - сделаем…
Думаю, как хорошо, что хоть кто-то тут не болен и понимает, что я - "не совсем то" для концертной певицы. Выхожу на воздух, обалдеваю:
Прямо под вагоном меня ждёт Марина-массажистка. Курит, стерва, невинно-спокойно.
- Я видела, как ты в вагон зашла, и решила подождать. Будем в одном купе жить? - спрашивает, как ни в чем не бывало.
Ну, я, конечно, оторвалась по полной программе. Все, что думаю про ее страсть к россказням обо мне, высказала, и гневно направилась искать второй вагон. Когда злюсь, я всегда несусь, как угорелая. Не хуже поезда лечу, никого на пути своем не видя. И вышло так…В тот момент, как я подскочила к двери, какому-то придурку вздумывается из неё выйти. Наскакиваю, сшибаю с ног, падаю… Собираюсь извиниться, подымаюсь сама, поднимаю глаза, и обалдеваю…
Передо мною стоит тот самый знаток Казановы, мой автобусный тип. Только вместо плаща - спортивный костюм. Тру глаза, теряюсь, подозреваю себя в галлюцинировании.
- Вы? - вопрошает тип, тараща глаза и вдруг растекается совсем молодецкими междометиями. - Ёхо-хо! Ес! ЕС! Тоже едете? Ну, знаете ли, это судьба! - выплясывая какой-то странный ритуальный танец, сообщает он. - Не думал, что так бывает! - потом моментально успокаивается, делает серьёзное лицо, склоняется корпусом чуть вперед, приглаживает бакенбарды, поправляет не существующий галстук… Обретает неожиданно презентабельный вид и произносит неизвестно откуда взявшимся низким голосом. - Я - Дмитрий. Будем знакомы…
За время его беснований, я уже немного пришла в себя. Изо всех сил стараюсь не показать овладевшего мною смущения…
- Выходит, деваться от вас некуда. - улыбаюсь по возможности холодно. - Можете с полным правом подёргать меня за косички. Я - Марина, а это моя эта… подруга, скажем так, - оборачиваюсь и только теперь понимаю, что гнев мой имел вполне конкретные последствия: Маринка рядом со мной идти не решилась и все еще стоит возле штабного начальского вагона, обиженная. Зову ее. Не от компанейских чувств, а просто из желания чем-то себя занять. Иначе моя ошарашенность слишком бы бросалась в глаза.
Снова поворачиваюсь к новому знакомому, насмешливо склоняю голову, собираюсь отвесить что-нибудь колкое, как вдруг… раздается отчаянный визг Марины.
Огромный черный котяра с низким мявчанием убегает от неё, и самым наглым образом запрыгивает Дмитрию на плечо.
- Это Шумахер, мой друг и кот, - представляет Димка безобразника.
- Он мне колготки порвал! - жалуется Маринка, - Я только погладить хотела, а он лапой цап… Вот скотина, до крови! Отшлепай его, чтоб знал…
- А как зовут нашу пострадавшую? - спрашивает Дмитрий. Маринка замолкает на полуслове, явно возмущенная таким обращением.
- Это Марина, моя коллега и большая негодница, - буквально за рукав притаскиваю упирающуюся Маринку поближе. Кажется, она всерьез боится кота.
Довольно долго таращимся все друг на друга, пытаясь собраться с мыслями. Потом кот издаёт протяжный квакающий звук и перепрыгивает на плечо Маринки. Она верещит, сбрасывает его, ругает, даже шлепает, а мы с Димкой весело смеемся, убивая все зачатки повисшей вдруг неловкости.
* * *
Стоп! Не хватало ещё пропустить весь сеанс гадания из-за атаки воспоминаний! Ну, согласна, да, да, господа Картинки Прошлого, первые брошенные карты довольно точно вас обрисовали. Да, Димка, ты был моей самой желанной встречей за последние пару лет… Доволен?
Яростными воззваниями к здравому смыслу возвращаю себя к реальности. Вовремя! Быстрым движением Мадам вытаскивает карту из середины колоды и мгновенно засовывает её под червовую даму. Поразительно, что делает она это, по-прежнему не сводя глаз со стены за нашими спинами. Вслепую, но точно, попадает картой под карту.
