– На сигареты "Моre", Лена. Но теперь уже все в порядке.
– Ничего не понимаю, – сказала Елена Николаевна и собралась задать следующий вопрос. Но Паше пришла на выручку зазвучавшая музыка.
– Это, кажется, твои любимые итальянцы. Потанцуем? – пригласил он и через мгновение услышал рядом с собой:
– Павел Артемьевич, разрешите пригласить вашу даму?
Рядом с ними стоял Катайцев. Выглядел он сногсшибательно. Бледный, стройный, с выдающимся кадыком, весь в белом и к тому же в красном галстуке.
Павел поморщился.
– Познакомься, Лена. Это наш режиссер, надежда отечественного кинематографа и моя тоже, – представил он.
– Сергей.
– Елена.
Векшин скрепя сердце дал разрешение, которого Елена, кстати, не спросила ни словом, ни взглядом. Паша откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, положил ногу на ногу. Он не знал и не мог знать, что одновременно с ним за этой парой наблюдает еще одна пара глаз, голубых, почти прозрачных. Члена координационного совета "Сообщества лояльных ведьм" Марину Аркадьевну Дейнеко неузнаваемо преобразила сегодня новая ультракороткая стрижка и строгий, почти мужского покроя костюм а-ля Марлен Дитрих. Радикальная смена имиджа была связана и с вошедшей в пиковую стадию предвыборной кампанией (белокурые локоны и голые коленки с политикой плохо вязались), и с новыми знакомствами, которые Марина с охотой завязывала в среде творческой интеллигенции. В частности, с художником-визажистом киностудии Вероникой Бурмистровой. Она-то и пригласила ее сегодня на вечеринку. Гримерша не была посвящена в дела Сообщества. Марина пока присматривалась к ней и время от времени с ее помощью решала кое-какие мелкие проблемы производственного и личного характера.
Визит на эту кинотусовку очень заинтересовал Марину Аркадьевну. И теперь, глядя на не узнавшую ее кандидатку в Сообщество, с завидной легкостью ставшую центром внимания присутствующих на вечере мужчин, она призналась самой себе почему.
Вот и режиссер Сережа начал оказывать явные знаки внимания этой подающей надежды старлетке… А ведь еще недавно примой была бы только она и никто другой. И тут Настоящей женщине Марине Аркадьевне Дейнеко пришла в голову мысль, показавшаяся ей очень занятной. Она даже зажмурилась от удовольствия. "Хочешь быть центром вселенной, милая? Ну что ж!… Интересно, а что скажет твой "подопечный"? Я бы на его месте…"
Тото Кутуньо что-то там пел про одиночество. Катайцев что-то оживленно говорил своей визави. Она улыбалась и даже один раз кивнула в ответ. После настоящего итальянца вступили "Иглз" с гостиничной темой. Вопреки ожиданиям сидящих за столами некоторые танцующие пары не стали возвращаться к столам.
Кульман придвинулся ближе к рассеянно поедавшему салат Векшину.
– А я бы не раздумывал, Паша!
– А я и не раздумываю, – ответил Векшин.
– Когда на свадьбу пригласишь в таком случае?
Векшин засопел. Потом налил в рюмки водки.
– Будешь?
– Смотри, Паша, уведут красну девицу, – хрустнув огурчиком, кивнул Кульман в сторону танцующих.
– У меня?
Очень долго не кончалась песня об отеле с нерусским названием. Векшин встал, когда Елена Николаевна в сопровождении своего партнера по бесконечному танцу подошла к столу.
– Благодарю вас, Елена. Надеюсь, что наш разговор будет иметь свое продолжение.
Лена предупредила вопрос Векшина.
– Сергей по доброте душевной выразил восхищение моей неземной красотой … чем-то там еще…
– Наверное, фотогеничностью? – помог Векшин.
– Да, и фотогеничностью. И даже предложил мне сниматься в кино.
Катайцев застенчиво начал объяснять:
– Понимаешь, Паша, я в последнее время много думал об эпизоде, который закольцевал бы сюжет фильма. И, что очень важно: в нем просто необходимо присутствие красивой дамы с нерастиражированным в кино лицом и фигурой.
