Радости или облегчения от содеянного Иванов не испытывал. Ему было все равно. Он защищался! Александр огляделся – все трое лежали на снегу. "Кровь… Как много крови…" – отстраненно подумал Иванов. Эта мысль потянула за собой другую, заставившую начать оценивать произошедшее: "Надо быстрее уходить отсюда! Как можно быстрее!".
И тут Иванов почувствовал, что силы предательски покидают его, руки и ноги слабеют. От сладковатого запаха свежей крови начинает тошнить. Опасаясь потерять сознание, Иванов попытался сориентироваться, в какую сторону идти. Вдруг боковым зрением он уловил движение: к своему удивлению, Иванов обнаружил, что самый большой из противников пытается, встав на колени, подняться на ноги. Но это ему никак не удается. Иванов повернулся и стал смотреть на него. "Свидетель, – подсказал кто-то внутри Иванова. – Свидетель не нужен". Не оставляя тщетных попыток подняться, раненый верзила каждые несколько секунд бросал затравленные взгляды на своего палача. Иванов медленно двинулся к нему.
Понимая, что его ожидает, здоровяк, не сумев встать, попытался отползти. Окровавленные ладони он не отрывал от груди, поэтому ползти быстро не мог и только судорожно сучил ногами по грязному снегу. "Не убивай!" – услышал Иванов то ли тихую мольбу, то ли стон раненого, но уже точно знал, что сделает в следующую секунду…
Почти без сил Иванов вернулся на остановку, где начался весь этот кошмар. На снегу он увидел свою меховую шапку, лежавшую с краю тротуара. Болезненно морщась, он нагнулся, поднял и осторожно натянул шапку на свою разбитую голову. Потом огляделся по сторонам. Ночная пустынная улица удивляла тишиной и спокойствием. Эта повисшая плотная тишина потрясла Иванова. Окружающему миру как будто не было никакого дела до разыгравшейся несколько минут назад трагедии. Лишь немые свидетели – фонари равнодушно лили в морозный воздух свой безразличный свет. Темные окна домов, спящих по другую сторону дороги, казались безжизненными, но это не означало, что оттуда не могли видеть драку. "Быстрее!" – подгонял себя Иванов, уходя все дальше от страшного места.
Озираясь, Иванов прошел два квартала. Его никто не остановил и не преследовал. На пустынном перекрестке он перешел на другую улицу и, завидев приближающийся свет фар, поднял руку.
Желающий подзаработать частник сам услужливо распахнул заднюю дверцу стареньких "Жигулей". Иванов, изображая подвыпившего гуляку, заплетающимся языком произнес название улицы, куда ему надо доехать. В цене сошлись быстро.
В машине Иванов устроился на заднем сиденье и всю дорогу прикидывался спящим.
От тепла салона и звука мирно урчащего мотора нервное напряжение стало спадать. Насытившийся кровью зверь, так страшно вызванный к жизни, уходил в темноту подсознания. Вместе с ним уходили и остатки сил. И возвращалась боль…
Не доехав до нужного адреса пары улиц, Иванов расплатился и, стараясь не застонать, кое-как выбрался из машины. Он сделал вид, что собирается идти в обратную сторону. И только когда "Жигули" скрылись из виду, повернул к нужному дому.
Держась за стены, Иванов скорее полз, чем шел. Любой встречный прохожий мог бы решить, что человек очень сильно пьян. На счастье Иванова, ему никто не встретился. Он двигался, превозмогая жуткую боль во всем теле, двигался, заставляя себя делать шаг за шагом на грани потери сознания. Тошнило. Кружилась голова. Там, куда так стремился сейчас Иванов, его ждали. Но в сложившейся ситуации эта квартира становилась опасным местом для всех ее обитателей.
Ему не сразу удалось открыть кодовую дверь подъезда – не хотели слушаться дрожащие пальцы. Опираясь на старые толстые перила, он медленно поднялся по лестнице на третий этаж. Вот, наконец, и квартира! Он все-таки дошел. Искать и доставать ключи – на это не было сил. После двух длинных и нескольких коротких звонков Иванову еще пришлось постоять у железной двери. Секунды ожидания казались вечностью. Иванов еще раз успел нажать на кнопку звонка прежде, чем послышались мягкие шаги, и, хотя в двери имелся глазок, знакомый и родной голос спросил:
– Кто?
