XXXVII
- Что он там копается? - проворчал Маккормак. - Его все нет и нет.
- А может, он ее трухает, - сказал окончательно проснувшийся Кэффри.
- Ты хочешь сказать, что он ее трахает, - прокомментировал Галлэхер.
Он громогласно хохотнул и хлопнул себя по колену.
- Заткнитесь, - сказал О’Рурки. - Подонки.
- О! О! - отозвался Кэффри. - Ревнуешь?
- Каллинен на такое не способен, - сказал Маккормак. - Да и не слышно ничего. Если бы у него возникли недобрые намерения, она бы закричала.
- А может, она и сама не прочь. Представь себе, что она сама предложила! - сказал Кэффри Галлэхеру.
Оба засмеялись.
О’Рурки встал.
- Подонки. Подонки. Заткните свои похабные глотки.
- Можно подумать, медики не похабничают. Ханжа. Ты, видно, этой ночью перемолился святому Иосифу.
- Хватит! - внезапно завопил Маккормак. - Мы здесь не для того, чтобы препираться. Не забывайте, что мы здесь для того, чтобы сражаться и наверняка умереть за независимость нашей страны.
- А в это время, - заметил Кэффри, - Каллинен вставляет за милую душу англичаночке. Послушайте.
Они замолчали и услышали серию коротких мяуканий, которые мало-помалу перешли в продолжительные стенания, прерываемые неравными паузами.
- Действительно, - прошептал Галлэхер.
О’Рурки побледнел до позеленения.
Вмешался Маккормак:
- Да ладно вам, это кошка.
О’Рурки, не желая расставаться с иллюзиями, поддержал:
- Конечно, кошка.
Галлэхер, по-идиотски улыбаясь, повторил:
- Ну да. Кошка. Или кот.
Кэффри усмехнулся:
- А эта краля, небось, дергает его за кончик... хвоста. Бедное животное. Пойду посмотрю.
Он вышел из комнаты. Послышалась целая серия учащенных пронзительных стонов; потом воцарилась тишина, настороженная и поражающая. В эту минуту Кэффри подходил к двери. Винтовка Каллинена одиноко стояла на посту. Кэффри вошел. Все уже закончилось. Каллинен дрожащими пальцами застегивал штаны. Герти уже поднялась; она буквально сияла от удовольствия. Пленница вызывающе посмотрела на Кэффри. Кэффри нашел ее красивой.
Но не нашел, что сказать.
Через несколько секунд, приведя себя в порядок, Каллинен спросил у него без малейшего намека на приветливость:
- Ну?
Кэффри ответил:
- Ну?
Герти с интересом следила за разговором.
Который возобновился довольно уместной репликой Каллинена:
- Ну?
Кэффри по-прежнему не находил слов:
- Ну?
Каллинен, чувствуя себя менее уверенно, сказал:
- Ты ничего не видел.
- Но все было слышно.
- Я обесчещен, - подавленно прошептал Каллинен.
- Они думают, что это кошка. Скажешь, что это была кошка.
- А ты подтвердишь?
Кэффри очень внимательно оглядел Герти. Она еще не успела отдышаться.
- Конечно, это была кошка.
Каллинен вынул из кармана свой красивый зеленый платок, украшенный золотыми арфами, и вытер лицо.
- Смотри, - сказал Кэффри, - у тебя из носа кровь идет.
XXXVIII
- А вот и они, - сказал Галлэхер.
О’Рурки не обернулся. В комнату в сопровождении Каллинена и Кэффри вошла Герти.
- Это была действительно кошка, - сказал Кэффри.
- Черт возьми! - воскликнул Галлэхер. - Вот они! Вот они!
Маккормак подошел к одной из бойниц.
- Мисс, - сказал утихомирившийся О’Рурки, - мы вам объясняли, что ваше присутствие здесь подозрительно.
- Они струячат по мосту, - крикнул Галлэхер.
- Гады! Откуда их столько?! - отозвался Маккормак.
- Мы приняли решение держать вас под постоянным коллективным наблюдением, - продолжал О’Рурки.
- Стрелять будем? - спросил Галлэхер.
Пулеметы, установленные британцами на деревянных штабелях, затрещали. Свинцовые струи ударили по фасаду почты. На первом этаже застрочил в ответ Келлехер. Кэффри и Каллинен встали рядом с Маккормаком и Галлэхером, стреляющими из бойниц.
- Забирайтесь под стол, - приказал О’Рурки, - и не шевелитесь.
Герти послушно залезла под стол.
О’Рурки запер дверь и сунул ключ в карман. Затем присоединился к товарищам.
