В кабинет вошел Ларри О’Рурки. С присущей ему вежливостью он уже успел склонить остальных чиновников - как теоретически, так и практически - к поспешной эвакуации. Все служащие были выдворены. Диллон, осмотрев помещение, это подтвердил. Теперь оставалось лишь запастись терпением и следить за тем, как будут разворачиваться события.
Маккормак закурил трубку и предложил товарищам сигареты. Спустился Кэффри.
III
Келлехер и Галлэхер с винтовками в руках стояли перед почтой. Зеваки держались на расстоянии и глазели. Сочувствующие, соблюдая такую же дистанцию, махали руками, шляпами, носовыми платками, выражая одобрение, а два инсургента время от времени потрясали винтовками в ответ. При этом особо пугливые прохожие отходили в сторону. Британцев в округе не наблюдалось.
На набережной, около пришвартованного норвежского парусника, слонялись скандинавские матросы; они с любопытством взирали на происходящее, но от комментариев воздерживались.
Галлэхер спустился с крыльца и прошелся до угла Саквилл-стрит. На мосту О’Коннелла не было ни души. На другой стороне реки, облепив как мухи белокаменную статую Уильяма Смита О’Брайена, копошились любопытные; они тоже выжидали.
Воздав - про себя - почести великому заговорщику, Галлэхер повернулся спиной к водам Лиффи и стал обозревать Саквилл-стрит. В непосредственной близости возвышался украшенный пятью десятками бронзовых ликов памятник О’Коннеллу, отпугивающий любопытных своей простреливаемостью; рядом стоял трамвай, освободившийся от пассажиров, кондукторов и вагоновожатых. Чуть дальше какой-то прохожий застыл перед статуей преподобного Мэтью. Галлэхера мало интересовали причины подобного поклонения; он мысленно осквернил, что, кстати, делал постоянно, и даже натощак, память этого увековеченного поборника трезвого образа жизни.
Ирландский флаг развевался и над домом № 43 - штаб-квартирой Центрального комитета Национальной Лиги, и над гостиницей "Метрополь", и над Главпочтамтом. Поодаль пятидесятиметровая колонна возносила в сырое небо каменного Нельсона.
Прохожие, приезжие, любопытствующие, переживающие, праздношатающиеся не появлялись. Время от времени какой-нибудь инсургент или какие-нибудь инсургенты перебегали улицу с винтовкой или револьвером в руках.
Британцы по-прежнему безмолвствовали.
Галлэхер ухмыльнулся и возвратился на свой пост.
- Все в порядке? - спросил Келлехер.
- Стяг Эйре реет над ключевыми объектами О’Коннелл-стрит, - ответил Галлэхер.
Разумеется, он никогда не называл эту улицу Саквилл-стрит.
- Finnegans wake! - закричали они в один голос, потрясая над головой оружием. Сочувствующие на другом берегу поддержали, зеваки отошли в сторонку. Кэффри принялся закрывать ставни.
IV
И все-таки, говорила себе Герти Гердл, и все-таки эти современные уборные так далеки от совершенства, эти водосливные устройства производят такой шум, о my God! ну прямо гул мятежной толпы, правда, я никогда не слышала гула мятежной толпы, нет, просто толпы, да, скопления людей, которые собираются и кричат, это водосливное устройство производит аналогичные звуки, этот непрекращающийся вой, это бульканье наполняющегося сливного бачка, когда же это прекратится? нет, до совершенства, конечно же, еще далеко, не хватает некоей конфиденциальности. Мне следует привести в порядок прическу. Чтобы понравиться кому? хотелось бы мне знать. Мой дорогой суженый, командор Сидней Картрайт, и когда он еще приедет, чтобы полюбоваться на мою чудесную гриву? Когда я смогу его увидеть, моего дорогого суженого? Когда? А пока, Господи всемилостивый, кому я могу нравиться? Опять эти люди, которые непонятно куда бегут. Боже милостивый, и зачем они бегут? Но я думала не об этом. Я думала о своих волосах. Две минуты назад все эти люди заходили, забегали, запрыгали. Все это началось только что. Вместе с шумом водосливного устройства прозвучало что-то еще. Что же? Что-то вроде... выстрела. Взрыва. Какая чушь. Самоубийство. Может быть, это мистер Дюран покончил с собой. Он так меня любит. И так почтительно. А я его не люблю. Ну вот, я почти привела в порядок свои волосы. Выстрел. Он покончил с собой из-за меня. Какая глупость. А эти люди все бегают. С ума они посходили. Боже милостивый. Какая я дура. Боже милостивый, Господи всемилостивый. Да, что-то взорвалось. Загорелось. Почему же они не кричат: "Пожар!" - если в доме пожар? Они не кричат: "Пожар!" Это из-за слива воды я подумала о пожаре. Наверное, пора уже отсюда выходить. Мистер Кейн опять подумает, что я долго отсутствовала. Ох уж эта работа. Ах, наконец-то они перестали бегать. Наконец-то. Ох уж эта работа. Мистер Кейн со своими седыми волосами и розовой перхотью. Придется терпеть его еще какое-то время. Я никогда не видела ни восстания, ни революции. Здесь все об этом говорят. Здесь все об этом говорят. Здесь все об этом говорят. Чем больше говорят о войне во Франции, тем прочнее мир здесь. Какая умиротворенность. Какое затишье. Они больше не бегают. А почему это они больше не бегают? Больше не. И меньше не. Вообще не. Пора выходить. Почему же я не выхожу? Почему же я не выхожу? Почему же? Ладно. Я сделала все, что мне было нужно. Какая тишина. Итак, возьмись за дверную ручку-задвижку. Поверни. Тихонько открой дверь. Почему тихонько? К чему все эти предосторожности? Боже милостивый, неужели я сошла с ума? Какая глупость. Я открываю дверь.
