– Материал недурственный, коллеги. Я вас поздравляю, и себя, конечно, тоже!
– Актрисы в последнем эпизоде, кажется, действительно хорошо работают, – невинно произнес режиссер-постановщик – главный свидетель нелепого пари, о котором вот уже неделю с легким раздражением вспоминал Павел.
– Но, расслабляться нельзя, уважаемые. Сегодня до конца дня у нас объявляется выходной – в качестве поощрения. Но через пятнадцать дней съемочный период в Одессе должен быть закончен, ю андэстенд? Завтра в 9.00 дирекции совместно с творческой группой предоставить мне подробный план съемок по объектам. Администратору взять авиабилеты на…. четырнадцатое ноября для всех членов съемочной группы.
– А на актрису-дебютантку билет брать? – не смогла удержаться администраторша Женечка.
Векшин дернул носом и смерил ее взглядом.
– До завтра, – сказал он и закрыл за собой дверь. Большая часть группы не знала, куда он сейчас направлялся. Хотя кое-кто догадывался.
… – Мама! Ну, кто тебя просил!
– Лена, друг мой, ничего с тобой не случится, если ты разочек с ним встретишься и прогуляешься по пляжу.
– А другой разочек что мне с ним сделать?! И потом пляжный сезон в Одессе давно закончен!
– Не могу понять, чего тебе еще надо от жизни.
– Я точно не знаю, но уж не твоего Сережу Неволина в попутчики.
– Глупая ты и капризная, Елена Тихонова!
– Интересно в кого это я такая уродилась?
– Лена! Считай, что это моя личная просьба! В конце концов, он же не чужой тебе человек. Повидаетесь с ним, в кино сходите, в театр…
Лена помолчала в трубку.
– Хорошо, встречусь я с твоим Сережей.
– С нашим Сережей, доченька, с нашим.
– Хорошо, я встречусь с нашим Сережей и … раскручу его на ужин в ресторане. Привыкла я последнее время к ресторанам.
– Раскрути, доченька, раскрути. Потом расскажешь… Тут ко мне люди пришли, Ленок. Я тебя целую…
– Мама, а я в кино теперь снимаюсь…
– Да-да-да… Ну, пока, милая. Поздно не гуляй. А если гуляй, то только с Неволиным. Пока.
– Мама…
Гудки в ответ. Примерная дочь разочарованно бросила трубку.
Звонок из родного города ее окончательно "сбил с панталыку", как говаривала бабушка Лены. Вот уже третий день Елена пребывала в состоянии глубинного погружения в себя и выбиралась во внешний мир, то есть из номера, только купить кефира с булочками и подышать ночным воздухом на балконе. Предмет ее исследований – собственное "я" – пока не поддавался анализу. В принципе, такого рода неудачи были, к счастью или к несчастью, обычным делом для Елены. Но на этот раз ей было вообще непонятно, что происходит. Если она проходит стажерский минимум на звание "ведьмы тире настоящей женщины", то, по словам ее экзаменаторов, не может оперировать ничем сверхъестественным в течение целого месяца. По крайней мере, с подачи и при помощи этого самого Сообщества лояльных ведьм. Тогда как же следует толковать недавние гром и молнии в ее собственном исполнении? Честно говоря, она даже пробовала повторить свой "грозный и грозовой" опыт. Ночью, конечно. При полном отсутствии людей. Ничего не вышло, хотя она и старалась действовать по системе Станиславского, насколько она ее себе представляла. C другой стороны, когда она дала мысленного пинка нетрезвому мужичку вульгарного вида, который похлопал пониже спины проходившую мимо него красивую и хрупкую девушку (вид с балкона), тот действительно как-то нелепо подпрыгнул и шлепнулся на асфальт с самым бессмысленным видом… Что происходит, товарищи женщины? Кстати говоря, сегодня истекала ровно половина срока, отведенного ей для выполнения условий контракта.
"Надо бы форсировать события…" Но апатия, ипохондрия, хандра и мизантропия навалились на будущую ведьму с нечеловеческой силой, и работать со своим "подопечным" пока не было никаких сил.