Похоже, британцы решили покончить с почтой. Они валили со всех сторон. Судя по всему, они держали в своих руках О’Коннелл-стрит. Мятежникам с набережной Иден было видно, как по улице в сторону моста Митэл вели колонну пленников с поднятыми вверх руками.
- Плохо дело, - сказал Кэффри.
- Это наши товарищи из Центрального бюро, - заметил Маккормак. - Я узнаю Тэдди Ланарка и Шона Дромгура.
- Телефон, - подсказал ему О’Рурки.
Покинув свое место, Маккормак направился к столу директора, мистера Теодора Дюрана, ныне покойника. Он увидел забившуюся под стол и зажмурившуюся от страха Герти. Стараясь не наступить на нее, он сел в кресло, закрутил вертушку и снял трубку. Не опуская трубки и воспользовавшись затишьем между выстрелами (в эту минуту почему-то сильно запахло порохом), он сказал:
- Никто не отвечает.
Его соратники продолжали щелкать британцев. Возможно, они даже не услышали реплику командира.
Не заметили они и того, что сразу же после реплики командир вздрогнул. Они тщательно целились и щелкали; британцы начинали злиться. Передвижение по мосту, а равно как и вдоль набережных, было им по-прежнему заказано под угрозой потерь, превышающих сорок пять процентов личного состава (что по военным меркам могло сойти за отличную результативность). Тем не менее они продолжали отчаянно атаковать.
- Кто это? - произнес чей-то мужской голос на другом конце провода.
Маккормак опустил глаза. У него во рту внезапно пересохло.
- By Jove! - произнес мужской голос. - Отвечайте!
Легкий электрический разряд прошелся вдоль его позвоночника, пронизывая со все увеличивающейся частотой спинной мозг.
Запинаясь, Маккормак ответил:
- Это Маккормак.
- Готов поспорить, что это еще один сучий выродок из числа повстанческих негодяев, - произнес голос.
Маккормак не знал, куда деться. Обескураживающее (по отношению к нему) поведение Герти дополнило это оскорбление, лишило его дара речи и заодно пригвоздило к креслу.
- Что вам надо, - пробормотал он.
- Вы еще не сдались, жалкие папские гунны?
Маккормак тяжело сопел в трубку.
- Что с вами такое?
- Fi...fifi...fifinnegans wake, - промямлил Маккормак.
- Чего? Что вы такое несете?
Но Маккормак был уже не в состоянии отвечать. Чтобы заглушить непроизвольный стон, он изо всех сил кусал телефонную трубку.
- Вы издаете странные звуки, - заметил голос на другом конце провода.
И добавил участливо:
- Вас, случайно, не ранили?
Маккормак не ответил. Эбонит треснул.
- Эй! - воскликнул его собеседник. - Что с вами случилось?
У Маккормака из рук выпала трубка, а изо рта вырвался протяжный хрип. До него отчетливо донесся далекий голос, который, шипя и гнусавя, предложил:
- Мы предлагаем вам немедленно сдаться.
Затем кому-то доложил:
- Не отвечает...
А после очередной серии выстрелов предположил:
- Наверное, убили...
Сквозь полуприкрытые веки командир различал О’Рурки, Галлэхера, Кэффри и Каллинена, которые старательно отстреливались. На него они не обращали внимания. Еще сильнее запахло порохом.
Маккормак опустил глаза и увидел Герти, которая, закончив дело и вытерев рот тыльной стороной ладони, снова забралась под стол.
Он повесил трубку, встал, ощутив при этом сильную дрожь в коленях, и произнес:
- В той колонне действительно были наши товарищи из Центрального бюро.
- Мы не сдадимся, - объявил О’Рурки.
- Конечно, - подтвердил Маккормак.
Слегка пошатываясь, он потянулся к своей винтовке и с первого же выстрела уложил британца, который вздумал перейти по мосту О’Коннелл.
XXXIX
- Нам крышка, - прошептал Диллон.
Келлехер не отвечал. Он нежно поглаживал свой пулемет, медленно остывающий после последней атаки.
Британцы собирались с новыми силами на штурм почты. Доносились лишь далекие и спорадические выстрелы.
- Ну как ты? - спросил Диллон.
Келлехер ответил:
- Никак.
Он похлопал по пулемету:
- Мой милый зверек.
И добавил:
- Если не в этот раз, так уж в следующий - точно.
- Ну! - воскликнул Диллон. - За нашу родину я совсем не боюсь. Она будет существовать вечно, наша Эйре, как и христианская эра. Я беспокоюсь за нас.