V
Открыв дверь, она увидела в коридоре какого-то мужчину с револьвером в руке. Он ее не заметил. Она немедленно закрыта дверь и, прислонившись к раковине, схватилась за сердце, бьющееся изо всех сил о реберные прутья.
VI
- Я все обошел, - сообщил Ларри О’Рурки. - Ни души. Кэффри, Келлехер и Галлэхер забаррикадировали весь первый этаж, кроме входной двери. Ее тоже можно завалить, если понадобится.
- Бояться нам некого, - сказал Диллон.
- И что это значит? - спросил Маккормак.
- А то, что не понадобится ее заваливать.
- Думаешь, англичане не объявятся?
- Нет. Им сейчас не до этого. Дело в шляпе.
- И что это значит? - спросил Маккормак.
- А то, что они даже стрелять не будут; сразу объявят капитуляцию.
- Чушь, - сказал Маккормак.
О’Рурки пожал плечами.
- Чего спорить. Увидим. А пока будем выполнять приказ.
- Чего тут выполнять, - усмехнулся Диллон. - Сиди и жди.
- Значит, будем ждать, - сказал О’Рурки.
Маккормак кивнул в сторону трупа Теодора Дюрана:
- Надо вынести его отсюда, а то будет здесь лежать и гнить.
- Не успеет, - отозвался Диллон. - Сегодня же вечером отдадим его британцам, и они его похоронят. Вот так. Подарочек на прощание.
- Надо бы перенести его в другую комнату, - сказал Маккормак.
Он посмотрел на труп и брезгливо поморщился, хотя чего уж тут, винить было некого.
- А пускай О’Рурки разрежет его на кусочки, - предложил Диллон, - вынесем по частям и утопим в клозете.
Маккормак ударил кулаком по столу; из подпрыгнувшей чернильницы брызнуло черным.
- Черт побери! Изволь чтить мертвых!
- И потом, он явно заблуждается насчет занятий медициной, - добавил О’Рурки, который в этом году заканчивал медицинский колледж.
- Может, вы не кромсаете трупы?
- Сейчас не время об этом рассуждать, - сказал Маккормак.
- Самое время, и у нас его более чем достаточно, - ответил Диллон. - Более чем достаточно, пока британцы не надумают сдаться. Самое время порассуждать. Объясни-ка мне, Ларри О’Рурки, в чем же я явно заблуждаюсь, утверждая, что ты способен разрезать этого чиновника на мелкие кусочки? Времени на объяснения у тебя, Ларри О’Рурки, хоть отбавляй, поговорим об этом, если нам все равно о чем говорить, а заняться нам все равно больше нечем до тех пор, пока не объявят, что британцы покинули Дублин и вернулись к своим грозовым небесам, усеянным цеппелинами.
- Грозен и не ровен час, - объявил Маккормак. - Диллон, сейчас не время впадать в глупый оптимизм.
- Вот это правильно, - согласился О’Рурки.
- Увидите сами, увидите; британцы...
- Диллон, здесь командую я. Заткнись.