А тут еще мамочкин сюрприз: "К вам едет ухажер!" Перспектива встречи с давнишним знакомым и даже чуточку бывшим любовником (если принимать в расчет одну ночь, проведенную вместе на заре туманной юности лет семь тому назад) не то чтобы удручала, но совсем не радовала. Особенно сейчас.
Сергей Неволин, большой человек (в прямом смысле этого слова: рост 195 см, вес 120 кг), спортсмен, юрист, работник каких-то там спецслужб, объявлялся в ее жизни регулярно, невзирая на полное равнодушие и ярко выраженное раздражение избранницы. Очень настойчивый и душевно здоровый человек. Союзнические отношения с Еленой Сергеевной практически всегда помогали Неволину в течение очень короткого времени определить местонахождение, умонастроение, степень голода и раздраженности ее дочери После того, как Неволина перевели служить в один из крупных уральских городов, он писал ей еженедельные письма, приезжал несколько раз и всегда очень спокойно, без нажима, но настойчиво толковал о замужестве и счастливой совместной жизни. Лена пыталась это прекратить, но, видимо, в неволинской голове раз и навсегда поселилось желание жениться на ней, и никакие намеки, прямые отказы и даже оскорбления в данном случае не действовали. Впрочем, вел он себя всегда очень корректно, даже бесстрастно, к тому же в милицию ей жаловаться все равно не имело смысла.
Вот и сейчас выяснилось, что майор Неволин в Одессе по каким-то своим служебным делам, и он, совершенно случайно узнав от Елены Сергеевны, что ее дочурка проводит отпуск в Одессе, не преминул разузнать ее адрес и телефон и обещал обязательно навестить и развлечь(!) скучающую Елену. "Нет, все-таки в Книге рекордов ГИНЕСА вполне может зарегистрироваться еще один рекордсмен. Чемпион непосредственности! Извольте радоваться, самолет с майором Неволиным прилетает завтра!"
Стоп. И тут ее осенило: "А ведь Сережа Неволин, пожалуй, действительно может мне помочь своим появлением здесь. Мужская ревность – прекрасный катализатор чувств и в литературе, и в кино, и в жизни".
В дверь тихонько постучали. Лена, от нахлынувших мыслей засунувшая голову под подушку, прислушалась. Стук повторился. Желание видеть кого-нибудь отсутствовало напрочь. Но она все же подошла к двери и прислушалась. Там кто-то явно топтался в нерешительности.
– Кто там дышит так тяжко? – спросила Лена строго.
– Елена Николаевна, это Катайцев. Пришел поздравить вас и засвидетельствовать свое почтение.
Лена чуть приоткрыла двери.
– Сергей, дело в том, что я плохо себя чувствую и сегодня…
Она осеклась. В коридоре, помимо режиссера с букетом цветов, стояли еще два человека, в которых она узнала оператора Николу и что-то жующего Иннокентия Михалыча.
– А с чем поздравить-то?
– Как с чем, Леночка! C твоим блестящим дебютом! – выступил на передний план Никола.
– Да, Елена. Мы сейчас посмотрели материал. Вы прекрасно справились со своей ролью. Вашу работу одобрил даже высокий чин из Москвы. И вот мы взяли на себя смелость навестить вас и поздравить с этим событием, – сказал Катайцев.
Лена, наконец, вспомнила про свой весьма открытый халат, прическу и сразу забыла об ипохондрии и мизантропии.
– Я не ждала гостей… Но вы проходите, пожалуйста. Я сейчас.
Она пропустила делегацию в комнату, а сама проскользнула в ванную переодеться. Очень скоро гости, соврешенно разные по характеру и комплекции мужчины, уже провозглашали тосты в честь героини вечера. Лена с интересом наблюдала за ними со стороны. После умывания и переодевания душевные недомогания отступили, и Елена Николаевна вполне соответствовала сегодняшнему роли – роли женщины, за которой ухаживают сразу несколько мужчин под видом почитания ее артистического таланта.
"Площадку держал", конечно, Никола. Хотя, по наблюдениям хозяйки, самое страстное влечение по к ней испытывал внешне молчаливый и сдержанный режиссер. Флюиды, испускаемые им, заставляли поеживаться. Причем от тоста к тосту господин Катайцев не становился разговорчивее. Он поднимал бокал, выпивал, курил сигареты одну за другой и молча наблюдал за начинающей актрисой.