- Да. Только между нами; скоро нам придет конец.
- Ну и как ты?
- Рано или поздно это должно было случиться.
Диллон задумался:
- Может быть, выкрутимся...
- Нет, - сказал Келлехер.
- Нет? Думаешь, нет?
- Нет. Думаю, нет.
- Почему?
- Погибнем все до одного.
- Ты так считаешь?
- Но не сдадимся.
Диллон хрустнул пальцами:
- Корни, какой ты смелый!
Келлехер встал и в задумчивости сделал несколько шагов по комнате.
- Интересно, что же все-таки произошло наверху?
- Наверху? Они сражались, как и мы.
- Я имею в виду девчонку.
- На это мне наплевать, - сказал Диллон и, подняв голову, спросил: - Тебя это беспокоит?
Келлехер не ответил.
- Вертихвостка, - продолжал Диллон. - Как она нас достала. Наплачемся еще с ней. Со всеми женщинами так. Уж поверь мне, я их знаю. Ты еще молод. А я за двадцать лет работы их изучил. Да, и еще. Мне будет жалко расставаться со своей работой, конечно, не так, как с тобой. Все эти костюмы, я так их любил. И платья, когда мода менялась. Да что там мода! А материал: шелк, кружева, гипюр с ирландским стежком...
Он встал, взял Келлехера за плечо, прижался к нему:
- Знаешь, мне жаль с тобой расставаться.
И добавил:
- А ты на самом деле думаешь о той девице, что наверху?
Келлехер высвободился из объятий Диллона, не резко, но решительно. И молча. После чего они услышали добродушный голос Галлэхера:
- Ну что, цыпочки, отношения выясняете? Какая ревность!
- Я этого все-таки не понимаю, - добавил Каллинен.
- А вашего мнения никто и не спрашивает, - ответил Диллон.
- Ну! - ввернул Галлэхер. - В нашей ситуации приходится мириться. Ничего не поделаешь.
- Нам нужен ящик с патронами и несколько ящиков уиски. Там еще осталось? - спросил Каллинен.
- Да, - ответил Келлехер.
- Как настроение? - спросил Каллинен. - Боевое?
- Нам крышка, нет?
Это уже спросил Диллон.
- Погибнем все до одного, - объявил Галлэхер с такой радостной легкостью, что у портного потяжелело на сердце.
- Что такое, Мэт? - спросил у него Каллинен. - Ты ведь не струсишь, правда?
- Вот еще. Вот еще.
Галлэхер и Каллинен обменялись взглядом, пожали плечами и отправились в импровизированный склад.
- Все-таки здорово, что мы зафигачили трупы в воду, - сказал Галлэхер. - С той самой минуты я себя чувствую так легко; никаких душевных терзаний.
- Внимание! - воскликнул Келлехер, который не отрывал глаз от амбразуры.
Остальные сразу же заткнулись - тюкнулись на дно до звона хрустальной тишины.
- Вон они! - продолжал Келлехер. - С белым флагом. А сзади офицер...
- Кажется, британцы хотят сдаваться? - произнес Галлэхер.
XL
Маунткэттен застал Картрайта над депешами.
- Все складывается как нельзя лучше, - сказал командор. - По-моему, восстание захлебнулось. Все объекты, захваченные мятежниками, освобождены. Все или почти все. Я сейчас как раз делаю сверку. Кажется, все. Фор Корте, вокзал на Амьен-стрит, Главпочтамт, вокзал Вестланд-Роу, гостиница "Грэшем", хирургический колледж, пивная "Гиннес", вокзал на Харкурт-стрит, гостиница "Шелбурн", все это мы заняли. Что остается? Дом моряков? Занят, согласно телеграмме 303-В-71. Бани на Таунсэнд-стрит? (Надо же!) Заняты, согласно телеграмме 727-G-43. И так далее. И так далее. Генерал Максвелл славно потрудился и разобрался в ситуации энергично, оперативно, решительно, почти не проявив столь характерной для нашей армии медлительности.
- Значит, не придется стрелять по ирландцам? Это хорошо. К чему зря переводить снаряды, которым не терпится упасть на гуннов?
- Мне известна ваша точка зрения на этот счет.
Вошел радист с новой телеграммой.
- Минуту. Я заканчиваю сверку.
Он закончил ее.
- Осталось только почтовое отделение на набережной Иден, - сказал Картрайт.
Он развернул телеграмму и прочел: "Приказываю бросить якорь у О’Коннелл-стрит".
- Придется все-таки переводить снаряды, - сказал Маунткэттен.
