Несмотря на все эти постоянные мучительные раздумья, несмотря на мрачные подозрения и леденящие душу догадки, жизнь понемногу наладилась, вошла в пусть и лежащую далеко в стороне от торной дороги, пусть и немного безумную с точки зрения обычного человека, но - более или менее ровную колею. Прошло недели три. Весна наконец вышла из своей холодноватой элегической задумчивости и принялась за дело, как следует. Дни стали по большей части ясными, солнечными, удлинились; снег теперь стаял почти весь, только в самых тенистых углах еще лежали, догнивая, упорные его остатки.
Николаша с Николай Николаевичем потихоньку, помогая друг другу, вели свое немудреное хозяйство; фактически вместе работали над добытыми шустрым стариком заказами, это отнимало большую часть дня, и они почти не виделись, сидя каждый в своей комнате, однако часто обедали вместе и почти всегда - ужинали. Ну, так - скромно, конечно.
В один из таких - светлых уже - вечеров, поговорив за ранним ужином о том о сем, оба они сидели у окна и молча, задумчиво смотрели на закатное небо; спустя некоторое время, видимо, налюбовавшись довольно, старик перевел прищуренный взгляд на молодого человека и стал, казалось, терпеливо ждать какого–то вопроса. Николаша на его взгляд ответил сначала удивленно, но потом понял, опустил глаза и, подумав, произнес:
- Я должен теперь спросить?
- У вас теперь, по крайней мере, есть такая возможность, - ответил старик, - до ночи далеко, так что - спрашивайте.
Но Николаша ничего не стал спрашивать, только поднял глаза, неожиданно снова наполнившиеся мукой и смятением. И старик принялся рассказывать сам.
Что оказалось: обретение смысла мешает понимать окружающих, мысли и слова которых лишены всякого смысла.
- То есть, молодой человек, лучше сказать, всего лишь приводит вас к осознанию факта их бессмысленности. Общение в наше время - вспомните сами - формально, но при этом никакого формального смысла не несет; слова лишь используются: сами по себе; пользование ими при этом есть самоцель, ибо подлинное их значение давно утрачено, никто уже давно не понимает их подлинного значения, не умеет ими пользоваться: но, главное - и не стремится к этому, так как просто не осознает этой утраты; образуется, знаете ли, порочный круг. Некий примитивный смысл при такого рода общении передается невербально и вообще никак не может быть формализован, или, говоря практически - адекватно передан какими–либо другими средствами, даже, например, эээ… языком жестов, или мимики. Таким образом, общение - любое, в том числе, извините за выражение, массовая информация, - старик поднял палец, - сводится к передаче ограниченного набора эмоций - неким трансцендентным образом: никто не знает - каким, и никого это, к сожалению, не интересует. В силу этого и в этом, с позволения сказать, смысле жизнь человечества ничем не отличается от жизни… кхм… стада животных, или колонии кораллов каких–нибудь.
Николай Николаевич умолк, отпил остывшего чая из чашки, и вновь продолжал:
- Более того, скажу я вам: ведь вы наверное слышали не однажды разного рода суждения о тщете человеческого существования, об отсутствии его видимого кхм… - простите - смысла, вы ведь, признайтесь, и сами, вероятно хоть раз задавали себе вопрос - в чем смысл вашей жизни, для чего вы живете? Признайтесь?
Николаша, никогда такими вопросами ранее не задававшийся, да и теперь - с трудом следивший за мудреными рассуждениями своего новоявленного наставника, кивнул, тем не менее, головой - на всякий случай. Николай Николаевич также удовлетворенно кивнул ему в ответ и продолжал:
- Так вот, скажу вам более: это и в самом деле - точно так. Отсутствие смысла в общении любого рода между людьми - есть отражение и прямое следствие его отсутствия в человеческом существовании, как таковом. Ну, посудите сами, ведь невозможно всерьез рассматривать в этом качестве сценарий рождения человека для того только, чтобы поев–попив, развивши свое, как физическое, так и - заметьте! - духовное тело - для порождения возможно большего числа себе подобных, посвятив их выращиванию и воспитанию все эти свои накопленные резервы, или - как вариант - вложив их в дальнейшее совершенствование своего собственного существа, в конце концов неизбежно, знаете ли, испустить дух, после чего потомки его, или подобных ему, закопав в землю, или иным образом избавившись от его трупа, воспроизведут все описанное точь–в–точь своею, с позволения сказать, жизнью! То есть я имею в виду сценарий, который наши оптимистически настроенные сограждане называют "жизнь ради самой жизни"… При этом тезис "искусство для искусства" именно они же объявляют нездоровым! - воскликнул старик, отчего–то вдруг распалясь.