– Вероятно, это будет нечто эротическое? – невинно присоединился к разговору Кульман.
– Вовсе не обязательно. Хотя… Павел, пойми меня правильно. Дело в том, что твоя новая знакомая, как мне кажется…
При этих словах Лена скрестила руки на груди и горделиво посмотрела на Векшина.
– … в полной мере обладает уникальным сочетанием качеств, почти не сочетаемых в женской природе. Елена Николаевна красива, умна, интересна и фотогенична. Эта женщина создана для того, чтобы быть Музой.
– Предлагаю выпить за Музу, – предложил откуда-то взявшийся Никола.
– Но только тихо. А то я боюсь, как бы ваши дамы не расстроились, услышав этот тост, – добавила Елена Николаевна и подняла бокал с шампанским, решив не обижаться на режиссерское высказывание о женской природе.
Предосторожность Елены Николаевны была совсем нелишней, поскольку исполнительница главной роли Инесса Валентинова как раз находилась в это время неподалеку от тостующих. И, кажется, кое-что она все-таки услышала, судя по поджатым губам и гневному румянцу на щеках.
Векшин поиграл желваками на скулах. Елена болтала с окружающими ее мужчинами и, казалось, совсем не обращала на него никакого внимания.
– Елена Николаевна, разрешите Вас пригласить, – Векшин с досадой услышал не свой, а кульмановский голос. Мельком взглянув на Пашу, Лена улыбнулась Кульману.
– Илья Семенович, я бы с превеликим удовольствием, но боюсь, что если я не отдам следующий танец господину Векшину, у него случится нервный срыв.
Кульман понимающе закивал. А Лена сделала шаг к Векшину.
– Пойдешь со мной танцевать?
– Ну, если ты настаиваешь.
Шутливой интонации не получилось, и Паша разозлился на себя еще больше.
– А ведь тебя "заязвило", как сказала бы моя бабушка, оттого, что я немного пококетничала с вашим главным, – догадалась Елена.
– Ну, во-первых, главный здесь я… – сказал Паша.
– Да-да, извини, я не очень разобралась пока в вашей табели о рангах.
– И, во-вторых, это ты называешь "немного пококетничать"? Ты посмотри на нашего режиссера, на нашего Сережу Катайцева. Да у него вид человека, только что испытавшего сексуальный шок. Что ты с ним сделала за два часа знакомства? – сказал Векшин.
– Павел Артемьевич, не надо меня так прижимать к себе. Люди кругом, – прошипела ему на ухо Елена.
– А ты действительно очень изменилась за эти годы…
– Говорите, мне интересно… – сказала она.
– Теперь ты правильно себя ведешь с мужчинами.
– Надеюсь, ты мне не льстишь.
– И хоть ты все делаешь правильно, но меня совсем это не радует, – грустно добавил Векшин.
– Говоришь загадками, Павлуша!
– Как-как ты меня назвала?
– Павлуша. Так называла Павку Корчагина его мама в фильме "Как закалялась сталь", – ответила Елена.
– И ты меня так называла когда-то, нет?
– Да, кажется. Слушай, музыка уже кончилась, а мы с тобой все топчемся.
– Ну и что. Потанцуем еще. В конце концов, чем я хуже Катайцева, – сказал Векшин.
Вновь зазвучала музыка. Как по заказу медленная. "Наверняка Кульман проконтролировал".
– Ты не хуже, ты лучше. Как жаль, что я не могу назвать тебя своим мужчиной…
– И в кино я тебе не предлагаю сниматься, – проговорил Паша.
– Почему кстати? Ты ведь не последний человек в этой компании, сам сказал, – поинтересовалась Лена.
– Знаешь, у меня когда-то был один знакомый. Он знакомился с девушками таким образом: "Здравствуйте! Не скажите сколько времени? А я работаю в кино!.."
– И что дальше?
– Дальше – дело техники. В девушке просыпался, а потом и нарастал интерес то ли к кинематографу, то ли к моему знакомому. Но мне всегда такой способ знакомства казался пошловатым.
– А если меня и в самом деле заинтересовало предложение вашего режиссера?..
