Он не мог устоять перед искушением выкладывать все, что приходило в голову.
Он оставил Мадемуазель записку, в которой сообщал, что будет отсутствовать несколько дней, так как собирается "кое за кем поухаживать". Он все еще пребывал в убеждении, что это означает помогать, и в данном случае был отчасти прав: ведь Пиппо Троизи грозила опасность.
Но главное, он хотел выяснить, действительно ли на этом острове существует то, что он якобы видел.
Однако, закончив подъем, он ровным счетом ничего не обнаружил.
Сколько он ни глядел, вокруг не было ни малейших следов человеческого присутствия. А ему-то казалось, что он найдет какое-нибудь мрачное становище или несколько пещер, словом, приют пиратов, который так ясно представлял себе, твердя это название - Аркуда.
Для него человек, с которым он говорил в ослепительном утреннем свете, был предводителем пиратов, а Пиппо Троизи - их пленником.
Увы, на этом островке не было видно ни одной пиратской треуголки, ни одного черного флага с "мертвой головой", ни одного болтливого надоедливого попугая, ни одной пепельницы, сделанной из черепа.
Кругом только скалы да колючий кустарник.
Ванго, сам себе в том не признаваясь, почувствовал легкое разочарование.
- Ну и ладно, я так и знал.
Повторяя эти слова, он походил на обыкновенного десятилетнего мальчишку.
Тогда Ванго решил обследовать другой, пологий склон. Между скалами росло одно-единственное дерево. Ванго решил сделать там привал и обдумать, каким образом покинуть остров и вернуться к Мадемуазель. Он сел, прислонившись к стволу, и взглянул в сторону моря.
Край зеленой террасы, на которой он находился, четко вырисовывался на сверкающей морской глади. И вдруг на этой длинной линии - границе травы и воды - Ванго заметил цветное пятнышко. Сперва он решил, что видит парус. Но, приглядевшись, узнал в нем цветок. Да, голубой цветок, похожий на тот, который он сорвал здесь в прошлый раз и который подсказал ему, что он находится на чужом острове. Он встал, прошел несколько метров, отделявших его от цветка, нагнулся.
И вот тут-то он обнаружил куда больше, чем искал.
7
Зефиро
Это был не приют пиратов, это был сад. Волшебный сад на пустынном, голом острове.
Прямо под ногами Ванго простиралась ложбина, формой напоминающая углубление ладони. Ее буйную растительность обрамляли таинственные каменные сооружения. Над этим райским уголком клубился голубоватый пар: казалось, земля сада дымится под жарким солнцем.
Ванго никогда не видел подобного чуда ни во сне, ни наяву. Он давно привык к мысли, что родился среди камней, где не растет ничего, кроме вереска, сухих трав да колючих опунций. А здесь пышные живые изгороди чередовались с ухоженными клумбами, с длинными грядками, которые пестрыми прихотливыми узорами вились по черной плодородной земле, и с этими загадочными строениями, наполовину скрытыми за пальмовыми кронами. Две приземистые башни, утопавшие в зелени, походили на пару симметрично стоящих утесов.
Но при всем том - никаких признаков человеческого присутствия в аллеях сада, никаких голосов. Куда же подевались пираты-садоводы, сумевшие взрастить этот сад на камнях?
Ванго решил воспользоваться их отсутствием, чтобы спуститься и получше обследовать местность.
Интересно, где они держат Пиппо Троизи?
Ванго сразу же узнал аромат жасмина и журчание воды. Именно сюда его привели во время того странного приключения. Тогда он не смог ничего разглядеть, но память навсегда запечатлевает запахи и звуки.
Ванго прокрался между лимонными деревьями. Пригнувшись, миновал грядки с поздними помидорами. В аллеях царила необыкновенная, сказочная прохлада. Повсюду, куда ни глянь, текла вода. Она струилась по деревянным полым трубам, заполняла каменные водоемы, поднималась каким-то магическим устройством на тростниковое колесо и сбегала оттуда вниз, разделяясь на множество тоненьких журчащих ручейков.
