Завидев впереди землю, Ванго даже слегка пожалел, что морскому путешествию пришел конец. Значит, они приплыли обратно. В прорехах тумана мелькали прибрежные скалы. Пиппо приподнялся на левом локте и снова завел свою песню:
- Я не хочу возвращаться домой.
Он знал, что Пина, жена, встретит его возмущенным кудахтаньем и подвергнет суровому наказанию, но не это приводило Пиппо в горькое отчаяние: главное - в нем умерла мечта, помогавшая ему жить. Занзибар…
В одну ночь весь Занзибар, с его пальмами и сладким морским воздухом, бесследно поглотили морские волны.
Ванго не узнал берега, к которому сильным взмахом весла направил лодку. Проехавшись по крупной береговой гальке, лодка скрипнула в последний раз, и ее корпус треснул по всей длине. Они причалили вовремя. В трещину можно было свободно просунуть руку.
Ванго хотел помочь Пиппо Троизи подняться, но тот легонько отстранил его.
- Погоди, не трогай меня, теперь мне уже ничего не грозит.
- Но, синьор Троизи…
- Прошу тебя, малыш. Дай мне еще немножко посидеть в своей лодке. А потом я вернусь домой.
Ванго колебался. Однако, вспомнив грозную фигуру Джузеппины, он проникся жалостью к Пиппо. Ладно, пускай проведет еще несколько часов в этой развалине. Никакой опасности больше нет. Всего лишь небольшое путешествие к Занзибару - сидя на месте. Ванго присел на корточки и заглянул в глаза Пиппо.
- Клянусь тебе, что не сделаю никакой глупости, - заверил тот.
Пиппо смотрел вслед уходящему Ванго. За всю ночь он почти не слышал его голоса.
Да, в самом деле, странный парень.
С тех пор как Ванго семь лет назад появился на Салине, он так ни с кем и не сблизился. Иногда по вечерам люди видели его силуэт на гребне какой-нибудь горы. Говорили, будто он кормит с руки ласточек. Но это, скорее всего, были сказки.
Над бухтой высилась отвесная скала. Туман по-прежнему скрывал окрестности. Ванго никак не мог определить место, где он высадился на берег. В серой мгле невозможно было даже разглядеть солнце. Тогда он, недолго думая, начал карабкаться вверх, неизменно выбирая самый короткий, вертикальный путь. Там, наверху, он, как всегда, верно сориентируется.
Чем выше он взбирался, тем гуще становился туманный воздух, увлажнявший его лицо. Он снова подумал о вкусном завтраке Мадемуазель, ожидавшем его где-то там, по другую сторону тумана.
Мадемуазель была подлинной кудесницей по части стряпни.
На своей каменной печурке, в глубине островка, затерянного в Средиземном море, она ухитрялась ежедневно готовить такие волшебные блюда, которые заставили бы плакать от зависти гастрономов самых блестящих мировых столиц. Овощи в ее глубоких сковородках кружились в магическом танце, пропитываясь соусами, чей аромат дурманил голову и проникал в самое сердце. Обыкновенная тартинка с тимьяном превращалась в ковер-самолет. Картофельная запеканка вызывала у вас слезы восторга еще перед тем, как вы переступали порог кухни. Ну а суфле… Боже ты мой, эти суфле легко могли взлететь к самому потолку, настолько они были невесомыми, воздушными. Но Ванго набрасывался на них до того, как они успевали испариться.
Мадемуазель готовила потрясающие супы и слоеные пирожки. Она взбивала вручную муссы, благоухающие поистине райскими ароматами. Она подавала на стол рыбу под темным соусом из неведомых трав, найденных в расщелинах скал.
Ванго долго считал, что так едят повсюду. Правда, он никогда ничего не пробовал вне своего дома. Однако с того дня, как к мальчику привели врача (у него открылось воспаление легких, когда ему было пять или шесть лет), он начал понимать, что Мадемуазель готовит совсем не так, как другие.