– Тома, это я, Саша… Открой… – прохрипел Иванов.
– Саша? Что с тобой? – в голосе за дверью послышались нотки тревоги. – Ты пьян?
– Да нет же. Посмотри в глазок! – силы и терпение были на исходе. Иванов чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он прислонился спиной к двери, стараясь не упасть. Снова подкатывался к горлу приступ тошноты.
– Одну минутку, – отозвалась женщина, и послышался звук открываемых замков.
– О Господи! Ты весь в крови! – открывшая дверь молодая женщина явно испугалась вида представшего перед ней ночного гостя, которого качало из стороны в сторону.
– Попал в аварию, – Иванов пробурчал первое, что пришло в голову.
– Входи-входи, – пропустив ввалившегося Иванова, Тамара стала суетливо закрывать дверь на все замки.
– Ты извини, что так поздно… – начал оправдываться Иванов. – Задержался… Не предупредил…
– Саша, тише, дочка спит, – смутившись, прервала его хозяйка. – Ты все-таки пьян. Пойдем на кухню.
Только теперь, сконцентрировав расплывающееся внимание, Иванов разглядел, что дверь, ведущая в спальню, неплотно прикрыта, и через образовавшуюся щель голубой лентой выливается неяркий свет ночника. Иванову вдруг стало очень тоскливо – все, что он создавал с таким трудом: весь этот уют, дом, семья, – все это теперь может разрушиться, исчезнуть, пойти прахом! И виноват в этом только он сам, потому что ошибся! А ошибаться ему было нельзя! И теперь ему самому нужна была помощь. Но вызов "скорой" или поездка в больницу исключались.
– Нам срочно нужно уезжать! Я только немного отлежусь… Тома, никаких больниц и госпиталей, ты слышишь?.. – попытался предупредить он.
Но супруга остановила его протестующим жестом:
– Все нормально, Саша. Идем! – и бесцеремонно схватив за рукав, потянула Иванова на кухню.
На возражения не оставалось сил. Снимать пальто и ботинки он не стал. Сев на табурет возле стола, Иванов осторожно стянул с разбитой головы окровавленную шапку. Тамара в ужасе запричитала:
– Господи! Да Боже ж ты мой! Что с тобой сделали! Живого места нет!..
– Молчи и слушай! – перебил Иванов, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. – Наташку завтра в садик не води… Из дома – ни ногой! Отпросись на работе. Никому не открывай…
– Что случилось? – в глазах жены стояли слезы.
– Дай воды, – попросил Иванов. Но выпить из протянутого стакана не смог – на втором глотке его вывернуло прямо на пол. Дальше он уже ничего не помнил…
Очнувшись, как будто на мгновение освободившись из цепких объятий небытия, Иванов почувствовал тяжелую тупую боль в стянутой бинтами гудящей голове и слабость в руках и ногах. Кружилось все вокруг. И кроме головной боли в мире не существовало ничего. Не в силах вытерпеть такие муки, Иванов застонал и закрыл глаза. Сознание снова покинуло его…
В следующий раз, медленно приходя в себя, Иванов отметил, что боль в голове стала терпимее, приступов тошноты не было, но тело отзывается режущей болью при каждом движении. Особенно невыносимой тупая и ноющая боль казалась в груди – в области сердца. Она не отпускала ни на минуту и не давала глубоко дышать, предоставляя возможность лежать только на спине. Иванов попытался приподняться, но с первой попытки на это не хватило сил. Он решил отдышаться.