Ванго не верил своим глазам. Островок Аликуди был заброшен из-за отсутствия источников пресной воды и удобной гавани: на нем ничего нельзя было вырастить, и даже выносливые мулы умирали здесь от зноя и жажды. И вот теперь взору Ванго открылся этот уголок с такой благодатной, увлажненной и плодородной землей, какой он даже представить себе не мог.
Пиппо Троизи сидел в одиночестве на стульчике и прилежно растягивал петли огромной сети, опутавшей его с головы до ног. Ванго обнаружил его на террасе, выложенной мелкой галькой, под солнцем. Пиппо был всецело поглощен своим занятием, иногда помогая себе даже зубами.
Лежа на земле, Ванго глядел на этого человека с острой жалостью: бедняга так мечтал о свободе на Занзибаре, а теперь обречен жить, точно птица в клетке, под этой рыболовной сетью. Он прополз между кустами розмарина, выбрался на открытое место и все так же, по-пластунски, добрался по каменной дорожке до террасы.
- Синьор Троизи…
Тот не слышал. Ванго продвинулся еще немного вперед. Пиппо Троизи сидел к нему вполоборота.
Уже второй раз Ванго пытался спасти ему жизнь. В саду по-прежнему стояла тишина, но Ванго был настороже. Он понимал, что пленника не оставят надолго одного. Пираты вот-вот могут появиться. Нужно действовать быстро.
Пиппо вдруг почувствовал, как сеть выскользнула у него из рук. Он дважды пытался удержать ее, но рывки были слишком сильными.
- Эй!
Наконец ему удалось всунуть ногу в одну из петель. Однако новый резкий рывок разорвал пеньковое волокно и стащил с него сеть.
- Сюда! Идите сюда! - шепнул кто-то.
Пиппо Троизи обернулся и увидел у своих ног Ванго.
- Не бойтесь, мы убежим вместе…
- Что ты здесь делаешь?
- Я вам помогу.
- Нет, Ванго.
- Идемте, синьор Троизи, идемте скорей!
Троизи корчился на своем стульчике так, словно взывал о помощи.
- Уходи отсюда, Ванго!
- Смелей, синьор Троизи, я пришел за вами.
И Ванго схватил Пиппо за руку так крепко, что тот не мог вырваться.
- Оставь меня! Возвращайся домой! - воскликнул Пиппо.
Его лицо исказилось от страха.
- Перестань, Ванго!
Но мальчик твердо решил спасти Пиппо Троизи, пусть даже против его воли. Он тянул его за руку что было сил.
- Никогда! - закричал Пиппо. - Никогда!
Он схватился другой рукой за спинку стула, чуть поколебался, заранее огорченный своим поступком, потом закрыл глаза, чтобы не видеть дальнейшего, и обрушил стул на голову Ванго.
- Прости, малыш! Я же тебе говорил… я предупреждал…
Пиппо подобрал стул и сел, дрожа всем телом и не спуская глаз с Ванго, лежавшего без сознания на террасе.
- Никогда… - повторил он. - Никогда и никто меня отсюда не заберет.
Только это и мучило Пиппо Троизи: он смертельно боялся, что ему придется однажды покинуть этот остров.
Пиппо подобрал сеть, которую до этого чинил, свернул наподобие подстилки и уложил на нее Ванго. Потом вынул из-за пояса тряпку, смочил ее в ближайшем водоеме, где рос высокий папирус, вернулся и положил тряпку на лоб мальчику, шепча:
- Я не хотел бить сильно, малыш.
Он сидел, склонившись над Ванго, как вдруг почувствовал, что кто-то подошел сзади.