– Елена! – Иннокентий Михалыч, встал, немного сдвинув низенький стол-тумбу. – Не слушайте никого, вам не следует увлекаться этой греховной профессией. – Косые взгляды коллег его не смущали. – Вы такая!.. Был бы я не я… Как Пьер Безухов… Лена, выходите замуж скорее, рожайте детей, штук пять-шесть. Россия нуждается в вас!
– В чем нуждается Россия, так это в заботах Иннокентия Михалыча Артшуллера! – не удержался Никола. – Елена Николаевна, можно я буду вашим личным оператором?
Иннокентий Михалыч набрал в грудь воздуха… но Лена успела тронуть его за рукав. "Все-таки странную компанию объединила я своим дебютом… или своей неземной красотой?"
– Дорогие мои мужчины, спасибо вам за искреннее участие в судьбе скромной девушки, но, кажется, у меня другие планы на ближайшие лет пятьдесят. И все-таки я очень…
Елена Николаевна замолчала и обернулась к окну. В наступившей тишине стали явственно слышны звуки, абсолютно несвойственные курортно-гостиничной зоне отдыха: внушительный рев и вибрация какого-то мощного механизма. Елена раздернула шторы и открыла дверь на балкон. Вышла наружу. Мужчины потянулись за ней.
Векшин возникал постепенно: сначала шляпа, потом глаза и подбородок, потом расстегнутый ворот рубашки и что-то мягкое, пушистое, попискивающее в его руках.
Не сказать чтобы Елена Николаевна и ее гости были поражены, но все же удивление коснулось их сознания, слегка замутненного коньяком и шампанским. Для кого непосредственный начальник, а для кого и "подопечный", медленно поднялся откуда-то снизу и теперь стоял перед ними за ограждением балкона на уровне четвертого этажа.
Первой поздоровалась с Векшиным Елена и, перегнувшись через перила, с облегчением убедилась, что ничего сверхъестественного в его появлении нет. Никола, просветлев ликом, заорал: "Ура! Артемьич! Ты как раз вовремя!"
– А вы-то что здесь делаете? – подал голос "пришелец", не ответив ни на одно приветствие.
Елена Николаевна сделала приглашающий жест рукой. Векшин нахмурился, протянул ей пушистый комок, оказавшийся большим и толстым щенком, и перебрался из своего подъемного "стакана" на балкон. Потом, нагнувшись вниз, свистнул и махнул рукой водителю автокрана: "Свободен!". Наконец обернулся к Елене.
– А я думал, вам нездоровится, Елена Николаевна! Решил навестить больную, а тут пир горой и никто не болеет. Даже наоборот…
Елена Николаевна уткнулась носом в мягкую, отливающую золотом шерсть щенка.
– Как ее зовут?
– Его зовут Цезарь. Это подарок и одновременно лекарство от депрессии, – сказал Векшин, придирчиво осматривая стоявших рядом коллег. Мужчины потянулись обратно в номер.
– Спасибо. Я чувствую, как мне хорошеет и хорошеет…
– Вижу, – сказал Паша.
– Вы проходите, Павел Артемьевич… У меня сегодня гости нежданные, но приятные… – радушно пригласила Елена.
– Я понял.
– И как это вам пришло в голову навестить меня. Да еще таким способом! Да еще с подарком! Вы настоящий романтик, Павел Артемьевич! Кто бы мог подумать! – защебетала хозяйка номера с балконом.
Паша смерил Елену взглядом и придвинулся вплотную.
– Очень хочется тебя ущипнуть. Или поцеловать.
– Я догадалась, – попыталась отодвинуться Елена и уперлась спиной в стену.
– Какого черта делает здесь вся эта гоп-компания?! – наседал Векшин.
– У меня, между прочим, сегодня дебют. И мои друзья и коллеги пришли меня поздравить, – загородившись мирно посапывающим щенком, заявила Елена.
Коллеги не замедлили о себе напомнить:
– Елена! Павел! Вы еще с нами? Идите же сюда!