– Елена, не сходи с ума. При всем моем уважении, так растаять перед перспективой обнажить задницу перед миллионами зрителей может только…
– Кто?! А ты можешь быть резок со мной! И подумай все же, а если мое скромное участие и впрямь пойдет на пользу вашему фильму? Разве режиссеру фильма не видней? Рассуждай как профессионал! – обратилась Елена к мужской логике.
– А я и рассуждаю как профессионал, который не путает личную жизнь с профессией. И вообще, что-то я раньше не замечал, чтобы ты интересовалась кино, – отвечал Павел.
– Ты вообще раньше мало что замечал. Итак, ты мне запрещаешь попробовать? – чуть повысила голос Елена Николаевна.
– Как я могу тебе что-то запретить? Я ведь не твой мужчина, – склонил голову Векшин.
– Вот и отлично. Теперь-то я знаю, как проведу свой отпуск.
– Обнажайся на здоровье. Могу даже устроить тебе сцену в стиле мягкого порно, – продолжил в том же духе Паша.
– Я подумаю, спасибо, – ответила Елена.
– Меня всегда живо интересовал поголовный женский эксгибиционизм. Что это: врожденное или благоприобретенное?
– А меня всегда мучил другой вопрос: отчего за благообразной личиной каждого мужика обязательно кроется ревнивый самовлюбленный самец? – оставила за собой последнее слово уже не на шутку рассерженная Елена.
… К столу они подошли быстрым шагом, порознь и не дождавшись окончания музыки. Лена натянуто улыбнулась, когда Никола предупредительно отодвинул ей стул. Павел наполнил рюмку и постучал по ней ножом.
– Дорогие мои! Предлагаю выпить за мастеров своего дела – за нас с вами, коллеги! – Векшин поднял рюмку повыше. – Выпьем за то, чтобы каждый из нас занимался своим делом и делал его как можно лучше. Дилетанты погубят эту страну. Да здравствует профессионализм!
"Какую базу подвел!" Елена покусала губы и пододвинулась к Векшину ближе.
– А, по-моему, из меня получится недурная актриса. Я сейчас ощущаю в себе небывалый душевный подъем. И, кроме того, я дама в самом расцвете сил, не находишь? – вкрадчиво произнесла она.
– Я нахожу, что вы с Катайцевым окончательно заморочили мне голову, – сквозь зубы ответил Векшин.
– Сергей, можно вас на минутку, – Елене Николаевне явно понравилось во всем брать инициативу в свои руки.
Катайцев, терпеливо объясняющий актрисе Валентиновой какую-то сверхзадачу, оглянулся. Подошел к ним.
– Сергей, как вы думаете, почему господин Векшин не верит в мою фотогеничность?
Катайцев прищурился и подергал себя за ухо. Векшину захотелось пнуть его в худую лодыжку.
– Мне кажется, что прежде всего в нем говорит чувство собственности. И по правде говоря, я его понимаю. Я сейчас, конечно, рискую своей шеей и, что еще более ужасно, своим блестящим будущим, но погрешить против истины не могу… Павел Артемьевич, категорически заявляю: Елена Николаевна нужна мне… в смысле нам! Я уже поговорил с Инессой, нашей главной героиней, дочь которой вам, Елена, предстоит сыграть.
– Дочь?! – в один голос воскликнули оба собеседника Катайцева.
– Да. Это будет такое воспоминание о будущем. На грани смерти, на грани безумия наша героиня увидит своего ребенка, еще не рожденную дочь, – заявил режиссер.
– И вы думаете, мне по силам изобразить девочку? – спросила Елена Николаевна.
– Почему же обязательно девочку? Мать ведь не обязательно должна представлять свою дочь девочкой. Она увидит ее в том самом возрасте расцвета, в котором находится сама. Это будет такое видение. В нашем фильме это возможно.
– Да-да, у нас ведь авторское кино, – изрек Векшин.
– И конечно, вам надо будет поближе познакомиться с Инессой, вашей мамой по фильму. Секундочку… Иннокентий Михалыч! Когда мы снимаем эпизод "Видение"?