Какой сейчас день? Иванов утратил чувство времени. Он все помнил до того момента, как пришел домой. И сейчас он узнавал знакомую обстановку. Значит, он у себя в квартире. А как раз это нужно срочно исправить! Он подвергает жену и дочку смертельной опасности. Сколько же времени он здесь находится? И что сейчас – день или ночь, рассвет или сумерки? Плотно занавешенное тяжелыми шторами окно почти совсем не пропускало света. Его хватало только на то, чтобы различать очертания предметов в комнате. Очень хотелось пить. Иванов медленно повернул забинтованную голову: возле кровати на стуле стоял наполовину полный стакан с водой. "Пожалуй, скорее, наполовину пустой", – усмехнулся про себя Иванов и, негромко постанывая, потянулся за стаканом правой рукой. Боль в груди от этого движения стала расти и множиться, но Иванов усилием воли все же дотянулся до цели и, не обращая внимания на режущую боль, стал жадно пить прохладную воду. Утолив жажду, он другой рукой, не спеша, поставил пустой стакан на место и расслабился. Эта операция стоила больших усилий. Через несколько минут боль в груди стала медленно отступать. Полежав еще немного, Иванов осторожно ощупал себя: руки целы, ноги на месте, голова, хоть и перебинтована, но, похоже, цела, а вот с левой стороны груди на уровне сердца, ближе к солнечному сплетению, он обнаружил две выпирающие шишки. "Сломаны ребра, – сразу поставил себе диагноз Иванов. – А могло быть и хуже – пуховик спас, спасибо ему!". Сейчас он без эмоций уже не мог думать о произошедшем на остановке и о себе самом, оказавшемся в таком незавидном положении. Надо было подниматься и действовать! Надо спасать семью! Но на это нужны силы… Силы…
Веки опустились сами собой.
Иванов лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок, уже минут десять. Вставать не хотелось. Слабость во всем теле не прошла, а воспоминания о возможной боли пугали больше, чем она сама. Хотя с постоянным присутствием боли Иванов почти уже свыкся. Голова казалась налитой чугуном. "Встать!" – приказал он себе. Опираясь на руки, он осторожно поднялся, сел. Затем, вцепившись в спинку стула, встал на ноги. Кое-как натянув на плечи висевший на стуле халат и, засунув ноги в предусмотрительно приготовленные женой тапочки, вышел в гостиную.
Тамара в домашнем халатике сидела на диване, поджав ноги, и, придерживая рукой лежащую на коленях книгу, читала. Иванов постоял у дверного косяка, рассматривая профиль жены. В дальнем углу, наполняя комнату тихим приглушенным звуком, разноцветным экраном мелькал телевизор. Вливающееся в комнату через расшторенное окно вместе с солнечными лучами яркое зимнее утро и присутствие близкой женщины добавляли к ощущению тепла и уюта чувство реальности света и радостей жизни.
– Привет, – тихо произнес Иванов, позволивший себе несколько секунд любоваться любимой супругой в домашней обстановке. Такой он ее не видел давно. Красивая, в легком цветном халатике, без косметики на лице, Тамара казалась настолько родной, что Иванов по-настоящему ощутил в груди ноющую боль от невосполнимой потери времени, которое он проводил вне дома! Ведь у него есть семья! Настоящая семья!
– Привет, – взглянув на Иванова поверх очков, с улыбкой поздоровалась Тамара. По тому, как она это сказала, Иванов понял, что она очень рада его быстрому выздоровлению.
– Спасибо, что оказала мне профессиональную помощь! – Иванов стоял, прислонившись плечом к дверному косяку.
– Не зря же я в академии кандидатскую по хирургии защищаю. Как ты себя чувствуешь? – ее улыбка и голос были так необходимы ему сейчас.
– Пока жив, но мало работоспособен, – тоже улыбнулся Иванов и показал на бинты на голове. – Спасибо тебе за все, Томик!
– Саша-Саша! – с укором в голосе произнесла жена и, будто спохватившись, изменила тон. – Ты, наверное, проголодался?
– Чуть-чуть.
– Дай мне две минуты. – отложив книгу, она вскочила с дивана и, сверкнув сильными стройными ногами из-под распахнувшегося в разные стороны краев халатика, пробежала на кухню.
Через пять минут вслед за ней на кухне появился умытый Иванов. Накрытый стол уже ждал его.
– Дочка где? – поинтересовался Иванов, аккуратно усаживаясь на свое обычное место.
– Спит. Я не стала ее будить. Вчера она потребовала отвести ее к тебе, а потом долго не могла заснуть. – Тамара устроилась напротив и вопросительно стала смотреть на мужа. Он понимал, что должен все рассказать. Но с чего начать – не знал.