Маккормак, вынужденный скрепя сердце призвать к соблюдению дисциплины - а это залог успеха любого восстания, нервно затеребил сургучную печать. Каллинен, развалившись в кресле и не вынимая рук из карманов, высматривал на потолке мух и сокрушался: так высоко не доплюнешь. О’Рурки, переместившись к окну, разглядывал пустынную набережную и мост О’Коннелла с редко случающимися прохожими. Единственным объектом, проявляющим активность, оказался лихорадочно трясущийся норвежский парусник. О’Рурки это не понравилось. Он повернулся к Маккормаку. Тот, наигравшись с сургучной печатью, зажатой между носом и верхней губой, и машинально разукрасив себе лицо коричневыми усами, вяло приказал Каллинену:
- Отнеси чиновника в соседнюю комнату. Диллон тебе поможет.
Что они и выполнили.
VII
Не оставаться же мне здесь до скончания дней своих, говорила себе Герти. Боже милостивый, значит, это они, республиканские бандиты, разграбили нашу почту. Наверное, они уже ушли. Нет, похоже, что не ушли. Ушли все остальные. Все остальные, то есть наши. И это действительно был выстрел. Значит, это самый настоящий мятеж. Их Революция. И этот мужчина с револьвером - республиканец. Ирландский республиканец. Боже милостивый! Боже, храни Короля! А я здесь, у них в руках. Почти в руках, поскольку эта дверь отделяет меня от них, защищает меня от них. Дверь. Но ведь дверь можно вышибить. Они ее вышибут, и вот тогда я окажусь у них в руках. Одна. Одна. А сколько их там? И эта тишина. Неужели они вышибут дверь? Конечно же нет. Конечно же нет. Они не посмеют. Это ДАМСКИЙ туалет. Ах, ах, ах. Они не посмеют войти в ДАМСКИЙ туалет. Ах, ах, ах. И я останусь взаперти до тех пор, пока не придут британцы и меня не освободят. Если, конечно, среди мятежников нет женщин. Или хотя бы одной женщины, которая неизбежно придет сюда и попытается войти. И... и... и они вышибут дверь. Они вышибут дверь.
VIII
Галлэхер и Келлехер перенесли труп привратника в маленький пустой кабинет и пошли проведать Кэффри, который по-прежнему стоял на посту перед дверью, выходящей на набережную Иден. Праздношатающиеся и сочувствующие исчезли. Какой-то велосипедист в цилиндре и рединготе проехал по мосту О’Коннелла; ему было лет двадцать пять. У статуи О’Коннелла он развернулся и поехал в сторону Тринити-колледжа.
- Все спокойно, - сказал Галлэхер.
- Спокойней не бывает, - добавил Кэффри.
Келлехер достал пачку сигарет, и они закурили, опершись на свои винтовки.
Прямо перед ними готовился к отплытию норвежский парусник. Капитан суетился, помощник отдавал команды.
- Викинги смываются, - сказал Кэффри. - Сдрейфили.
- И правильно делают, - заметил Галлэхер. - Пускай проваливают вместе с британцами и прочими саксонцами.
Тем временем матросы отдали швартовы; маленький парусник отчалил и стал медленно спускаться по Лиффи, держа курс в открытое море. Инсургенты помахали рукой на прощание. Скандинавы ответили тем же.
- Счастливого пути, - крикнул Келлехер. - Счастливого пути.
Маленький парусник плыл хорошо. Вскоре он достиг излучины и скрылся из виду. Инсургенты продолжали молчать. Докурили они одновременно.
- Странное восстание, - вздохнул Кэффри. - Странное восстание. Я даже не представлял себе, что все произойдет так просто.
- Ты, может быть, считаешь, что все закончилось? - спросил Галлэхер.
- А ты так не считаешь?
Галлэхер и Келлехер рассмеялись.
- Думаешь, британцы возьмут и просто так уйдут?
- Чего тогда тянуть? Долго же они раскачиваются.
- Может быть, и долго.
- И кроме того, занятые другой войной, они, может быть, не захотят ввязываться в эту, увидев, на что мы способны.
Он прервал свою речь: автомобиль с открытым капотом и зелено-бело-оранжевым флажком подъехал на скорости и, скрипя тормозами, остановился у почты. Какой-то тип выскочил из машины и подбежал к ним.
- Finnegans wake! - прокричал он.
- Finnegans wake! - ответили они и на всякий случай угрожающе попятились.
- Вы заняли это здание? - строго спросил тип.
- Да.
- Сколько вас?
- Семь человек. Вы можете поговорить с нашим командиром, Джоном Маккормаком.
Но командир, уже предупрежденный О’Рурки, сам подошел к окну.
- Finnegans wake! - крикнул он.
- Finnegans wake! - ответил тип. - Вы - командир?
- Я.
- Какое у вас оружие?
- Винтовки и револьверы.
- Боеприпасы?
- Все, что в карманах.
- Продовольствие?
- Нету.
- Ладно. Идите сюда. Я дам вам пулемет и несколько ящиков боеприпасов и продовольствия.