Павел отодвинулся, пропуская даму вперед. Щенок открыл глаза, зевнул и лизнул Лену в нос.
– Ну что, Цизик! Пойдем, у тебя сегодня тоже дебют.
Через пять минут Векшину был торжественно вручен план работы съемочной группы. А еще через четверть часа режиссер-постановщик при молчаливом соучастии остальных коллег задал ему сакраментальный вопрос: "Так как же насчет пари, Павел Артемьевич?"
Паша пожал плечами.
– У тебя, Сергей Альбертович, не только выдающийся талант, но и прекрасная память на пари, в которых не участвуешь ты сам.
Лена перестала есть апельсин.
– Так ведь справедливости хочется. Насколько я помню, некоторое время назад ты высказал недоверие нам с Еленой Николаевной, – сказал Катайцев.
– "Нам"? Пожалуй, ты прав. Справедливость должна восторжествовать, – согласился Векшин.
– И…
– Я думаю, что участие Елены Николаевны в нашем фильме делает нам честь. Я считаю, что ее ждет большое будущее на актерском поприще. Уверен, что ты, господин Катайцев, открыл новую звезду на кинонебосклоне. Поздравляю тебя, Елену, всех поздравляю. Ну и себя, конечно.
– Ура! – воскликнул Николай.
– Аминь! – провозгласил Катайцев.
– Те-те-те, – с сомнением протянул Иннокентий Михалыч.
Елена вздохнула. Паша ничего больше не сказал.
Вечер продолжался не более получаса, поскольку Векшин, приняв строгий и начальственный вид, скоро напомнил присутствующим о долге перед кинематографом и зрителем. Начали прощаться. Сегодня особенно задумчивая, Елена не стала никого удерживать. Когда режиссер с директором уже были в коридоре, в дверях произошла небольшая заминка. Никола Губанов, с самым лукавым выражением лица, на которое был способен, не удержался-таки:
– А желание? Елена Николаевна, ты уже решила, чего будешь желать? Могу посоветовать, если что…
Векшин плюнул с досады. Отвертеться не получалось. Щенок, устроившийся в ногах у стоявшей рядом Лены, тявкнул на него и припал на передние лапы.
– Говорите, Елена Николаевна. Только держите себя в руках. Я все-таки мужчина уже в возрасте.
Лена присела на корточки и почесала лобастую башку юного лабрадора. Снизу вверх посмотрела на проигравшего спор мужчину и обратилась к веселому оператору:
– Что пожелать я знаю, Коля. Но сейчас это не совсем уместно. Я немного погожу и через недельку господину Векшину все подробно изложу.
– А я… тебе, Никола, доложу и покажу. Потом. Если захочешь, – добавил Векшин.
Николе ничего не оставалось делать, кроме как поддержать рифму-импровизацию:
– Ну, что же, очень рад. А теперь я ухожу, ухожу, ухожу…
Векшин оторвал галантного Губанова от руки Елены и подтолкнул вслед остальным. Сам также поцеловал руку хозяйки (и не более!), надел шляпу и кивнул в стиле "Честь имею!". Дверь за собой закрывать не стал.
"Итак, пункт номер два. Какая я молодец!". Цезарь сделал на полу приличную лужу и победоносно смотрел на хозяйку. "Так-с, еще один подопечный на мою голову. Придется обеспечить ему кормежку и легальное существование в гостинице. Ладно, обэтом я подумаю завтра". А сегодня, убирая за Цезарем лужу, и моя в ванной бокалы, Лена думала о другом. И мысли были весьма противоречивые. Во первых, Векшин вырисовывался, хоть и не всегда идеальным, но вполне симпатичным мужиком. Собачку вот принес, и в кино, несмотря на ревность, все же снял. Да и ревность – вполне человеческое чувство. "Интересно, если бы не вся это ведьмовщина, а я бы в отпуске здесь оказалась – все бы так же вышло? И чем бы закончилось? И стала ли бы я из-за него так стараться, если бы не сладкая месть в конце? Он-то, сам как этот щеночек, и не подозревает за мной задних мыслей. Наивный! Прямо жалко будет его так расстраивать!"