- Там, - скрюченный палец (и откуда у богатой женщины такие мозолистые руки?) упирается в стол, - Заглавное! То, что прояснит суть, та, что раскроет глаза и даст главный совет. Самая важная карта нашего расклада…
- Так, может, с неё и начнем? - каким-то далеким и чужим голосом вставляет Ринка. Я чувствую, что и меня тоже как-то странно развезло. То ли от пережитых воспоминаний, то ли от чая… И Ринка чувствует себя неважно. Теперь можно быть стопроцентно уверенными: в чае - наркотик. Не рискуя обижать хозяйку, тут же забываю об этом и делаю торопливый глоток. В конце концов, я ведь решила доверять ей. Может, в пиалах какое-то снадобье, необходимое для гадания…
- Нет, - Мадам отвлекается от созерцания стены, чтобы одарить Ринку гневным взглядом, потом снова принимает вид одержимой, - Заглавную карту мы посмотрим потом, когда она наберёт силу. Всему свое время… - Мадам сосредотачивается и громко, будто заголовок, выкрикивает, - Было в мыслях! - снизу от червовой дамы моментально возникают ещё две карты, - Ой, ой, ой, - цокает языком Мадам, - Страсти какие! Стыдно вслух произносить. В мыслях была работа, и такое… Недосказанность с явным сексуальным уклоном. Однако…
Не в силах сдержаться, я густо краснею. Было. И тут угадали карты. Не слишком удобно, что кто-то слышит это гадание, надо было просить личной аудиенции. Сколько б ни врала я Ринке, что ни о каком интиме с Димкой не помышляла, себя не обманешь. В памяти тут же всплывают все компрометирующие недоразумения.
Началось все с мыслей о работе и воспоминаний о праздновании премьеры. Вот честное слово, ничего другого изначально в помыслах не имелось. Работа…
НПВ
Второй день поездки. Утро. Поезд мчит нас прочь от приветливых Лубнов. После вчерашнего празднования премьеры монотонное покачивание вагона воспринимается истерически. Свешиваю ноги на пол, тестируя свое состояние. Вчера больше делала вид, чем пьянела, потому плохо мне просто от того, что спать хочется. Поспишь тут! На соседней полке терзая во сне одеяло громко храпит Ринка. Будить жалко, а самой при такой озвучке спать невозможно. Интересно, чем для нее вчерашний вечер окончился? Я-то, дама опытная, свою норму знаю. Как ее чувствую - так сразу ухожу спать. А Ринка - с торчащей ежиком прической, с размазанной тушью, с горящими, но красными глазами, продолжала застолье. Неужто все-таки пошла с "саундами" пиво пить?
Вообще нас от рабочего персонала просили держаться подальше. Не ради поощрения "звездности", а для поддержания моральной дисциплины в команде. Шутка ли - пятнадцать вполне половозрелых мужиков, которым каждый день в течение двух месяцев предстоит пахать, как проклятым, таская аппаратуру, монтируя, отстраивая, перенастраивая и перемонтируя, причем каждый раз все по новому, потому что под другой зал… Вообще два месяца в замкнутом коллективе - ситуация взрывоопасная, а если еще поощрять к сближению… Тут я с Григорием была полностью согласна. Так что Ринка - если действительно приняла полушуточное приглашение от наших звуковиков, и пошла после общих поседелок к ним в вагон - поступила глупо и безответственно. Впрочем, она девочка не маленькая, а даже очень наоборот, так что сама разберется.