– Сколько я провалялся? – Иванов старался избегать настойчивого взгляда жены.
– Сутки, – после короткой паузы тихо ответила Тамара.
– Сутки, – повторил задумчиво Иванов. – Сегодня, как стемнеет, нам надо уехать из этой квартиры.
– Сначала расскажи, что с тобой случилось? – встревоженно потребовала Тамара.
– Можно, я сначала поем?
– Поешь, – согласилась жена.
Иванов старался не торопиться, оттягивая момент покаяния.
– Может, уже расскажешь? – нетерпеливо напомнила супруга, когда Иванов заканчивал завтрак. Аппетит его не подвел: он съел две вкусные домашние котлеты с рисовым гарниром, два соленых огурца и один помидор из банки. Оставалось разделаться с чаем под сдобную булочку. Но булочка оказалась уже лишней. Тамара пила только чай без сахара и, как ни уговаривал Иванов составить ему компанию, не поддавалась на уговоры: она на диете!
– Я слушаю! – Тамара требовательно смотрела на мужа.
– Да так, немного пришлось подраться, – обреченно глядя на сдобную булочку и стараясь говорить как можно спокойнее, произнес Иванов.
– Немного? – голос супруги зазвучал громче. – Да ты сутки провалялся без сознания! С твоим контуженым позвоночником тебе только драться! Скажи спасибо, что я умею ставить уколы и знаю, что колоть. У тебя вон все пальто в крови! А в кармане я нашла нож! После твоего такого появления я две ночи не могу глаз сомкнуть! Вчера и сегодня лекции в институте пропустила. Сашка, не зли меня – говори, что случилось!
При слове "нож" Иванов весь напрягся, ожидая дальше самого страшного прямого вопроса. Но Тамара замолчала.
– Спасибо! – Иванов понял, что булочку все-таки не осилит, и положил ее на тарелку. Завтрак закончился.
И что он мог рассказать супруге? Что по уши увяз в криминале, что теперь имеет дело с преступниками, рэкетирами, бандитами и прочей нечистью? Что постоянно рискует своей жизнью, а теперь еще и жизнями близких и дорогих ему людей? А о том, что произошло на остановке, вообще надо забыть и никогда не вспоминать. Нет, всего этого жене знать не стоило!
– Встречное предложение, – Иванов взял теплую податливую руку супруги в свою и мягко пожал. – Расскажи мне об академии. Давно мы с тобой не беседовали так – по душам. Как идет твоя подготовка к защите диссертации?
От него не ускользнул вспыхнувший взгляд жены. Но она ответила спокойно, хотя в ее тоне Иванов уловил упрек:
– Все твоя дурацкая работа – на нас с Наташкой не остается времени! – но тут же в ее голосе зазвучали теплые заботливые нотки: – Саша, не скрывай от меня ничего. Ты же знаешь, я всегда с тобой и за тебя!
Иванов молчал. Она была права: человека ближе, чем Тамара, у него на всем свете не было. Хотя нет… Был еще человек. Друг. Красивая женщина – просто друг.
– Знаю, – коротко задумавшись, сказал Иванов. – Ты вытащила меня с того света после Чечни. Ты родила мне дочь. Я благодарен тебе за все, и я тебя люблю, Тамара! – он поднял глаза и посмотрел в глаза жене. – Ты уж прости меня…
– За что? – она не понимала, и это непонимание пугало ее.
– Я принес в наш дом беду, – тихо и обреченно выдавил Иванов, не смея больше смотреть в чистые и ясные глаза близкого человека.
– Какую беду? Что произошло, Саша? – она старалась поймать его ускользающий взгляд.
Иванов не хотел перекладывать на хрупкие плечи молодой женщины страшный груз случившегося, но и врать ей он тоже не хотел. Надо было решать. Он снова поднял взгляд:
– На остановке на меня напали четверо. Похоже, местная братва. Троих я убил…
– Убил?!.. – в этом восклицании прозвучал весь ужас случившегося.