– Ровно через месяц, – сказал Артшуллер.
– Сергей, предположим, я соглашусь, но вот через месяц для меня это никак невозможно. Меня дети ждут, – развела руками Елена.
– Дети? Какие дети? – удивился Катайцев.
– C четвертого по девятый класс. Школьники из города Ханты-Мансийска.
– А разве вы не…
– Нет. Я издалека.
– В таком случае вас послал нам сам господь бог … в лице Павла Артемьевича (Паша любезно поклонился). И мы снимем этот эпизод в ближайшее время, правда, гражданин начальник?
– Разумеется, я далек от мысли в чем-то препятствовать творческому полету режиссера, но, могу спорить, ни фига у вас не выйдет из этой затеи, – сказал Векшин.
– Заметьте, не я это предложила, – тут же протянула ему ладошку Елена. У нее блестели глаза и подергивались уголки губ. – На что спорим?
"Ну ладно, секс-бомба!"
– Предупреждаю, я буду весьма и весьма пристрастным судьей вашему опыту. – Он тоже протянул руку. – Спорим на любое мое желание!
– Скорее на исполнение моего! Я намерена выиграть, – сказала Елена.
– Ну, вот и хорошо, – заключил Катайцев. – А теперь я бы предложил вам еще один танец, Елена Николаевна. С вашего разрешения, Павел Артемьевич.
Векшин чертыхнулся и пошел курить, прихватив с собой Кульмана.
Марина Аркадьевна проводила его злым взглядом. "Тоже мне мужик!". Потом подняла бокал в сторону пары "стажерка-режиссер". "А ты и в самом деле не так проста, голубушка. Если так пойдет, то на следующих выборах моей соперницей можешь стать. Только этого мне не хватало!". Марина притянула к себе Веронику, крепко поцеловала в губы и, отстранив ошарашенную гримершу, вышла из зала походкой человека, принявшего важное решение.
Вот также, стремительно и безвозвратно, Марина принимала решение лет пятнадцать назад, когда ее подкосило совершенно неожиданно возникшее чувство к одному интересному человеку противоположного пола. Кто бы мог подумать, что с Настоящей женщиной может случиться что-то подобное! Правда, коллеги из Сообщества ее предупреждали, что один раз в тысячу лет каждой из них посылается такое испытание, так сказать, проверка на прочность. И не кем-нибудь посылается, а… впрочем, не надо имен. Проверку Марина выдержала. Но однажды, когда этот мужчина горячо целовал ее и рассказывал о том, как все у них будет хорошо, Марина замечталась… В общем, килограммов семь она в том апреле сбросила, то ли от душевных переживаний, то ли от авитаминоза… Но в один прекрасный день, нет, в одну прекрасную ночь она все-таки приняла правильное решение. И на утро ее избранник, уже бывший, проснулся один. Однако таинственный и могущественный Куратор Сообщества Лояльных ведьм иногда разрешал себе пошутить. При этом весьма своеобразно. Да и кто мог ему запретить?! Поэтому Марина не очень пеняла на свою ведовскую судьбу, когда узнала, что в качестве наживки для тестирования очередной кандидатки предлагается использовать ее бывшего возлюбленного – Павла Векшина. Она только быстро-быстро постаралась изменить собственную внешность: походку, голос, форму носа, ягодиц и даже мочки ушей – благо это было распространенной практикой в Сообществе. Вот только со своим внутренним голосом, обостренным голосом собственницы, она так и не смогла найти общий язык.
XI. Что дальше?
Как и подавляющее большинство граждан, Елена Тихонова бессчетное количество раз начинала вести дневник. Но одно дело вести оживленную переписку с десятком друзей и знакомых, а другое – оставаться наедине со своими мыслями и, более того, откровенно и объективно доверять их бумаге. Бр-р… Дневниковые записи – дело ответственное. И ведут их либо по великой потребности, либо по великой глупости, либо по великой впечатлительности. Судя по начальной записи в дневнике Елены Тихоновой: "Кто я?.." – она тяготела к первому.