Векшин у себя в номере вскоре оставил попытки уснуть. Его "проклятые вопросы" сводились сегодня, в основном, к ромашковой дилемме: "любит – не любит".
XIII. Если друг оказался…
– Слушай, Кульман, ты женщин любишь?
– Конечно. Очень. И давно.
– Да не об этом, Илюха. Я не либидо имею в виду. Можешь ли ты им верить и прощать их?
Разговор проходил в конторе у Кульмана в самом начале рабочего дня. Илья Семенович, далеко не впервые "исповедующий" своего младшего товарища, поудобнее устроился в кресле.
– Ну, во-первых, Паша, любить надо Родину и Бога, а во-вторых, я все это уже где-то слышал.
Векшин то ли хмыкнул, то ли вздохнул. Он ввалился к сыщику с решительным выражением лица и заявил, что ему, как всегда, срочно нужна квалифицированная помощь. А потом предался отвлеченным рассуждениям.
Дело в том, что накануне вечером, когда усталый и недовольный прошедшим съемочным днем Векшин подъезжал к гостинице, ему было видение. Из дверей "Аркадии" выходила замечательная пара. Он, высокий, представительный и, судя по всему, очень крепкий физически мужчина, – и она, красивая молодая женщина, на которую нельзя было не обратить внимания. Векшин и обратил. После наведения фокуса, ему стало совершенно ясно, что эта эффектная дама ему хорошо знакома. Елена Николаевна, очевидно, собралась провести вечер вместе со своим спутником. Она была в самом прекрасном расположении духа и весьма изящно держала под руку сияющего довольством и благополучием мужчину. А тот что-то с улыбкой ей оживленно рассказывал. Векшин вышел из машины только тогда, когда эта красивая пара уже повернула за угол.
– Семеныч, можешь разузнать, откуда взялся этот детина? Кажется, в твоей конторе такие дела принимаются к производству… – наконец сформулировал свой заказ Векшин.
– Да-с, Павел, и думать не думал, что моим клиентом в таком деле когда-нибудь станешь ты. Большая честь! – сказал Кульман.
– Да пошел ты… – сказал Паша.
– Ладно-ладно, вечером позвоню тебе, ты только не суетись!
В последние дни Векшин почти не видел Елену. Разумеется, здесь сказывался и накал последних съемочных дней, но, самое главное, Паша пока не мог решить окончательно и бесповоротно, в какой же все-таки тональности ему следует общаться с этой "незаурядной" (определение Кульмана) женщиной. А поскольку Павел Артемьевич Векшин терпеть не мог любые двусмысленные положения… Елена Николаевна, впрочем, на встрече не настаивала.
Звонок Кульмана застал его в гостинице. К этому времени Паша взял у своего приятеля, обладателя хорошего вкуса и спорной профессии несколько кассет со старыми фильмами. Кинокритик Лева Шульгин, также как и он, любил советское кино времен оттепели и американскую классику с Хэмфри Богартом. Векшин уже встретил "Весну на Заречной улице" и как раз собирался в "Касабланку".
– Интересная композиция получается, господин продюсер. Так, кажется, в вашей конторе выражаются? – загудел в трубку Илья Семеныч.
– Твоя эрудиция принуждает меня заняться самокритикой. Чем хочешь удивить, господин сыщик? – в тон ему ответил Векшин.
– Надеюсь, ты не забыл еще недавнего дела по раскрытию похищения века под кодовым названием "из сейфа в сейф"?
– Остришь? – спросил Паша.
– Ни в коем разе. Ты помнишь, на работников какого заведения ты тогда грешил в первую очередь? А через тебя и я увлекся мистической, прямо-таки мефистофельской версией дела.
– Еще бы… – сказал Векшин.
– Так вот. Воистину неисповедимы пути… Впрочем, это не тот случай. Елена Николаевна и тот человек, о котором ты расспрашивал, сейчас ужинают и разговаривают не где-нибудь, а в клубе-ресторане "Мефисто". Мужчина производит впечатление человека малопьющего, что, впрочем, обычное дело для человека с его родом занятий… – рассказывал Кульман.