Доктора Базилио пригласили отобедать. И этот неисправимый болтун не смог произнести за столом ни слова. Он ел, жмурясь от наслаждения. А перед уходом расцеловал Мадемуазель четырежды - по два раза в каждую щеку.
Тем же вечером он зашел, как бы случайно, во время ужина, якобы желая проверить пульс Ванго. А потом на следующий день, в полдень. И снова вечером. Чисто случайно. И всякий раз он садился за стол - сперва немного стесняясь, но чем дальше, тем смелее.
Когда Ванго окончательно выздоровел, доктор так искренне огорчился, что Мадемуазель пригласила его обедать у них по понедельникам.
Это стало традицией. Доктор был единственным посторонним человеком, переступавшим порог домика в Полларе.
Мацетта следил из стойла своего осла за проходившим мимо него врачом.
- Это было вашей работой? - спросил как-то доктор у Мадемуазель.
- Что именно?
Доктор держал в пальцах тоненький картофельный ломтик с завернутым в него листком шалфея.
- Вы прежде были кухаркой?
- Когда это "прежде"? Я не помню, что было прежде.
- Но вы были кухаркой?
- Вы так думаете?
И она грустно усмехнулась.
- Но как же вы это делаете? - спросил доктор, смакуя хрустящее лакомство.
- Ça vient comme ça vient, - ответила Мадемуазель по-французски.
Однажды утром, когда врач в очередной раз отказался принять плату за лечение, Мадемуазель доверительно шепнула Ванго:
- По-моему, доктор за мной ухаживает.
Казалось, ей это неприятно.
Ухаживает… Ванго никак не мог понять смысл слова "ухаживать", но, проанализировав самые различные ситуации, сделал вывод, что это значит помогать, оказывать услуги. Ну да, конечно, доктор за ними ухаживал.
Правда, это не объясняло, почему он так странно поглядывает на Мадемуазель и отчего, когда она ему улыбается, он то бледнеет, то становится красным, как его шейный платок. Прямо как маяк.
Уверенно взбираясь на скалу в густом тумане, Ванго размышлял о вкусных блюдах Мадемуазель.
Но вот настал момент, когда дальше подниматься было некуда. Остановившись, Ванго нагнулся и сорвал маленький голубой цветочек, росший у его ног. Внимательно рассмотрев его, он огляделся: вокруг стояла все та же непроницаемая стена тумана. Но цветочек подсказал ему то, что он и сам почувствовал еще в тот момент, когда ступил на берег.
Такого цветка он никогда у себя не видел.
Это был не его остров.
- Я ожидал тебя позже. Ты какой дорогой шел?
Ванго не видел того, кто говорил у него за спиной.
- Сам не знаю… - машинально ответил он. - Все прямо и прямо…
- Быстро же ты лазишь по скалам.
Ванго уже готов был извиниться за свое необъяснимое появление раньше времени.
Но тут из тумана вынырнуло лицо и протянулась рука:
- Здравствуй!
Ванго пожал руку незнакомца.
- Пошли со мной. Мне сказали, что я найду тебя здесь.
Это был старик в длинном плаще из козьей шкуры, с ружьем в руке.
Ванго решил ни о чем не думать. Он вслепую зашагал за стариком между хаотично разбросанными скалами, дивясь цветочным ароматам, которыми был напоен воздух. И еще: откуда-то доносилось нежное журчание воды. Куда же это он попал? Через несколько минут они очутились у двери какого-то дома. Прежде чем отворить ее, старик снял с себя плащ. Под ним была черная ряса, подпоясанная веревкой. Ружье он приставил к стене.
Они вошли в длинную комнату с низким потолком, слабо освещенную пламенем очага. В дальнем ее конце, на фоне языков огня, вырисовывался силуэт грузного человека, сидевшего на табурете. Человек поднял восхищенные глаза и потряс в воздухе левой рукой, сжимавшей ломоть хлеба, щедро пропитанный оливковым маслом.
- Сейчас увидишь, как они тут принимают гостей! - воскликнул он.
Каким образом очутился здесь Пиппо Троизи? Кто так заботливо обработал ему пораненную руку? Теперь это был совсем другой человек.