Командор Картрайт внезапно помрачнел.
XLI
Маккормак и О’Рурки вернулись. Каллинен, Галлахер, Диллон и Келлехер, дождавшись их возвращения, вновь забаррикадировали дверь.
- Ну? - спросил Диллон.
- Ясное дело, требуют, чтобы мы сдавались. Говорят, что мы остались последние. Восстание подавлено.
- Ложь, - сказал Галлэхер.
- Нет. Похоже, правда.
- Я думал, что мы ни за что не сдадимся, - сказал Келлехер.
- А кто говорит, что мы будем сдаваться? - удивился Маккормак.
- Только не я, - сказал Келлехер.
- А на каких условиях? - спросил Диллон.
- Ни на каких.
- Значит, они нас расстреляют?
- Если им вздумается.
- За кого они нас принимают? - проговорил Галлэхер.
Они задумались над этим вопросом, отчего на некоторое время воцарилась тишина.
- А как же англичанка? - спросил вдруг Келлехер. - В любом случае придется от нее избавиться.
- В любом случае, - заметил Ларри О’Рурки, - если нас начнут размазывать по стенкам прямо здесь, мы не вправе втягивать ее в подобную переделку.
- А почему бы и нет? - спросил Келлехер.
- Как она нас достала, - сказал Галлэхер. - Выдадим ее британцам.
- Я придерживаюсь того же мнения, - сказал Маккормак.
- Вы - командир, - сказал Мэт Диллон. - Значит, выставляем ее за дверь, и они ее забирают.
- Есть возражения, - произнес О’Рурки.
- Какие?
- Нет, ничего.
Все посмотрели на О’Рурки:
- Выкладывай.
Он замялся:
- Так вот, будет очень плохо, если она им что-нибудь про нас расскажет.
- Какие сведения она может сообщить? Она даже не знает, сколько нас.
- Мэт, я имел в виду совсем не это.
- Выкладывай.
О’Рурки покраснел:
- До этого она была девушкой. Так вот, будет плохо, если с ней произошли какие-нибудь изменения...
- Что ты несешь? - спросил Галлэхер. - Ничего не понимаю.
- Все очень просто, - вмешался Диллон. - Если вы все по ней прошлись, это плохо скажется на общем деле. Британцы будут вне себя от ярости и уничтожат всех наших товарищей, попавших в плен.
- Я был с ней корректен, - сказал Галлэхер.
- Я тоже, - сказал Корни Келлехер.
- Я тоже, - сказал Крис Каллинен.
- Значит, выставляем ее за дверь и подыхаем как герои, - объявил Диллон. - Я приведу ее.
Он сорвался с места и побежал на второй этаж.
- Маккормак, а ты чего молчишь? - спросил Келлехер.
- Давайте ее отпустим, - ответил Маккормак как-то рассеянно и растянуто.
- А Кэффри? - воскликнул вдруг Каллинен. - Он там с ней один на один.
О’Рурки побледнел:
- Ах да... Кэффри... Кэффри...
Так он и фрякал, этот студент медицинского колледжа. Руки его дрожали.
Келлехер хлопнул его по спине:
- А чего, девчонка она пригожая!
О’Рурки попытался свести свои эмоции на нет с помощью осмысленного дыхательного упражнения, показанного ему великим поэтом Йейтсом. В качестве приложения он трижды прочитал "Ave Maria".
- В странную переделку попала девчонка, - продолжал Келлехер. - Допустим, мы вели бы себя нехорошо, не как безупречные и приличные герои, представляешь, тогда ей довелось бы много чего повидать. Повидать - это только так говорится, ну сам понимаешь.
Только после двукратного "Ave Maria" и одного "Во славу Иосифа" в качестве дополнительного приложения О’Рурки пересилил себя и выговорил:
- Есть такие люди, которые не имеют права говорить о женщинах.
- Я, по крайней мере, трупы не разделываю, - сказал Келлехер.
- Только давайте без этих ужасов, - воскликнул Галлэхер.
- Заткнитесь, - сказал Маккормак.
Они снова замолчали.
- Британцы, наверное, ждут не дождутся, - елейно проговорил Каллинен.
Ему не ответили.
- Джон Маккормак, - сказал чуть погодя Келлехер (до этого никто не произнес ни слова), - Джон Маккормак, похоже, ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Я знаю, что ты не дрейфишь. В чем же тогда дело?
Ларри О’Рурки посмотрел на Маккормака:
- И правда, вид у тебя странный.
Ларри был рад, что Келлехер оставил его в покое.
- Ну, странный, - сказал Маккормак. - Что дальше?