Копошусь в умывальных принадлежностях, достаю косметичку, перебираю в памяти подробности вчерашней премьеры. Это надо же! Премьера прошла на ура… Зал, коненчо, маленький. Но и этот маленький такое вытворял. Подвпевали, кричали, буянили… Я песню, которую пою, не знаю, а они все слова выкрикивают…
Я и подумать не могла, что наше "кабаре двойников" может иметь такой успех. По сути ведь в нем ничего не было. Да, смешно прыгали, копируя все повадки звезд. Да, кривлялись похоже, карикатурно выделяя недостатки исполнителя… Ну и что? Вот когда под конец со своими номерами выступали, никому не подражая - это уже лучше. Хотя опять же - подбор песен меня лично не впечатляет. Сплошь фанера - это раз, нарочито бодренькие мелодии и слащавые тексты - два, и отыграно все бездушно, поверхностно. А артисты ведь, как вчерашнее празднование показало, действительно потрясающие. Ах, как глубоко трогал цыганский романс в исполнении нашей примы, ах, как "цепляла" украинская народная запевка, разложенная нашими джентльменами на многоголосье.
- Отчего вы не исполняете этот романс на концерте? - сдуру поинтересовалась я у примы, и тут же пожалела о проявленной инициативе.
- Деточка! - слишком нарочитый акцент придавал не шарм, как она, видимо, рассчитывала, а комичность. - Вы первый раз гастролируете? Оно заметно. В туре нельзя петь душевное - души не хватит. И потом, у нас есть режиссёр, ему виднее, что должны петь в кабаре. Он хочет шуточных шансонеток - я не возражаю! Неужели вам не нравится моя шансонеточка?
- Ваша - нравится, - немного приврала я для восстановления миролюбивой атмосферы, - А вот моя - нет. Впрочем, может, я ее не до конца понимаю. Слова ведь я до сих пор не все выучила…Шансонетка на украинском! Это ж надо до такого додуматься!
- Отставить промоскальские козни! Бороздим бескрайние просторы Украины, и петь будем, как в этой стране принято! - провозгласил Дмитрий и поднял бокал.
- Петь, как в этой, а пить, как в той, - хохотнула прима, и утянула Дмитрия в сети своих разговоров. Жестом фокусника она выудила из запазухи очки и нашу афишу, принялась указывать на какие-то особо неустраивающие ее места текста и требовать от Дмитрия полного единомыслия. Я отвлекаюсь от них демонстративно, всем своим видом выражая полное к Дмитрию равнодушие. Хотела было отвернуться к Ринке, но споткнулась на полпути. Тяжелым печальным взглядом, слегка прищурившись, на меня смотрел Передвижной Начальник.
- Слушаю! - нелепого такого разглядывания не люблю, поэтому никогда не делаю вид, будто его не заметила - смело беру разглядывателя за грудки, призывая к ответу. На этот раз я проделала это довольно приветливо. - Вы что-то хотели сказать? - улыбаюсь.
- Вы б кофтейку, что ль, запахнули, Бесфамильная. Вы ж не на сцене, чтоб так распахиваться. - неожиданно хмуро ответил Передвижной. Я как-то даже оторопела от такого наезда. Передвижной, между тем, выудил взгляд из ложбинки между моих грудей, вытер тонкие губы салфеткой и направился к выходу. Больше он так и не зашел в этот вечер в вагон-ресторан, несмотря на всеобщее тамошнее празднество. Как-то даже неловко получилось. Вышло, будто начальника так расстроило мое декольте, что от обиды он не смог присоединиться к гуляльщикам… Впрочем, у меня поводов обижаться было больше.
"Кофтейка" - это рубашка моя летняя. Белая-белая, тонкая-тонкая, английская, между прочим. Не додумалась взять халат, посему в парусиновом костюмчике по поезду вышагиваю. А брала его, вообще-то, для сцены. Опять же, предположить не могла, что меня режиссёр, на поклон, как на панель, выряжать вздумает. "Мы", - говорит, в ответ на мои возражения, - "Артисты кабаре, а значит то, что вы зовете вульгарностью, у нас сексуальностью именуется". Так и выхожу к поклону в шортиках на ползадницы. Длину ног и ажурные колготки залу демонстрирую, и ярко красными губами наглые улыбочки публике шлю. Публике-то ничего, нравится, а мне - стыдно. Эмоции силой подачи материала вызывать надо, а не взыванием к животным инстинктам зала. Особенно стыдно - после таких замечаний Передвижного. Язвит так, будто это я сама себя вырядила…
"Не думать, не вспоминать, отбросить!" - приказываю себе, как обычно, когда неприятные мелочи острыми краями цепляются за память и пытаются себя гипертрофировать. На собственном опыте не раз убеждалась, что если беспокойные эти синдромы еще в зародышах из мыслей не изгнать, то они там разрастутся, станут навязчивой идеей, попьют немало крови и пообедают нервами. Если изменить ничего нельзя - а аннулировать мнение Передвижного Начальника я, вероятно, не могу, - то лучше просто забыть об инциденте и не обращать внимания.