Ванго обернулся к старику. Тот мягко сказал:
- Главное не в том, как вас принять. Главное - как вас вывезти с Аркуды. Придется спросить у Зефиро.
Аркуда… Ванго доводилось слышать это название: оно звучало в старинных историях о пиратах, которые люди рассказывали на всех островах.
- Пора! - сказал кто-то.
И тут, прямо на глазах у Ванго, темнота в комнате ожила. Со всех сторон его обступили тени, которых он раньше не замечал. Однако с того самого мгновения, как он переступил порог, десятки людей в черном, сидевшие на каменных скамьях, не спускали с него глаз.
6
Таинственный остров
Там же, на следующий день
Ванго казалось, будто он заснул в недрах земли, однако, открыв глаза, он увидел солнечный свет. Живительный луч растекался по его лицу, словно теплое оливковое масло.
- Уж и не знаю, что мне с тобой делать, малыш.
Говоривший лишь частично заслонял собой вытянутое в длину окно. Солнечный луч, проходя над его плечом, слепил Ванго, и он не мог разглядеть лицо незнакомца.
- Твой друг - тот, вчерашний, как там его?..
- Пиппо Троизи, - ответил Ванго, - только он мне не друг.
- Да-да, Троизи, именно так. Ну, он-то останется здесь. А ты… Сколько тебе лет?
- Меня ждет Мадемуазель.
- Мадемуазель?
Ванго не ответил. Он не знал, с кем говорит. И это ему не нравилось.
- Я не умею определять возраст детей, - сказал человек. - Я могу точно назвать возраст пчелы или виноградной лозы, но с детьми я давно не имел дела.
- Мне уже пятнадцать! - заявил Ванго, надеясь, что ему одним махом удастся повзрослеть сразу на пять лет.
Это была первая ложь в его жизни. До сих пор у него не было ни случая, ни желания соврать. Оказалось, что это довольно приятно.
- Ну-ка, выпей вот это.
Возле своей постели Ванго увидел стаканчик. Он сел, чтобы удобней было пить.
Человек смотрел, как он отставил пустой стакан. Потом отошел от окна и направился к двери.
Ванго почувствовал странный привкус во рту. Что же это он выпил? У него слегка закружилась голова.
- Если бы тебе было десять лет, - сказал незнакомец, - я со спокойной совестью отправил бы тебя домой. Десятилетний мальчик не представляет опасности. Но раз тебе пятнадцать…
Он захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Ванго потерял сознание.
На сей раз Ванго проснулся среди хорошо знакомых запахов.
Он лежал на скамье, выложенной голубой фаянсовой плиткой, возле стола, за которым сидели Базилио и Мадемуазель. Доктор ел миндальные бисквиты, макая их в горячий шоколад. Мадемуазель улыбнулась мальчику.
- Где они? - спросил Ванго, едва шевеля пересохшими губами.
- Здесь, здесь, - ответил доктор, придвигая к нему корзинку с маленькими пирожными. - На твою долю еще осталось.
Ванго помотал головой, он говорил не о бисквитах.
- Те люди… где они?
- Какие люди? - мягко переспросила Мадемуазель.
- Ну, пираты.
Доктор Базилио улыбнулся, жестом успокоил Мадемуазель и сказал Ванго:
- Тебя нашел Мацетта, ваш сосед. Похоже, ты упал и потерял сознание на дикой стороне острова.
- Я никогда не падаю, - возразил Ванго.
- Он тебя нашел по чистой случайности. Славный человек!
Никто из них троих не мог знать, что Мацетта нашел Ванго отнюдь не случайно: увидев, как встревожена Мадемуазель, он разыскивал его днем и ночью во всех укромных уголках острова.
Наконец он обнаружил мальчика, лежавшего без сознания в том месте, которое, казалось ему, он обшарил уже трижды. Все эти долгие годы Мацетта чувствовал ответственность за Ванго.
- Я плыл в лодке, - сказал Ванго. - Я побывал на острове людей в черном.