- Однако, скажу я вам, - продолжил он после некоторой паузы, отпив еще чаю, - так было не всегда. Нет, молодой человек, не всегда. И здесь я вынужден вас предуведомить: все, что я вам рассказываю, а в особенности то, что - собираюсь, знаете ли, рассказать, является плодом моих собственных, в некотором роде, изысканий, напряженных раздумий и… в общем, раздумий. Ваше, вне всяких сомнений, право - верить мне или нет, хотя… Хотя, боюсь, у вас просто нет другого выхода, если инстинкт, знаете ли, самосохранения у вас не совсем угас еще.
Инстинкт самосохранения подавал Николаше столь явные и отчаянные сигналы, что тот лишь руками замахал.
Так Николаша стал постепенно, то с изумлением, то с ужасом постигать всю невероятную картину случившегося с ним, всю странную, по какой–то мимолетной прихоти судьбы выстроившуюся, но по–своему логичную особой, нечеловеческой логикой цепочку причин и следствий, бравшую свое начало в бесконечной нездешней дали, но концом своим накрепко прикованную теперь к нему самому.
Старик, как мог, объяснял ему, совсем не подготовленному к столь мудреным вещам, растолковывал, где нужно, теоретические, если можно так выразиться, основы и обещал вскоре обучить практическим навыкам и уловкам, которые были теперь ему необходимы:
- Для выживания, молодой человек, что уж там скрывать. Не то чтобы большая опасность грозила вашей жизни, так сказать, per se, но ежели хотите остаться самим собой…
И продолжал мудреную свою науку дальше.
Рассказчик он был неплохой, хотя невероятно занудливый, питавший слабость ко всевозможным отклонениям и отступлениям от темы, в итоге и занимавшим большую часть времени. Николаша сначала столбенел, потом злился, а потом привык, и это даже стало ему нравиться, позволяя отвлечься мыслями в сторону, взглянуть на вещи то под одним, то под другим углом; постепенно он стал замечать, как его собственное мышление начало становиться более глубоким, утонченным, приобрело несвойственную ранее цепкость. Вот только остро теперь стал ощущаться недостаток знаний, или скорее даже эрудиции, начитанности - наставник его нередко увлекался настолько, что Николаша совсем переставал понимать, о чем тот толкует.
- Трансцендентная сила, - вещал он, не замечая Николашиного недоумения, - изгнанная некогда из нашего мира, сущность которой нам - даже мне - недоступна, некоторым образом, по определению - или, лучше сказать, некая непостижимая человеческим разумом универсальная форма гармонического сверхсущностного и, знаете ли, самосознающего миропорядка продолжает искать, тем не менее, своей реализации, вернее, пытается вернуть утраченную - чего она может достичь только посредством воплощения в неких, знаете ли, медиаторах. Скажем, библейских пророков нам, по всей вероятности, следует рассматривать как ее агентов, посредников, на время возвращавших, или, может быть, следует сказать, пытавшихся возвратить утерянную гармоническую целостность трансцендентного и "реального" смыслов. Онтологически эта универсальная форма противостоит всему имманентному…
И так - часами.
Тем не менее, общее понимание у Николаши - с трудом - но все же складывалось.