Нахожу, наконец, все нужные для умывания причиндалы. Выхожу в пустынный коридор. Занавеска отчаянно трепещет над опущенным окном. Поезд мчит на восток, едем поднимать настроение рабочих масс Донбасса. По дороге, намереваемся выступить в Краснограде, Павлограде и каких-то еще градах, о наличии которых я раньеш не подозревала. В избалованных крупных центрах нас, похоже, боятся демонстрировать. Впрочем, я и без того очень довольна. Когда б еще выпала честь отсмотреть столько всего. Подумать только, 41 концерт за два месяца! 41 город, не считая тех, что транзитом мелькают за окнами.
Сейчас дорога огибает какую-то природную помеху, и из нашего центрального вагона отлично видно и пышущий жаром тепловоз и крадущийся сзади последний дискотечный вагон - тот самый, в который мы все вчера поленились пойти, устроив "дики танцы" прямо в ресторане.
Такое название нашим самозабвенным гацаниям дали детки из шоу-балета. Мы с Ринкой и Галой изображали дискотеку, а восемнадцатилетние танцоры снисходительно аплодировали, благосклонно подбадривая… Сами они из-за столов при этом не выходили - то ли опасаясь оказаться неконкурентоспособными, то ли благородно не желая нас затмевать. А может, просто из обломизма - кто ж работой во время отдыха занимается? В положенное время, все вшестером, балетные детки встали и чинно проследовали в тренажерный зал. Несмотря на некоторое алкогольное опьянение, они все равно не отменили положенную перед сном тренировку. Специально для таких тренировок, вагон с подсобками был переоборудован, и теперь в нем было лишь четыре купе, а остальное пространство занималось тренажерами. Всего же в нашем поезде было восемь вагонов. Три жилых - для артистов, для сценовиков и для работников поезда. И пять специализированных - вагон-ресторан, штабной вагон для совещаний, грузовой - для аппаратуры, вагон-дискотека с зеркалами для репетиций, и хоз. блок, наполовину занятый тренажёрным залом. Пока, несмотря на причитание особо сварливых коллег, я считала наше жилище вполне даже комфортабельным.
- С высоты полета вертолета наш поезд похож на гигантскую змею. - осторожно приоткрыв дверь своего купе, ко мне подходит Дмитрий. Облокачивается на перила, тоже смотрит в окно. Шепчет, чтоб не будить остальных, - Мне снилось сейчас дурное. Будто лечу над поездом, рассматриваю, и тут понимаю, что он - большая гадина. Едва успеваю осознать это, и тут гадина поднимает голову. Хвост на земле, движение не прекращается, а огнепышащий тепловоз на меня охотится. Хреновый сон…От ожогов до сих пор болят щеки. Я был такой разбитый, что думал - не встану…
Спросонья он нелеп и беззащитен. Светлые кудри торчат в разные стороны, глаза близоруко щурятся.
- Но я вышел, как обещал… Я молодец! Да, Марина?
* * *
С этого момента все мои мысли о концерте и поезде попросту испарились. Нет, разумеется не сразу уступив место сексуальным фантазиям, которые так некстати угадали карты Мадам. Поначалу я попросту злилась. На что? Да на саму себя и свое глупое выползание из купе в такую рань. Да и на Дмитрия тоже злилась, за идиотскую эту пошлиночку в разговорах. И на Ринку, которая, сама того не понимая, вечно масло в огонь подливала….
НПВ
- Я молодец, что проснулся! Верил, что ты будешь ждать, - сияет Дмитрий, подмигивая самым что ни на есть пошлым образом.