- Да-да, ты вернулся к нам издалека, - подхватил доктор с широкой улыбкой. - Но ты вовсе не плыл на лодке, Ванго. Ты просто упал. А сейчас тебе уже лучше.
- Я никогда не падаю, - повторил мальчик.
- Да ты потрогай шишку у себя на затылке… Ладно, сегодня тебе нужно полежать и отдохнуть, а я зайду вечером, - сказал доктор, вне себя от радости, что сможет повидаться с Мадемуазель еще раз, сверх традиционных понедельников.
Он пожал руку Мадемуазель, которая сказала ему:
- Спасибо вам, доктор!
Она помнила, как врач уговаривал ее называть его по имени - просто Базилио, - однако эта мелкая уступка подала бы ему слабую надежду на успех, а ей этого не хотелось. Он задержал ее руку в своей немного дольше, чем дозволяли приличия.
Но она отняла ее и открыла дверь.
- А вы, Мадемуазель? Неужели вы так и не назовете мне свое имя? - спросил доктор.
- К сожалению, я даже не знаю его.
Она прикрывала шею и плечи небольшой шалью. Запирая дверь за врачом, она увидела Мацетту, который издали наблюдал за ними.
Врач также заметил его и шепнул Мадемуазель:
- Сейчас скажу Мацетте, что Ванго полегчало. Слава богу, он вовремя нашел мальчика и тем самым спас ему жизнь.
- Говорите ему, что хотите.
- Что вы имеет против него, Мадемуазель? Ведь этот человек отдал вам все, что имел.
Она не ответила.
- Знаете, как он зовет своего осла? Сокровище мое! - со смехом сказал доктор.
- Не знаю и знать не хочу.
И она захлопнула дверь.
Не знаю. Не помню. Всегда одни и те же ответы.
Мадемуазель понимала: когда-нибудь ей придется перестать скрывать то, что она прекрасно знала, чего не забывала ни на минуту.
Она опустилась на колени перед Ванго. Он лежал с закрытыми глазами.
Ради этого мальчика она и сделала свой выбор - ничего не помнить. Лишь бы он был жив.
А тем временем Ванго в полудреме пытался вспомнить все, что свалилось на него за последние часы.
Воспоминания эти были нечеткими, и порядок событий путался у него в голове. Он помнил о лодке, о плаванье в тумане, о каких-то людях в черном, но теперь не мог бы сказать точно, сколько их было - несколько или только один, произошло все это ночью или солнечным днем. И лишь одно выделялось в этой смутной путанице образов - голос, звучавший четко и властно. Голос в ярком солнечном свете.
Голос человека, произнесшего ту странную фразу: "С детьми я давно не имел дела".
Однако несколькими часами позже, когда Ванго смог встать и сел за стол вместе с Мадемуазель, он решил со всем этим покончить. Его приключение слишком уж походило на сон, а подробности постепенно стирались из памяти.
Наверное, от него сохранится лишь эта большая шишка на затылке да еще странная тоска по чему-то неведомому.
Он с удовольствием поужинал. Доктор, явившийся к десерту, первым делом обследовал затылок Ванго.
- Ну, все уже почти прошло!
Да, для Ванго все уже почти прошло.
- Вы не попробуете мой суп? - спросила Мадемуазель из чистой вежливости, прекрасно зная ответ. - У меня осталась целая тарелка.
- О, я не хотел бы злоупотреблять, - ответил доктор, уже засовывая за ворот салфетку, - мне следовало бы отказаться…
И доктор уселся за стол. Трудно сказать, отчего так ярко заблестели его глаза - от запаха супа или от улыбки Мадемуазель.
Затем, в конце ужина, когда Базилио разрешил Ванго выпить капельку апельсинового вина, когда они вдоволь посмеялись над забавными историями, которыми всегда изобилует жизнь любого опытного врача, когда Ванго уже почти забыл о своем необычном приключении, доктор вдруг произнес фразу, которая изменила все:
- А сейчас я вам расскажу грустную новость: Пиппо Троизи - ну, вы знаете, тот, что торгует каперсами, - представьте себе, исчез.
Ванго решил, что ослышался.