- Будем держать осаду? - спросил Кэффри.
- Может быть. Выгружайте.
Кэффри остался у дверей. Галлэхер и Келлехер потащили скорострельный инструмент и ящики. Диллон и Каллинен смотрели на них с интересом.
- Вы знаете, куда поставить пулемет? - спросил тип.
- Знаем, - ответил Маккормак.
Но тип был в этом не уверен.
- Пулемет поставьте возле этого окна на первом этаже и направьте его в сторону моста.
IX
Вот остановилась какая-то машина. Наверное, к ним кто-то приехал. Или же они сами уезжают. Кто они? Сколько их? Может быть, я их знаю? Не всех, конечно, нескольких. Или хотя бы одного из них. Одного-то уж наверняка. Среди всех тех мужчин, которых я видела здесь, в почтовом отделении на набережной Иден, не могло не быть республиканцев. Одного-то из них я смогла бы узнать. Нет. Женщины с ними нет. Это точно. Иначе она бы уже давно сюда пришла. Что бы произошло, если бы я смогла узнать одного из республиканцев? Вдруг оказалось бы, что он меня ненавидит? Что именно его я когда-то заставила долго ждать у окошечка. Что именно его я попросила переписать адрес, потому что он не очень хорошо знал английский. Потому что он откуда-нибудь из Коннемары. А среди них есть такие, которые хотят опять говорить по-ирландски. Как если бы мистер Дюран вздумал говорить по-французски. Мистер Дюран, что же с ним стало? Может быть, они его взяли в плен? Или убили? Может быть, потому и раздался тот выстрел. Бедный мистер Дюран, он так меня любил. И так почтительно. Но может быть, ему удалось спастись. Может быть, он оказался в числе тех, которым удалось убежать. Среди всей этой беготни я, может быть, слышала шум его шагов. Обычно он так важно вышагивает. А ему, может быть, пришлось бежать. Ах, ах, ах. Он - и вдруг бежит. Ах, ах, ах. Такой важный и так меня любил. А я так и сижу здесь взаперти.
X
- Место для него очень хорошее, - сказал тип. - Ваши люди умеют с ним обращаться?
- Конечно, - ответил Маккормак, который спустился вниз, чтобы посовещаться с приехавшим стратегом.
Посовещавшись, они распростились, и машина уехала.
- Ну, как вам все это нравится? - спросил Маккормак.
Они посмотрели на ящики с боевыми и съестными припасами.
- Это радует, - сказал Келлехер.
- Так лучше, - сказал Галлэхер.
- Только выпивки не хватает, - сказал Кэффри.
- Кстати, - вспомнил Маккормак, - а что стало с тем парнем, которого вы подпекли?
- Мы отнесли его в маленький кабинет.
- А ваш подопечный? - спросил Кэффри.
- Он тоже там.
- Если начнется заваруха, - заметил Келлехер, - придется от них избавиться.
- Я тоже так думаю, - согласился Маккормак.
- Да бросить их в Лиффи, и все, - предложил Галлэхер.
- Это будет некорректно, - произнес Маккормак.
- Предположим, - сказал Галлэхер, - что британцы надумают нам ответить и нам придется здесь окопаться и сдерживать их, скажем, какое-то время.
- Все это только предположения, - сказал Кэффри.
- Так вот, - продолжал Галлэхер, - глупо сидеть здесь с двумя трупами на шее. Мы могли бы закинуть их в сад Изящных искусств. Ирландская Академия как раз за почтой.
- Он думает только о том, чтобы закинуть трупы, - сказал Маккормак.
- Пусть лежат! - вскричал Кэффри. - Не будем же мы сидеть здесь целую неделю!
- Он по-своему прав, - заметил Келлехер.
- Может, лучше поговорим о выпивке, - осадил Кэффри. - Вот чего нам здорово не хватает. Если прижмет, от этой нехватки нам придется туго.
- Он по-своему прав, - заметил Келлехер.
- Да, действительно, - согласился Маккормак. - Пусть двое из вас сходят за ящиком уиски и двумя-тремя ящиками пива в ближайшую таверну на О’Коннелл-стрит.
- А на какие шлинги? - спросил Кэффри.
- Выпишите ордер на конфискацию.
- Да лучше взять деньжата прямо здесь, на почте, - возразил Кэффри.
- Это будет некорректно, - осадил его Маккормак.
- Да, лучше выписать ордер на конфискацию, - сказал Келлехер.
Маккормак вызвал Диллона и Каллинена, чтобы те сменили Кэффри и Келлехера на время конфискательной экспедиции.
Диллон и Каллинен восторженно замерли перед пулеметом.