Пиппо Троизи обернулся и пробормотал, чуть не плача:
- Падре… О, падре! Простите меня… кажется, я его чуть не убил. Ударил по голове. Но он первый начал… Я хочу остаться здесь… пожалуйста… скажите ему, что я хочу остаться здесь!
Падре Зефиро вовсе не был пиратом.
Это был сорокадвухлетний монах, очень высокий - метр девяносто, - в грубой рясе, которую носил с элегантностью киноактера. Его сопровождали еще четверо монахов в накидках с капюшонами, смуглые от загара. Каждый нес на спине ивовую плетенку с только что выловленной рыбой.
- Он вернулся, - произнес падре, глядя на Ванго.
- Прямо и непосредственно, - ответил Пиппо, который уже слышал это выражение из уст Зефиро и теперь повторял его по десять раз на дню, из почтения к этому великому человеку.
- Значит, вернулся… - повторил падре.
Его лицо выражало острый интерес.
- Отнеси его к брату Марко на кухню, - сказал он Пиппо. - Скажи, чтобы помазал ему голову маслом.
Пиппо вздрогнул.
- Вы… Вы собираетесь…
- Что с тобой, братец? - спросил Зефиро, который уже собрался уходить.
- Вы его… съедите?
Зефиро остановился. Редко кто видел улыбку Зефиро.
Но если уж он улыбался, это было ослепительно.
- Конечно, - ответил он. - Прямо и непосредственно.
На самом деле Марко, брат-кухарь, был немного сведущ и во врачевании. Он смазал голову Ванго камфарным маслом и уложил его возле печи, в тепле.
Тем временем Зефиро скрылся в своей комнате. Все монахи жили в крошечных кельях, расположенных по краям сада. Эти помещения были совершенно пусты, если не считать свернутой циновки в углу, а окном служила узкая горизонтальная прорезь, которая шла вдоль одной из стен. Зефиро как раз и смотрел в эту щель, находившуюся на уровне его глаз.
Он размышлял о нежданном маленьком госте, нарушившем покой обители.
Аркуда была творением Зефиро.
Тем, что он называл своим невидимым монастырем.
Вот уже пять лет три десятка монахов жили здесь, под защитой своего настоятеля, втайне от всех. Сначала они построили своими руками эти здания, разбили сад и обеспечили себя водой и пищей, чтобы не зависеть от внешнего мира… А затем жизнь этого маленького сообщества пошла по образу и подобию всех других монастырей. Работа, рыбная ловля, молитвы, чтение, трапезы и сон - днем и ночью все было расписано по часам, все подчинялось незыблемому распорядку, словно каждый труженик был частью слаженного устройства, которое должно было работать вечно, без перебоев.
Но Ванго оказался той песчинкой, что угодила в этот механизм.
О невидимом монастыре не знал никто, кроме папы, который и благословил Зефиро на его основание, и еще около десятка доверенных людей в Европе и на других континентах.
Соблюдение этой тайны было вопросом жизни и смерти для Зефиро и его братства.
Появление Пиппо Троизи могло бы нарушить их уклад, но, выслушав длинный рассказ о его злоключениях, монахи решили оставить беднягу у себя. Подробное описание ужасной Джузеппины повергло невидимых братьев в дрожь и одновременно позабавило.
Пиппо присвоили титул "супружеского беженца", сочтя, что он чудом спасся от гибели.
Узнав, что его приняли в обитель, Пиппо запрыгал от радости. Ему казалось, что он попал в рай. Прямо и непосредственно.
Однако первый же день пребывания чуть не обернулся для Пиппо Троизи катастрофой. Он дерзнул не прийти на утреннюю мессу.
В половине седьмого утра он еще сладко спал, как вдруг Зефиро, выйдя из часовни, наполнил ведро водой из цистерны и вылил его на голову несчастного послушника.
- Значит, мы любим поспать, братец Пиппо?