- Кто, вы сказали, исчез?
- Пиппо Троизи. Его жена Пина уже три дня оплакивает пропавшего супруга.
Ванго закрыл глаза.
- Никогда бы не подумал, что Джузеппина будет так горевать, - продолжал доктор. - Честно говоря, у нее такой свирепый нрав, что вначале здесь поговаривали: уж не сама ли она его съела…
И доктор хихикнул. Ванго поспешно встал и выскользнул наружу.
Солнце уже садилось. Сделав несколько шагов, Ванго посмотрел вдаль. За ближайшим островом, длинным, с выпяченной серединой, очень похожим на беременную женщину, разлегшуюся на воде, едва виднелся другой островок. Он назывался Аликуди. Последние его обитатели давным-давно покинули эти места. Считалось, что он пустует уже больше двадцати лет.
- Ванго!
Обеспокоенный доктор вышел следом за мальчиком.
- Ты должен полежать в постели еще денек-другой.
- Ладно, полежу. Сейчас приду…
Врач направился было к дому.
- Доктор…
- Да?
- Как называется остров, вон тот, самый дальний?
Врач сощурился, глядя в море.
- Это Аликуди.
- И всё?
- Ну да, всё.
- А раньше, давно, он ведь назывался по-другому… Еще во времена пиратов…
- Да, верно. У него было арабское название.
- И какое же?
- Аркуда.
Аркуда, неделей позже
Ванго преодолел последние десять метров подъема.
На этом крутом склоне его никто не поджидал. Значит, он сможет тайком осмотреть остров.
Ласточки стремительно носились мимо мальчика, закладывая последние виражи перед дальним перелетом на юг.
Ванго всегда привлекал к себе, точно магнит, и ласточек, и всех других птиц.
Однажды зимой, когда ему было шесть или семь лет, он подобрал ласточку, разбившуюся об оконное стекло заброшенного дома, и целых полгода выхаживал ее, сделав для сломанного крыла подобие шины из обломка виноградной лозы. Ласточка прожила у него всю зиму, он кормил ее мертвыми мухами и маслом. В апреле, когда ее стая вернулась из дальних краев, она улетела.
Но с тех пор все ее сородичи прониклись к Ванго таинственной признательностью. Это выражалось в воздушных танцах, когда птицы со скоростью сто километров в час носились вокруг него, едва не задевая крыльями.
Иногда Ванго находил поведение птиц слишком уж фамильярным. И если они путались у него под ногами, кричал: "Ладно, хватит!" Ласточки живут очень долго, гораздо дольше, например, чем самые старые лошади, но с годами их привязанность к мальчику отнюдь не угасала.
Ванго обернулся и взглянул на море. Посреди необъятного голубого простора он различил удалявшийся парус. Это была большая торговая шхуна, которая шла в Палермо, а по пути высадила его близ острова Аркуда.
В тот момент, когда судно покидало маленький порт Мальфы, Ванго спрыгнул с причала на палубу. Капитан шхуны был французом. Его поразил этот мальчик, обратившийся к нему на безупречном французском, без акцента и даже с какой-то старомодной изысканностью. Ванго объяснил, что его дядя живет вон на том дальнем островке, а он опоздал на встречу с рыбаком, который обычно по воскресеньям доставлял его туда.
- Но сегодня же не воскресенье, - возразил капитан, - сегодня среда.
Однако Ванго, не моргнув глазом, уверенно ответил:
- Здесь у нас среда называется воскресеньем. Не забывайте, что вы не во Франции.
За последние несколько дней Ванго вполне преуспел в умении лгать. И предавался этому занятию с упоением дебютанта.
Во время морского перехода он поведал экипажу, что его дядя живет на острове с медведем и маленькой обезьянкой. Никогда в жизни Ванго не был так болтлив. Одному из матросов - русскому, который спросил, откуда взялась обезьянка, - он ответил по-русски, что ее нашли в бочонке, выброшенном волнами на берег.
- Так ты говоришь по-русски?
Но Ванго не ответил: он уже объяснял другим матросам, что медведь добрался до острова вплавь.