– Пойми, у меня не оставалось выбора. Они бы убили меня, – ровным голосом твердо произнес Иванов, глядя в широко раскрытые глаза жены. – А теперь нам надо где-то спрятаться, отсидеться какое-то время. Те, кто их послал, меня здесь найдут. Будет лучше, если вы с дочкой на время уедете к бабушке.
– А ты? – в голосе жены звучала тревога.
– Пока дела не отпускают, – пожал здоровым плечом Иванов. – Кое-что надо закончить. Закончу – приеду к вам.
– Саша, мы тебя не бросим! – решительно произнесла Тамара. – Тем более в таком состоянии.
– Спасибо. Твоими заботами я скоро поправлюсь. – Иванов с немым укором и благодарностью смотрел на супругу. Он знал, что спорить с ней бесполезно. – А где мои вещи?
– Я их в коридоре сложила.
– Можно мне посмотреть?
– Конечно. Давай помогу.
Тамара поднялась и направилась из кухни, но Иванов удержал ее, поймав за руку:
– Я сам.
В коридоре, глядя в зеркало на стене, Иванов себя не узнавал: разбитое лицо опухло, кожа местами содрана, на весь лоб – бинты. Но глаза и нос целы. А вот красивому финскому пальто повезло меньше – оно было порвано в нескольких местах и испачкано так, что даже после химчистки в нем на люди уже не выйти. Особенно сильно выделялись запачканные кровью рукава. Осмотрев одежду, Иванов решил, что нужно срочно расставаться с этим удобным пуховиком как с возможной уликой.
Он достал из кармана пальто нож. Блестящую сталь острого, как бритва, лезвия до половины длины покрывала коричневая корка – успевшая засохнуть кровь. Брезгливо поморщившись и кинув пальто в коридоре на пол, Иванов прошел в ванную и, пустив из крана теплую воду, с помощью мыла и губки с нескрываемым отвращением, будто это была грязь, стал тщательно смывать чужую кровь с лезвия. Потом, вытерев металл насухо полотенцем, Иванов еще некоторое время рассматривал смертоносное оружие, любуясь его формами и красотой линий без излишеств. Видимо, этот нож был изготовлен настоящим мастером: само движение застыло в металле, казалось, что Иванов держит на ладони кусочек молнии. И он смотрел на холодное оружие с трепетным чувством страха, восхищения и благодарности. Иванов убивал врагов, но это было на войне, и он выполнял свой долг. А теперь он впервые в мирной жизни был вынужден воспользовался ножом, чтобы защитить себя. Но чувства раскаяния Иванов не испытывал – напали на него, а этот кусочек стали спас ему жизнь.
"Спасибо тебе!" – обращаясь к оружию как к человеку мысленно произнес Иванов.
Он вынес нож в комнату, вложил в кожаный чехол и, открыв дверь шкафа, засунул его глубоко за постельное белье, сложенное на полке аккуратными стопками. Затем оттуда же достал пистолет в армейской кобуре, повертел его в руках, проверил патроны, глушитель и хотел уже вернуть на место. Но в этот момент в комнате появилась Тамара.
– Может, обратимся в милицию? – увидев оружие в руке Иванова, она пыталась скрыть возникшее волнение, но у нее это плохо получилось. – К нам же приезжал этот офицер… Из Москвы… Алексей.
– Пока сам не разберусь – никакой милиции, – ответил Иванов, решительно пряча пистолет обратно в шкаф.
– Надеюсь, он тебе не понадобится, – услышал Иванов у себя за спиной почти шепот.
– И я на это надеюсь. – повернувшись, он посмотрел на жену: – Поверь, все скоро наладится. А пока будет лучше, если мы уедем подальше отсюда. Начнем новую жизнь. А я постараюсь больше не доставлять вам с Наташкой хлопот. Вот только отлежусь немного, и все.
– Новую жизнь? А ты сам в это веришь? – Тамара смотрела на мужа взглядом мудрой женщины. Иванов не ответил, лишь, посмотрев на жену, вздохнул:
– Не повезло тебе с мужем. Давай сейчас соберем самое необходимое. Вечером, как стемнеет, я подгоню машину к подъезду.
– Куда поедем? – тихо спросила супруга.
– Сейчас решим, – глядя в глаза, улыбнулся Иванов и взял жену за руку.