С того дня Пиппо, доселе ни разу не переступивший порога церкви, уже в пять часов утра являлся в часовню, преклонял колени на низкой скамеечке и сосредоточенно молился, набожно сложив руки. Зефиро полюбил Пиппо. Его забавлял вид толстяка, когда тот усердно шевелил губами во время пения латинских псалмов, делая вид, будто они ему знакомы. А Пиппо тем временем бормотал себе в бороду матросские, довольно-таки непристойные песенки, например: "У нее, у Грациеллы, всё на месте, сиськи белы…"
А вот вторжение Ванго озаботило падре гораздо сильнее.
Зефиро наблюдал за ним уже три дня.
Ванго начал оправляться от удара и все чаще выходил из кухни. Он внимательно следил за жизнью монахов, за каждым их шагом. Как-то раз его обнаружили на крыше часовни, где он слушал вечерние песнопения.
Историю Ванго Зефиро узнал от Пиппо Троизи, который рассказал о таинственном происхождении мальчика и о его воспитательнице. Все это очень заинтересовало падре.
Он не мог оставить Ванго в монастыре.
Но как сохранить тайну Аркуды, выпустив его на волю?
Зефиро так глубоко задумался, что не услышал стука в дверь. В комнату вошел Марко, брат-кухарь.
- Падре…
Зефиро на минуту отвлекся от своих мыслей.
- Да?
Последующий разговор между мужами Церкви, должно быть, заставил покраснеть от стыда их ангелов-хранителей.
- Я нашел для вас матку, - сообщил брат-кухарь.
- Матку?!
И Зефиро тщательно прикрыл дверь кельи.
- Это правда? У вас есть матка для меня?
- Да, падре, я почти уверен, что есть.
Зефиро оперся рукой о стену: казалось, он сейчас потеряет сознание.
- Так вы почти уверены? Или просто уверены?
Кухарь пролепетал, безжалостно теребя свои и без того сломанные очки:
- Ну… скорее почти уверен…
- Ну, такой веры мне мало! - отрезал Зефиро.
В устах человека, избравшего веру смыслом своей жизни, подобные слова звучали просто кощунственно. Зефиро тотчас же осознал это. И поспешил исправить дело, пока ангел-хранитель за его спиной не успел разгневаться.
- Поймите, брат Марко… - продолжал он.
Теперь они оба говорили почти шепотом.
- Я так долго искал матку…
- О, я понимаю, падре. Вот почему и пришел к вам рассказать. Я верю… То есть я думаю, что, коли вы захотите, она будет здесь уже через несколько дней.
На сей раз Зефиро побледнел. И пробормотал с улыбкой:
- Через несколько дней… Моя матка… О Боже! Моя матка!
- Но есть одно условие.
- Какое?
- Вы должны отпустить мальчика.
Зефиро впился глазами в брата Марко, в его хитрую обезьянью мордочку.
- Мальчика?
- Да, малыша Ванго. И прямо сегодня.
Зефиро сделал вид, будто уступает, повинуясь силе. На самом же деле он был готов на все что угодно.
- Это шантаж?
- Вроде того.
- Ладно. Пусть уходит.
- Это не всё… Потом вы разрешите ему вернуться.
Падре Зефиро подскочил от изумления.
- Что-о-о? Вы с ума сошли!
- Не будет Ванго, не будет и матки.
- Вы спятили, братец?
- Отнюдь нет. Один только Ванго знает, где она находится. Он-то и доставит ее сюда.
Теперь разговор двух монахов достиг такого накала, что осталось лишь одно средство привести в чувство их ужаснувшихся ангелов-хранителей, распростертых без чувств на полу с нимбами набекрень.
А именно - коротко разъяснить им ситуацию.
Зефиро, человек мудрый и умеренный во всех отношениях, страдал, тем не менее, одним тайным пороком, одной безумной, неудержимой страстью. Вот уже много лет он держал под своим началом армию молодых, энергичных разбойниц, которых посылал грабить другие острова архипелага.