Некий "самосознающий" порядок, наполнявший когда–то смыслом данную нам в ощущениях реальность, - приходилось верить, потому что для Николаши это было не отвлеченное теоретизирование, а насущная проблема, - являясь "сверхсущностным", требовал для своей реализации воплощения в одушевленных, более того - мыслящих существах, которые и появились–то именно для того, чтобы его воплощать. В какой–то момент это гармоническое, наполненное недоступным нашему нынешнему восприятию смыслом мироустройство было разрушено, - мы можем только смутно догадываться - кем и почему, - многозначительно поднимал палец старик, - и порядок, лишенный воплощения, оказался изгнанным из нашего мира и отрезанным непреодолимой для него преградой. Все произошло не в первый раз, по историческим меркам довольно быстро, но, вместе с тем, почти незаметно, ибо порядок этот, будучи трансцендентным, и до своего изгнания–то не осознавался явно, так что в повседневной жизни почти ничего не изменилось. Так - мелочи: чуть поистерлись понятия о чести, благородстве, милосердии, незаметно подчинившись господству целесообразности, чуть нелепым стало выглядеть стремление к духовному, возвышенному; сокровища культуры с течением времени как–то незаметно уравнялись с обычным товаром, и те из них, что пользовались меньшим спросом - то есть наиболее ценные прежде - были почти утрачены… И так далее. Безусловные ценности, бывшие прежде, например, то же милосердие, никуда не исчезли, разумеется, иначе цивилизация давно бы уж погибла в страшной катастрофе, но - точно так, как и питавший их порядок - перешли в недоступную для сознания форму. Таким же образом перестал быть осознаваемым, а, значит, воплощенным - и его неформулируемый и лишь интуитивно ощущаемый смысл. Это означало, что даже связь между изначальным трансцендентным и "реальным" смыслами, без того непрочная, со временем все больше слабела. Человечество все больше стало превращаться в однородную, лишенную сознания массу, смысл бытия которой, если и существует - весьма далек от действительных интересов человека, как воплощения изначально гармоничного порядка. Что и является проблемой нашей цивилизации, молодой человек, - Николаше было бы плевать на цивилизацию, однако получалось, что по странной иронии их судьбы оказались загадочным образом связаны.
Но, как дело дошло до масштабов цивилизации, наставник его снова так увлекся, приводя многочисленные примеры из классической литературы, о которой Николаша имел самое общее представление, что снова - еще острее - начал ощущаться недостаток чтения. Старик стал рекомендовать ему книги из своей, как оказалось, обширной библиотеки; принялись разбирать Священное Писание, философские труды - Николаша сознавал, что в его практической нужде все это было не так уж прямо необходимо, однако мало–помалу втянулся и даже почувствовал что–то вроде интереса к вещам, которые до сих пор совсем не воспринимал.
Как–то, все же устав от лавины новых и непривычных сведений, рухнувших всего за несколько дней на его бедную голову, он взмолился:
- Николай Николаевич! Дайте что–нибудь так, для души почитать!
Николай Николаевич задумчиво на него посмотрел, полез на полку и молча подал ему небольшую старую книжку в зеленом переплете.
Придя к себе, Николаша открыл ее и прочитал, как однажды весной, - надо ведь - тоже весной… - в час небывало жаркого заката в столицу явился сатана, и что из этого вышло. Как по вине негодной бабы отрезали голову ни в чем не повинному человеку, как по всему городу гонялся за черной сатанинской свитой обезумевший поэт, как нашли друг друга, а потом потеряли, а потом снова нашли мастер и его возлюбленная, и как прежде того рассказывал мастер неузнаваемому поэту про белый плащ с кровавым подбоем… Закончил чтение, когда уже светало.
- Николай Николаевич, - вечером говорил Николаша своему наставнику, - как похоже–то: - в сквере, на скамейке… И мы с вами, как тот мастер и его бестолковый ученик…
- Ну не преувеличивайте, - отвечал Николай Николаевич, хитро улыбаясь: - Хотя, видно, автор - царствие ему небесное - тоже чувствовал, что–то такое… что затевается… Впрочем, молодой человек, ведь этот сюжет - мастер и ученик - очень часто встречается в литературе - и знаете почему?
- Почему?
- Потому, - назидательно отвечал старик, - что он часто встречается в жизни, - и снова поднял палец: - Жизнь бы остановилась без него. Ну-с, продолжим…
И они продолжали.
…наконец целостность смыслов - "реального" и трансцендентного - оказалась настолько глубоко и надолго нарушенной, - в частности, молодой человек, из–за господства распространившегося материалистического мировоззрения! - кипятился старик, - что это угрожало стать необратимым, стало угрожать необратимой потерей всякого смысла, даже неосознанного, интуитивного. Беда в том, что лишенная смысла реальность, лишается как бы и своей жизненной силы, незаметно разрушается и гибнет.
- Ну, в самом деле, - будто с кафедры рассуждал Николай Николаевич, - если фактические воплотители этой реальности теряют ощущение, хотя бы интуитивное, имманентного смысла своего существования - их существование не может продолжаться.
И Николаша практически все понимал.
- Но если вы утверждаете, - спрашивал уже он с серьезным видом, - что трансцендентная сущность недоступна нашему непосредственному восприятию, ведь это значит, что мы не можем понимать, что за смысл она воплощает?