- Я, ждать??? - смеюсь, конечно, но понимаю, что все равно уже навеки скомпрометирована.
Вспоминаю немедленно наш вчерашний разговор перед сном. Даже как-то неловко делается, что забыла… Помнила бы - сидела б в купе, даже если вместо Ринки там храпело бы сто тридцать три богатыря. Не высовывалась бы, лишь бы в таком потешном свете себя не выставлять. Разговор у нас вчера произошел совершенно дурацкий:
Едва за окнами начало светать, я почувствовала, как слипаются глаза и, распрощавшись с наиболее стойкими коллегами, отправилась в свой вагон. По пути столкнулась нос к носу с Дмитрием.
- Как?! - наигранно трагично прошептал он, - Вы уходите, не уделив мне и доли внимания? Вы растратили все на этого паскудного баяниста, и он, конечно, обманул все надежды, и теперь, под утро, уставшая и злая, вы плететесь домой, чтоб отдаться одинокому сну…
- Блаженному одинокому сну, - улыбнулась я, - Вы, вероятно, и представить себе не можете, как прекрасно порой отдаться благотворному сну.
На этих словах я сладко зевнула, потягиваясь и демонстрируя гибкость стана. Так вязко и томно, что Дмитрий не удержался и немного поплыл.
- М-да, - встряхнулся он тут же, сделав вид, что попросту тоже засыпает, - Вообще в твоих словах есть доля правды. Нам по пути. Раз ты уходишь, то мне на этом безобразии делать нечего…
- Глубокоуважаемый, вагонопровожатый, - поддразнила, посмеиваясь. Уж я-то прекрасно понимала, что именно вдруг резко изменило его намерения. - Одну даму уложили, теперь другую провожать взялись. Потом, я так понимаю, вернетесь за третьей…
- Не говори глупостей! - внезапно всерьез обозлился Дмитрий. - Ты так уверенно записала меня в ловеласы, что теперь как-то даже неловко разочаровывать. Я не…
- Неважно, - отмахнулась я, зачем-то прокручивая в помутненном алкоголем воображении, что могло бы выйти из этой нашей встречи в безлюдном тамбуре, забудь я на миг, как хочу спать и где нахожусь, - Не важно, какой ты на самом деле, важно, в чей образ мы будем тебя одевать. Это же намного интересней…
- Ну что ж, - Дмитрий тут же передумал изображать из себя ворчливого праведника, - Тогда, мадам, позвольте проводить вас.
И я позволила. Шли молча, старательно делая вид, что в соприкосновении наших рук нет ничего личного. Обычный ритуал провожания, ничего более.
- Мадам, не желаете ли осмотреть жилище одинокого рок-н-рольщика? - Дмитрий картинно склонился в пригласительном поклоне возле двери своего купе.
- Народ, ну что за балаган, старому человеку уснуть не дают! - грузно заворчал из открытого купе сосед Димы - Валик, - Больные люди, которым и лоботомия не страшна! Так орать в четыре часа утра! Сначала по мне ползал кот, теперь…
- Валик, Валик, успокойтесь, - зашикал Дмитрий, - Разбудите весь вагон! Я не думал, что вы уже пришли, и Шумахер не думал. Он отчего-то страшно любит сидеть на вашей постели. Шумахер, иди сюда, где ты там…
- Я пойду, - прошептала я, легонько тронув Дмитрия за плечо. Ждать, пока он выловит кота, усыпит старика, и выудит свою голову из купе, сил не было.
Дмитрий мгновенно переключился на меня. Порывисто пригладил бакенбарды, заученно сверкнул глазами и горячо зашептал:
- До завтра, звезда моя, до завтра! В семь утра буду ждать вас на этом же месте.
- Это покруче, чем в полночь на кладбище, - устало улыбнулась я. - Ваш бы юмор, да в благое русло…
- Что вы, я не шутил, - продолжал разыгрывать страсть Дмитрий, - Утро - самое правильное время в этом сумасшедшем поезде. Единственные часы, когда порядочным влюбленным можно остаться наедине…