Они возвращались к вечеру, возбужденные, нагруженные золотом и сладостями, измученные долгими перелетами, и выкладывали свою добычу перед хозяином.
Этими пиратками были… пчелы.
А Зефиро был страстным пчеловодом.
В первый же день своего пребывания на острове он поставил пять ульев. Эти пчелы - вольные странницы - стали утешением затворника, который уже не имел права путешествовать, ведь основание невидимого монастыря обязывало настоятеля, во имя соблюдения тайны, оставаться здесь до последнего вздоха.
Шли годы; все это время Зефиро вел монашескую жизнь и одновременно управлял своим воинством, по утрам провожая пчел в путь, а вечерами встречая их с трофеями. Однако несколько месяцев назад, в конце лета, все они погибли во время жестокой грозы. Зефиро ничем не выдал свою скорбь, ему даже удалось приободрить брата-кухаря, который горько оплакивал потерю белого меда, а следовательно, и медовой коврижки.
Но с тех самых пор Зефиро искал пчелиную матку. Она была ему необходима, чтобы привлечь на остров новый рой и заселить опустевшие ульи.
Сидя в кухне, Ванго услышал причитания брата Марко. Он объявил монаху, что знает не менее трех или четырех пчелиных колоний, обитающих на скалах Салины. И сказал, что ему ничего не стоит найти матку, которая поможет возродить пчеловодство на Аркуде.
По правде говоря, если бы Ванго попросили найти кенгуру или кокосовый орех, он столь же охотно обещал бы раздобыть и это. Он был готов на все, лишь бы его отпустили домой. Однако на сей раз он не солгал. Он дружил с пчелами, как и со всей живностью на своем острове.
И ничуть не сомневался в успехе.
На следующий день ему дали одну из лодок, которые монахи прятали в глубоком гроте на западном берегу: в грот можно было попасть только по воде. Ванго отплыл и через четыре дня вернулся с двумя матками, спичками, пирожными и куском говядины. Монахи встретили его с таким восторгом, словно к ним пожаловал мессия.
В тот вечер в монастыре на стол подали рагу, приготовленное по рецепту Мадемуазель. И Ванго понял, что обрел свободу - свободу уходить и возвращаться когда вздумается, оставаясь невидимым среди невидимых.
Отныне он делил свое время между дикой природой Салины, горячей любовью и всезнанием Мадемуазель, с одной стороны, и великой тайной невидимого монастыря, где он бывал все чаще и чаще, с другой. Он вел жизнь контрабандиста, курсируя от острова к острову, доставляя Зефиро все необходимое, отправляя с почты Салины его редкие письма и удостаиваясь за это самого радушного приема в обители.
Ванго следил за жизнью монахов, пытаясь понять, на чем она зиждется, что побуждает их к такому существованию. И внимательней всего он наблюдал за Зефиро.
Настоятель и мальчик беседовали редко. Но их закаленные характеры были очень схожи. Искры выбиваются от столкновения самых твердых камней. Между ними завязалась крепкая дружба.
Трудно сказать, почему никто на Аркуде не заметил того, что задумал Ванго и что он торжественно объявил отцу Зефиро одним летним утром, когда ему исполнилось тринадцать лет.
- Падре, я тут поразмыслил…
- Приятно слышать.
- И собираюсь принять великое решение.
Зефиро в это время пытался поймать кролика в садке за часовней.
- Великое решение?
Падре незаметно усмехнулся: Ванго частенько напускал на себя важность эдакого старого, мудрого индейского вождя.
Наконец Зефиро ухватил за шкирку одного из кроликов. И посмотрел на Ванго. Ему приятно было видеть, как растет этот мальчишка. Поистине три года назад, осенью, его обитель получила драгоценный подарок. Временами Зефиро казалось, что, высадившись на его острове, Ванго подтолкнул землю поближе к солнцу.
- Что ж, говори, - сказал монах.
- Нет, не здесь.