- Конечно, молодой человек, не можем - отвечал ему Николай Николаевич.
- Однако при этом понимаем его имманентную необходимость?
И так далее.
- Случай с вами, мой молодой друг, - всего лишь через каких–то несколько дней подобрался к интересующей Николашу сути говорливый старик, - один из многих, знаете ли, прорывов как бы ослепшей без реализации, как бы смертельно больной трансцендентности, пытающейся вновь вернуть равновесие - то есть, в некотором роде, "выздороветь". Однако в сложившейся ситуации ставки, видите ли, слишком высоки, поэтому и накал, как бы это лучше выразиться, "страстей" - столь высок.
Что–то этот разговор про "накал страстей" Николаше не очень понравился.
- А какое… какое это имеет отношение… ко мне?.. - спросил он, предчувствуя, каким будет ответ.
- К вам, молодой человек, это имеет отношение самое прямое… Боюсь… - Николаша помертвел, - что вам выпало это самое равновесие восстанавливать…
Помолчали.
Когда пауза стала явным образом затягиваться, Николай Николаевич нарушил ее, но как–то очень робко:
- Ну, скорее, знаете ли, пытаться восстанавливать… и… И вы в любом случае - не единственный, уверяю вас - не единственный, кому… кто…
Все это время Николаша сидел, чувствуя странное спокойствие.
- И что же я должен делать? - несколько невежливо перебил он и так смущенного своими словами старика.
- Боюсь… Николаша, боюсь, что этого никто не знает.
- Даже вы?
- Увы, даже я. Хотя, как вы могли, имели, так сказать, случай убедиться, довольно осведомлен о… обо… в общем, обо всем этом.
Снова помолчали.
И снова паузу нарушил Николай Николаевич:
- Видите ли, мой друг, я склонен думать, что в положении, когда никто ничего не знает, ничего делать и не следует.
- Вот как? - протянул его подопечный, с иронией, но и не без надежды в голосе. - А как же тогда…
- Видите ли, я полагаю, что не в скромных человеческих силах сознательно совершить что–либо необходимое для решения этого, в некотором роде, вопроса. Вы… кхм… скорее всего, более не принадлежите сами себе…
Этого бедный парень не выдержал:
- Да?! - почти закричал он. - А кому же тогда по вашему?! Этой вашей транс цен ден тальной сущности, будь она неладна?! Ничего себе! Как же мне жить–то в таком случае?! Я жить хочу, между прочим! Сам хочу! А не в качестве какой–то комнатной собачки какой–то там, черт ее знает чего!..
Николай Николаевич выслушал эту истерику с достойным восхищения спокойствием.
- Молодой человек, - начал он наконец, когда Николаша, наоравшись, сцепил руки и понуро уставился в пол. - Молодой человек. Ваше состояние мне совершенно понятно. Но мне также совершенно понятно, что кричите вы или не кричите, делайте вы вообще все, что вам угодно - это ничего для вас не изменит. Поэтому не только предлагаю, но и прямо рекомендую - ничего и не делать. Ммм… ничего специального.
- Николаша, - и голос его потеплел, - ну поймите, у вас просто нет иного выхода - вы даже, извините, с собой сейчас покончить не сможете - это не в вашей власти.
- А что, - буркнул Николаша, - это прекрасная идея.
Старик поморщился:
- Не говорите так, пожалуйста. Вы, простите, не понимаете, что несете. Не сможете, уверяю вас - поэтому и говорю так спокойно. Но пробовать все же не советую.
- Итак, - продолжал он после некоторого раздумья, - вот что я вам рекомендую. Заметьте, рекомендую, основываясь на своем опыте и знаниях, значительно, согласитесь, превосходящих ваши.
Николаша горестно кивнул.
- Вам, скорее всего, не только не следует, но и не придется ничего делать - специально. Нет–нет - поверьте. Самого факта вашего существования и… эээ… инициации - в некотором роде, достаточно. Это - раз. Вам следует узнать о физических, так сказать, аспектах вашего состояния. Это - два. Мы это рассмотрим завтра, когда вы успокоитесь и отдохнете. Отдайте мне, что у вас там осталось сделать - возьмите завтра на полдня, как это называется? - отгул. Наконец, вам необходимо начать осваивать практические навыки, которые вам понадобятся. Их немного, но они важны. Это три. Теперь - отдыхать. Это… ммм… четыре.
На этот раз он не сбился.
"Как на семинаре" - уныло думал про себя Николаша.