В последующих заметках немного сбивчиво и занудно она пыталась найти ответ на вопросы: почему ей так не везет с мужиками и почему все они, в основном, сволочи. Неоднократно возвращалась Елена и к вопросу собственного самоопределения. Как и к вопросу дальнейшей реализации контракта с Сообществом. После первого успеха в ресторане "Мефисто" она честно пыталась что-то придумать. Но… В своих мыслях она доходила даже до того, чтобы… Впрочем, этично ли разглашать интимные мысли молодой незамужней дамы? Стоит, пожалуй, только обратить внимание на глаголы, которыми пользовалась Елена Николаевна, перебирая варианты взаимоотношений со своим подопечным: напоить, соблазнить, украсть, заговорить, наслать, ухайдакать(!), а также поймать, ублажить, накормить, зареветь, стукнуть, напасть. И еще: замурлыкать, пообещать, поцеловать, затащить… В общем варианты были. Но единственно верный пока не просматривался.
XII. Успех
…Она стояла у окна в белом платье. Лил дождь. Мокрые разводы на окне делали лицо этой женщины печальным, даже скорбным. Время от времени она поправляла волосы и проводила рукой по лицу. Кажется, она, как и погода, была не в лучшем настроении. Плакала? Вспоминала? Просто грустила? Иногда вспышка молнии резко освещала все вокруг, и в одном из стекол большого окна можно было заметить еще одно женское лицо. Этой дамы, судя по всему, не могло быть внутри помещения. Ее лицо возникло ниоткуда и было не чем иным, как отражением каких-то глубоко личных мыслей женщины у окна. Но в отличие от нее дама-отражение не казалась потерянной. Более того, она выглядела удивительно солнечно в сумраке ливневой ночи. Ее лицо можно было бы назвать юным, чистым и даже невинным: полуоткрытые губы, пушистые ресницы, тень от которых падала на высокие скулы, лоб без единой морщинки, безупречная линия изогнутых бровей… Да, она выглядела бы вполне наивным созданием, если бы не ее глаза. Глаза выдавали в ней обладательницу знания. Немного с лукавинкой, они, казалось, обещали тому, кто рискнет в них заглянуть, открыть какую-то тайну о самом главном в жизни. Глаза звали, упрекали, смеялись и прощали. Глаза светились. Да-да, вот и в эту секунду, при новой вспышке молнии, в них опять возникло и несколько мгновений пульсировало необыкновенно притягательное сияние.
…В просмотровом зале зажегся свет. Этот эпизод представлял собой значительную часть материала, который Векшин с группой отсмотрел в этот день. Большую часть пленки он видел впервые. К его радости, фильм, кажется, получался. Картина без внятной драматургической основы всегда рискует оказаться плодом трепетного самовыражения авторской группы – и только. Но "Другая жизнь" и в незаконченном виде постепенно обретала черты очень интересного кино, "атмосферного", как выражался Векшин в таких случаях. Помимо всего прочего, к приятным впечатлениям исполнительного продюсера добавлялось еще одно: эпизод с участием дебютантки Тихоновой смотрелся очень прилично. Уже на съемках Векшин увидел, насколько органично и уверенно Елена держится на съемочной площадке, а ее природное обаяние помогает ей успешно справляться с решением поставленной режиссером сверхзадачи: создать образ молчаливой девушки-загадки.
Самой дебютантки на просмотре не было. Накануне она говорила с Векшиным по телефону хриплым голосом и, сославшись на плохое самочувствие и распухший нос, отказалась "вставать с кровати и куда-нибудь идти, а также принимать кого бы то ни было, а тем более невоздержанных мужчин" и "собиралась холить и лелеять свою замечательную приморскую простуду".
– Павел Артемьеич, как тебе?! – Никола стоял прямо перед ним и глаза оператора сияли, от лица всей группы он уверенно ждал заслуженной похвалы. Режиссер Катайцев, сидевший на первом ряду, обернулся, элегантно откинув руку на кресло, и внимательно смотрел на представителя Центра. Остальные – человек шесть – не шевелились. "Е-мое, если бы вы еще поменьше раздолбайствовали и собачились между собой…". Векшин молча подошел к выходу. Открыл дверь, обернулся и показал большой палец.